Ch. 8
Тэхен стоит у входа в отель, в черном костюме и рубашке, с идеально завязанными галстуком и вычищенными туфлями. В руках вновь букет, который пахнет намного заметнее, чем его одеколон. Вместо очков линзы, а вместо трепетного волнения – нервы.
Он так переживает. Невозможно сильно переживает. Спустя столько упражнений перед зеркалом, нескольких успокаивающих тренировок по вечерам и тысячи странниц в интернете, он всё равно не может вздохнуть и с уверенностью сказать себе, что всё пройдет отлично.
Тэхен уже второй месяц встречается с Моми, и ему жизненно необходимо, чтобы сегодняшний вечер был незабываемым. Ему вообще кажется, что каждая встреча с Момиджи засела в его памяти на долгие года. Иногда она снится ему ночью, иногда он слышит её смех, иногда он ощущает фантомные прикосновения, понимая, что сходит с ума.
Разве это нормально? Чимин говорит, что да, ведь Тэхен просто влюбился. Слишком внезапно, слишком сильно и ярко.
— Тэхен! Тэхен! Тэхен!
Он вздрагивает и вырывается из мира грез, когда слышит собственное имя. Хмурится, поднимает взгляд, замечая, как к нему мчит Момиджи, в кремовом платье с длинными рукавами и юбкой по самые щиколотки. Тяжело дышит, волосы развиваются, на лице видно, как же ей тяжело передвигаться на каблуках, но она не сбавляет скорость, пока не достигает цели.
Тэхен открывает рот от удивления, не понимая, как реагировать. С ней точно всё в порядке? Что-то случилось?
Момиджи пытается отдышаться, кашляет, упирается ладонями о колени и, кажется, сейчас потеряет сознание, поэтому Тэхен аккуратно касается плеча, заставляя посмотреть на себя.
— Я... это... там.... Фух. У меня... ужасная... выносливость...
— Что там? Ты почему так торопилась? — берет пальцами за подбородок и делает так, чтобы Моми не смогла отвести взгляда.
— Там... пошли... быстрее...
Она хватает его за руку и опять бежит.
Тэхен не хочет перечить, не хочет сопротивляться. Мчит за ней, чувствуя себя Алисой, которая увязалась за пушистым кроликом.
Перебегают дорогу на красный, Тэхен моментами спотыкается, а Момиджи торопит, ведь они опоздают. Им кричат вслед, когда они сталкиваются с прохожими, сигналят и свистят, но они продолжают бежать.
Моми наконец-то тормозит, опираясь одной рукой о стену, а второй будто пытается удержать выпрыгивающие легкие. Тэхен тоже не может никак прийти в себя. Да, он бегает по утрам, но не в костюме и без букета, который еще чуть-чуть и падет так же, как и ромашки.
— Ты... объяснишь мне... куда...
— Мы пришли.
Моми указывает ладонью наверх, на вывеску, где написано:
"Выставка музыкальной аппаратуры"
Что?
— Почему мы здесь?
— Потому что здесь представлены лучшие из лучших! Ёнми мне позвонила и сказала, что здесь можно найти профессиональные наушники, колонки, проигрыватели, познакомиться с малоизвестными компаниями, которые фокусируются на производстве тех устройств, которые мало кому доступны, — быстро тараторит, кашляет и машет ладошкой на лицо, чтобы остыть. — Я подумала, что ты обязан на ней присутствовать, потому что неизвестно, когда будет следующая.
— Но... но, Моми, наше свидание...
— Мы с тобой сходим на тысячу свиданий, но я хочу, чтобы ты смог поближе познакомиться с тем, что тебе нужно, что тебе нравится! — встает прямо напротив, облизывает губы, улыбается, и обращает внимание на потрепанный букетик. — Спасибо тебе большое, что ты... всё спланировал, но... но... здесь есть такие наушники, которые в обычном магазине не найдешь! Здесь есть всё, ты даже можешь узнать, как правильно подключать ваниловый проигрыватель, что тебе понадобится для лучшего звучания и...
