La Symphonie

Любовь — это огонь, зажигающий душу.

Джордано Бруно

     
     
      — Сунджин-а, мне карамельный фраппучино, как обычно!

      С этой фразой, выкрикнутой у дверей под аккомпанемент маленького звонкого колокольчика, Тэхён уверенно шагнул внутрь уютной кофейни, пока Сокджин мялся у порога, с интересом рассматривая помещение. По периметру были расставлены небольшие столики из тёмного дерева, всего четыре, но это, возможно, и к лучшему — посетители никоим образом друг другу не мешали. «Не то что Старбакс», — подумал Джин, хмыкнув про себя, и проследовал за Тэхёном к свободному столику.

      — О, хён! Ты давно к нам не заглядывал. Тебе шоколадным сиропом сверху полить?

      Тэхён лишь лучезарно улыбнулся и кивнул, после повернувшись к Джину.

      — Заказывай, что хочешь. Ручаюсь, что любой кофе здесь отменный, — шепнул он и протянул Сокджину меню, которое, на удивление, оказалось довольно обширным, несмотря на размер заведения. 

      Джин быстро пробежался глазами по строчкам, тут же выцепив что-то интригующее:

      — Лавандовый латте, — тихо проговорил он, указывая пальцем на нужную строку.

      — Отличный выбор, — одобрил Тэ, после чего крикнул: — Сунджин-а, ещё лавандовый латте, пожалуйста!

      — Хорошо!

      В кофейне играла приятная музыка, что-то из лёгкого непринуждённого джаза, дополняя атмосферу уюта и гармонии. В воздухе витал терпкий аромат свежесваренного кофе; он всегда действовал на Сокджина как-то успокаивающе, будто кофе создан для того, чтобы усыплять, а не бодрить. За барной стойкой колдовал бариста, из посетителей был всего один пожилой мужчина, сидящий в противоположном конце у окна.

      Сокджин потратил слишком много времени на внимательное изучение кофейни, так что опомнился он только после того, как бариста поставил напротив него изящный прозрачный стакан, наполненный ароматным кофе.

      — Ваш лавандовый латте.

      Сокджин вздрогнул и поспешно кивнул, маскируя этим своё удивление.

      — Ты довольно сильно задумался, — заметил Тэхён, потягивая из широкой трубочки свой фраппучино.

      — ‎А, нет, всё в порядке. Необычное место, вот я и засмотрелся.

      — В Корее кофейная культура процветает, но таких мест, как это, почему-то, ужасно мало, — согласился Тэ. — Места, куда хотелось бы приходить как можно чаще.

      Сокджин лишь стеснительно улыбнулся, опустив взгляд. Ким Тэхён был и в самом деле простым парнем, который и правда не подавал ни единого намёка. Джин даже на секунду задумался, какова же истинная причина такого внезапного приглашения в кафе. С одной стороны, знаков внимания Тэхён никаких не проявлял — и малейшего проблеска не наблюдалось. Но, с другой, зачем тогда одному парню звать другого на чашечку кофе? Немного странно. Вызывает подозрения, если задуматься.

      — Ты отчего-то находишься в крайне нестабильном состоянии, — куда тише, чем обычно, проговорил Тэ.

      Сокджин, наконец, отвлёкся от своих бессмысленных раздумий и поднял на него взгляд.

      — Это так заметно? — горько ухмыльнулся он.

      — Да, — Тэхён сделал очередной глоток. — Мне кажется, всё лишь потому, что ты так недолго работаешь на господина Мин, вот и не привык ещё к его выходкам. Порой его реакция бывает крайне… — парень многозначительно приподнял брови, — непредсказуемой. Но здесь, к сожалению, ничего поделать нельзя. Натура творческая — сам понимаешь. В особо трудные времена, когда, особенно, у него кризис, некоторые шестерёнки съезжают, вот он и срывается на окружающих.

      — Д-дело не в этом, — осторожно начал Джин.

      — Я думал, ты просто ему в ответ что-то сказал, — Тэхён озадаченно приподнял одну бровь.

      — Нет… то есть да, всё случилось из-за моих слов, но господин Мин ни в чём не виноват! Он всегда был ко мне благосклонен.

      — Ты стараешься выгородить его? — собеседник, казалось, был искренне удивлён. — Просто если бы ты действительно сотворил что-то настолько ужасное, как ты думаешь, тебя бы здесь уже не было. Он бы вышвырнул тебя сразу же, уж поверь мне на слово.

      — Такого не случилось, поскольку он… — Сокджин замялся. — У нас немного не такие отношения, как мне кажется.

      Выражение лица Тэхёна тут же отразило неприкрытое удивление.

      — А какие же?

      — Он в каком-то смысле нуждается во мне, — проговорил Джин, после чего тяжело вздохнул и отпил свой кофе. Эти слова оставляли на языке какое-то странное послевкусие.

