Глава 1
Франклин Теодор Лаарсон
Тишина... Есть в ней что-то особенное. Например, в шепоте елей – они раскачивались от ветра, будто переговариваясь друг с другом. Или в уханье сов по ночам, когда ты закрываешь глаза под их тонкую колыбель.
Говорят, человек одинок в отдалении от всех? Общество рисует портрет свихнувшегося парня – безумца вроде Чарльза Мэнсена – или несчастного отшельника.
О да, я определенно несчастен без очередной фальшивой улыбки за ланчем в кафе. И без утренних пробок, когда я спешу на работу с горящей задницей. А еще по свежей газете, которая тут же полетит в мусорный бак, и воскресным встречам с фразами «Да помилует нас Господь». Как будто ему не насрать – впрочем, как и мне на этот пустой стереотип.
Пусть меня считают психом и не трогают.
Пожалуй, это было бы идеально.
Сплюнув зубную пасту, я набрал в ладонь воды и прополоскал рот. Мятная свежесть тут же забралась в нос, смешиваясь с нотками хвои. На языке защипало от холода – так бывает, когда раскусываешь лед. Умывшись, я потянулся за полотенцем и промокнул лицо, ловя свой взгляд в зеркале.
Волоски трехдневной щетины едва виднелись на загорелой коже. Пару ямочек от ветрянки украшали подбородок – в детстве я гордился ими, как боевыми ранениями. Усмехнувшись, я покачал головой, проводя ладонью по щекам.
Может, побриться?
Сейчас я был похож на парнишку из Кембриджа, что косил под миллионера из Forbes.
Дерьмо. Все равно я не собирался сегодня выбираться в город, так что отложу на завтра.
Скривившись, я повесил полотенце обратно, выключил кран и вышел из ванной. От моих шагов деревянные половицы поскрипывали. Сквозняк, остуженный пока еще ледяным ветром озера, проскальзывал сквозь распахнутые двери патио. Чуть слышно шелестели шторы, танцуя на кольцах карнизов. Казалось, дом говорил со мной. Поначалу, и в правду, было немного жутко оставаться здесь. Создавалось впечатление, словно все живет собственной жизнью – призраки вселяются в хлопающие двери амбара, а лампочка у крыльца раскачивается не просто так. Насмотревшись второсортного Голливуда, мы шарахаемся от каждой мелочи, но...
Страхи в голове, а потому нам решать: наделять их силой или нет.
Вот я и отогнал своих, с удивлением осознавая, тишина – не бегство, а наоборот – финишная черта. Чтобы слышать только свои мысли, нужно иметь огромную смелость. Кто знает, что таится в глубине каждого из нас?
Спустившись по узкой лестнице на первый этаж, я прошел к кухонному островку. Достав из верхней полки упаковку брикетов для кофе-машины, я заправил ее и нажал на кнопку. Аппарат зажужжал, а спустя пару секунд запахло жжеными зернами. Присев на высокий барный стул, активировал голосовую почту и бросил айфон на столешницу. Последнее время я заимел привычку выключать телефон на ночь.
Последнее время... Точнее два года, с тех пор, как в моей жизни появилась одна очень назойливая барменша со штангами в сосках. И какой черт потянул меня в «Строптивую Молли» тем вечером?
Раздался писк – я перевел внимание на дисплей.
— Старик, мне нужна будет твоя помощь в театре. Вытаскивай свою задницу; там осталось отремонтировать только аванложу, — сквозь шум клуба и писк девчонок прорывался голос друга.
Хилс. Я закатил глаза, мысленно посылая его. Мы дружили с ним с самого детства, и когда Беверли решил стать подрядчиком, я поддержал это решение. Оно было довольно неплохое – что удивительно. Мне казалось, это умерит его горячую голову, но... Франклин закажи доски. Франклин съезди на объект. Франклин выйди за меня на работу.
— Франклин, дорогой... — как в насмешку, женский голосок заполнил собой лобби.
Я вздрогнул. Сити здесь не было, но даже сквозь телефон она душила напористостью. Только эта девушка могла говорить милым голосом, преподнося ножницы к твоим яйцам. До сих пор не понимаю. Как мы смогли провстречаться два года? Хотя «встречаться» громко сказано. Мы просто трахались и скандалили, потом опять трахались и снова орали друг на друга.
Ее белые волосы, аромат жвачки бабл-гамм и охранительный секс. Вот, почему я не послал ее еще в первую нашу встречу.
Член налился кровью. Я ухмыльнулся, опуская глаза на утреннюю эрекцию – джинсы оттянулись в паху. Нет, дружок, на сегодня другие планы. Гараж, очередная груда металла, из которой мне нужно сделать легендарного монстра – клиент из Германии заказал реставрацию харлея.