Тэхен улыбается, не выдерживает, обхватывает шею Моми сзади и притягивает к себе как можно ближе, чтобы поцеловать. Он знает, что на его губах останется помада, что на них смотрят прохожие, что он слишком резок и поступает чертовски неожиданно, но...
Он ничего не может с собой сделать.
Моми тает в его руках, обрывисто вздыхает, закрывает глаза и сама прижимается к нему.
— Ты делаешь это для меня, — шепчет Тэхен, не в силах перестать улыбаться.
— Конечно! Для кого еще?! Всё, пошли! Всё пропустим! Потом будем целоваться всю ночь напролет!
— Моми..., — он прячет лицо в ладонях, краснеет и позволяет тащить себя внутрь, слыша шушуканье со всех сторон.
Тэхену сложно было успокоиться, сложно было переварить то, что перед ним. Слишком много всего, слишком много того, чего он не знает, впервые видит. Столько аппаратуры, столько неизведанного, и Моми сразу же вручает ему несколько брошюрок, где вкратце рассказывают про каждую представленную компанию.
Он не знает, сколько времени они потратили, но достаточно, чтобы изучить то, что нужно.
Японцы, немцы, итальянцы – мастодонты музыкальной техники, от которой голова идет кругом. Моми была права, он практически ничего не знал из того, что попадалось на глаза. Тэхен смог попробовать много предложенных товаров, смог даже пообщаться с некоторыми представителями и поближе познакомиться с правильной системой винилового проигрывателя.
Здесь даже были пластинки, которые созданы специально для того, чтобы ощутить музыку, чтобы полностью понять, насколько колонки или наушники хороши. Столько сборок, книжек, уникальных проводов, аппаратов... всего.
Моми не отходила ни на шаг. Слушала так же внимательно, как и Тэхен, не пропускала ни одной стойки, читала всё, что только можно и периодически задавала вопросы, с интересом слушая своего парня. Она выглядела, как ребенок, которого привели в музей, который хочет знать всё-всё-всё, несмотря на то, что это не её, совершенно не её сфера. Здесь нет абсолютно ничего, что помогло бы с режиссерским курсом, но Моми была открыта для всего.
Тэхену было приятно. До невозможности приятно, что она подумала о нем. Да, их бронь сгорела, их внешний вид оказался бесполезным, вечер пошел не по плану, но он встречается с Моми, которая, наверное, и не знает, что такое "план".
В какой раз не может сдержать чувств, не может не признать, что любит и чувствует, что сходит с ума и практически готов задыхаться только от того, что она рядом с ним. Думает о нем, помнит, о чем они говорят, знает, как сделать так, чтобы Тэхен потерял дар речи.
У них сегодня не было той романтики, о которой он думал, но была другая, особенная, та, которая обычно присутствует у женатой пары, у той, которые уже столько лет вместе, что им и не надо держаться за ручки и каждую секунду говорить "я тебя люблю", ведь они и так знают, как же сильно дорожат друг другом.
Тэхен покорен. Он всегда будет покорен. Он ослеп, оглох, в нем одна лишь Моми, которая не даст покоя, которая заставляет ощущать мир по-другому, по-иному, которая готова на всё, лишь бы Тэхену было хорошо.
Тэхену хорошо. Очень.
— Спасибо, что привела меня сюда, — благодарит, как только они выходят на улицу, где фонари освещали потемневшие улицы.
— На здоровье. Я знала, что тебе понравится, — довольно улыбается, прижимает к себе букет и целует Тэхена в щечку. — Знаю, что сорвала наше... особенное свидание, но... я не могла не привести тебя сюда.
— У нас впереди вся ночь.
— Мои родители дома, — грустно вздыхает, переплетает пальцы и качается со стороны в сторону. — Еще один номер снимать слишком дорого, и...
— Хочешь на ночной сеанс? В кино?
У Моми тут же загораются глаза. Она подпрыгивает от предвкушения, кивает и тут же начинает оглядываться, прикидывая, где может быть ближайший кинотеатр.
