Глава 5
9 марта
00:01
Городская больница №220
Я вошла в палату, и чувство усталости мгновенно обрушилось на меня, как тяжёлый груз. День был долгим и изнуряющим — бесконечные поручения, капельницы, смены в аптеке и работа в санитарном отделе. Несмотря на всё это, я постаралась выглядеть спокойно, скрывая внутреннее истощение, когда шагнула к кровати Лёши.
Он сидел, слегка приподнявшись на подушках. Его карие глаза сразу встретились с моими, в них читалось спокойствие, смешанное с легкой усталостью, но одновременно и что-то ещё, едва заметное для окружающих. Лёша был тем человеком, который мог надеть маску нормальности перед всеми, но я знала его хорошо, чтобы не заметить тонкие трещины в его внешней сдержанности. Он всегда был сдержан, особенно с другими, но со мной был другим — более открытым, искренним.
В комнате стояла тишина, только тихий шум аппаратуры нарушал её спокойствие. Я подошла к кровати и присела рядом. Лёша, заметив это, слегка улыбнулся, но его улыбка была слабой, как будто силы уходили на сам процесс улыбки. Я почувствовала его взгляд, полный тепла и некой благодарности за моё присутствие. Этот взгляд говорил больше, чем любые слова.
В глубине души я знала, что он не делился с другими тем, что на самом деле его беспокоило. Только со мной он позволял себе быть честным, хотя и не всегда словами. Он посмотрел на меня, его взгляд скользнул по моему лицу, словно ища утешения или уверенности.
Я заметила, что его густые волосы были слегка растрепаны, как будто он не успел их поправить. Вид у него был нормальный, хотя в глубине его карих глаз пряталась усталость, возможно, даже больше ментальная, чем физическая. Этот человек, с которым я была так близка, казался одновременно и сильным, и хрупким, как будто балансировал на грани.
Лёша осторожно пригласил меня присесть ближе. В его движении было столько доверия и тепла, что я почувствовала, как немного расслабляешься. Я знала, что несмотря на все трудности, он ценил моё присутствие и, возможно, сейчас нуждался в нём больше, чем когда-либо. Я присела, и между нами повисло молчание, не тяжёлое, а скорее уютное, как если бы не нужно было ничего объяснять — мы просто понимали друг друга.
Я почувствовала, как его тёплая рука коснулась моей, и сразу всё вокруг будто замерло. Его прикосновение было таким мягким и успокаивающим, что вся усталость начала отступать. Я аккуратно сжала его ладонь в ответ, ощущая в этом жесте что-то невероятно родное и тёплое.
Лёша посмотрел на меня с той добротой, которая всегда сквозила в его глазах, и с мягкой улыбкой тихо спросил:
Лёша — Устала?
Я вздохнула, прикрывая глаза на мгновение, и, не выпуская его руки, ответила:
Т/И— Очень, извини, что в таком виде перед тобой...
Он немного приподнял голову, словно собираясь сказать что-то важное, и его голос, хоть и слабый, был полон искренности:
Лёша — Не извиняйся, ты работала, ты большая молодец.
Его слова прозвучали так тепло, что на миг мне стало легче.
Закрыв глаза, я почувствовала, как напряжение постепенно уходит, уступая место единственному желанию — покою. Лёша продолжал держать меня за руку, и в этот момент мне казалось, что больше ничего не нужно. Тихий шум больницы где-то вдали, его тёплая ладонь и спокойствие, которое меня охватило, — всё это создавало ощущение, что я наконец-то нашла немного мира среди суеты и усталости.
Да не тут-то было. Как я и боялась, Лёша, выждав момент, тихо спросил:
Лёша — ты мне не говорила , что умеешь на пианино играть. Это правда?
Моё сердце тут же забилось сильнее, я почувствовала, как все мысли о покое улетучились. Я знала, что этот вопрос когда-нибудь прозвучит, но всё равно не была готова к нему.
Мне совсем не хотелось грубить Лёше, да и отпускать его руку тоже не хотелось. Я почувствовала, как внутри борются два чувства — желание скрыться за привычными словами и необходимость наконец-то рассказать всё как есть. В какой-то момент я поняла, что сейчас, в тишине его палаты, могу довериться ему полностью. Я знала, что Лёша не осудит меня, ведь он всегда был тем, кто принимал меня такой, какая я есть.
Я глубоко вздохнула и, не выпуская его руки, мягко заговорила.
Т/И — Да, я играю на пианино – забылась я , и подправила – Играла... раньше.
