.
Ночь выдалась сухой и необычно тёплой.
Они пробрались на крышу старого здания, где в детстве Эд прятался от всех.
Теперь он пришёл туда не один.
Город внизу шумел, но отсюда он казался мягким, почти игрушечным. Огни машин ползли по улицам, как светлячки, не ведающие, что значит выбирать.
Сера разложила штатив.
Он сидел на краю, свесив ноги, гитара лежала рядом. Ветер перебирал его волосы, а она — настраивала резкость.
— Замрёшь? — спросила она.
— Только если пообещаешь, что потом вернёшь меня в движение.
Щелчок.
— Готово.
— Как я вышел?
— Печально красивым.
— О, это звучит как диагноз.
Он взял гитару.
Сначала неуверенно, потом — увереннее. Струны отзывались на его пальцы, как будто давно ждали.
Он не смотрел на неё. Он смотрел в темноту, и пел:
> Я напишу тебя светом
В окнах, в лужах, в неоне.
Ты — не навсегда, но об этом
Мы скажем потом, не сегодня.
Сера закрыла глаза.
Она боялась смотреть.
Потому что, если их взгляды пересекутся — всё, что невысказано, станет правдой.
Когда он закончил, они молчали.
А потом она сказала:
— Если бы можно было сфотографировать звук… я бы сняла эту песню.
— А я бы её спрятал. Чтобы никто не услышал, кроме тебя.
---
Позже они сидели, укутавшись в один плед. Он чертил пальцем линии на её колене, она гладила его волосы.
Не как влюблённые.
Как те, кто знает, что рассвет заберёт то, что между ними сейчас.
— Помнишь, ты сказал, что я — не тишина, а дом? — прошептала она.
— Помню.
— А если дом рушится?
Он повернул к ней лицо.
— Тогда мы унесём его с собой. По кирпичику.
---
Следующий день. Утро
Они проснулись вместе. Он — раньше.
Она открыла глаза — и увидела, как он сидит на полу, перебирает листы с песнями.
Она присела рядом, обняла его за плечи. Он отложил бумаги, притянул её ближе.
— Никакой работы сегодня, — сказал он. — Я весь твой.
— Весь?
— До последнего удара сердца.
Они отправились за город. Пешком. Автобусами.
Шли вдоль железной дороги, где она ловила на плёнку проезжающие поезда.
Сидели на заброшенном перроне, ели пирожки из бумажного пакета.
Он смеялся. Она смеялась.
Так, будто завтра — не финал, а просто ещё один день.
Он записал её голос — на диктофон.
Как она рассказывает, зачем снимает.
Как говорит:
> «Я не боюсь одиночества. Я боюсь забыть, как чувствуется чья-то рука рядом. Боюсь, что однажды протяну свою — а там пустота».
Он ничего не сказал. Просто выключил диктофон — и взял её за руку.
Просто. Сильно. До боли.
> Я здесь.
---
Последняя ночь
Они лежали в постели, спинами друг к другу.
Не потому что поссорились.
А потому что иначе — больно.
Он сказал:
— Завтра всё изменится.
Она ответила:
— Нет. Завтра всё станет тем, что мы запомним.
Он повернулся к ней.
Она — к нему.
И между ними была тишина.
Он прижался лбом к её лбу.
— Я боюсь.
— Я тоже.
— Но я знаю: это был мой лучший год. Даже если он длился всего месяц.
---
Они заснули. В обнимку.
И снились им разные сны.
Но утро пришло — одно.
Они проснулись рано.
Свет ещё не проник в окно. Только слабая синь по стенам — как набросок утра.
Сера встала первой.
На кухне приготовила кофе. Чашки дрожали в пальцах.
Он вошёл босиком.
Усталый. Неспавший.
В руках держал два билета. Лондон. Вылет вечером.
— Они подтвердили? — спросила она, не поворачиваясь.
— Да.
Он положил билеты на стол между ними.
Так, как будто это — карта, и по ней надо разойтись в разные стороны.
— Один билет? — тихо.
Он молча кивнул.
— Почему?
— Потому что если ты поедешь — то не из жалости. Не из страха потерять. Не потому что я попросил. А потому что ты выбрала.
Она опустилась на стул.
Долго смотрела на тонкую бумагу.
Имя. Дата.
Одиночный рейс.
— Я не поеду, Эд.
Он не отреагировал сразу. Только тихо кивнул, будто знал.
Смотрел на неё долго.
Потом подошёл. Присел рядом.
Притянул её руки к губам.
— Я люблю тебя, — сказал он впервые. — И, может быть, именно поэтому… я отпускаю.
Сера не плакала.
Не дрожала.
Просто прижалась лбом к его плечу.
— А я люблю тебя, — прошептала. — И поэтому… не хочу быть фоном твоей мечты. Я хочу помнить, что когда ты летел — я смотрела тебе вслед с любовью. Не с упрёком.
Он сжал её в объятиях.
Долго.
Будто запоминал.
Будто впечатывал её в себя.
---
Они не говорили много.
Слов больше не было.
Он ушёл без громких прощаний.
Без сцен. Без фраз типа «всегда твой».
Просто обернулся у двери.
И сказал:
— Если однажды услышу твоё имя — даже через много лет — улыбнусь. Потому что знал тебя. Потому что ты была моей.
И ушёл.
---
Сера стояла посреди комнаты.
Смотрела на билет.
Потом — на фотографии, лежащие на столе.
Она выбрала одну.
Ту, где он сидит на крыше. Половина лица в тени. Гитара рядом. Плечи чуть ссутулены.
Один. Но в ней — он был с ней.
Сера приклеила фотографию на стену.
Подписала:
«Эхо. Было. Люблю».
И вышла из дома.
Дышать.