      — Хочешь сказать, что ты его муза, или что-то вроде того?

      Сердце Сокджина неистово забилось в груди. Он нервно осушил свой стакан наполовину.

      — Что-то вроде того… — тихо повторил Джин за Тэхёном, — что-то вроде того… Боже, какой же я идиот! — сокрушительно проговорил он, схватившись за голову.

      — Сокджин?

      Но Джин его уже не слышал.

      Как он мог! Как он мог позволить себе, как он мог допустить даже одну эту мысль, что Мин Юнги его любит! Как он посмел! Ведь это же было очевидно. Тэхён добавил последнюю — ключевую — деталь в эту мозаику, и Сокджин, наконец, осознал то, что было, оказывается, и так на поверхности. Какой же он идиот!

      Муза…

      Он — его муза.

      И всё.

      Без подтекста, без каких-то неопределённостей, без чувств. Лишь профессиональный интерес, лишь толчок к творчеству, порыв, страсть. Но страсть не к самому Сокджину, а слепая нужда, необходимость, зависимость. Привязанность, без которой существование не представляется возможным. А Сокджин хотел верить, и в итоге обманулся вновь, представив вместо всего этого несуществующее.

      А Тэхён — он оказался до ужаса проницательным. Ему хватило пары мимолётных встреч с Сокджином, чтобы всё понять.

      Почему же Сокджин снова ничего вовремя не осознал…

      Внезапно стало так невыносимо больно, что захотелось сбежать, причём сиюсекундно. Джин резко поднялся из-за стола, что даже в глазах потемнело, и, бросив Тэхёну еле различимое извинение, выбежал на улицу, слыша только гулкое сердцебиение, словно сердце стучало прямо у него в голове.

      Все иллюзии моментально рассыпались, раскололись вдребезги. Ох, он был таким идиотом, что вновь настроил воздушных замков, хотя и знал, насколько тяжело наблюдать за их разрушением! Сокджин спешно шёл по улице, так не к месту сейчас залитой солнцем. Не оглядываясь и не замечая ничего вокруг.

      Винить Юнги в этой боли не было никакого смысла — он Джину ничего не обещал, ни в чём не признавался. Даже предупреждал, предостерегал и подавал знаки к отступлению! Из его уст никогда не слышались громкие признания. Это всё Сокджин и его чёртово воображение, которое, пожалуй, слишком бурное для парня двадцати пяти лет. Пора уже и повзрослеть.

      Поток его сознания внезапно остановила резко схватившая за плечо рука, которая за секунду спасла его от пронёсшейся машины, дёрнув парня назад и развернув его на сто восемьдесят градусов. Джин опомнился.

      — Что ты творишь?! — недовольный и немного испуганный голос — и Сокджина припечатало к на удивление крепкой груди, отчего парень инертно уткнулся носом куда-то в изгиб шеи. Джин на мгновение испугался; но потом вдохнул приятный аромат с нотками мускуса и сандала, ставший внезапно таким знакомым и приятным, что натянутая пружина вмиг ослабилась, и вот — парень уже рыдает на сильном плече, облачённом в дорогую ткань брендовой рубашки.

      Тэхён несколько секунд пребывал в некоем недоумении, но потом уверенно обхватил содрогающиеся в беззвучных рыданиях плечи Сокджина и успокаивающе похлопал по ним. Будто бы всё осознал.

      Рубашка спустя минуту стала мокрой от слёз и неприятно липла к телу, но Тэхён этого не замечал. Почему-то на данный момент ему был куда важнее этот запутавшийся в себе и своих чувствах парень, который так обессиленно жался к нему ближе в поисках хоть какой-то защиты от внешнего мира.

      — Пойдём, — с губ Тэ сошла придурковатая улыбка, сделав его лицо непривычно серьёзным и по-мужски красивым. Сокджин не понимает ничего, а просто отстраняется и идёт вслед за Тэхёном метров пятьдесят, пока не слышит звук разблокировки дверей автомобиля. Даже не глянув на машину, он покорно сел внутрь. Его не волновало в тот момент совершенно ничего: ни куда они поедут, ни что планирует Тэхён — Сокджин был слишком занят внутренними переживаниями, чтобы заботиться о чём-то внешнем.

      А Тэхён, опустившись в водительское кресло и хлопнув дверью, отчего-то чувствовал, что его сердце непривычно тянет от этой картины.

      Оказывается, прекрасное лицо Сокджина уродуют слёзы.

      Оно опухает и краснеет, а налившиеся влагой веки не позволяют глазам открыться до конца. Щёки становятся непривычно влажными от слёз, из носа течёт, подбородок искривляется, морщинится и подрагивает. Если бы Сокджин увидел сейчас себя в зеркале, он бы это зеркало точно разбил.