Я сразу же тяжело вздохнула, вспоминая ужасные дни после провала экзамена. Как я мучилась, борясь с разочарованием и чувством неудачи. Словно тот провал был не просто экзаменом, а целым миром, который рухнул. Я помнила, как ночи казались бесконечными, как я пыталась найти утешение в том, что могла.
Лёша — значит бросила , почему?
Т/И—я ведь могу тебе довериться , высказаться?
Лёша — я твои тайны с собой в могилу унесу , доверься .
Снова эти шутки про смерть, наверное, уже пора привыкнуть. Я сжала руку Лёши чуть сильнее и начала рассказывать ему всё как есть. Я описала, как провал экзамена разрушил мои планы, как я упорно пыталась восстановить свою карьеру и справиться с чувством вины. Я делилась своими страхами и переживаниями, боясь, что всё это могло навсегда изменить мою жизнь.
Т/И — "Я долгое время мучилась, стремясь к идеалу. Каждое утро начиналось с того, что я садилась за пианино и заставляла себя играть, раз за разом оттачивая каждую ноту до совершенства. Любая мелкая ошибка казалась катастрофой, и я не могла позволить себе ни малейшего промаха. Руки болели от напряжения, а пальцы нередко покрывались мозолями, но я не останавливалась. Упорные тренировки продолжались часами, пока голова не начинала гудеть от усталости, а мелодии не сливались в бесконечный поток звуков.
На подходе был экзамен, от которого зависело всё. Я знала, что он станет решающим моментом, проверкой того, насколько я готова. В тот день я сидела перед пианино, руки дрожали от напряжения. Когда я начала играть, чувствовала, как волнуется каждый нерв, как все усилия и годы упорного труда сходятся в этих мгновениях. Но в какой-то момент я допустила ошибку. Одна нота не попала в нужное место, затем другая, и, словно цепная реакция, всё покатилось вниз. К концу выступления я уже едва ли слышала, что играю. В голове шумело, и всё казалось каким-то нереальным. "
Когда я начала рассказывать всё Лёше, перед моими глазами снова возникли образы, от которых я долго пыталась избавиться. Я видела пианино, его гладкие чёрно-белые клавиши, лежащие передо мной, словно готовые снова стать источником мучений. В голове всплывали ноты, которые я пыталась играть снова и снова, пока они не потеряли всякое значение. Они были не просто символами на бумаге, а чем-то, что меня преследовало, будто изуродованная мелодия, не дающая покоя.
Т/И — "Результат был неудовлетворительным. Не просто неудача, а полное крушение всех моих надежд. Когда я получила свой результат, внутри меня словно что-то сломалось. Это был конец того, что казалось мне смыслом жизни. Я пыталась найти в себе силы продолжать, но каждый раз, когда садилась за пианино, всё повторялось: страх, ошибки, разочарование.
Мучения продолжались неделями. Я пыталась восстановить утраченные навыки, но каждый раз было только хуже. В какой-то момент я просто поняла, что больше не могу. Руки дрожали, и я не могла сосредоточиться. Каждое прикосновение к клавишам вызывало только боль и горечь. И однажды я просто закрыла крышку пианино. Это был последний раз, когда я коснулась этих клавиш. Я поклялась, что больше никогда не буду играть. Это было как прощание с частью себя, но я знала, что больше не могу через это проходить. Всё, что я любила, превратилось в источник боли."
Затем я вспомнила , как долго винила себя за ошибки . Винила себя за то , что не смогла .
Т/И— "После этого я долго не могла прийти в себя. Каждый раз, когда я думала о музыке, в груди сжималось что-то тяжёлое. Я старалась забыть, переключиться на что-то другое, но воспоминания постоянно возвращались. Пианино стояло в углу комнаты, покрытое пылью, напоминая мне о том, что я потеряла. И, несмотря на всё это, я не могла заставить себя открыть его снова. Боль была слишком велика."
Я смогла высказаться, смогла выговорить всё то, что держала в себе около двух лет. Годы боли, разочарования, и самокритики, которые я так долго подавляла, наконец, нашли выход. Слова лились потоком, и я не замечала, как по моим щекам текли слёзы. Они были горячими, очищающими, словно смывали с меня этот груз.
Посмотрев на Лешу, я увидела, как в его глазах отразилась моя боль. Он не отводил взгляда, словно старался вобрать в себя каждое слово, каждый миг моего рассказа. Карие глаза, обычно спокойные и мягкие, сейчас выражали глубокое сочувствие и понимание. Это была не просто поддержка — он действительно чувствовал то, через что я прошла.
