part 5.
Сегодня — Самара.
Всё шло по отлаженному маршруту: самолёт, гостиница, пара часов на выдох, и — снова в бой. Саундчек, как нерв перед первым аккордом, вибрировал в воздухе. Ева знала этот ритм, как знала дыхание собственной тревоги.
Автобус уже гудел в нетерпении, прогреваясь на обочине. Внутри собирались ребята, втаскивали рюкзаки, переговаривались, кто-то спорил, кто-то зевал. Всё по шаблону. Кроме одного: Ромы не было.
Ева стояла у ступенек с планшетом, сжимающимся в руках, как скрипка перед выступлением. График она знала почти наизусть, но всё равно всматривалась в строчки — не ради информации, а чтобы держать себя в руках. Она чувствовала, как напряжение копится, как электричество перед грозой.
— Где Рома? — спросила она у Дани, когда последний из музыкантов уже закинул сумку.
— Там, с Лёшей, песню обсуждают. Аутро, вроде.
— У нас через двадцать минут площадка. Он даже не открыл расписание?
— Да расслабься, он всегда успевает, — махнул рукой Даня.
Она ничего не ответила. Просто поднялась в автобус, чувствуя, как от одного слова "расслабься" в висках начинает пульсировать. Внутри было душно. Кондиционер то ли дышал, то ли кашлял. Кто-то позади щёлкал ручкой — монотонно, как капля в тишине. Всё раздражало. Даже собственное дыхание.
Через минуту дверь с глухим щелчком распахнулась — и Рома, как ни в чём не бывало, зашёл, держа телефон в руке и улыбающийся чему-то своему.
— Привет, — бросил он, устраиваясь у середины салона.
Ева лишь взглянула на него, острым, точным взглядом. Словно сканером. Потом снова уткнулась в экран.
— Что? — спросил он, не поймав сигнала.
— Ты видел график? — её голос был ровным, но в нём что-то стучало, как костяшки пальцев по дереву.
— Нет, с Лёшей был. Мы аутро обсуждали. Думал, ты в курсе.
— Конечно. Ты думал. Удивительно, как у тебя всегда всё через «думал». Думал, что кто-то скажет. Думал, что кто-то напомнит. Я тут третий день — вместо будильника, логиста и вашего коллективного разума.
Он приподнял брови. Без злости. Просто непонимание. Как будто не ожидал, что наткнётся на острое.
— Ты злишься, что я опоздал на пять минут?
— Я злюсь, что я — единственная, кто считает время вообще чем-то важным. Я злюсь, что всё держится на моих руках, и ни одна из них не свободна.
Он откинулся на спинку кресла, сжал губы.
— Если тебе тяжело — скажи. Никто не заставляет тебя всё тащить. Это ты выбрала.
— Ты правда думаешь, что я жалуюсь? — она повернулась к нему полностью. В голосе появилась дрожь — не от гнева, от боли. — Я говорю, что если я не сделаю — никто не сделает. Что вы забудете звук. Уедете без света. Без договоров, без тайминга, без одного чертова микрофона.
— Может, потому что ты молчишь. Всё в себе, а потом — бум. И ты хочешь, чтобы мы угадывали, что у тебя внутри?
Именно это и сработало. Не слова. Интонация. Как он легко их выронил, без зацепки, без заботы.
— Ладно, — сказала она тихо, встала. — Следующий тур собирайте сами.
⸻
Всё, что было после — концерт, крики, свет, шоу — пролетело, как в тоннеле. Ева не ругалась. Не поправляла. Просто делала своё. Рома тоже не лез. Не шутил. Не смотрел.
Между ними повисло стекло. Прозрачное, но толстое. Как в аквариуме — видно, но не слышно. Рядом, но недосягаемо.
— Ты не думаешь, что вы чуть загнули? — тихо спросил Даня после выхода.
— Дань, не до этого, — соврала она. Потому что внутри — не «не до этого». А как раз только об этом. Её гложет, звенит, застревает где-то между сердцем и дыханием.
Ира, наблюдавшая за ней со стороны, наконец прошептала:
— Ты не злишься. Ты обижена. Это разное.
Она молчала. Да, это не была злость. Это была неуслышанность, обидевшая тише любых криков.
⸻
За час до выхода всё полетело. Новая схема, сдвиг по таймингу, перестановка треков. Паника как сетка на лице — в каждом взгляде, каждом шаге.
— Надо идти и всех собрать, — сказала Ева.
— Вы с Ромой идите, быстрее будет.-ответила Ира.
Он кивнул. Без споров. Без слов.
Комната, в которой они остались вдвоём, была, как гримёрка в фильмах — слишком яркий свет, узкое зеркало, стены, которые будто слышали все нервы мира.
Ева проверяла списки. Он сел на кресло.
— Я тогда... не хотел вот так, — наконец произнёс он. — Просто... плохо вышло.
Она посмотрела на него.
— А я слишком всё впустила в себя. Это тоже моя.
Он поднялся. Подошёл ближе. В голосе — не сцена, не поза. Просто человек. Честно.
— Ты держишь нас. Правда. Без тебя мы... не в Самаре бы были, а в хаосе. Я это чувствую. Просто не всегда умею сказать.
— Я не за «спасибо» это делаю, — ответила она. — Но иногда так хочется, чтобы меня видели. Не как часть расписания. А как человека.
Он смотрел на неё спокойно. Не как раньше — с лёгкостью, за которой спрятано полустёкла. А по-настоящему. Прямо.
— Ты видимая. Больше, чем ты думаешь.
И тогда он обнял её. Без резкости. Не как «мужчина-женщину», а как свой-своего. Обнял, как обнимают того, кто давно держит спину прямой и наконец может выдохнуть.
— Извини.
— ты меня тоже, — прошептала она, не отстраняясь.
⸻
Автобус вёз их сквозь ночную Самару. За окнами — жёлтые фонари, редкие машины, и тишина, натянутая как тонкий шарф.
Ева сидела у окна. Полуобмякшая, в кофте, будто запеленатая этой ночью. Не усталость — а мягкость после шторма.
Рядом опустился Рома. Протянул один наушник.
— Новое?
— Демо. Только вчера написал. Никто не слышал.
Она надела наушник. Музыка была как небритое утро — шероховатая, живая. Словно внутренний голос, который решился стать звуком.
— Грязновато... но в этом что-то настоящее. Тут — можно чуть яснее. А тут — наоборот, оставить. Бьёт хорошо.
Он не ответил. Но угол его губ дрогнул. Тепло. По-настоящему.
— Ты первая, кто слышит.
— Спасибо за доверие.
Пауза. Ритм. Шум дороги. Город как саундтрек.
Её голова склонилась к нему. Неосознанно. Просто потому что так было спокойно. Он не пошевелился. Только вдохнул чуть глубже. И остался.
⸻
— Вы это видите? — прошептала Крис.
— Ну всё, дружба на максималках, — усмехнулась Ира.
— Дружба с плечами, демо и тишиной, — хихикнула Крис, прикрывая рот.
Даже Влад ухмыльнулся, кивая им в ответ.
⸻
Когда автобус остановился у гостиницы, включился яркий свет, будто кто-то резанул по покою. Ева резко поднялась, смахивая с плеч остатки сна и смущения. Щёки горели, как будто она бежала.
— Спала как будто так и должно быть, — поддел Даня.
— Не смешно, — буркнула она.
А Рома, вставая с места, тихо сказал:
— Спасибо, что услышала.
И пошёл дальше.
А внутри у неё — как будто кто-то положил ладонь на сердце. Не прижал. Просто напомнил: я рядом.