Глава 1: Черное
Длинная утомительная дорога осталась позади. Я сидел в своем стареньком фиатике напротив дома любимой. В чужой стране за тысячу миль от дома. Не помню, какую по счету сигарету я курил, но я так и не решался выйти из машины навстречу неизвестности. Уже стемнело, сигареты закончились, хотелось есть и к тому же, мать-природа брала верх – не мешало бы наведаться в уборную.
В конце улицы было кафе, которое могло удовлетворить все мои потребности. Немного еще помедлив, я наконец вышел из машины и тихонько побрел вниз по улице в сторону заветного строения. Какого черта я здесь забыл? Рада ли будет она меня видеть? Я-то подналомал дров, а теперь – «здрасте», на что я вообще надеялся, приехав сюда?
Я зашел в кафе, заказал первое попавшееся в меню горячее блюдо, кофе-эспрессо и пять пачек «Кэмэл». Пока все это готовилось (кроме сигарет, разумеется), не представляя, сколько еще времени я как придурок буду сидеть в своем фиате, я занял столик в дальней части кафе, поближе к «комнате отдыха», на всякий случай. Поужинав и заказав третью чашку кофе, я просто оторопел от увиденного: дверь кафетерия распахнулась и на пороге появилась Тили – любовь всей моей несчастной жизни, мой идеал, затмивший в моем воспаленном разуме все рациональное, оставив меня на произвол моих чувств и эмоций. Хотелось вскочить с места, подбежать к ней, обнять, поцеловать, рассказать о том, как я соскучился.... Но я словно прирос к стулу, к горлу подкатил комок, язык стал каким-то деревянным, а сердце заколотилось как бас-барабан в стиле хэви-метал. Я только и мог, что сидеть и жадно пожирать ее влюбленными глазами. «Кретин! Живо оторви свою тощую задницу от стула и бегом к ней! Бегом! Шевелись, ты почти пять лет ждал встречи с ней, а сейчас можешь опять ее упустить! Вставай, мать твою!», – орал мой внутренний голос, но тело не слушалось, только рука с чашкой беспомощно опустилась на столик.
Я в исступлении продолжал сидеть и взглядом бассета созерцать мою радость. Черт побери! Я все еще ее люблю, мне по-прежнему без нее до боли в животе плохо, мне все так же не хватает ее низкого с хрипотцой голоса, еле заметной улыбки и ее фантастического запаха волос. В каких-то шести, а может восьми метрах от меня, за барной стойкой сидело мое всё, а я, дрожащей рукой едва мог оторвать чашку от стола. Наконец, когда я пересилил себя и нашел в себе силы оторваться от стула в порыве подойти к ней, в кафе зашел молодой темноволосый человек, подошел к Тили, обнял ее за плечи и поцеловал.
Я замер в дурацкой позиции, вставая со стула, и секунд двадцать не знал вставать ли мне дальше (подойти к ней, а может, еще и набить морду этому нахалу), либо же отпрянуть назад. Последние крупицы разума, страх перед неизвестностью и горечь обиды сделали свое дело – я в прострации покорно опустился на свой стул и опустил глаза в чашку с недопитым кофе.
Идиот! Какой же я идиот! Стоило забираться черт знает, в какие дали, ради того, чтобы разочароваться в первые же моменты пребывания на чужой земле! Найдя, сразу потерять. Ну, уж это по моей части: то акула глухая, то свистка не найдется. Я молча провел Тили взглядом, расплатился с заказом, посидел еще какое-то время в кафе (может быть, минут пятнадцать, а может быть и час, время я совсем перестал замечать), а потом как ошпаренный выбежал на улицу.
Перед глазами стояла пелена, ноги сами несли меня к дому той единственной, чей образ не дает мне спокойно спать уже шесть лет. Подбежав к двери, я ненароком отпрянул, в голове витала мысль: «Что если я ей абсолютно безразличен? Что если все напрасно и я впустую торчу здесь?». Несколько раз, пометавшись между дверью любимой и улицей (представляю, насколько глупо это смотрелось), я вдруг заметил в окне Тили, все это время наблюдавшей за моим глупым поведением. Я замер на месте, закрыл глаза, сосчитал до десяти, поднял еще раз глаза, но ее там уже не было. Ну что ж, она, наверное, догадывается, зачем я пришел, и скорее всего, я так же на фиг ей не нужен. Я развернулся и морально уничтоженный, пошел к машине.