Лёша аккуратно потянул меня ближе, что я снова оказалась на койке . Его молчание говорило больше, чем любые слова. Я могла прочитать в его глазах: «Ты не одна, я здесь». В этот момент мне стало легче. Словно тяжелый груз, который я несла в себе два года, начал медленно рассеиваться. Слезы текли по моим щекам, но это были слезы освобождения, не боли.
Я смогла выговориться, смогла довериться Лёше и раскрыть перед ним то, что так долго держала в себе. И хотя этот процесс был мучительным, я чувствовала, как с каждым словом становится легче дышать.
Лёша осторожно обнял меня, его прикосновение было настолько нежным, что я сначала подумала, будто он боится сделать мне больно. Но потом, ощутив что-то между нашими телами, я поняла причину — его сердечный катетер. Этот небольшой, но важный медицинский прибор не позволял ему обнять меня крепче.
Лёша —Жаль, что не могу обнять тебя сильнее... Но я всё равно рядом, слышишь?
Я совсем не слышала, что говорил Лёша, но почувствовала несколько важных вещей. Даже в этих слишком мягких и нежных объятиях, я ощущала себя нужной и настоящей. Это были самые тёплые и крепкие объятия, которые я когда-либо испытывала.
***
9 марта
6:08
Ранние лучи солнца осторожно пробивались сквозь тонкие шторы и разогревали палату. Я поморгала несколько раз, пытаясь привыкнуть к мягкому свету, и оглядела окружающее пространство. Солнечные лучи наполняли палату золотистым оттенком, от которого всё выглядело мягче и теплее.
Я ощутила тёплые руки Лёши, обнимавшие меня со спины. Его прикосновения были мягкими и нежными, передавая чувство защищённости и комфорта. Каждое его дыхание, ровное и размеренное, касалось моей спины, создавая ощущение глубокой связи и покоя.
Я медленно повернула голову, чтобы взглянуть на часы, висевшие на стене. Они показывали время, когда я должна была уже уйти домой. Полчаса назад, как раз в тот момент, когда я должна была покинуть палату, я была поглощена этим чувством тепла и уюта, и мысли о возвращении домой казались далекими и малозначительными.
Тишина и покой этого утра были слишком ценны, чтобы их нарушать. Лёша продолжал обнимать меня, и я почувствовала, как его тёплые руки проникают в каждую клеточку моего тела, создавая ощущение полного уюта и безопасности. Я не могла заставить себя уйти, настолько сильно я наслаждалась этим моментом близости и тепла.
Я понимала, что этот момент близости и покоя был слишком ценен, чтобы его прерывать, но также осознавала, что в скором времени придут другие мед-помощники. Не хотелось бы, чтобы они увидели нас в таком положении. К тому же, отдых мне тоже был необходим.
Собрав все необходимые вещи, я приготовилась покинуть палату. Взяв с собой медицинские принадлежности и личные вещи, я приступила к последним подготовительным действиям. Перед тем как уйти, я решила ещё раз внимательно проверить состояние оборудования и медикаментов. Я прошлась по палате, проверяя экраны, которые отображали состояние Лёши, лекарства и катетеры, убедившись, что всё находится на своих местах и работает должным образом.
Пока я занималась этими проверками, я не могла не заметить, как Лёша выглядел .
Я не могла не заметить его красоту. Даже когда он спал, его карие глаза, хоть и закрытые, сохраняли глубокую и выразительную теплоту. Они были как два окна в душу, которые, хотя и скрыты, все еще передавали искры его внутреннего мира. Его красивые брови, тонко очерченные и элегантно изогнутые, подчеркивали каждую деталь его лица, добавляя ему выразительности и характера.
На его щеке и веке были родинки — маленькие, но заметные детали, которые придавали его облику уникальность и особый шарм. Эти родинки, казалось, рассказывали свои собственные истории, добавляя немного таинственности и индивидуальности. Его тонкие губы, несмотря на их неподвижность, сохраняли свою естественную красоту, с их нежной формой, которая, казалось, могла подарить самые теплые слова.
Я заметила, как его густые волосы, хотя и слегка растрепанные, мягко ложатся на подушку, создавая вокруг него ощущение мягкости и комфорта. Эти волосы, несмотря на свою небрежность, подчеркивали его естественную привлекательность и невидимую грацию.
