library

проснулась она не сразу.
сначала — просто почувствовала тепло.
потом — запах. его. и чуть-чуть — еды.
свет скользил по стенам — мягкий, тёплый, утренний.
Дима уже не лежал рядом, но постель ещё хранила форму его тела.

Катя перевернулась на спину,
вдохнула — медленно.
было чувство, что она вернулась не из сна,
а из какого-то другого пространства,
где время было не нужно.

шорты сползли чуть ниже,
футболка, в которую она укуталась ночью,
казалась теперь почти своей.

где-то за стеной играла музыка — не громко,
ритмичная, чуть замедленная.
та, под которую можно варить кофе
и не замечать, что утро уже наступило.

она встала.
пальцы ног коснулись пола,
тело отреагировало неохотно —
но было ощущение, что оно не против.

вышла из комнаты —
его спина — у плиты.
чёрная футболка,
растрёпанные волосы, чашка в руке.
он готовил тосты.
ничего по-особенному.
но как будто — для кого-то, кто важен.

он услышал её,
но не повернулся сразу —
лишь чуть склонил голову вбок:

— спала?

— ага, — хрипло.

— хорошо?

Катя кивнула.
он обернулся — с той самой полуулыбкой,
в которой не было флирта.
просто факт: она здесь. у него.

— кофе или чай?

— а можно оба?

— можно всё.

он достал вторую чашку,
поставил её рядом с плитой,
молча продолжил.
Катя подошла ближе,
облокотилась на край стола,
наблюдала.

ни один из них не торопился.
не задавал вопросов.
не проверял, как «теперь».
было ощущение, что сейчас — как надо.
без продолжений. без обязательств.
просто утро, в котором нашлось место для двоих.

через пять минут они уже сидели на полу, у низкого журнального столика.
Катя — в его шортах и растрепанными волосами,
Дима — с сигаретой в руке и чуть щурясь от солнца,
которое пробивалось через жалюзи.

они ели тосты, запивали кофе,
иногда молчали, иногда перебрасывались фразами.
всё происходило так, будто они уже знали друг друга дольше,
чем это было на самом деле.

— ты уезжаешь сегодня? — вдруг спросила она.

— только вечером. студия.
но не обязательно торопиться.
хочешь — останься.

она посмотрела на него.
чуть дольше, чем нужно.

— а ты хочешь, чтобы я осталась?

он не ответил сразу.
поставил чашку,
затушил сигарету.
потом — просто сказал:

— если ты останешься — будет утро.
а если уйдёшь — будет день.

она улыбнулась.
тихо. почти незаметно.
но с тем самым чувством,
которое не нуждается в пояснениях.

Катя осталась.
не потому что некуда идти —
а потому что не хотелось уходить.

после завтрака они молча убрали посуду,
каждый в своём темпе,
без неловкости и без «кто теперь что делает».
всё складывалось будто давно знакомо,
словно они уже были вместе в какой-то прошлой жизни
и просто вспоминали, как это — быть вдвоём.

позже он включил музыку —
больше басов, ритма,
но всё ещё тихо.
Катя села на диван,
подтянула к себе колени,
взяла плед.
он присел рядом, протянул руку —
не с намерением,
а просто потому что она рядом.

они почти не разговаривали.
разговор был в жестах,
в взглядах,
в паузах.

иногда он вставал — забрать доставку,
налить воды, ответить на звонок.
всё это делал спокойно,
без суеты,
как будто знал: она всё равно будет ждать именно здесь,
на этом диване,
в его пледе.

к обеду он достал кучу снеков,
раскидал всё прямо на стол,
сел рядом и с серьёзным видом спросил:

— кино или сериал?

— что-то неважное.
такое, чтобы можно было отвлекаться.

— то есть ты собираешься отвлекаться? — он поднял бровь.

Катя усмехнулась:
— я вообще всегда отвлекаюсь.

он кивнул,
включил какой-то старый, почти забытый сериал,
где фразы звучали, как фон.

они ели прямо из упаковок,
пили сок из одного стакана,
и иногда смеялись не потому, что смешно,
а потому что просто — легко.

в какой-то момент Катя задремала,
головой у него на колене.
он не двигался.
не стал перелистывать серию,
не полез за телефоном.
просто сидел,
гладил её по волосам,
и смотрел в экран,
даже не очень понимая, что идёт.

потом она проснулась — не сразу,
а где-то на границе между сном и явью,
вздохнула, села,
и потянулась.

— прости, я вырубилась.

— это было красиво.

она снова улыбнулась,
на этот раз — мягче.
не из вежливости,
а как будто что-то внутри стало теплее.

часам к пяти он посмотрел на телефон,
вздохнул.

— мне надо ехать.
но ты можешь остаться.
серьёзно. — повторил он еще раз.

