Лёгкое чувство в груди.
Время в аллее пролетело незаметно. Солнце начало медленно опускаться за горизонт, окрашивая небо в нежные оранжевые и розовые тона. Каштаны отбрасывали длинные, танцующие тени, и воздух становился прохладнее, наполняясь запахом влажной земли. Лукас, который так долго избегал взглядов, вдруг почувствовал странное нежелание расставаться. Рядом с Евой он впервые за долгое время мог дышать полной грудью, несмотря на все свои внутренние тревоги и внешний вид.
"Уже темнеет," - тихо произнесла Ева, ее голос, обычно такой чистый и звонкий, сейчас звучал чуть более задумчиво, словно она тоже не хотела прерывать эту хрупкую связь. Она обернулась, оглядывая аллею, и в ее глазах снова мелькнула та же тень, что Лукас замечал раньше. Она задержалась дольше обычного, почти ощутимо, словно Ева на мгновение потерялась в собственных мыслях, прежде чем снова натянуть на лицо свою солнечную улыбку.
Лукас кивнул, его сердце сжалось от осознания, что этот разговор подходит к концу. Он по-прежнему чувствовал себя неловко, но теперь к этому примешивалось что-то новое - легкое сожаление и даже тоска.
"Да... уже," - пробормотал он, снова проводя рукой по глазам. Он был уверен, что они всё ещё выглядят заплаканными, и это вызывало новый прилив стыда. "Я... спасибо тебе за сегодняшний день, Ева."
Ева подошла чуть ближе. Ее желтый кардиган казался ещё ярче на фоне темнеющего неба.
"Не за что, Лукас," - сказала она, и в ее голосе звучала искренняя теплота. Она подняла руку, и на этот раз не просто коснулась его, а задержала ладонь на его плече, нежно, утешающе. Лукас вздрогнул от прикосновения, которое было таким неожиданным и таким нужным. Он почувствовал, как напряжение в его плечах чуть спало.
"Просто помни," - продолжила она, ее глаза цвета летнего неба смотрели прямо в его, всё ещё покрасневшие и уставшие. "Даже самые диссонирующие ноты - часть великой симфонии. И каждый музыкант знает, что после диссонанса всегда приходит разрешение."
Лукас смотрел на нее, пораженный глубиной ее слов. Она говорила о нем, о его музыке, о его боли, но так, что это звучало универсально, словно она знала все правила этой сложной игры.
"Я... я постараюсь помнить," - прошептал он, чувствуя, как его губы немного дрожат.
Ева слегка сжала его плечо, а затем медленно убрала руку. Ее улыбка стала мягче, но Лукас уловил в ней что-то, чего не замечал раньше. Усталость. Не физическая, а какая-то глубинная, едва заметная под всей ее жизнерадостностью. Будто ей самой очень тяжело нести эту свою "солнечность".
"Ну что ж," - она сделала небольшой шаг назад, словно обрывая невидимую нить между ними. "Я пойду. Завтра, в то же время?"
Лукас поспешно кивнул. "Да! Да, конечно. Я... я буду здесь." Его голос дрогнул от волнения.
Ева улыбнулась, и этот лучик света, которым она казалась, стал удаляться. Она повернулась и пошла по аллее, легко и грациозно, не оглядываясь. Лукас смотрел ей вслед, пока её фигура в желтом кардигане не растворилась в сгущающихся сумерках между старых каштанов.
Когда она исчезла из виду, Лукас остался один в аллее. Тишина после ее ухода казалась оглушительной. Он снова провел ладонью по своим глазам, чувствуя, что они все ещё горят, но теперь к этой горечи примешивалось что-то другое. Нечто теплое, оставленное ее прикосновением, ее словами, ее пониманием. Он посмотрел на место, где она стояла, и ему показалось, что воздух там всё ещё искрится. Он не знал, что за тяжесть скрывает эта девушка-лучик солнца, но он чувствовал, что завтра, когда он снова придет в эту аллею, его собственные заплаканные глаза будут ждать ее света с новой, робкой надеждой. Возможно, он тоже сможет найти разрешение для своей мелодии.