Запах роз и крепкий кофе
Солнечное утро разлилось по дому мягкими золотыми лучами. После насыщенных и тревожных дней Люси наконец выспалась. Проснулась с неожиданным ощущением покоя — будто на время отпустило. Она надела лёгкий халат, прошла мимо своей комнаты и, босая, вышла на задний двор.
На крыльце её встретил тонкий аромат — сладкий, свежий, почти волшебный. Её взгляд скользнул по саду, и она увидела Энн, горничную, аккуратно поливавшую пышные кусты алых роз.
— Вау, — выдохнула Люси, прищурившись от солнца. — Они такие красивые... как будто нарисованные.
Энн обернулась и улыбнулась, не прекращая движения руки с лейкой.
— Спасибо, дорогуша. Эти розы мне очень дороги. Я уговаривала мистера Зена разрешить их посадить с тех пор, как начала здесь работать. Наконец сдался, — с гордой улыбкой провела рукой по лепесткам. — Это мои любимые цветы.
— Правда? — Люси наклонилась ближе, вдыхая аромат. — Мне они тоже нравятся... Но всё же, если по-честному — мои любимые цветы фиалки. Они такие... скромные, простые. Но с характером. Не знаю почему, но они как будто ассоциируются со мной.
Энн рассмеялась, и в её голосе прозвучала мягкая насмешка:
— Интересная ты, Люси. Ассоциировать себя с цветами... Как будто из поэмы сбежала.
— Может, и так, — пожала плечами девушка, не придав значения словам. Её внимание уже ускользнуло дальше — желудок подал сигнал, и она, потянувшись, направилась в кухню.
В просторной, светлой кухне, наполненной ароматом свежих тостов и кофе, стоял Зен. Он был в серой футболке и домашних брюках, с немного растрёпанными волосами — непривычный, неофициальный, почти домашний. Серьёзное лицо и крепкий чёрный кофе в руках.
— Ух ты, — сказала Люси, прислонившись к косяку. — Не слишком ли сурово для утра? Может, что-то помягче — чай с жасмином или капучино?
Зен, не отрываясь от чашки, медленно обернулся. Уголки губ приподнялись.
— Вчера был сумасшедший день. Я вырубился, как только лег. Теперь — еле встал. Нужно что-то, что вернёт меня к жизни.
Люси хихикнула и прошла мимо него к холодильнику.
— А где Оливер? — спросила она, взяв йогурт и яблоко.
Мужчина приостановился, и в его голосе вдруг мелькнула нота — не раздражения, скорее ревнивой горечи:
— Беспокоишься о нём?
Люси нахмурилась, слегка прищурилась:
— Ну... он же мой друг. Мне он дорог.
— Дорог... да.
Между ними повисла короткая, осязаемая тишина. Словно кто-то внезапно выключил звук.
— Эй, просто скажи, где он.
Зен моргнул, как будто стряхивая с себя всё, что собиралось вырваться наружу, и спокойно ответил:
— Спит. Я не стал его будить. Пусть высыпается.
— Вот так бы сразу и сказал. — Люси с нарочитым разочарованием вздохнула и уселась за стол.
Она откусила яблоко и посмотрела на йогурт.
— И ты этим наешься? — спросил Зен, чуть приподняв бровь.
— Ну да. Я много не ем.
Он хмыкнул, отпивая из своей чашки.
— Смотри, в скелета не превратись. И так худышка, а тут ещё такое питание.
Люси резко подняла глаза. И с деланным возмущением подошла к нему, в упор уставившись в его спокойное лицо.
— Ты сейчас серьёзно?!
Она начала шутливо тыкать пальцами в его грудь:
— Худышка, говоришь? А ты, между прочим, великана напоминаешь. Вечно возвышаешься, как башня. Может, это я тебя теперь поддразнивать буду?
Зен невозмутимо допивал кофе. Но вдруг схватил её пальцы, не сильно, но уверенно, и притянул к себе. Настолько близко, что их носы почти соприкоснулись. В голосе звучала та его особая интонация — чуть мягкая, чуть серьёзная, чуть опасная:
— Я о тебе, глупая, забочусь. А вдруг в обморок грохнешься? Думаешь, мне это надо? Нет. Тем более ты теперь артистка. А артист должен быть сильным — физически и морально.
Он улыбнулся уголком губ, и аккуратно отпустил её руку. Люси сделала шаг назад, и лицо её порозовело.
— Сразу бы так и сказал... — пробормотала она, смущённо оглядываясь. — А то подкалываешь. Или я тебя теперь буду подкалывать за твой рост. Понятно тебе? Великан.
Зен, уходя из кухни, не ответил. Лишь прошёл мимо расслабленной походкой, и, не оборачиваясь, подмигнул ей через плечо.
Люси фыркнула, уставившись в его спину.
— Придурок... — пробормотала она, скрестив руки. Но уголки губ не слушались и предательски тянулись вверх.