      Но Тэхён, наблюдая за этими метаморфозами, ощущал лишь горечь, скрытую глубоко в сердце Джина, от которой хотелось взвыть. Почему-то только сейчас, когда лицо Сокджина обезобразилось горечью, Тэ заметил, насколько же до этого оно было прекрасным. 
     

      ***

      Сокджин не помнил, как оказался здесь. Он сидел на диване, оглядываясь по сторонам, словно только что проснулся, хотя парень точно пришёл сюда на своих двоих. Это была небольшая, но уютная гостиная в светлых тонах и с минимумом мебели — лишь диван, столик перед ним да аккуратные полочки, на которых стояли диски с музыкой. На противоположной от дивана стене висел широкий плазменный телевизор, а на полу — прямо под столиком — удивительно чистый белый ковёр. Гостиная плавно переходила в кухню, такую же небольшую, но хорошо оборудованную, будто хозяин квартиры очень любит готовить. Однако в отличие, например, от квартиры Юнги, европейского стола, ставшего давно уже привычным в азиатском быту, не было, так что его роль, вполне вероятно, выполнял тот традиционный столик около дивана. В целом, квартира была намного меньше, чем у Юнги и даже самого Джина. Но при этом не создавалось ощущения, что места мало. Наоборот, от этих стен веяло свободой.

      Странно это.

      Сокджин дотронулся до своего лица. Мокрое. Кажется, он перед тем, как сюда сесть, зашёл в ванную комнату и умылся. Но даже это было, словно в тумане. Парень устало потёр лицо ладонями.

      Он определённо был в квартире Тэхёна. Сейчас уже отдавал себе в этом отчёт. Сокджин выдохнул и посмотрел в сторону кухни. Тэхён залил пакетированный чай кипятком и принёс его в гостиную.

      — Попей. Это поможет. Там содержится ромашка, мелисса и что-то ещё. Хорошо успокаивает, — парень многообещающе улыбнулся, но отчего-то его улыбка быстро сошла с лица, сменившись беспокойством.

      — Спасибо, — проговорил Сокджин, покраснев. — Прости, что я так сорвался, я не знаю, что на меня нашло, я сам себя не узнаю! Просто…

      — Перестань, — Тэхён спокойно прервал эту череду оправданий и сел рядом с Джином на диван. Парень вздохнул, будто собираясь с мыслями. Когда он увидел то странное выражение лица Сокджина в квартире у Юнги, он и предположить не мог, что всё окажется настолько серьёзно. Так что сейчас пребывал в точно таком же замешательстве, что и Сокджин, который сам от себя не ожидал такой вот реакции.

      Почему он побежал за ним? Почему не отпустил? Почему вообще к себе домой привёл? На эти вопросы Тэхён и сам не мог ответить. Просто у него на самом деле была очень тонкая натура. Он хорошо чувствовал и понимал людей, оттого и принимал их проблемы близко к сердцу, стараясь изо всех сил помочь. Тем более, если эти люди ему нравились. 

      Он взглянул на Сокджина.

      Нет, не то чтобы он привлекал его как парень, но что-то такое призрачно родное было в нём. В его жестах, словах, мимике, в его умении хорошо одеваться и держать себя. Это немного странно, но Тэхён почему-то не обращал никакого внимания на лицо Сокджина как таковое — его черты сливались, превращаясь во что-то цельное. Он понимал, что Джин очень хорош собой, но не мог назвать его эталоном красоты. Начнём с того, что Тэхёну вообще всегда было плевать на внешность человека, на его обёртку. Просто симпатичные люди привлекали его внимание чуть чаще.

      — Ты любишь его? — Тэхён задал всего один вопрос, от которого тот огонёк в глазах Сокджина, что был во время их первой встречи тогда, в коридоре, моментально потух.

      Джин вновь опустил взгляд, зажевал губу и нервно потянулся за чаем.

      Действительно, а любит ли он Юнги?

      — Я… я не знаю, — честно признался Сокджин.

      Возможно, ему просто очень сильно хотелось этого — любить. Так хотелось, что он малейшие намёки на это или нечто похожее сразу воспринимал как те самые чувства, воспетые многими великими. То высокое, что заставляет человека либо жить на седьмом небе, либо умирать в муках — среднего не дано.

      Да, он признался Юнги в чувствах, но что он подразумевал под тем, что любит его? Что?

      — А что такое любовь? — тихо спросил он Тэхёна.

      В комнате повисла неловкая тишина, будто оба парня были заядлыми интровертами, которых заставили вместе сидеть здесь. Каждый потупил взгляд, словно стараясь прокрутить в голове все варианты начала разговора, но безумно стесняясь озвучить хоть один из них.

      На деле же Тэхён тоже всерьёз задумался, нахмурив брови.

      Они просидели в безмолвии не меньше минуты, и только потом Тэхён, будто что-то решив, повернул голову и взглянул на Сокджина.