— Я сейчас быстро погуглю, но, кажется, совсем недалеко есть аутентичный кинотеатр, где 24/7 крутят старое, черно-белое кино, как Хичкок или Эд Вуд. Тебе может быть скучно...
— Мне никогда не может быть скучно с тобой, — Тэхену сложно, он буквально не может отпустить Моми, не может не прижать к себе, не может не поцеловать и не засмеяться, когда она краснеет.
— Ты такой романтик.
Моми чмокает в губы, улыбается, выглядит непривычно счастливой. Тэхен только сейчас понял, что не так часто может любоваться счастьем на её лице, но радуется, ведь она такая из-за него.
— Хм... у меня есть одно предложение, — задумчиво говорит Момиджи, щурится и смотрит куда-то в сторону. — Ты можешь не соглашаться, я не заставляю тебя. В общем, у меня есть ключи, от нашего клуба... и нас запустят в универ, ведь у меня есть разрешение, как у главы. Так что... можем взять вишневый сок с молочным шоколадом, и я покажу тебе, чем мы занимаемся. Что скажешь?
Тэхен удивленно вскидывает бровь.
— Почему я должен быть против?
— Потому что мы будем там совершенно одни.
Моми смотрит уверенно, прямо в глаза, дает понять кристально чисто, что конкретно она имеет ввиду.
Тэхен сглатывает. Прежняя нервозность и такая глупая неуверенность возвращаются. Опять. Просто он планировал всё в совершенно другой обстановке, на удобной кровати, с приглушенным светом и свечами, мягкой музыкой и видом на ночной город, а Моми... как всегда, нарушает, бежит, сбивает, но тянет за собой.
— Ты можешь отка...
— Нет. Пошли, — кивает, улыбается и сжимает девичью ладошку. — Мы можем выпить, если ты хочешь.
— Нет. Я хочу, чтобы у нас с тобой всё было на трезвую голову, хочу ощутить так, как надо. Прочувствовать тебя, услышать и...
— Я понял. Да. Понял. Просто пошли, — Тэхен краснеет, отворачивается, но Моми переплетает пальцы, целует в щечку и смотрит так, словно они знакомы целую вечность, словно она прекрасно знает, как нужно вести себя с Тэхеном.
Добираются до универа на автобусе, рядом покупают вишневый сок, немного фруктов и шоколада. Моми болтает обо всём подряд. С первого взгляда может показаться, что она очень нервничает или пытается отвлечь Тэхена, но нет. Она просто говорит, рассказывает, словно находится в совершенно другом измерении, где вокруг сидят тысячи слушателей, зачарованы её голосом так же, как и сам Тэхен.
Он уже бывал в ночном университете, когда готовился к выступлению или просто репетировал до того, как в глаза начнет бить лунный свет. Преподаватель по клавишным, с которым он чаще всего проходил практику, разрешал играть столько, сколько потребуется, но тогда Тэхен всегда был один, с музыкой, тогда он уходил в наушниках и не видел той магии, которую показывает ему Момиджи.
Она идет по темному коридору, говорит, что из стен первого корпуса получилась бы отличная сцена для ужасов, где из каждого угла может выскочить монстр и схватить за ногу. Она подходила к окнам и показывала на небо, тянула Тэхена вдоль, заставляя бежать. Звонкий голос заполнял пространство, и даже эхо казалось чем-то схожим с мягкой мелодией.
Когда они зашли внутрь клуба "Киноманов", то Моми сразу же включила свет, и здесь было всё примерно так, как предполагал Тэхен.
Парочку штативов с камерами, несколько с большими лампами, чтобы лучше освещать сцену, зеленый фон у стены, стулья, столы, много исписанной и изрисованной бумаги, карандашей и ручек, схем и сценариев, книжек и пленок... Сложно назвать беспорядком. В каждой детали можно рассмотреть что-то особенное, и как бы Тэхен ни любил романтизировать всё, что он видит и слышит, здесь сложно не ощутить цветущее творчество.