Заведя мотор своего Фиата «Панды» я закурил, и уже было собрался восвояси убраться, как вдруг оторопел: заветная дверь открылась, и, о чудо, из дому выбежала Тили. Пробежав от дома до машины, девушка постучалась в стекло и нервным тоном затараторила:
– Алекс, как прикажешь это понимать? Что это такое было? Что мне думать, а? Как это понимать?
– А что конкретно? – переспросил я, хотя понимал, что речь идет о том, каким образом я тут оказался в полпервого-ночи.
– Какого черта ты тут делаешь? – закричала Тили.
– Я и сам хотел бы знать...
– Как это все понимать? Четыре года назад ты выставил меня полной дурой...
– Три с половиной и я никогда не выставлял тебя дурой, – перебил я.
– Четыре!
– Три с половиной!
– Черт с тобой, три с половиной! Что ты тут делаешь?
– Мне надо поговорить...
– Как это по-мужски поговорить в полпервого-ночи! – перебила меня девушка, – Сначала он мне в любви признается, потом ведет себя непонятно как, потом опровержение этого признания, потом...
– Ты мне так и не ответила на признание!
– Не перебивай! Я как полная дура с ним встретилась, надеясь увидеть влюбленного в меня Алекса, а увидела самовлюбленного болвана!
– Вовсе нет!
– Да-а-а?! Во время встречи ты был холоден ко мне как глыба льда!
– Помолчи! – я вышел из машины и бросил недокуренную сигарету под ноги, – Дай мне сказать! Я как псих, в ливень ехал не одну сотню километров не от не фиг делать! Я буду законченным кретином, если не скажу тебе то, ради чего сюда приехал. Я безумно сожалею о той встрече, я был зол, что ты полностью проигнорировала мое признание, и на то, когда я сказал, чтоб ты не брала в голову и простила меня за это идиотское письмо, тебя вдруг аж проперло.
– Это все?!
– Не перебивай меня сейчас! Я хочу сказать, что ты мне небезразлична, все эти годы была небезразлична, и тогда, когда признавался, и сейчас.
Повисла немая пауза. Немного поколебавшись, я продолжил:
– Я... я люблю... люблю тебя, – пробормотал я.
– Что? – дрожащим, даже каким-то нежным и теплым голосом переспросила Тили, – Что ты сейчас сказал?
– Я люблю тебя. Я любил тебя все эти годы, люблю сейчас и буду любить даже тогда, когда...
Тили отвесила мне увестистую пощечину, остановившую меня на полуслове.
– Убирайся! – все таким же дрожащим голосом сказала девушка, начиная плакать, – Убирайся сейчас же!
– Воля твоя, – я опустил глаза, – Хрен вас, бабы, разберет!
Я сел в машину и дал по газам. Такого поворота я никак не ожидал. С одной стороны этот инцидент можно трактовать как обиду за нерешимость и неясность влюбленной в меня девы, либо как отказ ненавидящей меня ссученной стервы. В любом случае сейчас был самый ужасный момент моей бестолковой жизни. Нет, я действительно перед ней виноват, но не настолько же! Почему нельзя было напрямую сказать: «Пошел к чертовой матери, урод, я тебя не люблю», или может наоборот: «И я тебя, Сандро, люблю тоже», почему всегда нужно еще сильнее запутывать и без того сложные отношения?
Я ехал домой. Подальше отсюда, хоть уезжать не хотелось совсем, хотелось думать, что это всего лишь неудачная шутка, дурной сон или что-нибудь в таком духе, что исчезнет само собой поутру. Но, увы и ах, это был не сон – проклятая злополучная реальность, в которой мне было уготовано привычное для меня место аутсайдера.
Дорога вывела меня из города и, извиваясь подобно змее, уводила меня на юго-восток, унося мою задницу, прочь из этих ненавистных моему сердцу мест. Обгоняющие машины оставляли облака водяной взвеси, через которые можно было различить только свет задних фар. Знаете, я люблю дорогу. Дорога – это символ движения, символ жизни. Dum spiro, spero. Если бы не голод, сон, да потребности матушки-природы, так бы и провел остаток жизни, колеся по бескрайним просторам родной планеты, где-нибудь ДАЛЕКО-ДАЛЕКО ОТ НЕЕ, чем дальше, тем лучше.
