Пиамэ

"Отдайте мне эти письма, умоляю вас! Заклинаю чертом и дьяволом, ангелом и богом, не держите их у себя!" - писал Сорел. Он требовал послать неотправленные письма, которых много настрочила ему бедная Пиамэ. Как её младшая сестра, я посчитала своим долгом сохранить эти письма у себя, ибо Сорел был плохим человеком и, если бы я не вмешалась, погубил бы её. Я знаю, что родители собираются искать ей жениха, и этот человек будет только помехой.

Пиамэ уже месяц не вспоминает о нём, смирившись с тем, что он не отвечал и до сих пор не отвечает. Она настолько робкий и кроткий человек, что после дюжины отправленных, но перехваченных мною писем, о чём она, конечно, не подозревает, более никак не пытается связаться с любимым ей человеком. Однако, никак иначе у неё и не получится. Поначалу она плакала. Я это поняла по конвертам, которые были слегка сырые. Потом Пиамэ ходила мрачнее тучи, но ничем более не выказывала своей смертельной тоски. Мне искренне жаль её, но ведь тем лучше для неё.

Спустя неделю после того, как я завладела первым её письмом, Сорел начал писать Пиамэ. Само собой, его письмо не дошло до моей сестры. Но мне показалось, будто она почувствовала, что он прислал ей весточку, она ни на минуту не могла присесть, но всё время ходила, ломала руки, если ей не находилось работы.

Вскоре она успокоилась и даже села за шитьё, как пришло новое письмо от Сорела. И вновь она не находила себе места, а я старательно прятала конверты, одновременно с этим пытаясь отвлечь Пиамэ от мыслей о нём. Да, я чувствовала муки совести, но успокаивала себя тем, что это всё на благо сестре.

Я до сих пор не могу понять, что она нашла в этом мужлане, ко всему прочему он контрабандист. Они столкнулись на рынке, когда она выбирала абрикосы. По её словам, Сорел выбрал лучшие фрукты у своей торговки и отдал их Пиамэ даром. Мне думается, просил у неё поцелуй, но, судя по дальнейшим событиям, не получил его так сразу. Слово за слово, и, как это обычно бывает у одиноких, ищущих любви людей, он запал ей в душу. Потом они гуляли, он одаривал Пиамэ роскошными подарками, которые, впрочем, ничего ему не стоили, а ей и подавно. Пиамэ не была падка на дорогие украшения и наряды, но ей было приятно его внимание и, как она думала, его желание угодить ей. Спустя пару недель прогулок он уехал. Не знаю, что Сорел ей обещал, только она усерднее обычного принялась за шитьё и, вероятно, ждала писем. Сейчас же, не получив от него ни одного письма, Пиамэ, кажется, свыклась с мыслью, что он не вернётся к ней. Оно и правильно, Сорел ей не чета. 

Он понял, что его письма не доходят до Пиамэ, и тогда написал мне, на что я открыто высказала всё, что думаю о нём и об их отношениях. Сорел очень разозлился и в следующем письме грозил приехать и устроить мне неприятности, но не приехал. Я так и думала. Ничего не отвечая, я ждала, и уже в следующем письме, прилагаемом к увесистой посылке, он умолял меня не вмешиваться.

Среди вещей, что были в посылке, а это были, главным образом, различные женские украшения из кораллов, жемчуга, золота, янтаря, - выделялась небольшая фигурка. Она была грубо вырезана из какого-то дерева и изображала русалку, но не ту прекрасную деву из детских сказок, которая мило улыбается, расчёсывая волосы коралловым гребнем. Нет. Это было настоящее исчадие ада, порождение больного воображения, плод сумасшествия, исполненный с таким искусством, что казалось, эта мерзость вот-вот зашевелится у тебя в руках. Торс и руки, одна из которых лежала вдоль туловища, а другая была вытянута вперёд, словно в каком-то жесте, были исполнены с напускной грубостью, но вот лицо, точнее, морда этого отвратительного существа была исполнена со всем старанием и искусством, на которое только был способен безумный мастер. Огромные глаза, вылезающие из своих деревянных орбит, раскрытая зубастая пасть, как у акулы - на это существо невозможно было смотреть без содрогания. Хвост у чудовища был короткий, гораздо короче, чем у классической русалки, а плавник мал и убог, так что невольно задумываешься о том, что это не пародия на русалку.

Я всё ещё не отвечала Сорелу. Наконец, он отчаялся и просил лишь выслать ему последние письма Пиамэ, клялся, что не нарушит более покой нашего дома. Я уже было сжалилась над ним, как тут произошло нечто непредвиденное.

В то время я была так озадачена странной фигуркой, что забыла о мерах предосторожности. Я даже не заметила того, что за Пиамэ стал ухаживать некий господин, которому благоволили наши родители. Это было неожиданной для меня новостью, поскольку наше семейство уже неделю назад определилось с судьбой Пиамэ - было решено, что она выйдет замуж за сына одного знатного, но небогатого графа, и этот союз поднимет статус обеих семей. Когда этот господин явился к нам на ужин, он произвёл на меня отталкивающее впечатление, с которым не сравнится даже впечатление, оставленное Сорелом. Манеры этого господина были так изысканны, голос бархатист и мягок, интонации свидетельствовали о таком его внимании и интересе ко всем членам нашей семьи, что мать и отец были сражены и не заметили некой искусственности и стеснённости в его жестах. Все его телодвижения будто давались ему с трудом, он был не уверен до конца в возможностях своего тела, не знал наверняка, как нужно держать вилку, и порой сжимал её слишком сильно, и сомневался в каждом движении.

Но всех этих странностей Пиамэ и родители будто не замечали. Они непринуждённо вели приятную им беседу, наслаждались едой и винами.

Вечером того же дня родители, проводив гостя, изъявили желание поговорить со мной наедине. Говоря коротко, они предложили мне тот брак, который расстроил этот странный господин, представившийся как мистер Дред. Не понимая моё замешательство и возмущение, они оставили меня под домашним арестом на несколько дней.

Всё бы шло своим чередом, если бы не мистер Дред. Казалось, он их всех загипнотизировал, вменил им свою волю, а Пиамэ и вовсе смотрела на него тем преданным взглядом, каким смотрят собаки на своих хозяев.

Наша семья не была настолько знатной, чтобы я или Пиамэ могли сами выбирать мужа, но у нас было достаточно денег, чтобы заключить нечто выгодное, что откроет хотя бы одной из нас дорогу в жизнь. И если бы Пиамэ вышла за графского сына, то с поднявшимся статусом семьи я бы смогла выбрать ту жизнь, которой хотела. На то она и старшая сестра, чтобы позаботиться обо мне, но пока что я больше забочусь о ней, оберегая её от опрометчивых и опасных партий.