      — Мне кажется, это когда ты чувствуешь, что ты с человеком одно целое.

      — Но разве дружба такой не бывает? — с сомнением проговорил Сокджин.

      — И правда… — голос Тэхёна выражал замешательство. — Тогда… тогда это когда ты хочешь быть с этим человеком всегда рядом, и когда его рядом нет, ты ощущаешь пустоту… Подожди, такое тоже возможно с дружбой!

      — Вот видишь, — как-то безэмоционально усмехнулся Джин. — Если мы сами точно не можем определить, что такое любовь, то как мы можем утверждать, что кого-то любим? Какой мы смысл тогда вкладываем в эти слова?

      Глаза Тэхёна отчего-то загорелись.

      — Погоди, сейчас я сформулирую! Надо же просто-напросто отделить любовь от дружбы и похожих чувств! — казалось, для него этот спор приобрёл какой-то только ему известный смысл.

      — В том-то и дело, что это всё — чувства. А с чувствами, как ты знаешь, сложно быть объективным.

      — Любовь — это чувство, тут я соглашусь. Но почему ты думаешь, что невозможно это описать? Когда тебе грустно, ты же ощущаешь пустоту внутри?

      — Ну да.

      — Вот и я. А когда радостно, ты ощущаешь прилив сил и энергии?

      — Да, но речь же сейчас не об этом! — Сокджин и сам не заметил, как включился в эту импровизированную полемику.

      — Почему нет? — Тэхён улыбнулся своей привычной улыбкой.

      — Потому что… — но подходящего аргумента Сокджин не нашёл, поэтому лишь рукой махнул, — ай, ладно. Сложно это.

      — Да, сложно. Но почему бы не разобраться? Так сказать, раз и навсегда, чтобы потом не ломать голову, — Тэхён окончательно воодушевился. — У меня есть ещё одна теория. Любовь — это, несомненно, когда ты испытываешь глубокую связь и влечение к человеку, про физическое влечение я вообще молчу. Но к этому примешивается ещё и то, что для тебя этот человек — самый значимый в жизни, и рассматривать других в этой роли вообще не имеет для тебя никакого смысла. Ты просто их не замечаешь, потому что место в твоём сердце уже занято.

      Сокджин внимательно слушал Тэхёна, чтобы хоть как-то опровергнуть его слова, но… не смог.

      — Возможно, в этой теории что-то и есть.

      — Смотри, у тебя может быть сразу несколько лучших друзей или десятки тех, кого ты считаешь привлекательным. Но вот любовь… тут, скорее всего, у твоего избранника конкурентов нет, поскольку ты смотришь на него и понимаешь — другого такого во всём мире не найти. И даже искать — кощунство.

      Джин задумался: можно ли тогда интерпретировать то, что у него на душе в данный момент, как любовь к Юнги? Или же это лишь привязанность и восхищение?

      — Если честно, я не знаю… — озвучил он результат своих дум. — Я правда не знаю.

      — Но у тебя же есть мысли на этот счёт? — поинтересовался Тэ.

      — Понимаешь… — Сокджин замялся, колеблясь. Говорить — не говорить. Надо было избрать уже какую-либо сторону.

      Он взял со стола чашку и отпил чай.

      Это так глупо — открываться фактически первому встречному. Человеку, которого видел-то всего пару раз в жизни. Но отчего-то у этого человека Сокджин уже порыдал на плече, отчего-то этот самый человек не бросил его там, посреди города, а привёл к себе домой и отпаивает успокаивающим чаем. Отчего-то этот человек смотрел сейчас на Сокджина с таким участием, каким-то детским интересом и желанием помочь, что Джин просто не мог сдержаться.

      — Наверное, я слишком устал от того, что все хотят мной воспользоваться, — он гулко выдохнул. — Для влиятельных людей, с которыми мне приходилось работать и, по стечению обстоятельств, спать, я — всего лишь модный и хорошо выглядящий аксессуар. Словно вещь, на которую так приятно смотреть. Да, возможно, эти люди любили меня, но только мою оболочку. Им не было дело никогда до моих увлечений, переживаний, мечтаний, никто из них не интересовался, из какой я семьи и где живут мои родственники, сколько у меня друзей и знакомых, какую музыку я люблю и какие смотрю фильмы. Они считали, что если я с ними, то этого уже достаточно.

      Джин покачал головой:

      — Но мне никогда не было достаточно. Каждый раз я наступал на эти грабли, я клялся себе, что никогда больше не совершу такую же ошибку, но всё повторялось раз за разом, словно по спирали! С другими людьми, но в тех же условиях. С точно таким же исходом. И знаешь, мне показалось тогда, когда я пришёл к господину Мин, он посмотрел на меня по-другому. Поэтому я остался и продолжил на него работать. Потом у нас был разговор, он интересовался мной, задавал вопросы, чего не было впредь. Однако он всё равно держался на расстоянии и продолжал обозначать дистанцию между нами.