— Мы недавно снимали вступление для нашей спортивной команды университетской, поэтому здесь много что связано со спортом, — не особо воодушевленно говорит Момиджи и роется в шкафчиках. — Такая скукота. Не понимаю, как люди могут годами снимать рекламу. Одну сплошную рекламу, где ты делаешь всё, лишь бы заманить потребителя, чтобы он купил товар, — достает несколько свечек, кидает на столики, а затем продолжает исследовать полочки. — Я согласилась снять только для того, чтобы в будущем обо мне замолвили словечко. В резюме режиссера важно всё, я уже молчу про портфолио. Нашла! — вытаскивает настоящий канделябр, немного пыльный, но золотистый. — Это мы использовали, когда снимали проект... биография зарубежного писателя. Точно не помню, но нам тогда понравилось.
— Тебе помочь?
— Нет-нет! Ну, разве что, можешь раздвинуть столики, оставить один, и два стула еще.
Через несколько минут посреди аудитории стоял практически стол из ресторана, украшенный канделябром, салфеточками, пластмассовыми стаканчиками и бутылкой сока.
— Мне кажется, довольно-таки неплохо, — Моми окидывает оценивающим взглядом обстановку и выключает свет. — Последние свечки. Нужно будет прикупить еще. А можешь включить музыку?
— Только на телефоне.
— Сойдет, — улыбается, кивает и садится за стол.
Тэхен подготовил плейлист, куда внес много классики, песен о любви, что-то нежное и опрятное, но он очень переживал, что Моми не понравится. Он никогда не готовился к подобным вечерам, поэтому переживал обо всем, о чем только можно.
А они даже не перешли к главному...
— Ты слишком сильно волнуешься.
Тэхен вздрагивает, когда садится, и смотрит на Моми, которая подперла голову ладошкой, закинула ногу на ногу и слабо дергала ею под ритм.
— Я... Я хочу, чтобы тебе всё понравилось.
— Тэхен. Мне понравится всё. Вообще всё. Я сорвала свидание, и я знаю, что ты готовился, и что вечер в клубе "Киноманов" – не самое подходящее место для сцены с первым поцелуем или объятиями. Но... мне кажется, что ты будешь смотреться очень поэтично, если потанцуешь со мной.
— Потанцевать?
— Под дождем же танцевали, — жмет плечами, смеется и открывает сок. — У тебя много классики, так почему бы нам не покружиться? М?
Тэхен облизывает губы, кивает, наблюдая, как стаканчик наполняется вишневыми красками.
Почему Моми так спокойна? Почему он не может быть таким же спокойным? Почему он так много думает? Почему он вообще думает не о том, о чем нужно?
Кажется, что она оттягивает, что будто бы не хочет делать то, что они планировали, но Тэхен уверен, что он просто накручивает себя. Может, ей тоже страшно? Может, она знает, что Тэхен не может сделать то, что ей хочется?
Почему он так не уверен в себе?
Момиджи нежно касается его руки, обращая на себя внимание. Выглядит обеспокоено, внимательно рассматривает лицо и наклоняет голову.
— Всё в порядке?
— Я... я не должен так себя вести, но...
— Но?
Ведет себя, как запуганный щенок. Разве так правильно? Нет! Он должен быть тем же, что и месяц назад. Тогда всё было не так напряженно, да и все те разы, когда они делали приятно друг другу казались обычными, настоящими, так почему сейчас что-то не так?
— Ты... не хочешь? — спрашивает Момиджи и в её голосе можно услышать легкую печаль.
— Нет. Я очень хочу. Я хочу пропустить вишневый сок, танцы... хочу всё это поставить на быструю перемотку, потому что... я слишком давно об этом думаю и... не уверен, что хватит терпения.
Сказал. Он сказал. Не заметил, насколько низким стал голос, но увидел, как Моми вздрогнула, сглотнула и приоткрыла рот. Покраснела, закусила губу и опустила взгляд.
— Я думала, что ты хочешь, чтобы всё было романтично, нежно, правильно.
— Я просто хочу тебя, Моми.