После развязки, дорога несла меня в сторону родных шотландских снегов. Нет ничего прекраснее солнечного зимнего дня в родной Каледонии: среди укрытых плотным белым покрывалом деревьев, земля выглядит чистым листом бумаги. Девственной незапятнанной материей, призывающей творить, творить только во благо чистоты и красоты. В лучах солнца искрится блеском бриллиантов снег, мороз покусывает лицо, а яркое солнце припекает и немного слепит глаза. И нет ничего лучше, чем восхищаться этим великолепием вместе с любимым человеком. Черт побери! Даже сейчас, злясь на нее, я все еще романтизирую ее образ. Я только о ней и думаю. Каждый день, выходя на улицу, я volens nolens ищу ее среди толпы прохожих, что, в общем, весьма глупо, так как она редко бывает в моих краях. Но,тем не менее, в каждой мало-мальски похожей на нее девушке мне мерещится Тили. Я пристально всматриваюсь близоруким взглядом в лицо незнакомки, но, увы, раз за разом, девушка оказывается не Тили, а действительно незнакомой мне девушкой, похожей на любовь всей моей жизни.Бывает правда, когда на душе особенно хреново, я бы даже сказал, что душу сводят судороги (странный эпитет, но описывает состояние души точно), за день уходит по две пачки сигарет, милый сердцу образ буквально стоит перед глазами. Мадмуазель Матильда Марико, моя прекрасная Тили, как я по ней соскучился, кто бы только знал.
Мы познакомились восемь лет назад. Я со своим лучшим другом (которого я называю «мой брат-близнец от других родителей» и который, кстати, бас-гитарист, в группе которого я играю) участвовал в любительском ралли в Уэльсе. Я – в качестве пилота, мой друг – в качестве штурмана. И вот, в конце второго дня, когда мы боролись за четвертое место, наш «Мини-Купер» чуть не врезался в сошедший с трассы и выезжавший на нее обратно «Иннокенти», еле ушли от столкновения сначала с зеленым «Иннокенти», а затем с деревом, потеряли сорок секунд и прощай четвертое место! Так вот, пилотом того экипажа, из-за которого мы с другом чуть не сошли и откатились на седьмую строчку в зачете и была Матильда Марико. Когда она вылетела с трассы, то изрядно повредила боковое стекло, на котором была наклейка с именами экипажа, и надпись «Matilda Maurikot» превратилась во что-то не очень разборчивое, а единственное, что можно было прочитать, выглядело так: «..til.. ....i...t », вот так для меня она стала Тили. Я очень смутился, когда в сервис-парке, подбежав к злополучному зеленому «Иннокенти», и уже собравшись изрядно помять бока неумелому гонщику, из того самого зеленого автомобиля появилось прелестное создание с каштановыми волосами и голубыми глазами. И я, как и положено неудачникам в любви, сразу же втюрился в нее по самые уши. Вот так дорога подарила мне мою Тили. Я из-за нее потом участвовал во всех гонках серии (хотя вовсе этого не планировал). Потом я попал в аварию, и долго не гонялся, а когда в аварию попала Матильда, я примчался в больницу в тот же день, отмечу, чтобы мне туда попасть мне пришлось лететь из Вантаа (аэропорт в Хельсинки, если кто не знает) в Лиссабон. Но в больнице оказалась ее мать, которая дала явственно понять, что я «мордой не вышел», чтобы ухаживать за ее дочерью.
