[ЗАМОРОЖЕН] Когда зацветет всё алым

- Яков Петрович, я прошу вас! Да послушайте же вы меня!

Гоголь бегал из комнаты в комнату за следователем, пытаясь привлечь его внимание. Наконец, ему это удалось, и Гуро остановился, внимательно смотря в голубые глаза.

- Я вас внимательно слушаю, голубчик, - Николай чуть было не врезался в Якова, но успел вовремя остановиться.

- Яков Петрович, прошу, разрешите мне поехать с вами в Диканьку! Почему вы отказываетесь брать меня с собой? - сначала Николай твердо и решительно смотрел прямо на следователя, но потом отвёл взгляд и стал старательно разглядывать пол под ногами, чуть теребя рукой край своей рубашки. В этот миг стоящий перед следователем мужчина был очень даже похож на ребенка, что упрашивал родителей смилостивиться и разрешить выйти в сад после кокой-нибудь проделки. Именно таким Гуро сейчас и увидел Николая, маленьким и наивным, чистым и светлым, как самого обычного ребенка. Блондин же немного смягчился и погладил Гоголя по щеке, тихо что-то шепча, но потом немного тряхнул головой, будто возвращал мысли в нужное русло и произнёс:

- Николай Васильевич, вы ведь понимаете, что я вас не возьму с собой? Один раз я уже сказал вам нет, значит это мой окончательный ответ, - Гуро говорил строго, но за всей его важностью проглядывалась та самая нежность, которую тот усердно прятал.

- Значит все снова повторяется, так ведь? - Николай поднял взгляд и уже не собирался отводить его в сторону. Он убрал руку Якова и продолжил. - Вы снова исчезнете, а мне снова прикажите мучаться? - Голос вдруг дрогнул, но Николай старался держаться уверенно. - Да, мы разные и это всё белее чем неправильно, но я смирился с этим. Смирился и принял с тем, что вы использовали меня, как приманку для всадника! В какой-то миг мне даже стало хорошо от того, что вы исчезли... - закончив, Гоголь развернулся и направился к порогу, чтобы уйти.

В первые секунды он очень желал, чтобы Яков Петрович не пустил его, оставил рядом и крепко прижал, но понял, что тот не станет так поступать. Николаю хотелось обернуться, но он отгонял эту мысль, понимая, как же то глупо. Обувшись, Гоголь вышел, держа в руках свое пальто. Все, теперь все. Дверь сзади него закрылась, этот следователь его даже не окликнул, и чего он вообще ожидал?! Было холодно и по коже пробежали мурашки, заставляя вздрогнуть. Спускаясь вниз, Николай всё же надел пальто, просто накинув на плечи и продев руки в рукава, не удосуживаясь застегнуть, погружаясь в свои мысли. Брюнет даже и не заметил, как ноги привели к его дому, и как он зашёл внутрь, упав на кровать, даже не снимая верхнюю одежду. А из окна сверху за ним наблюдали, провожая обеспокоенным и тоскливым взглядом до самого конца улицы, не теряя строптивую фигурку в толпе. Яков Петрович хотел за ним пойти, хотел окликнуть и немного поругать за то, что поэт вышел лишь в рубашке, но после сразу крепко обнять, прижимая к себе и согревая холодные руки. Но нельзя, не сейчас. Если рассказать, то кто знает, что может произойти? Ему конечно же дорог этот человек, как-то неожиданно для него самого прокравшийся дальше, чем знакомые, и допустить то, чтобы его потерять?.. Такой риск приводил в ужас, неосознанно заставляя пальцы крепко сжимать подоконник, только бы удержаться и не броситься следом в догонку...