— Когда ты успел стать таким... напористым? — выдыхает, криво ухмыляется, но Тэхен видит, что ей нравится то, как он с ней разговаривает.
Нужно действовать. Нельзя останавливаться. Тэхену хочется, чтобы она слабела перед ним, чтобы она становилась неуверенной, чтобы её голову заполняли те же непристойные вещи, что крутятся в его весь последний месяц.
Он встает, слишком быстро обходит стол, ведь Моми не успевает даже и слова сказать, когда Тэхен целует.
Всё так сумбурно, странно, но нет ничего лучше, чем ощущение губ любимого человека. Мягкие, влажные, нежные, открытые только для Тэхена. Он не может себя сдержать и проникает языком внутрь, ощущает чужой, и чувствует, как начинает ехать крыша.
Момиджи встает, прижимается к нему, тоже срывается с цепи. В ней ведь тоже есть определенные ограничения, те, которые не до конца известны, но те, которые исчезают, когда рядом Тэхен.
Он обнимает её за талию как можно крепче. Чувствует, как Моми сжимает его волосы, как она путается пальцами, будто бы не может вдоволь насладиться мягкостью и пушистостью. Второй ладошкой тянет за воротник, ближе к себе, улыбается и ведет куда-то.
Как только они натыкаются на стол, Моми отрывается, тяжело дыша.
— Насколько я буду казаться в твоих глазах сумасшедшей, если включу камеру?
Прошлый Тэхен, тот, который вышел с вечеринки, сказал бы, что она не в себе, но нынешний Тэхен, который теряет здравый рассудок при любом контакте с Моми, дергает бровями.
— Я никогда не буду считать тебя сумасшедшей. Если ты хочешь пересматривать, как я отлизываю тебе, то пожалуйста.
— Боже, ты кто вообще такой?! — она тут же утыкается лицом в его грудь, мотает головой и... хорошо, что не видит, насколько же пунцовый сам Тэхен.
— Прости, если...
— Нет. Говори. Говори так. Разговаривай со мной, — шепчет, поднимает голову и смотрит в глаза.
Неожиданно милая, искренняя, такая очаровательная.
Тэхен хочет поцеловать еще раз, но Моми выскальзывает, отходит в сторону и подскакивает к камере. Направляет её на учительский стол, прямо на своего парня, и очень долго пытается выстроить кадр. Не задувает свечи, не закрывает окна и фокусируется то на лице Тэхена, то на его теле, отдаляет и приближает, но после отходит и с восхищением смотрит.
— Я бы снимала тебя вечность.
Он привыкает. Постепенно, но привыкает к тем вещам, которыми Моми осыпает его. Он только начинает в полной мере понимать, что действительно привлекательный, фотогеничный, что на его внешность, тело и лицо засматриваются, ведь Моми никогда не будет врать.
Подходит к нему, очень медленно, гладит ладонями по груди и снимает пиджак. Развязывает галстук, пуговки, неотрывно смотря прямо в глаза.
Если бы они встретились раньше, если бы у них закрутилось всё не так, если бы они пересеклись в детстве, то... как бы всё было тогда?
Тэхен выдыхает, когда чувствует поцелуи на своей шее. Кадык дергается, мышцы напрягаются, в штанах вновь слишком тесно и узко. Он пытается не думать о том, как выглядит со стороны, как камера захватывает движения, взгляды, и теряется, когда Моми глубоко целует в губы.
Пальцы сами тянутся к собачке на девичьей спине, чтобы аккуратно расстегнуть. Ему не перечат, не мешают, и он стягивает с Моми платье по локти, останавливаясь. Смотрит в камеру, сглатывает и немного взволнованно вздыхает.
— Я не хочу, чтобы эту запись видел кто-то еще. Не хочу, чтобы на ней видели тебя.
Моми улыбается, сияет, сама снимает платье и бросает в сторону. На ней невероятно сексуальное, белое белье, с кружевами, тонкое, идеальное для её фигуры.
У Тэхена, кажется, сейчас будет инфаркт.
