4
Как и обещал Шедоу, Соник появился на репетиционной базе группы "Black" ровно через час. Он ворвался в помещение с привычной энергией, но на этот раз в его глазах читалась не только дерзость, но и некая нервозность, смешанная с предвкушением. Мефелис и Сильвер уже ждали его. Шедоу стоял чуть поодаль, наблюдая за происходящим с невозмутимым видом, но Соник уловил в его глазах одобрительный блеск.
— Соник, — Мефелис подошёл к нему, его обычная холодность сменилась почти отеческой теплотой. — Рад, что ты пришёл. Шедоу объяснил тебе ситуацию?
Соник кивнул, бросая короткий взгляд на Шедоу. — Да. Я готов попробовать.
Сильвер, который обычно был более сдержанным, чем Мефелис, не скрывал своего любопытства. — Ну что ж, увидим. Мефелис столько говорил о твоём "бите по столу", что я уже заинтригован.
Мефелис подвёл Соника к барабанной установке. Огромная, блестящая хромом и тарелками, она выглядела впечатляюще. Соник никогда раньше не сидел за настоящими барабанами. Он стучал по столам, по коленям, по всему, что попадалось под руку, но эта махина была чем-то совершенно другим.
— Вот, Соник, — Мефелис протянул ему пару барабанных палочек. — Щас мы попробуем исполнить "Эхо тишины". Мы написали её давно, но так и не смогли найти для неё подходящую барабанную партию. Сейчас она звучит… пусто. Твоя задача – придумать хотя бы набросок, как барабаны могли бы звучать в ней. Не волнуйся, если будет неидеально, это просто для начала.
Соник взял палочки. Они были тяжелее, чем он ожидал, и холоднее. Он взглянул на барабаны, затем на тарелки. Его взгляд метался от бас-барабана к рабочему, от хай-хэта к крешу. Он чувствовал, как дрожат его руки, но в то же время внутри него поднималась волна азарта.
Мефелис кивнул Сильверу, и тот начал играть первые аккорды "Эха тишины". Мелодия была завораживающей, медленной и тягучей, пропитанной какой-то древней печалью. Шедоу подключился, его бас-гитара добавила глубины, создавая плотный, обволакивающий фон. Мефелис начал петь, его голос был словно шёпот теней, проникающий в самые уголки души.
Соник слушал. Он закрыл глаза, позволяя музыке заполнить его. Он чувствовал ритм, который уже был в нём, но теперь он ощущал, как он пытается вырваться наружу, найти свою форму в этой новой мелодии. Его пальцы, держащие палочки, начали подёргиваться.
И вот, на втором куплете, когда Мефелис взял высокую ноту, Соник открыл глаза. Он сделал глубокий вдох и ударил.
Это был не просто удар. Это был точный, мощный акцент. Затем последовал ещё один, более мягкий. Затем несколько быстрых ударов по хай-хэту, задавая пульс. Его движения, хоть и были интуитивными, казались отточенными. Он не бил наугад, он чувствовал каждый барабан, каждую тарелку. Его ноги инстинктивно нашли педали бас-барабана и хай-хэта, и их движения были такими же уверенными, как и движения его рук.
Это было невероятно. Барабанная установка, которая казалась ему чужой, теперь была частью его. Он не просто отбивал ритм, он вплетался в музыку. Его бит был мощным, но не заглушал другие инструменты. Он добавлял глубины, динамики, чего-то недостающего. Он был правильным.
Музыка стихла. Мефелис и Сильвер замерли, их глаза широко распахнулись. Даже Шедоу, который уже ожидал чего-то необычного, выглядел поражённым.
— Соник… — Мефелис медленно выдохнул. — Ты… ты это слышал, Сильвер?
Сильвер кивнул, его челюсть слегка отвисла. — Я не знаю, как… это же невероятно. Ты в первый раз сидишь за барабанами, да?
Соник отложил палочки, его лицо раскраснелось от напряжения и удовольствия. — Ну, да. За этими барабанами – точно в первый раз.
Мефелис подошёл к нему, его глаза горели восхищением. — Это был… это был именно тот бит, который нужен нашей музыке. Он идеально вписался. Соник, ты прирождённый!
Улыбка, настоящая, искренняя улыбка, расцвела на лице Соника. Слова Мефелиса были не просто похвалой, это было признание, которое он так жаждал. Он посмотрел на Шедоу, и тот еле заметно кивнул, подтверждая, что Соник оправдал его доверие. Соник почувствовал, как новый ритм зарождается в его душе, не менее важный, чем его скорость или способность спасать мир. Это был ритм его собственной, настоящей мелодии. И он знал, что теперь ему предстоит учиться и развиваться, но уже не ради чужого одобрения, а ради самой музыки.