Кофе-машина пискнула. Черная струйка тонко залилась в кружку. Поднявшись, я прошел к холодильнику. А голос любовницы все еще тараторил.
— ...вчера я ждала тебя в баре, но Хилс сказал, что ты вновь в гараже. Хоть иногда можно бросить это дело? — уверен, она капризно дула губы и щурила глаза – Бернайс обожала это больше моего члена. — Как и в прошлую неделю, ты забросил наши общие дела?
Наши общие дела?
Что она несла?
Я достал тарелку со вчерашними стейками, оборачиваясь через плечо. В груди, как всегда, проснулось недовольство. В отношениях со мной у людей было три ограничения: я никого не впускаю в свой дом – даже родителей. Серьезно, ненавижу, когда начинают все трогать и переставлять. Если кружка оставлена на подоконнике, значит, на то есть причина? Если моя фланель на изголовье кровати, инструменты на террасе... Значит так надо. И точка.
Меня нельзя контролировать – правило номер два. Наверное, поэтому я и выбрал лес. Здесь нет ограничений в виде муравейников мегаполиса. Все казалось таким маленьким, будто плющит со всех сторон и дышать невозможно. В детстве мать норовила одеть меня в рубашку и костюм – поэтому я ненавижу их. Отец говорил поступать в колледж, как он потом работая всю жизнь на пенсию. Какой смысл упускать молодость, чтобы в старости позволить себе вставные зубы?
Чудесно.
Переложив два куска мяса в тарелку поменьше, я поставил ее в микроволновку. Таймер загорелся красным и еда начала кружиться.
И номер три...
— Мы расстаемся. Нет, действительно, — металась Сити, повышая голос. — Ты меня достал. Мы только спим друг с другом и так уже два года. Я хочу замуж, Франклин. Даже согласна терпеть твое упрямство и странности... — тебя ли они не возбуждали, милая? — Потребительское отношение и... Пошел ты к черту, придурок! Все, я ухожу от тебя!
И наконец – никаких женских истерик.
Испарина выступила на лбу. Я покачал головой, метнулся к островку и быстро пролистнул остальные... тридцать пять сообщений от Филисити Бернайс, мать твою! Вот в чем проблема девчонок: они не умеют останавливаться. Если вы переспали, не нужно примерять его фамилию. Писать первыми, звонить или приглашать в клуб, надеясь на продолжение. Влюбленный мужчина не уйдет наутро, оставив после себя только смятые простыни.
Влюбленный мужчина...
Я скривился, чувствуя отвращение от этих слов. С таким успехом, я бы лучше проглотил пару дождевых червей, чем сказал бы эти розовые сопли вслух. «Я люблю тебя» - гребанная истерика сердца. Разве не считается отклонением чувствовать что-то к другому человеку? Думаю, это можно легко объяснить с точки зрения химии. Какие-то процессы, реакции и прочее – терпеть не мог этот предмет в школе. Я его всегда прогуливал, пропадая в столярных мастерских.
Подняв чашку с кофе, я сделал глоток бодрящей жидкости. Тепло юркнуло в желудок, трепетом разогревая изнутри. Я на мгновение прикрыл глаза, наслаждаясь... тишиной.
Ветер застревал в верхушках деревьев. Мощные весенние бури били о крышу и завывали сквозь двери патио. Птицы чирикали совсем рядом – я подсыпал им в кормушку зерна, наслаждаясь рассветной трелью. Вдали бренчали цепи подъемника для машин, но все это становилось не важным, стоило поймать единый ритм с природой.
Это место я выкупил четыре года назад. Кажется, тогда мы выбрались с Беверли или с отцом – не помню уже – на охоту. Подстрелив пару уток, вышли к озеру, и я заметил это место. Хвойная чаща, водная гладь чистого, как сами слезы, водоема и отсутствие дороги в районе пары миль. Интроверт во мне чуть не умер от счастья, а чек в пару тысяч баксов не испугал. Я занимался ремонтом байков лет с шестнадцати – постепенно это переросло в основную работу. Мне привозили развалившийся старый металл, я реконструировал и получал за это круглую сумму. Настолько круглую, что мог позволить себе пентхаус в гребанном Центральном квартале.
Если бы мне хотелось стать вылизанным мажором.
Пискнула микроволновка. Сделав еще глоток горького напитка, я достал порцию завтрака, подхватил банку с кетчупом и вернулся на свое место у барного стула. Запах мяса заставил рот набраться слюнками. Я сглотнул, любуясь поджаренной корочкой говядины.