Он забывает обо всём, о чем говорил, и просто смотрит. Он не может взгляда оторвать. Тяжело дышит, чувствует, как руки чешутся, как он дергается, как внутри всё переворачивается, и он не знает, что с ним.
Моми всегда была для него прекрасная не только из-за внешности, но конкретно сейчас он ощущает в себе животное желание, от которого нельзя убежать, которое вызвала она.
— Что?
— Ты...
— Не хочешь, чтобы увидели, как я хорошо выгляжу? Или... не хочешь, чтобы все увидели, как ты на меня смотришь?
— Я...
Тупой осел. Просто тупой осел. Он не знает, что сказать, он просто смотрит, и хочет прекратить, хочет остановить себя, ведь Моми не просто кусок мяса, она не та, кто заслуживает такого отношения, но как только она делает шаг к нему, прижимается грудью, Тэхен в очередной раз сомневается, что может мыслить здраво.
— Я никому не покажу. Я не хочу, чтобы кто-то увидел, каким взглядом ты обладаешь, иначе все в нашем универе будут мечтать только о том, чтобы ты так же нависал над ними, как надо мной, — шепчет, практически гипнотизирует, обнимает и мягко целует в подбородок.
Господи. Господи, помоги.
Тэхен дергает головой, хмурится, понимая, что всему есть предел, даже его терпению.
Подхватывает Моми, несет прямо к столику, возле которого стояла камера. Заставляет лечь на спину, нависает сверху, ведет челюстью и наклоняется, чтобы поцеловать шокированную, но чересчур возбужденную Момиджи.
Вздрагивает под ним, прижимает ближе, чтобы поцеловать глубже. Тэхен готов сломать под ней стол, готов сделать так, что ей будет стыдно пересматривать запись, что она её просто уничтожит, не выдержав.
Привстает, стягивает с себя рубашку, затем вновь спускается к Моми, которая всё никак не может привыкнуть к нему, которая не ожидала, что Тэхен может слететь с катушек.
Опускается поцелуями к шее, груди, ниже, к животу, закидывает ноги на стол, смотрит в камеру и медленно отодвигает пальцем влажную ткань, чтобы пройтись языком вдоль.
— Тэхен...
Тэхен дергается. Рычит и встает.
Нет. Нет, он просто не может больше терпеть. Они столько игрались, столько готовились, столько ласкали друг друга. Тэхен не знает, как еще можно себя удержать, как остановить, но Моми будто просит его, будто умоляет торопиться, потому что сама уже не может.
Достает с кармана три склеенных между собой пачки презерватива, отрывает один, аккуратно открывает и надевает так быстро, что сам потом будет удивляться. Замечает, как дрожат руки, как дергается член, как Моми судорожно пытается снять с себя белье. Подставляется, тяжело дышит, закусывает губу и раздвигает ноги как можно шире.
Тэхен наклоняется, упираясь рукой о стол. Нежно целует, желая показать, что он будет максимально осторожным, несмотря на своё подвешенное состояние. Каким бы бесконтрольно Тэхен не вел себя, он всё равно будет делать всё для Момиджи.
Обдает горячим дыханием её губы, смотрит вниз, пытается войти так, чтобы причинить как можно меньше боли. Замечает, как у него вздулись вены на руках, как несколько синих дорожек идет от V-образной мышцы. Когда он вообще в последний раз выглядел так, будто готов кого-то убить?
Тэхен вздрагивает, когда чувствует, как Момиджи сама толкает его ногами, как она сама торопится, смотрит так жалобно, будто физически не может вытерпеть ожидание.
— Прости, — шепчет и резко входит.
— Твою мать!
— Прости... прости, я...
— Тэхен, почему ты такой... Боже..., — Моми хмурится, выгибается, шипит, но всё равно не позволяет выйти. Она держит его, обнимает руками за шею и утыкается лицом в плечо. — Ты такой большой.
Почему они не могут поменяться местами? Почему он не может впитать всю боль, ведь ему хорошо? Ему настолько хорошо, что он не контролируемо дергается. Он пытается прислушаться к Моми, пытается убрать любой дискомфорт, но у самого внутри взрывается.
