не только
Гримерная уже почти опустела. Было поздно, потолочные лампы отсвечивали холодным, чуть зеленоватым светом, и тени, как тягучие сгустки, цеплялись за углы. Где-то в коридоре хлопнула дверь - кто-то из последней технички уходил. Остальные уже давно разъехались - кто на машине, кто на такси, кто в клуб на автопате.
Виола стояла у стола, на котором лежала пустая бутылка из-под воды и какие-то баночки с косметикой. В руках у неё был стакан с газированной - ледяной, с тонким инейным налётом на боках. Хотела отнести ему, он просил... или она так подумала. Просто жест, просто забота.
Но как только она сделала шаг к двери, голос остановил её.
- Не надо. - Он сказал резко. Не грубо, но так, что в груди что-то глухо качнулось.
Она обернулась.
Он стоял у стены, опершись плечом, руки в карманах. Смотрел на неё не как на Виолу, которая пришла на концерт, а как на свою. Как на ту, что ушла, а теперь вернулась, и его злило, что её могли коснуться чужие руки, чужие глаза, чужие слова.
- Что не надо? Воды? - переспросила она, тон чуть выше, чем нужно.
Он молчал. Глаза - тёмные, густые, злые. Не на неё. На весь вечер. На этого менеджера с пиджаком и намёками. На то, что не успел.
- Ты чего? - Она поставила стакан на стол и медленно подошла.
Он вытянул руку, перехватил её запястье. Не сильно, но так, что кровь в жилах будто сменила курс.
- Ревнуешь? - тихо, с усмешкой, почти дразняще.
Он не ответил сразу. Подтянул ближе, развернул к себе. Их тела встретились почти лоб в лоб - он намного выше, она как будто прижалась затылком к невидимой стене.
- Ты моя была, - выдохнул он, грубее, чем хотел, голос срывался на гортанный, уязвимый шепот. - И будешь. Поняла?
- А ты что, решил, что можно просто так сказать, и я... - она хотела добавить что-то дерзкое, но не успела.
Он обхватил её талию, резко, как будто не знал, будет ли в следующий раз. Вдавил в себя, прижал лоб к её виску. Дыхание обжигало. Руки легли на поясницу - крепко, будто держал не её, а все эти прошедшие дни без неё.
- Слышишь? - снова прошептал. - Я не собираюсь тебя отпускать.
- Уже отпустил, - прошептала она в ответ, но не отстранилась. - И я ушла.
- Вернулась. - Он сжал её сильнее. - И мне этого хватило, чтоб понять - я не вывезу, если ещё раз уйдешь.
Она хотела сказать что-то колкое, уколоть. Но язык будто отказывался говорить. Сердце стучало, как молоток по дереву. У него тоже. Они стояли так, слипшиеся, как будто в последний раз.
Он чуть отстранился, заглянул ей в глаза.
- Поехали куда-нибудь. Просто. В кафешку. В ресторан. На набережную. Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался, поняла? Хочу побыть с тобой. Нормально. Без всего. Просто ты и я.
- Сейчас? - Голос дрожал. Но не от страха - от того, что слишком сильно хотелось сказать «да».
- Да. Сейчас. Плевать, что ночь. Я тебя в любом состоянии возьму. Даже такую - уставшую, растрёпанную, с этой дурацкой прядью, которая всегда лезет тебе в глаза.
Она хмыкнула и качнула головой, будто отводя туман от мыслей.
- Хорошо. Только дай мне сумку взять.
Он не отпустил её.
- Нет, сначала скажи. Правда хочешь? Или из вежливости?
Она подняла глаза. Усталая, немного поблёклая, но настоящая.
- Хочу.
Тогда он разжал руки, только чтобы снова взять её за пальцы, переплести их. И в этой тишине, среди забытых банок, разбросанных кабелей и чужих следов на зеркале, они стояли, как будто были в каком-то другом времени. Где не было обид, ожиданий, пауз и похмелья. Только они. Только сейчас.
Он откинулся чуть назад, посмотрел на неё снизу вверх:
- Ну и куда ты хочешь?
- Не знаю. Лишь бы не в клуб. И не домой.
Он кивнул, снова ухмыльнулся по-своему, чуть волчьи.