Катя встала, потянулась,
взяла в руки чашку,
поставила её в раковину.

— ты уверен?
я могу и поехать домой.

он покачал головой:

— я хочу, чтобы ты осталась.
если тебе будет спокойно.

она посмотрела на него,
внимательно, не прячась.

— будет.

он кивнул.
ушёл переодеваться.
вышел через десять минут:
в чёрной худи, серьгах, с телефоном в руке.

— я вернусь часов в девять, ключи оставлю на полке.
если вдруг...

он подошёл.
поцеловал — не спеша,
чуть дольше, чем надо,
но не так, чтобы задержать.

— я напишу.
как освобожусь.

— буду ждать.

он ушёл.
дверь закрылась мягко.
в квартире стало тише,
но не одиноко.

Катя осталась стоять у двери,
потом медленно обернулась,
и вернулась вглубь —
туда, где всё ещё осталась его тишина,
его голос, его воздух.

она села на кровать,
провела ладонью по покрывалу,
потом легла.

и впервые за долгое время
почувствовала себя не гостьей,
а человеком,
которого просто ждали.

_______________

Катя лежала на кровати почти всё время,
иногда вставала — выпить воды,
походить по комнате,
посмотреть в окно.

он не писал.
время текло —
вяло, как будто вязкое.

город за окном менялся:
становился серым,
а потом тёмным,
влажным, отражающим.

в квартире всё ещё пахло им.
на диване — след от её тела.
на столе — чашки.
в голове — мысли.

она не тревожилась,
но чувствовала,
как внутри начинает скрипеть —
пружина,
которая долго стояла на месте,
а теперь медленно сжимается.

сообщение пришло ближе к двум часам ночи:
«еду»
«скоро буду»

без точек,
без вопросов.

Катя не ответила.
просто отложила телефон.
и ждала.
______________

дверь открылась почти бесшумно.
он зашёл в прихожую.

она сидела на подоконнике,
в одной его футболке,
с ногами поджатыми,
в темноте.

— ты не спишь? — спросил он.

— нет.
а ты, как я вижу, тоже.

он бросил взгляд в сторону комнаты:

— извини. там задержались.
начали позже.

Катя молчала.
в темноте видны были только её глаза.
в них — не злость,
а усталость.

— ты мог написать раньше,
или вообще не писать.
это тоже было бы честно.

он вздохнул,
сел на край кровати.

— Катя, я правда не думал, что...
я просто работал.
не следил за временем.

она кивнула,
но не с согласием —
а чтобы дать ему закончить.

— я понимаю.
ты работал.
но я, видимо, всё это время просто... существовала тут.
в твоём пространстве.
в твоей тишине.
как часть интерьера.

он поднял голову:

— нет. не так.
я хотел, чтобы тебе было спокойно.
чтобы ты чувствовала себя... как дома.

— а я не дома, Дима.
я у тебя.
и весь день я была у тебя.
и каждый час не знала — ты вообще обо мне помнишь?
ты хочешь, чтобы я здесь была?
или ты просто оставил меня — чтобы было,
чтобы «не мешала»?

он замолчал.
потом встал.
медленно подошёл к ней.

— не делай из меня безразличного.
я просто...
я такой.
мне сложно быть с кем-то и быть в чём-то одновременно.
я не многозадачный.

Катя посмотрела на него:

— а я не фон.
я не вещь, которую можно «оставить».

в его глазах промелькнуло раздражение.
не злость —
а бессилие.

— ты же знала, кто я.
чем я живу.
ты знала с самого начала.
почему сейчас это — претензия?

она резко соскользнула с подоконника:

— я знала.
но я думала, что в твоей жизни может быть не только сцена.
что может быть — вот так.
как сегодня утром.
как в тишине.
как в тех моментах, когда ты просто рядом.

он развёл руками:

— я рядом.
но ты хочешь, чтобы я принадлежал тебе.
а я не умею.
не могу.
я весь — из обрывков.
музыки, текста, ночей, людей.

она стояла посреди комнаты,
не касаясь ничего.

— тогда не зови.
не пиши.
не обещай,
что здесь будет «как дома».
если это — не дом.
а просто студия ожидания.

он отвернулся.
взял бутылку воды, сделал глоток.
не смотрел на неё.

— может, тебе и правда стоит уйти.

тишина повисла — резкая, как треск.

Катя не сказала ни слова.
медленно подошла к кровати,
собрала свои вещи,
надела джинсы, рубашку.
не торопилась.

он стоял у окна, спиной.
руки в карманах.
плечи напряжены.

она обулась,
взяла куртку.
в последний момент посмотрела на него:

— я не хотела войны.
я хотела быть частью.

дверь закрылась без звука.
за ней — ночь, город, липкая сырость.
внутри — голос,
который больше не звучал.

а на кровати — плед,
в котором осталась только её тишина.