Однажды на клубном ралли во Франции, мне удалось подговорить знакомого из организаторов подложить в дорожную легенду экипажа Матильды мое письмо. Это и было как раз то самое признание в любви, о котором вы уже слышали:
«Дорогая Тили, я понимаю, что глупо с моей стороны вот так оставлять подобные послания в штурманской карте, но поверь, это единственный возможный вариант, как я могу сказать тебе о моих чувствах. Ты мне небезразлична, небезразлична до такой степени, что я готов променять остаток всей своей жизни только на то, чтобы ты нашла свое счастье в этом поганом мире. Знаешь я ведь тебе «Ночь, Утро, Вечер» посвятил, я думал, что музыка лучше слов передает мои чувства, но и тут ты меня проигнорировала. Я проклинаю день когда мое сердце вышло испод контроля моего разума и покорилось навек тебе, потому как с того самого момента я не прекращаю о тебе думать, о тебе молиться, забыв о самом себе. Не проходит и дня без мысли о тебе. Я живу, дышу и брежу тобой. Между нами есть небольшое непонимание, но для меня оно не имеет ни малейшего значения, потому что я опьянен мыслями о тебе, и только ты можешь быть той путеводной звездой в моей жизни, которая наполняет последнюю хоть каким-то смыслом. В общем-то я не мастер признаваться в любви, но мне важно знать, что ты знаешь о моих чувствах. Понимаешь, я как идиот жду, что когда-нибудь ты ответишь на одно из моих сообщений, но всегда тщетно. Можешь меня отшить, можешь раздолдонивать на каждом углу, какой я идиот, на это мне будет наплевать, единственное, на что мне не наплевать – это собственно, ты. Прости за отнятое время. Твой депрессивный музыкант, раллист и просто влюбленный в тебя Алекс МакНил».
Немного сопливо для взрослого парня, но согласитесь, я перед ней вывернул душу, как только мог.
А на перегоне между спецучастками та самая желтая бумажка была выброшена, скомкана и выброшена. Я конечно не из самых обидчивых, но это обстоятельство задело меня за живое, я даже остановился проверить, не мое ли это признание в любви валяется в грязи на обочине дороги (что было особенно глупо, ведь я терял зачетное время в гонке). И что самое обидное, это действительно было мое письмо.
В конце дня в сервисном парке я подошел к ее машине, но Матильда прошла мимо меня, не сказав, ни слова, лишь посмотрела из подо лба неодобрительным взглядом.
– Слушай, в чем дело, – крикнул я ей вдогонку, – ты почему выбросила вот это, – я достал скомканный желтый листок, – что не так?
– А ты не понимаешь? – переспросила Тили с досадой и злостью.
– Послушай, Тили...
– Хватит! Никаких Тили! Меня зовут Матильда, МА-ТИЛЬ-ДА, ты понял? Для тебя, я – мадмуазель Матильда Марико и никакая тебе не Тили.
– Хорошо, мадмуазель МА-ТИЛЬ-ДА Марико, пошла ты к черту, сволочь бессердечная! Перед ней душу открываешь! Между прочим, знаешь, как тяжело решиться на такой шаг, как признание в любви? Перед тобой распинаешься, а ты еще о меня ноги вытираешь!
– Это еще кто об кого ноги вытирает?!
– Ну, уж явно не я!
В ответ я получил такую же увесистую пощечину, какую получил час назад у ее дома. Конечно, ситуация потом прояснилась, что же произошло, что она была так разгневана. Ей богу, сюжет, достойный мыльной оперы: штурман Матильды – ее подруга-итальянка Алессиа, влюбилась в меня (об этом я узнал позже), и когда обнаружила мое письмо у себя в карте, на скорую руку переделала его, адресовав себе, добавила пару слов о том, что Тили мне нужна так – развлечься на выходные и потом передала мое настоящее признание. Подло, да? Идиот, нет, чтобы написать письмо от руки (Тили мой почерк знала и не «повелась» бы на уловку итальянки) и проследить, чтобы оно дошло до адресата, я напечатал его на раллийном бланке, коих у Алессии было предостаточно, и подложил в карту именно Алессии. Идиот, что тут скажешь.
Ну, правда потом я меньше года встречался с Алессией (добилась-таки своего, сучья дочка), пока не нашел то самое фальшивое послание от моего имени. Как это обычно случается, эта тайна вылезла случайно: я искал по справочнику телефонный код, и одна из страниц в справочнике была переложена этой самой подделкой.
– Лесси, твою мать, что это такое, – я протянул ей желтый листок, – сучья дочь!
– Во-первых, не надо мне грубить, во-вторых, не ори на меня, а в-третьих, скажи спасибо, что я сберегла тебя от Матильды.
– Чего?
– Того! Ее светлости нет дела ни до кого кроме нее самой. Она – прожженная эгоистка.
– А ты разве нет? Ты выставила меня негодяем, отбила у меня Тили, и еще хочешь, чтобы я тебе благодарен был?