- Отлично. Тогда поверь мне. Сегодня я делаю выбор за нас двоих.
И потянул её за руку к выходу - как будто к началу чего-то нового. Не нежного. Не спокойного. Но живого. Их.
---
Внутри ресторана было полупусто: уже за полночь, и в мягком полумраке дальнего угла не чувствовалось чужого дыхания, чужих глаз. Они выбрали столик в самом конце, в уютной нише с приглушённым светом. Мягкие кресла, деревянный стол, медно-золотистое освещение - всё располагало к тишине и каким-то почти интимным разговорам.
Он первым снял куртку, потянулся и легко поцеловал её в висок - будто между ними не было ни пауз, ни расставаний, только бесконечное продолжение. Она улыбнулась, словно бы и не заметив - но на щеках выступил предательский румянец, который трудно было списать на духоту.
- Ну что, - Аньчик склонился к ней через стол и посмотрел с той чуть дерзкой, чуть игривой нежностью, от которой у Виолы внутри всё поплыло. - Давай, за хороший концерт?
- За отличный, - уточнила она, уже зная, что спорить бесполезно. - Но только если по одному бокалу. Мне завтра рано...
- Завтра будет потом, - отмахнулся он и щёлкнул пальцами, позвав официанта.
Когда им принесли еду и бокалы с вином, стало особенно тихо - как будто весь день закончился только сейчас, в этом мягком, спокойном моменте, где они были не звезда и сотрудница, не бывшие, не кто-то с недоговорённостями. Просто он и она. Как раньше.
Они ели медленно, никуда не спеша. Он рассказывал о деталях концерта - как в какой-то момент сорвалась фонограмма, а он вытащил номер чисто на энергетике. Она смеялась, слушая, как он пародирует одного из организаторов, постоянно сбивающегося в инструкциях. Он будто расцветал рядом с ней, искренне, без позы, без нужды что-то доказывать.
- Помнишь, как три года назад... - начал он вдруг и замолчал, сжимая нож в руке.
Виола кивнула.
- Помню. Когда ты заболел. Где ты с температурой сорок все равно пошел на стрим.
- И ты после кормила меня горячей лапшой домашней, сидя в квартире, потому что ни один ресторан уже не работал, - он усмехнулся. - Это было чертовски мило. Хотя я тогда и злился.
- Потому что ты не хотел, чтобы я видела тебя слабым, - напомнила она и отпила глоток вина.
- А теперь хочу. Чтобы ты вообще всё видела. И хорошее, и хреновое. Потому что мне уже всё равно, каким ты меня увидишь. Лишь бы ты была рядом, - сказал он спокойно, с той степенью усталой честности, от которой у неё кольнуло сердце.
Она не ответила. Не потому что не хотела - а потому что не могла. Он как будто снял с неё броню, слово за словом, взгляд за взглядом.
- Через пару дней у нас Питер. Большой концерт. Там отель, всё красиво. Ты едешь со мной, - не спрашивая, а утверждая.
Она снова хотела было пошутить, как обычно: «А если у меня дела?», «А если я не хочу?». Но всё, что вышло, это лёгкая улыбка и кивок.
- Конечно. Работа же.
- Не только, - хмыкнул он. - Тебя никто не держит, ты же знаешь. Просто... ты должна быть там. Со мной.
Они допивали вино уже медленно. Он то и дело наклонялся к ней, что-то шепча на ухо - неважное, неосмысленное, просто так, чтобы быть ближе. Она то касалась его руки, то отводила взгляд, будто между ними было слишком много всего, чтобы притворяться, что ничего нет.
Вечер тянулся будто в полусне. Он целовал её пальцы, потом ладонь, потом касался губами щеки. Без торопливости, без грубости - но с тем уровнем притяжения, в котором ощущалась не столько страсть, сколько долгий, сдерживаемый голод.
Когда они встали, чтобы уходить, он предложил:
- Поехали сразу домой?
Она взглянула на него - и впервые за долгое время не почувствовала страха перед этой неизвестностью. Только тепло. И спокойствие.
- Поехали.
Он взял её за руку, как когда-то, три года назад. Только теперь - крепче. Теперь - увереннее.
И хотя впереди снова было много «а если», «а вдруг» и «не получится», в эту ночь всё казалось простым. И возможным.