Его лицо, несмотря на болезненное состояние, оставалось ярким и настоящим. Даже в этой тишине и покое его присутствие было словно магия — настоящая и глубокая, которая обостряла ощущение его личности. В каждом его черте было что-то притягательное, что вызывало желание заботиться о нем и быть рядом. Смотря на него, я ощущала, как его внутренний свет проникает сквозь любые трудности и болезни, наполняя комнату теплотой и спокойствием.
Последнее, что я сделала, — осторожно провела рукой по волосам Леши, ощущая каждую прядь между пальцами. Мягкие и теплые волосы, несмотря на их немного неопрятный вид, были удивительно приятны на ощупь. Я вела пальцами по его темным локонам, чувствуя их легкость и текстуру, и наслаждалась этим простым, но столь интимным прикосновением.
Тихо пробормотав про себя.
Т/И — Что ж я делаю...
Эти слова были не столько вопросом, сколько признанием того, как много значат эти моменты для меня. Я понимала, что эти действия были полны эмоций и заботы, и хотя они казались простыми, они говорили о глубоком уважении и привязанности, которую я испытывала к Леше.
***
7:20
Дом
Вернувшись домой, я немедленно направилась к пианино, которое стояло в углу комнаты. Сначала я заметила, как на инструменте скопилось огромное количество хлама. Это было неожиданно — пианино, когда-то являвшееся центром моей жизни, теперь скрывалось под слоем пыли и старых вещей.
Я начала с того, что принялась разгребать весь этот беспорядок. На пианино лежали книги, которые я давно не читала, различные старые документы, которые я откладывала, не зная, что с ними делать, и даже забытая техника, которая уже давно потеряла свою актуальность. Я обнаружила старый фотоаппарат, который когда-то был моим любимым, и несколько ненужных деталей от сломанного компьютера. Каждая вещь была связана с определённым периодом моей жизни, и хотя я старалась не погружаться в воспоминания, каждый предмет вызывал у меня смешанные чувства.
Собрав всё это в кучу, я поняла, что готова к следующему этапу — уборке самого пианино. Сложив в сторону все вещи, я стянула с инструмента старую простыню. Когда я её сняла, поднялось облако пыли, которое осело в воздухе, создавая мутную завесу. Я начала кашлять от пыли, и каждое движение было затруднено. Пыль оседала на моей коже и одежде, напоминая о том, как долго пианино оставалось без ухода.
Когда облако пыли рассосалось, я смогла рассмотреть пианино более внимательно. Его черный лак, хотя и покрытый слоем пыли, всё ещё блестел. Инструмент был таким же красивым, каким я его помнила. Его гладкие линии и элегантный дизайн вызывали у меня противоречивые чувства. Я не могла не почувствовать, как в груди снова затрепетали старые эмоции.
Я села за пианино и осторожно начала открывать крышку. Это действие оказалось сложнее, чем я ожидала. Раньше я могла открывать её одним лёгким движением, но сейчас крышка казалась удивительно тяжёлой, словно сопротивлялась моим попыткам. Я прикладывала усилия, с каждым движением чувствуя, как тяжесть крышки нарастает. После нескольких напряжённых попыток, она наконец приоткрылась, и я увидела клавиши перед собой.
Когда я хотела прикоснуться к клавишам, то почувствовала, как в голове начинают всплывать болезненные воспоминания. Образы из прошлого моментально появились перед глазами: день экзамена, когда всё пошло не так, отчаяние и разочарование, которые я испытала. Эти воспоминания, которые я пыталась подавить и забыть, вернулись с новой силой. Я ощущала, как руки начинают покрываться холодным потом, а сердце забивается учащённо, словно пытаясь вырваться из груди.
Мои пальцы начали дрожать, и я поняла, что не могу продолжать. Все старые страхи и боли, которые я так долго пыталась подавить, нахлынули на меня. Я резко закрыла крышку пианино, отступила от инструмента и почувствовала, как мои ноги начинают дрожать. Слёзы подступили к глазам, и я быстро покинула комнату, прячась в другой. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями и осознать, что происходит.
Сидя в темноте, облокотившись на стену, я старалась успокоить своё дыхание. Эмоции переполняли меня, и я знала, что должна найти способ справиться с этим, прежде чем снова подойду к пианино. Моя голова была полна переживаний, и я понимала, что мне нужно дать себе время, чтобы восстановиться и вернуться к пианино, когда буду готова.
Т/И — когда-нибудь, но точно не сегодня.