Frederic Francois Chopin
Москва была настолько большой, а жизнь в ней настолько скоротечной, что длинноногому юноше с чемоданом на колёсиках и двумя рюкзаками ещё в аэропорту показалось, что в этом огромном городе он пренепременно потеряется. Тем более, что жить ему предстояло одному: из знакомых москвичей была только ну очень старая машина, которая просто случайно попалась ему на глаза пару раз; друзей завести, конечно же, не успел; родители возились с младшим братом и возможности снять квартиру в Москве не имели.
Парнишку звали Антон Шастун, около полугода назад ему стукнуло восемнадцать, и последующие пять лет он планировал посвятить обучению в консерватории. Нельзя сказать, что он был прилежным учеником или гениальным музыкантом — скорее, всё с точностью до наоборот, но у его родителей были некоторые связи с кем-то, играющим в этом высшем учебном заведении важную роль, и юношу приняли без собеседования и прослушивания. Теперь, после одиннадцати лет профессионального ничегонеделания, ему было необходимо стать, пожалуй, самым лучшим студентом, чтобы перевестись на бюджет и остаться учиться в Москве. Затраты в столице больше, а зарплаты в Воронеже не так велики, как хотелось бы, и оплатить обучение Антона аж до пятого курса было невозможно.
Чего-чего, а возвращаться в Воронеж парню не хотелось от слова «я лучше сдохну, чем снова окажусь там». Родители были чрезмерно строгими, а младший брат постоянным плачем, вызванным маленьким возрастом и извечным детским недовольством, мешал учиться. Скучал Шастун разве что по оставшимся в родном городе друзьям, но потеря была невелика — что он, в Москве никого не найдёт, что ли?
Общежитие снаружи являло собой неприметное серое пятнадцатиэтажное здание, похожее на любую другую многоэтажку не в самом благополучном районе города. Внутри же всё было ненамного, но лучше. Комната Антона была кем-то заботливо проветрена, возле стены стояла двухъярусная кровать, заправленная цветастыми одеялами, на подоконнике находился пусть засохший, но цветок, и в целом всё выглядело весьма прилично. Старомодная люстра стиля «я старше тебя в два раза и ещё тебя переживу, щенок» еле-еле освещала помещение тремя перегорающими лампочками. Музыкант сделал шаг и задел ногой убранную в чехол гитару, вовремя успев поймать её, и в ту же секунду дверь отворилась.
— Это твоё? — Шастун неуклюже обернулся, приставляя инструмент головкой грифа к стенке. — Я не заметил и чуть не уронил её, извини.
Вошедший хотел сердито посмотреть Антону в глаза, но когда понял, что для этого придётся задрать голову, передумал и снисходительно улыбнулся, пытаясь выказать себя вежливым.
— Мы, значит, соседи? — озвучил догадку пианист и ногой сдвинул свои не разобранные вещи под кровать. — Меня Антон зовут.
— Дима, — он протянул руку. — Приятно познакомиться.
Дима Позов со стороны казался самым скучным и серьёзным человеком — совсем не модная стрижка, очки, любимые однообразные рубашки вместо вычурных брендовых шмоток. Типичный ботаник, одним словом. И в первые дни знакомства он и вправду показывал себя таким, но лишь из-за своей застенчивости. С хорошими друзьями парень мгновенно превращался в душу компании и звезду вечеринки, но его новый сосед узнать об этом ещё не успел.
У него была достаточно распространённая среди непопулярных в школе парней мечта — стать известным, иметь поклонниц во всех смыслах этого слова, и для того, чтобы хоть как-то привлекать внимание девушек, он в шестом классе начал учиться играть на отцовской гитаре, а позже это плавно перетекло в любимое хобби. Тем не менее, хоть малую долю популярности в женском обществе Позов обрёл, так что был вполне счастлив, потому что убил двух зайцев сразу.
Антон, как самый предусмотрительный и организованный человек, приехал в самый последний момент, и у него совсем не оставалось времени на знакомство с кем-то ещё, обустройство, путешествие по городу. Ему нужно было быстро убрать все привезённые вещи, сварганить что-нибудь съестное, принять душ и незамедлительно лечь спать, чтобы назавтра не проспать линейку и первую пару.
Как и следовало ожидать, торжественная линейка в консерватории ничем не отличалась от школьной. Директор все так же бесстыже врал про лучшие годы и призывал к ответственности, а обучающиеся все так же ничего не слушали и переговаривались между собой, отпуская шутки по поводу дурацких усов какого-то профессора. Антону было не до шуток. Он осознавал все масштабы трагедии и почти был готов смириться с тем, что придётся покинуть столицу и продолжить получать высшее образование уже в своём городке, а не в такой перспективной и необъятной Москве. В то же время парень успокаивал себя тем, что проблемы у него только с фортепиано, да и то незначительные, а значит, есть все шансы исправиться до сессии.
Или нет.
Шастун всей душой надеялся, что в первый день у него будут предметы вроде истории искусств и сольфеджио, но составитель учебного плана считал иначе. Первые две пары — специальный инструмент. В случае с Антоном — пианино. Он боялся опозориться, потому что всё лето не заморачивался над игрой, заранее зная, что родители пропихнут его в ВУЗ, а теперь, по дороге на второй этаж, парня начало нервно потрясывать. Он затормозил возле аудитории. Внутри кто-то играл спокойную, нежную мелодию, будто специально успокаивая внезапно забеспокоившегося за своё обучение и будущее юношу. В нём загорелся блёклый огонёк надежды — может, что-то напутали, и сегодня у кого-то другого две пары фортепиано, а ему следует пойти на какое-нибудь искусство импровизации или иностранный язык?
Шастун стукнул в дверь, выждал пару секунд и заглянул внутрь. За чёрным роялем, возле самого входа, прикрыв глаза, сидел худощавый молодой человек в синих джинсах, таком же синем пиджаке и чёрной рубашке. Он водил головой влево-вправо вслед направлению движущихся вдоль клавиатуры рук и выглядел настолько умиротворённым, что пролети мимо его носа пушечный снаряд, тот всё равно бы не отвлёкся от своей игры. Антон неосторожно, с шумом захлопнул дверь и неловко прищурился, когда пальцы пианиста от неожиданного громкого звука скользнули мимо нужных клавиш, создавая грязный аккорд. Музыкант исподлобья глянул на консерваторца.
— Что это было? — пожелав разрядить обстановку, спросил Шастун.
— Анданте аффеттуозо, — преподаватель убрал толстый сборник произведений с пюпитра. — Тебе знакомо значение хотя бы одного из этих слов?
— Аффе… что? — оторопев, переспросил парень.
Пианист вышел из-за инструмента и оказался в нескольких маленьких шагах от ученика. — Аф-фет-ту-о-зо, — повторился он, на каждом слоге тыча Антона указательным пальцем в лоб. — Чув-ствен-но.
Антон часто заморгал и попытался вжать голову в шею. И зачем ему эта информация, если он интересовался названием произведения?
— Добровольский Павел Алексеевич, — учитель перевёл тему, обхватывая ладонь юноши для рукопожатия.
— Шастун Антон Андреевич, — зачем-то на тот же манер представился студент, вяло пожимая руку. — Точней, просто Антон.
— Ну, садись, просто Антон, — передразнил Павел. — Кто твой любимый композитор?
— Шопен, — наобум ляпнул Шастун, кладя ладони на колени.
— Гамму ля-минор, — попросил преподаватель. — Вернусь — будешь играть ноктюрн.
Парень проводил взглядом покидающего кабинет пианиста и неуверенно опустил большой палец на «ля» первой октавы.