      — И ты решил эту дистанцию сократить?

      Сокджин кивнул:

      — И я решил эту дистанцию сократить. Почему-то решил, что у меня есть на это право. Хотя, оглядываясь сейчас, я понимаю, каким же был идиотом. Это был ужасно глупый поступок. И… Мне кажется, я действительно его обидел, но опомнился слишком поздно. В конце концов… как видишь, я снова обманулся. Ты открыл мне сегодня глаза на истинное положение вещей. Я не понимал, вернее, не хотел понимать, зачем господин Мин держит меня так близко к себе.

      — Я просто предположил, — Тэхён пожал плечами. — Ты же знаешь, что я не очень понимаю характер ваших взаимоотношений.

      — Нет, ты абсолютно прав. Это я был слишком ослеплён тем, что смог привлечь внимание такого человека, как сам Мин Юнги, — Сокджин невесело хохотнул. — Вот и расплачиваюсь теперь за своё неведение.

      — Ты тут ни в чём не виноват, — Тэхён осторожно похлопал парня ладонью по спине. — Надо разобраться в собственных чувствах — и тогда жить станет гораздо проще, поверь мне. Не зацикливайся на этом. А главное не зацикливайся на нём. Это гиблое дело. Он не видит ничего, кроме своего рояля и своей музыки. Он не может любить что-то ещё, кроме этого. Не надо играть с судьбой и обжигаться. Если тебе больно, лучше просто оставь его.

      Джин поджал губы.

      — Прости, что вот так нагрузил тебя. Я не хотел, правда, — он отвёл взгляд в сторону.

      — Я просто оказался рядом, — Тэхён ободряюще пихнул того в бок и улыбнулся. — И рад, что всё произошло так, как произошло. Иначе не знаю, что бы с тобой случилось.

      Щёки Сокджина вмиг покрылись ярким румянцем. О нём кто-то беспокоится?

      — И да, можно, я дам тебе совет?

      — М-м? — чуть неуверенно промычал Джин, вновь переведя взгляд на Тэхёна.

      — Постарайся начать себя уважать, — серьёзным тоном пробасил парень. — Все проблемы твои исходят знаешь, откуда?

      Джин помотал головой, а Тэхён усмехнулся и прикоснулся указательным пальцем к его лбу.

      — Вот отсюда. Из твоей головы. Если всё так, как ты мне сейчас рассказал, значит, ты не знаешь себе цены. Ты думаешь, что всё, что у тебя есть — лишь миловидная мордашка. Поэтому и бросаешься в объятия к каждому, кто тебе понравится и кто будет признаваться в любви твоему лицу. Но я уверен, что это далеко не так. Вот там, — Тэхён на этот раз ткнул ниже, прямо посередине грудной клетки, — там находится нечто большее, чем просто красота, понимаешь?

      Он отвёл руку, увидев, как Джин вздохнул.

      — Люди склонны любить что-то красивое. Так уж мы все устроены. Ты тоже устроен так же, поэтому тебе и понравился господин Мин — я не спорю, он очень хорош собой. Однако, как по мне, истинная любовь — она не только внешняя. Это квинтэссенция внешнего и внутреннего. Ты навряд ли по-настоящему можешь полюбить только внешность или только внутренний мир. Надо любить это всё вместе. А ты почему-то думаешь, что тебя не могут полюбить не за внешность. И это странно для меня. Как по мне ты очень интересный человек, — Тэхён широко улыбнулся, пытаясь ободрить Сокджина.

      — Это тебе только так кажется, — горько усмехнулся парень. — На самом деле, я слишком зауряден, и внешность — это всё, что у меня есть.

      — Уверен, что это не так, — настаивал Тэхён. — Давай так, — он достал из кармана брюк телефон, — попробуй за этот месяц доказать мне свою точку зрения, а я тебе — свою. И посмотрим, кто выиграет.

      Озорство и вызов во взгляде Тэ неожиданно подкупали. Сокджин самодовольно хмыкнул и достал свой телефон:

      — Готовься проиграть.

      Они обменялись контактными данными.

      — Извини, я что-то совсем заболтался… — Тэхён неловко почесал затылок, внезапно осознав, сколько времени они уже вместе провели. У самого парня планов никаких не было, но вот у Джина он как-то не удосужился об этом спросить.

      — Да ничего, — Сокджин махнул рукой. — Это я должен просить прощения за своё поведение. Ты правда мне помог… Возможно, мне как раз и была нужна такая вот мозгоправительная сессия, — он хохотнул.

      Тэхён заулыбался.

      — Может, тогда останешься? Куда ты такой зарёванный пойдёшь?

      Сокджин невольно поймал себя на мысли, что он всё это время ждал возвращения этой удивительной квадратной улыбки.