Автоответчик включил последнее уведомление.
— Сынок, перезвони мне, как освободишься. У меня к тебе есть очень важное дело... Сара, как выключить эту почту?.. Откуда мне знать? Франк показал только, как записывать... — я рассмеялся, представляя отца с матерью.
Жуя стейк, я набрал номер мистера Лаарсона. Гудки начали прорезать пространство – все еще была включена громкая связь. Выдавив томатной пасты, я размазал ее ножом по всему куску мяса и отрезал очередную порцию.
— Доброе утро, Франк, — на заднем фоне у отца играла какая-то передача утреннего телевидения – что-то вроде «Привет, Америка». Должно быть, он сейчас был с матерью на кухне – только она обожала такие программы. — Ты получил мое сообщение?
— Ага, привет папа, — я прожевал мясо и добавил: — И мама. Не поджаривай ему слишком сильно яичницу, ты же помнишь про холестерин?
— Да-да, милый, — подхватила меня мать. — Сегодня у нас яйца пашот и хумус.
— Вы с ума сошли оба? — Матиас закатил глаза.
Я рассмеялся, умиляясь их назревающей перепалке. Порой, я начинал скучать по ним. Особенно, представляя, как они вдвоем живут в огромной квартире, что когда-то была наполнена детским смехом. Я единственный ребенок в семье и очень поздний. Саре – миссис Лаарсон – было уже больше тридцати, когда она меня родила. Не знаю, задумывались ли они еще о ком-то, но, слава Богу, что не наплодили братьев и сестер. Они бы вторгались в мое пространство, трогали мои вещи, нарушали тишину и...
Господи.
Ком встал поперек горла. Я отхлебнул кофе, пытаясь протолкнуть шар для гольфа. Стоило только подумать об этом, изнутри меня нашпиговывали миллионами иголок.
— Мы просто о тебе заботимся, — чмокнула его мама, что-то звякнуло и зашипело на сковородке.
— Чего ты хотел? — напомнил я.
— У меня есть дело, — Матиас замялся. — Точнее просьба. Франклин, ты можешь подменить меня сегодня? Мы с матерью собрались съездить в Цицерон на ярмарку. Ты же знаешь, как она любит ручные свечи, а хороший мастер только там...
Они все сговорились? Сначала Хилс, потом отец.
Я вновь закатил глаза, тяжело вздыхая.
— Просто скажи этому пижону, что ты сегодня не выйдешь? Не думаю, что он умрет без водителя один день.
Насколько я знал, мой старик работал на семью какого-то очередного богача. Катал его зад на машине, говорил «здравствуйте» и «до свидания» и просто терпел «звездную» фамилию Чикаго. У меня к таким людям была особая нелюбовь. Я тоже имел деньги, но не делал их своим культом. Глупо жить с миллионами на счетах, не тратя их на полезные дела, а коллекционируя.
Вообще, само существование людей – глупость.
— Не он, а она, — терпеливо поправил отец. Стул скрипнул, а после распахнулась дверь террасы – он вышел на балкон. — Миссис Стэн сегодня нужна машина. У нее репетиция в студии. Конечно, я могу позвонить ей и взять отгул, но это будет некрасиво. В последний момент... Если бы твоя мать, как всегда, не забыла мне напомнить...
— У меня тут заказ большой, — протянул я, пытаясь придумать что-то. — Харлей нужно отдать до следующих выходных, а сегодня воскресенье и...
— Франклин, — прервал отец. — Я знаю тебя уже двадцать четыре года. Для тебя отреставрировать байк – дело пары дней. Ты же знаешь, я бы не попросил тебя... Не хочешь к Стэнам, тогда съезди с матерью на ярмарку в Цицерон?
Съезди с матерью на ярмарку в Цицерон.
Меня передернуло. Я представил толпу людей, кривясь еще больше. Холодный пот собрался на спине, а внутренности сжались в узел. Отодвинув от себя кружку кофе и уже пустую тарелку, я грустно обернулся к дверям.
Лучше я улыбнусь одной богатой дамочке, чем целой толпе.
Матиас ждал моего ответа. Я прочистил горло, но заметил движение у крыльца дома. Стройный блондинистый силуэт мелькнул от ели, стремительно приближаясь.
Сити?
Как она, блять?..
Почему я не слышал рокот ее камары?
— Хорошо, отец. Миссис Стэн, так миссис Стэн, — я поднялся, наблюдая, как любовница яростно летит к моим дверям.
— Франклин, только прошу тебя, улыбайся ей, ладно? — мистер замялся, а потом покачал головой. — Нет, хотя не улыбайся. Просто будь вежливым. Евламия чудесная женщина, не хочу, чтобы она думала, будто мой сын грубиян.
