Времени вопреки

Солнечный день клонился к закату, окрашивая Париж в мягкие золотисто-розовые тона. Город выдыхал — день позади, вечерняя прохлада ложилась на мосты, ветер неспешно шептал в кронах платанов. Лина стояла у входа пекарни, задумчиво глядя в небо. Где-то неподалёку её ждал Лука.

— Ты уверена? — спросила Маринетт, приблизившись. — Он не знает, кто ты. Это может всё запутать.

— Я не иду ради того, чтобы быть понятой, — ответила Лина. — Иногда хочется просто быть рядом с кем-то, кто не требует объяснений.

— Будь осторожна, Лина. Он умеет читать между строк. Лучше, чем кажется — Маринетт смотрела на неё немного дольше, чем обычно, мягко улыбнувшись.

Девушка кивнула. В глубине души она это знала. Он подошёл почти неслышно — тишина всегда сопровождала Луку. Он был как музыкальная пауза между нотами: невидимый, но важный.

— Прогуляемся? — спросил он с лёгкой, почти невидимой улыбкой.

Она кивнула, и они пошли вдоль Сены. Париж раскрывался перед ними как партитура: огни фонарей, мягкие звуки воды, смех прохожих, музыка уличного саксофониста на углу. Лука не говорил, и Лина не спешила нарушать тишину. Эта прогулка была как медленная импровизация — не нуждающаяся в словах. Он украдкой наблюдал за ней. В её лице было что-то странно знакомое. Не во внешности — в том, как она всматривалась в город. Словно искала в нём что-то давно потерянное. Или боялась запомнить.

— Ты часто гуляешь одна? — вдруг спросил он, почти шёпотом.

— Не часто, — ответила она, не поворачивая головы. — Обычно я слишком занята... спасением мира, — с иронией добавила Лина, но Лука уловил в голосе лёгкую усталость.

— Ты говоришь так, будто несёшь на плечах больше, чем должна.

— А если это правда?

Лука не ответил сразу. Он просто шел рядом, позволяя ей идти в своём ритме. "Ты не похожа ни на кого, кого я встречал" — пронеслось у него в голове. И вдруг, почти случайно всплыло другое воспоминание. Маринетт. Он когда-то тоже так шёл рядом с ней. В тишине. Слушая её молчание, ловя её силу под маской неловкости. Лина не была такой, как Маринетт... и в то же время — в ней был тот же огонь. Та же хрупкая стойкость. Словно они обе прошли сквозь что-то тяжёлое — и вышли сильнее, но не сломались.

"Это чувство... то же самое. Но совсем другое." Он опустил взгляд, почти с внутренним испугом. Это не игра. Не симпатия. Он начинал влюбляться. И он понял это, как понимают аккорд — мгновенно, без слов, всем телом. Но не сказал ничего. Они добрались до набережной, где вдали мерцала Эйфелева башня. Лина замедлила шаг и подошла к парапету, опираясь на холодный камень. Лука остановился рядом.

— Ты знаешь, — тихо сказал он, — иногда мне кажется, что у людей есть две жизни. Та, что видят все. И та, которую они никогда никому не показывают.

— А если обе жизни маска? — Она посмотрела на него и впервые за вечер в её глазах мелькнула искра.

— Тогда остаётся музыка, — сказал он просто. — Она не врёт.

Лина молчала, глядя на реку. Он стоял рядом, не касаясь, не требуя. Просто был. Он ничего не сказал в конце. Простое:

— Спасибо за вечер.

— Я почти не говорила. — Ответила она.

— Мне и не нужно было. — Улыбнулся парень. Он ушёл, не оборачиваясь. И только когда остался один, позволил себе закрыть глаза.

"Ты — как аккорд, к которому возвращаешься снова и снова. Даже если боишься его сыграть."

Лина осталась у реки. "Я не могу," — подумала она. "Я не должна." Но сердце чувствовало по-другому. Она чувствовала, как рушатся защитные стены. Он ничего не знал. Ни о её прошлом. Ни о её будущем. Ни о том, кем она была на самом деле. "И всё же я чувствую что-то к нему." Она повернулась и пошла прочь, в сторону дома Маринетт. Позднее, уже ночью, Лина сидела на крыше рядом с подругой. Над ними расстилалось парижское небо, прозрачное, как стекло.

— Я думаю, мы поняли, чего он хочет, — сказала Маринетт, задумчиво глядя вдаль. — Тьмокор. Он не просто питается эмоциями.

— Он охотится за моментами, — сказала Лина.

— За воспоминаниями. — Маринетт кивнула. — Он выбирает не просто сильные чувства — он ищет  моменты, которые могли изменить ход событий. Точки резонанс. Там, где мы выбрали один путь, хотя могли другой.

— Это опаснее, чем я думала, — прошептала Лина.

— Если он разрушит или перепишет эти моменты — мы потеряем не только прошлое. Мы потеряем смысл будущего.

— А если я уже изменила чьё-то прошлое? — спросила Лина, гладя на ветер, который сорвал листок с крыши.

— Тогда остаётся только одно — Маринетт ответила не сразу. — Сделать всё, чтобы спасти настоящее.

Они замолчали. Париж сиял внизу, как ноты на нотном стане. Но в этот раз музыка звучала тревожнее.