– Во-первых, не У ТЕБЯ, а ТЕБЯ, – перебила меня Алессиа, – что, согласись, большая разница, а во-вторых, никто тебя не знает так, как я. Твой любимый фильм – «История монахини», твоя любимая актриса – Одри Хепберн, любимая музыка – прогрессив-рок, точнее, нео-прог, любимая группа – «Dream Theater», цвет – алый, сигареты – «Кэмэл», пиво – «Будвайзер», гитара – Music Man Silhouette, струны ты на гитару ставишь только никелевые 9-42, ах да, твоих гитарных усилителей целых три WARP X, THD Flexi и еще Mesa/Boogie Mark5. Что еще рассказать? Ах да динамики у тебя в гитарных колонках – тоже THD, правда модель забыла. Что еще хочешь услышать, а? Думаешь, хоть одна девушка знает, какого калибра ставит струны на свою гитару ее парень, или то, что, несмотря на свои двадцать восемь лет, ее бойфренд, спит в обнимку с плюшевым мишкой.
– Хватит, прекрати.
– Вот видишь, а спроси что-нибудь о тебе Матильду, ой, прости, Тили, думаешь, она хоть что-нибудь ответит? Спроси, давай! – Алессиа протянула мне свой мобильный телефон, но видя мое нежелание этого делать, набрала номер Матильды сама – Ладно, сама спрошу. ... Алло-алло-алло, Тили-Матили привет, слушай, ты не помнишь, когда у чувака, который по тебе сохнет день рождения... Да не Фабио, а шотландец, Алекс... Что совсем не помнишь когда? А-а-а даже не знаешь... А телефончик его у тебя есть? ... Тоже не знаешь, жа-а-алко... Да так, поспорила просто кое с кем, Ладно-ладно, целую, обнимаю, пока подруга. – Алессиа положила трубку, – ... Б...ь!
Я сидел, не зная, что сказать. Инициатива была у Алессии, и она была права – Тили до меня не было дела, по крайней мере, сейчас. Алессиа выждала мхатовскую паузу и продолжила:
– Кому, кроме меня ты еще нужен? Ты бросил автоспорт после травмы спины, куришь по пачке сигарет в день и не собираешься бросать курить, с гитарой ты проводишь больше времени, чем с девушкой, и к тому же, ты – никудышный любовник, плохо целуешься и храпишь во сне. Знаешь, я, наверное, поеду домой, чтобы ты во всем разобрался, тем более на севере Шотландии куда холоднее, чем на севере Италии. Вот что, Сандро, ты разберись во всем, позлись на меня, можешь даже попробовать с Матильдой связаться, я ее телефон оставлю, так вот, подуйся, побурчи на меня, а потом сам поймешь, что я – единственная для тебя девушка. Знаешь, Сандро, ты – мое счастье и я тебя так просто не отдам. Подумай пока, я тебе свой адрес в Сало оставлю, чтобы ты знал, куда за мной приехать, только не затягивай, ладно? Я не хочу встречать свой день рождения без любимого человека. Пока!
* * *
Вот с тех самых пор я живу один, что честно говоря, мне уже порядком надоело. Я как буриданов осел разрываюсь между той, которую люблю я и той, которая любит меня. И даже дорога вела меня к развязке, с которой я мог добраться часов через шесть в Сало, вернуться назад и через час снова оказаться у крыльца Тили, либо поехать восвояси домой, подальше от всех этих взбалмошных девок. Решение, в общем-то, тяжелое, да и больная спина не выдерживает долгих поездок без разминки, поэтому я решил свернуть на ближайшую заправку. Чтобы размять спину и решить прямо Гамлетовский вопрос: быть или не быть, то есть, ехать или не ехать, главное, конечно, куда ехать, или может, поехать к друзьям-музыкантам в Финляндию, оторваться как настоящий рок'н'рольщик? В голове роился миллион мыслей о том, что и как делать, отвлекая мое внимание от дороги, хотелось спать, и было чертовски обидно. Я начал перестраиваться, чтобы повернуть на заправку, как вдруг резкий свет фар ударил в боковое окно и раздался оглушительный гудок.
Удар. Ощущение нереальности происходящего, резкая невыносимая боль и...ничего больше, сразу же стало легко и спокойно, боль прекратилась, и я оказался в совершенно другом месте.