— Ага.
Сбросив звонок, я засунул телефон в задний карман. Пройдя к дверям, распахнул их и вышел на крыльцо. Бернайс пролетела ко мне, остановилась у изножья крыльца и выставила палец.
— Ты засранец!
Ла, ладно? Не сказала это в своих ста сообщениях?
— Филисити, ты, что здесь делаешь? — зашипел я; она прекрасно знала, что я не терпел такие спонтанные визиты.
Девушка ехидно улыбнулась. Ее яркие карамельные глаза вспыхнули, как жженая паста – такая всегда отдает горечью. Ветер ударил ей в лицо, опрокидывая назад крашенные светлые пряди. И все-таки она была очень красива. Пухлые губы сверкали розоватым блеском, щеки краснели румянами, а длинные ресница порхали бабочками. Рассветное солнце ласкало ее бронзовые плечи, обрисовывая весь соблазнительный силуэт. При мысли о татуировке молнии на ее заднице меня бросило в жар. Когда я трахал ее сзади, чернила покрывались капельками пота, а ее стоны...
Желание вспыхнуло внизу живота.
— Я здесь для того, чтобы сказать тебе, придурок, — Сити повысила голос, на что я поморщился, — что я ухожу от тебя.
— Да? Я прослушал твои сообщения.
В груди проснулся смех. Я прикусил щеки, смотря на ее красное от ярости лицо.
— Ага, а еще устроил вечеринку у себя на заднем дворе, — передразнила она меня, кривясь. — Франклин... Я ухожу от тебя?
Ее нижняя губа задрожала. Милое лицо исказилось болью, сама девушка осунулась – когда-то я велся на это. Бернайс делала вид, будто сейчас заплачет, заставляя меня быть ее ручным песиком. Женские слезы – серная кислота для мозга мужчин, особенно, если они по твоей вине. Даже сейчас внутри меня запекло и захотелось поддаться вперед, чтобы обнять ее, но я четко смотрел в свирепые глаза, не видя там и ни капли сожаления.
Сити знала, чего хотела и добивалась этого всеми доступными ей путями – сексом и истериками. Раньше меня устраивало это, пока она сосала мой член и молчала. Мы оба использовали друг друга – я ничего плохо не видел в таком выгодном партнерстве. Пусть оно и было в постели.
— Филисити, я услышал это уже десять раз. Думаешь, два года с тобой превратили меня в тупого идиота?
Блондинка прицокнула. Она откинула волосы за спину и дернула плечом.
— Нельзя превратиться в того, кем ты уже был, Франк. А знаешь что? — любовница заорала и развернулась в сторону своей припаркованной камаро. — Пошел ты к черту! Все и не звони мне больше! Ничего общего с тобой иметь не хочу. Заедь сегодня, забери свои шмотки из моей квартиры и вали! Чтобы я больше не видела тебя в моем баре!
— Пока, Сити, — спокойно бросил я в ее спину. — В следующий раз звони, прежде чем приехать.
Округлая задница яростно вертелась из стороны в сторону. Девушка подняла над головой средний палец и запрыгнула в машину. Все так же замерев, я проследил, как она стартанула и пронеслась мимо деревьев в сторону выезда.
Все, что я узнал о Филисити Бернайс за эти два года, так то, что мы не расстались. Она устраивала такие концерты каждый месяц – и они не совпадали с циклом ее месячных. Сити была абсолютно дикой американкой, но ее темперамент особенно мне нравился в постели. Вряд ли кто-то еще настолько удовлетворит мои желания.
Если бы не физиологические потребности, я бы просто заперся в своем доме и стал отшельником. Охота, ловля рыбы и все такое. Не люди отвергали меня, а я их. Просто мне нравилась тишина, а в городе я задыхался, как в тот раз...
Легкие сжались.
Сглотнув, я вернулся в дом, загрузил посудомоечную машину и поднялся к себе в спальню. По пути закрыв двери на патио, я задвинул штору, возвращая вещам первоначальное положение. Остановившись у шкафа, я распахну его. На вешалках в ряд висели фланелевые рубашки и джинсы.
Как должен выглядеть водитель?
Костюм, галстук и лоферы?
Прекрасно. Замечательно.
Твою мать!
Я бросил на матрас костюм – единственный, который нашелся. Кажется, я надевал на годовщину родителей, а это было пару лет назад? Я страдальчески закатил глаза, смотря на часы. Было без двадцати минут восемь.
Просто мило улыбаться и молча вести машину, слушая миссис Стэн. Что может пойти не так?
Дерьмо, обычно после этой фразы все и катится к чертям.