Он никогда такого не ощущал. Так тепло, так узко, так приятно и мокро, что он закрывает глаза и пытается сосредоточиться. Шипит, рычит, целует Моми в уши, в шею, в губы и щеки. Пальцами сжимает края стола чуть ли не до хруста, наивно надеясь, что это ему поможет.
Не знает, сколько прошло времени, как долго привыкали друг к другу, но когда Моми закивала, смотря в глаза, Тэхен толкнулся еще раз, и не смог сдержать низкого стона.
Он сейчас умрет, просто умрет.
— Двигайся быстрее.
— Я не могу, Моми, я... ты такая... Господи, — сглатывает, толкается и замирает.
Нет. Нет, он должен, должен продержаться как можно дольше. Он ведь не может принести лишь боль, не может оставить её ни с чем. Тэхен хочет сделать ей приятно, он...
Замирает, когда Моми гладит его по щеке.
— Я знаю, что тебе тяжело. Пожалуйста, не сдерживаешься.
— Но...
— Тэхен, — она дергает тазом, а у Тэхена звезды в глазах. — Это не только мой первый раз, но и твой.
— Моми.
— Кончи в меня, Тэхен.
— Боже, Моми, — рычит и, к сожалению, кончает.
Опускается голову, утыкаясь лбом о стол. Дрожит, делает несколько интуитивных толчков, как будто отключает мозг. Кровь закипает, сердце выпрыгивает, в голове туман, и Тэхен не уверен, что когда-либо ощущал нечто настолько же мощное, яркое и всепоглощающее.
Не может прийти в себя, не может надышаться и выходит из Моми очень медленно. Замечает кровь, замечает, как презерватив наполнился, как его член всё еще стоит, всё еще горячий, и просто ненавидит себя.
— Не расстраивайся, — нежно говорит, улыбается и целует Тэхена в кисть.
— Как я могу не расстраиваться? Ты... ты ничего не... и почему вообще одни лишь мужчины получают удовольствие? Почему у вас всё так больно?
— Тэхен, всё хорошо. Не нужно паниковать, — ухмыляется, прижимает его к себе, из-за чего он падает прямо на стол, на Моми, и пытается не задавить её своим телом. — Мне ужасно нравится мысль, что я у тебя первая, что ты у меня первый, что сегодня у нас был всего лишь первый раз. Ты представляешь, что будет на десятый?
Десятый. Они дойдут до десятого?!
Он с ума сойдет.
Тэхен целует Момиджи, не хочет отпускать её, но она требует подняться, убрать и выключить камеру.
Через несколько минут они уже в одежде, сидят на подоконнике, смотрят на ночной кампус, луну, город, продолжают слушать классику. Уставшие, измотанные, жалеющее, что рядом нет кровати. Тэхен бы очень хотел поспать с Моми. Он бы хотел спать с ней всю жизнь.
— Хочешь посмотреть, что получилось?
— Нет, — отрезает, не смотрит в глаза, и она смеется.
— Я посмотрю сегодня.
— Нет. Не смотри без меня.
— Тогда... давай, я тебе вышлю? Посмотри по-отдельности? М?
Тэхен вздыхает и трет ладонями лицо. Взлохмачивает волосы, облизывает губы и решает, всё же, поднять взгляд. Знает, что красный, знает, что выглядит немного потрепанно, но счастливое лицо Моми греет душу.
— Хорошо. Давай по-отдельности.
Она пододвигается к нему, ложится на ноги, вздыхает и гладит его колени. Смотрит в окно, и в какой-то момент Тэхену кажется всё чертовски нереальным. Такого ведь просто не может быть. В его объятиях невероятная девушка, у них только что был настоящий, первый, хоть и не самый лучший, но секс.
Если бы он вернулся на площадку и сказал себе маленькому, что в его жизни будет та, кто примет таким, какой он есть, то... чтобы он сказал, когда узнал, что это не Юонг?