      Сегодняшний день для него — точка отсчёта. Пора и правда изменить свои взгляды на жизнь и самого себя. Поэтому Джин в ответ лишь улыбнулся и кивнул, думая о том, какой же странный, но какой интригующий — этот парень по имени Ким Тэхён.

     
     
***

      Ан, дё, труа. Ан, дё, труа.

      Десятки изящных ног одновременно приземляются. Глухой звук соприкосновения пуант с деревянной поверхностью сцены ласкает слух. Сынхёк одобряюще покачивает головой в такт.

      Ан, дё, труа. Ан, дё, труа.

      Чимин танцует, как безумец, в пустом зале, совершенно не замечая, что вся одежда и повязка на голове давно пропитались потом. Уже даже дышать тяжело, но он всё кружит и кружит, чувствуя от своего изнеможения лишь радость.

      Ан, дё, труа. Ан, дё, труа.

      Дорога домой, как в тумане. Лёгкий ужин. Звонок Чонгуку. Сон.

      Ан, дё, труа. Ан, дё, труа…

      Всё повторяется вновь и вновь, в темпе вальса. Раз за разом.

      С отъезда Чонгука прошло уже две недели — ровно половина срока, но за это время у Чимина не было ни одного отпечатавшегося в памяти момента. Дни были похожи один на другой, они сливались в единый орнамент, словно в монохромном калейдоскопе. Если и раньше его будни не особо отличались разнообразием, то на данный момент вся деятельность сводилась лишь к простому разделению на две части: театр и Чонгука.

      Чимин не мог с точностью сказать, почему он так ударился в работу. Скорее всего, причиной этому было жуткое чувство одиночества, которое накрывало его сразу же, когда он оставался один и без дела. Нет, он не скучал по Чонгуку — они списывались каждую свободную секунду и созванивались каждый вечер. Он не скучал, это слишком уж тривиальное определение. Он медленно сгорал.

      Удивительно, но жаловаться было глупо — чем больше жизнь походит на день сурка, тем быстрее бежит время, и только и успеваешь, что дни в календаре зачёркивать. Кому-то такая идея может показаться чересчур уж глупой и чрезмерно, по-голливудски романтичной, однако Чимин в первый же день обзавёлся таким вот календарём с удобной магнитной поверхностью, который сразу налепил на холодильник. В утреннюю рутину, соответственно, вошло торжественное зачёркивание очередного числа, слава богу, прошедшего без происшествий.

      Казалось бы, вот парадокс — совсем недавно Чимин бы порадовался, если б Чонгук так же исчез на месяц-другой. Как же жизнь могла так круто повернуться? Что ж, оставалось только брови хмурить и терзать себя бесчисленными и такими бессмысленными риторическими вопросами.

      Парень, в очередной раз завершив свою произвольную программу, обессиленно осел на прохладный пол зала в попытках восстановить дыхание. В этом процессе — процессе сгорания — были явно свои плюсы. Да, внутри бушевал настоящий пожар, безжалостно сжигавший всё на своём пути, но в то же время этот же самый пожар выделял огромное количество энергии, которую Чимин впоследствии умело перенаправлял в репетиции. Так что, возможно, от вынужденной разлуки с Чонгуком можно было извлечь какую-то пользу.

      Чимин, тяжело дыша, распластался на полу, наслаждаясь прохладой паркета. Сегодняшняя репетиция была, как всегда, изнуряющей, но парень и не думал сдаваться — остался по привычке после и сжёг себя дотла.

      Со стороны коридора послышались шаги. Поначалу тихие, но по мере приближения к залу звук был всё отчётливее. Человек шёл уверенно и размеренно, но остановился прямо у дверного проёма.

      Раздался тихий смешок.

      — Что разлёгся, Пак?

      Чимин хмыкнул и усмехнулся в ответ. Нетрудно догадаться, кто это был, учитывая то, что вся труппа закончила репетировать ещё два часа назад.

      — Чтобы ты спросил, — парировал Пак и повернул голову.

      В дверях, прислонившись к косяку рукой, стоял такой же взмыленный и уставший Джебом — кто ж ещё — и гаденько ухмылялся.

      — Ты всё ещё остёр на язык.

      — А как же. С тобой расслабишься, — фыркнул Чимин.

      Дже неспешно подошёл к нему и протянул руку.

      — Вставай давай, надо зал закрывать, - парень кивнул в сторону двери, и этого движения было вполне достаточно, чтобы пара капель пота соскользнула с его волос.

      Чимин прищурился:

      — Только не надо меня снова домогаться, Джебом-щщи, — подтрунил он, но руку принял. Одним резким и сильным движением Дже вмиг поставил Чимина на ноги и закатил глаза.

      — Больно мне надо, принцесса Недотрога.

      Пак хохотнул, собирая свои вещи.

