9.
Игнорируя сопротивление и возмущения Глеб тянет меня за руку, усаживая рядом с собой. Диванчик маленький, на двоих, а потому очень тесный.
Он не тронет меня. Не посмеет выкинуть какую-нибудь хрень перед камерами, охранником и кассиршей. Однако, тело всё равно немеет, и всё, что я могу, это просто смотреть, пользуясь легальной возможностью разглядывать его лицо. Даже пошевелиться боюсь. Тот же уставший подернутый печалью взгляд с нотками агрессии. Его пушистые сожженные волосы сегодня чуть пышнее, чем в прошлый раз. На всем этом застревает мой загнанный взгляд, и я чувствую себя полной идиоткой.
— Что вам нужно? — мне страшно, а еще неуютно от того, что в любой момент может выйти Соня, а еще хуже Вова, и увидеть нас вот так.
— Он твой парень?
— Ч-что? Какая вам разница? — удивляюсь я. А потом до меня доходит: — Нет. Но Вова здесь и не из-за Сони. Хотя, даже если из-за Сони, то вам ничего не грозит, она в вас по уши втрескана, если это можно так назвать. И… — судорожно сглатываю, — вы будете последним человеком на свете, если решите этим воспользоваться. С вашей стороны было бы благородно сказать ей прямо, что вам от нее ничего серьезного не нужно.
— Почему ты так защищаешь её? — Глеб кладет голову на обе руки и наклоняется таким образом еще ближе ко мне. Как и в прошлый раз, начинаю ощущать запах сигарет, с которым совершенно не справляется его легкий парфюм.
— Если я скажу, то вы выйдете из себя.
— Не выйду.
— В прошлый раз вам не понравилась правда, — спорю я, и Глеб прикрывает глаза, нетерпеливо выдыхая. Понимаю, что лучше сказать, как есть. В конце концов, мы не на его кухне, а в общественном месте, где он ничего мне не сделает, — Я защищаю ее, потому что вы ей не пара. Вы буквально олицетворение всего того, что не подходит ей. Ваш образ жизни и даже то, как выглядите, всё в вас. Я уже говорила, что думаю о вас и кем считаю. Соня очень хорошая и умная девочка, а вы опасны! — смелею я. Когда-нибудь я очень жестко поплачусь за свой длинный язык. Уже чуть не поплатилась, и вот наступаю на те же грабли. — И вообще, я не хочу, чтобы нас увидели сидящими здесь вот так.
— Кто увидит? Вова? Тебе с этим школьником не светит. Ему наплевать на тебя, приглядись, — мне больно от этих слов, и я начинаю злиться.
«Он не школьник, а студент», — хочу напомнить, но на эмоциях выдаю другое:
— Зато вам, смотрю, не наплевать.
Неотрывно смотрим друг на друга, словно враги. В голове всплывает та ситуация, которая превратилась в мем: он на сцене, кто-то снизу зовёт его, что-то говорит, а в следующую секунду его лицо меняется и коронная фраза: «Ты разочаровалась в моем вокале?». Именно с таким лицом он глядит на меня.
Только не со сцены, а находясь в тридцати сантиметрах. Своей коленкой я чувствую его коленку, потому что этот проклятый диван не был создан для того, чтобы, сидя на нем, люди ссорились.
— Ты права. Не наплевать.
Начинаю глубоко дышать в надежде успокоить себя. Мне страшно, и одновременно я очень злюсь. Вдох-выдох. Прикрываю глаза. Господи, пусть этот человек не тронет меня после моих слов, пожалуйста.
— И я знаю, почему. Я раздражаю вас тем, что даже не скрываю, как мне всё равно на вас и на всё, что с вами связано. Что не фанатею от вас и не впадаю в истерику, как все девушки, что обычно встречаются вам на пути. А еще я мешаю вам надругаться над моей подругой!
— Надругаться? Ха-ха — смеется, запрокинув голову. Вся его бледная шея тоже покрыта татуировками. — Так забавно, какие нелепые слова ты подбираешь, чтобы быть хорошей девочкой. Хвалю это, девочки не должны ругаться матом. Тогда я скажу это за тебя. Я хочу её выебать. И поверь, когда я решу это сделать, ты не сможешь мне помешать.
— Уже помешала. Тогда на квартире.
— Помешала не ты, а то, что твоя подружка напилась в хлам.
— В таком случае, вы сами себе помешали, споив её.
Мне всё это надоело, я вскакиваю, но он быстро ориентируется и снова дергает меня за руку с такой силой, что я чуть не падаю на него. Что б не свалиться, приходится опереться свободной рукой о его плечо и только тогда сесть. Он продолжает сильно сжимать моё запястье. Пальцы немеют. Урод. Да что за хрень?
Опасность заставляет душу сжиматься, и я прикладываю титанические усилия, чтобы не заплакать, потому что это будет настоящим унижением. А что я ожидала? Он дал уже раз понять, что он за человек. Я не питала иллюзий. Тогда почему вновь вляпалась в эту тупую ситуацию?
Оглядываюсь по сторонам. Свет горит, но холл совершенно пуст. Кассирша ушла, охранник тоже где-то прохлаждается. Камера смотрит в нашу сторону, но она так далеко. Звучит как бред, но мне всерьез начинает казаться, что этот псих всё продумал.
Правило номер один: никогда не оставаться с Глебом наедине.
Правило номер два: никогда не соглашаться ни на какие предложения Сони встретиться с Глебом.
— Если вы не пустите меня, я закричу!
— Мы уже проходили это, помнишь? Сядь на место!
— Глеб… — шепчу я. Боль в запястье становится невыносимой. Почему он так ненавидит меня? Откуда в нем столько злобы?
— Если не будешь делать так, как я говорю, я разобью сердце твоей подружки самым гадким из способов.
Захожусь возмущением. Да как у него хватает совести замышлять что-то такое? Что за дьявольская сущность сидит в этом человеке, и зачем ей нужно мучить меня?! Катя, успокойся, прошу, держи язык за зубами. Черт возьми, как я злюсь!
— Больной неуравновешенный ПРЛщик! — вспоминаю его диагноз, — Будь ты проклят со своим шантажом! — шиплю сквозь слезы прямо ему в лицо и, наконец, выворачиваюсь и забегаю в кинозал. Сердце колотится от адреналина. И хватило же мне смелости ответить ему такое…
Что он теперь сделает мне? А Соне?
Пусть только попробует тронуть её!
В панике путаю ряд и мне приходится возвращаться назад, как последней дуре. Замечаю слезы на Сонином лице. Вова тоже шмыгает носом, поправляя вспотевшие очки. Уж не знаю, что их так расстроило в Лунтике (или растрогало), но воспользовавшись моментом, начинаю тихо плакать от пережитого страха, потирая саднящее запястье.
— Лунтик наконец-то встретил маму, боже… — щебечет моя любимая нежная подружка.
— Да, — отвечаю плачущим голосом.
Глеб возвращается спустя минуту.