      — Ладно, пойдём переодеваться. Видок у тебя, прямо скажем, оставляет желать лучшего.

      — На себя-то посмотри, эстет тут нашёлся, — Джебом вновь закатил глаза, но спокойно подождал, пока Чимин закроет дверь, и направился вместе с ним в раздевалку.

      Что же произошло, спросите вы. На деле, ничего особенного. Не наблюдается никакого парада планет; ни Чимина, ни Джебома не подменил никакой двойник; и это отнюдь не игра на публику.

      Просто Чимин сдержал своё слово и после отъезда Чонгука познакомил Джебома с Джексоном, который, в свою очередь, вызвался учить парня китайскому, чтобы помочь ему как можно быстрее завоевать предмет обожания. Как и предполагал Пак, Джебом вовсе не был прогнившим изнутри. Вся его внешняя напускная самоуверенность и важность были лишь защитной реакцией, прикрытием его истинного запуганного до смерти «я». Как-то так сложилось, что после того инцидента с поцелуем и признания Джебома, их отношения с Чимином стали на удивление спокойными. Конечно, они до сих пор не упускали возможности друг друга уколоть какой-нибудь едкой фразочкой и на виду у всех вели себя, как обычно, чтобы не вызвать подозрений у остальных участников труппы. Но на деле, все их обоюдные издевательства утратили резкость. И Джебом, казалось, даже зауважал Чимина.

      Чимин не рассказывал об этом Чонгуку, просто упомянул, что Джебом перестал его задевать (Чонгук был полностью убеждён, что это всецело его заслуга). Почему? Вместе с расстоянием открылась одна особенность Чона, которую Пак не особо принимал, но от которой, почему-то, становилось как-то неправильно тепло на душе.

      Чонгук был ревнив.

      Даже не так. Чонгук был чертовски ревнив.

      Любое упоминание других парней стало смерти подобно. В первую неделю их разлуки Чимин совершил ошибку — во время видеозвонка рассказал вскользь о том, как встретился с Джексоном и Джебомом, чтобы их, собственно, друг другу представить.

      Такого злобного и разъярённого Чонгука он ещё никогда не видел. Сразу посыпались вопросы и какие-то странные, из воздуха взятые подозрения. Чонгук тут же представил, видимо, как Джексон подкатывает к Чимину, а Дже — снова его целует. А защитить-то его чудо некому!

      Чимин еле заметно похихикал тогда, смотря на то, как наливаются яростью глаза Чонгука, но решил всё же оставить разговоры, затрагивающие других представителей мужского пола, на потом. Так будет проще. И Чонгуку, который в тот же самый момент грозился прервать тур и вернуться в Корею, и Чимину, которому хоть и льстило такое внимание и забота, но было сложно успокоить разъярённого Чона и заверить, что всё в порядке.

      А ещё…

      Ещё Чимин начал понимать, как же сложно, оказывается, ему без Чонгука.

      Да, Чимин тщетно пытался доказать самому себе, что для него нет ничего проще, чем подождать немного. Ну, вернее, как немного — месяц. Однако каждый день он ловил себя на мысли, что ужасно глупо улыбается, получая коротенькие, но частые сообщения от Чонгука; старался утихомирить своё сердцебиение во время видеозвонков; переписывал свои послания в какао миллион раз, чтобы они были не слишком уж «сопливыми» и «розовыми», как он их называл. Само существование Чонгука на этой планете заставляло его трепетать и смущаться. И так безумно хотелось его поскорее обнять!..

      А Чимин так клялся себе, что ни за что в него не влюбится...

      — Тебя подбросить? — предложил Дже, когда Чимин собрал свои вещи и прошёл мимо него к выходу из раздевалки.

      — Нет, спасибо, мне не далеко, — парень выдавил из себя усталую улыбку и, дождавшись, когда Джебом выйдет, закрыл дверь на ключ.

      — Как хочешь, — Дже пожал плечами.

      Парни вышли в коридор, ведущий к парадному выходу. Пара шагов — и руки коснулись массивной двери.

      — Ну, тогда до завтра. Цзай цзянь*!

      — Цзай цзянь, — сдержанно махнув Джебому рукой, Чимин вышел следом за ним из театра.

      Ещё один рабочий день подошёл к концу.

      ***

      Дорога домой размывается перед глазами и растворяется в музыке Эда Ширана. Пак создал очередной плейлист, который каждой песней напоминает ему о Чонгуке, и слушал его ежедневно: утром — направляясь в театр, и вечером — возвращаясь домой. Композиции создавали в сознании парня образ Чона, и он был отчего-то таким реальным, что хотелось протянуть руку и дотронуться.

      Чимин зашёл в квартиру и, небрежно отбросив свою спортивную сумку куда-то в сторону, первым делом направился на кухню. Жадный глоток воды. Второй, третий. Чимин осушил стакан и уже хотел было заправить себе очередной на сегодня салатик, как раздался звонок, каждый раз заставляющий душу трепетать.

      Чимин чуть ли не выронил телефон, который вот-вот норовил выскользнуть из дрожащих от нетерпения рук, коснулся подушечкой пальца зелёной кнопки на экране, принимая вызов, и за секунду до прогрузки видеозвонка спешно пригладил растрёпанные волосы.

      — Привет, пирожочек.

      Пак фыркнул и закатил глаза, стараясь за этим напускным возмущением скрыть безумное воодушевление от звука любимого голоса.

      — Знаешь, нет абсолютно ничего хорошего в том, что ты так называешь человека, который занимается балетом, — пробурчал он, надув губы. Чонгук по ту сторону экрана умилительно улыбнулся.

      — Хорошо, хорошо. Это в последний раз, — парень поднял руки в защитном жесте.

      — Ты каждый раз так говоришь, — продолжал бубнить Чимин, изображая ту самую «принцессу Недотрогу», коим прозвал его Джебом.

      — Я обещаю, что больше такого не повторится, — Чон придвинулся чуть ближе к камере. — Выглядишь изнурённым…

      Чимин смягчился и выдавил из себя усталую улыбку.

      — Есть немного… Но, знаешь, я хочу кое-что попробовать. Для этого, конечно, придётся изрядно попотеть, но, если получится, оно того стоит, — парень немного воодушевился.

      — Ты про следующий спектакль? — поинтересовался Чонгук.

      Чимин покачал головой:

      — Нет. У нас временами бывают сольные выступления. Конечно, это не на большой сцене, но всё равно — неплохая возможность быть замеченным, согласись. Вот я и думаю, может, Сынхёк разрешит мне показать свой номер…

      Не то чтобы Чимин отчаянно занимался только для этого — не будет же он, в самом деле, жаловаться, что с ума тут сошёл бы без усиленных репетиций — однако Чонгуку эта причина явно пришлась по душе.

      — Я уверен, что разрешит! Это было бы глупо не дать тебе шанс.

      — Не знаю, я привык уже ничего не загадывать наперёд, — Чимин пожал плечами и, сев за стол и поставив поудобнее телефон, подпёр рукой подбородок. — Куда едешь завтра?

      — Завтра Париж. Дадут один день на отдых, а послезавтра выступление, — выдохнул Чонгук. За всей той радостью и обилием эмоций, которые явно вызывал у него этот тур, проглядывалась тщательно прикрытая парнем тоска и усталость. И Чонгук видел те же эмоции и в Чимине, словно в отражении. Усталость эта была не физической, а душевной. Такая бывает, когда двое крепко связанных судьбой людей невольно разделяются расстоянием. И каждому кажется, что он не может уже полноценно функционировать, не может испытывать полноценную радость и счастье от нового, не может по-настоящему гордиться своими достижениями, не может даже наслаждаться любимыми блюдами и искусством. Всё, что у него остаётся в истинном проявлении — лишь грусть и чувство одиночества. Остальное же он не воспринимает в полной мере из-за того, что какая-то часть его отсутствует. Казалось бы, «вторая половинка» — лишь пресловутое выражение, а на деле оказывается, что это понятие действительно существует.

      — Удачи! Выложись на все сто! — Чимин широко улыбнулся.

      — Я постараюсь, — Чонгук с таким вожделением смотрел в экран, что Чимин заёрзал на стуле. — Эх… я так скучаю по тебе…

      «Я тоже» застревает у Чимина в горле.

      Если бы он позволил этой фразе соскользнуть с губ, он бы точно не выдержал и расплакался прямо сейчас. Но заместо этого он попытался сконцентрироваться на изображении на экране, стараясь отпечатать в сознании каждую чёрточку Чонгука, одновременно обращая внимание на малейшие детали, чтобы не упустить ни одного изменения.

      — Осталось совсем немного, — протянул Чимин с глупой улыбкой на лице. Он и не замечал, что эта улыбка при разговорах с Чонгуком почти не сходит с губ. — Расскажи лучше, как прошёл твой день? Как Юнги-щщи?

      И Чонгук, как и всегда, отвлекался от грустных мыслей и пускался в ярких красках расписывать всё, что он видел, что делал и что чувствовал за день. Новые места, новые люди, новая еда, новая музыка — что наиболее важно! А Чимин, сидя по ту сторону экрана, внимательно слушал его и старался воспроизвести это в своём собственном сознании, мечтая лишь о том, чтобы оказаться в этих местах с Чонгуком вместе.

      А пока он может только слушать и наслаждаться любимым, пусть немного искажённым интернет-соединением голосом.

      Чимин был прав. Осталось совсем-совсем немного. Ещё пара балетных па — и томительное ожидание завершится.

      Ан, дё, труа.

__________
*Цзай цзянь — Пока!