Глава пятая
Новость о неожиданно возникшей на горизонте поездки семьи Раймонд в Саутволд застала Сару Кэмпбелл в расплох. Девушка долго расхаживала по комнате Джейн, яростно жестикулируя и подначивая подругу поговорить с родителями о том, чтобы перенести отъезд хотя бы на неделю. Отчаянные попытки спасти вечеринку и выкроить время для совместных посиделок не увенчались успехом. Вопреки всем просьбам Сары, Джейн наотрез отказалась. За два дня раздумий она вполне смирилась с родительским решением, оправдывая его необходимостью увидеться с родственниками отца. Не обращая внимания на причитания подруги, Джейн открыла дверцы платяного шкафа и стала собирать летние вещи в большую дорожную сумку. Сара театрально вздохнула, издав при этом звук, похожий на всхлипывания, и плюхнулась на бежевое кресло рядом с окном. Резкое движение руки в сторону, и с прикроватного столика на пол грохнулась стопка приготовленных в поездку книг.
— Боже, Сара, аккуратнее! — вскрикнула Джейн, подлетая к упавшим томикам, — Посмотри, какое старое издание! — добавила она, показывая потрепанные корешки книг и призывая подругу следить за руками.
— Прости, я очень расстроена и импульсивна. Почему твои родители не предупредили нас заранее?
— Никто из них не знал о планах. Да и не задумывался... Ты же знаешь, что для нас семья в приоритете, поэтому мы обязаны поехать на празднование годовщины, — мягко сказала Джейн. Ее гнев давно улетучился. Девушка предпочла тратить время на построение планов, нежели на бесполезное сожаление. Взять с собой только книги или прихватить еще этюдник с масляными красками? Кажется, маленького блокнота для быстрых эскизов вполне достаточно. Главное — не забыть походный набор грифельных стержней для автоматического карандаша. Джейн любила делать хаотичные наброски во время путешествий или экскурсий. Ей казалось, что так она запечатлевает не только сюжет, но и вкладывает в рисунок эмоции и переживания, становясь непосредственным участником маленькой картинки.
Сара вновь запричитала, наматывая на палец светло-золотую прядь волос. В этом году она приняла решение побыть блондинкой. Джейн была уверена, что во время ее отсутствия Сара либо самостоятельно отрежет себе челку, либо вновь перекраситься в один из цветов радуги, либо все вместе. Кэмпбелл — любительница экстравагантности. Однако подруге такая черта казалась лишь детским протестом против родительских запретов. Мать Сары хоть и потакала дочери, когда дело касалось школы, отчаянно противилась ярким изменениям внешности и никак не могла принять страсть дочери к постоянной смене имиджа.
Джейн приоткрыла окно, ведущее на задний двор участка, пуская поток свежего воздуха в душную комнату.
— Ну мы и надышали с тобой. Жарища, — перевела тему девушка, давая понять подруге, что больше не желает обсуждать смену планов. Слишком много криков по пустякам. Вслушиваясь в перекличку птиц за окнов, девушка добавила: — Помоги мне лучше с выбором одежды. Хоть в Саутволде найдется применение нашим неданим покупкам. А вечеринку можно провести и в конце августа. В честь окончания лета. Что скажешь?
Глаза Сары загорелись. Она вскочила с кресла, хватая подругу за плечи:
— Да, да, это отличная идея! Почему я раньше не додумалась? Организация на мне! — улыбаясь и напевая что-то под нос, Сара направилась к шкафу с одеждой. Столь эмоциональное поведение подруги Джейн давно уже не удивляло. — Так, что у тебя здесь есть, — нарочито громко сказала девушка, открывая створки шкафа. Надо и праздничное, и для пляжа, и для свиданий, и повседневное, и для огорода. А то вдруг твоя мама найдет и там место, где грядки нужно покапать.
Джейн усмехнулась.
— Свиданий? Боюсь спросить, с кем. В мои планы подобные мероприятия не входили.
— А в мои планы входили, —ответила Сара, оглядываясь на подругу. — Ты только подумай. Берег Северного моря. Ты. Он. Шум волн... м-м-м, романтика, я тебе даже начинаю завидовать, — закончила она, улыбаясь. Девушка вновь вернулась к выбору одежды, поочередно вытаскивая то юбки, то футболки или кофты и пристально оценивая их внешний вид. Найдя на полке старые футболки и синюю юбку в пол, Сара всплеснул руками. — Я же просила тебя выкинуть это уродство! Джейн, мы же договорились избавиться полностью от прошлой жизни, — недовольно закончила девушка, бросая на кровать одежду.
— Это на память.
— В смысле, на память? С ума сошла? Хватит хранить хлам пакетами, сдай в сэконд-хэнд, прошу тебя.
Сара, словно строгий наставник, наклонив немного голову наблюдала за реакций провинившейся подруги. Та, в свою очередь, скрестив руки на груди, продолжала отстаивать старые вещи.
— Это не барахло. Я сама сшила эту юбку, и она точно останется на месте.
— Твое дело, Джейн. Главное — не надевай ее в школу, прошу. Иначе я восприму это как обесценивание моих усилий изменить твой стиль.
— Договорились.
Джейн вернула сложенную вдвое синюю юбку на место в платяной шкаф и, улыбнувшись, вдруг обняла недовольную подругу.
— Спасибо.
Сара оторопела.
— За что?
— За то, что ты всегда рядом, — сказала Джейн, обнимая ее крепче.
Подруга ухмыльнулась, отвечая на объятия.
— Да не за что. Мне только в радость. — Взглянув на полупустую сумку для вещей, Сара отстранилась, — если продолжим сюсюкаться, никогда не соберем твои шмотки. — Она присела на корточки и стала складывать одежду аккуратными стопками. — Неси обувь и косметичку, потом платишки проверишь.
***
День отъезда вновь начался с опоздания. Дело семейное. Джейн проспала безудержно звонящий будильник. Даже родители вскочили в панике, осознавая, что упущенное время придется нагонять в дороге. Поездка займет всего пару часов, однако они обещали прибыть вовремя, чтобы не пропустить послеобеденное чаепитие. Бабушка Пенелопа собиралась испечь фирменный пирог с вишней, который хотелось застать горячим.
Накануне Джейн до позднего часа помогала родителям паковать вещи и укладывать их в машину. К тому же, она никак не могла определиться, какие книги взять в поездку. Начать что-то новое или перечитать давно забытое старое? Вечный вопрос.
Джейн все еще не до конца отделалась от мысли о скучных и однообразных буднях, которые ей предстоит провести в Саутволде вдали от друзей и привычных стен. В детстве она любила ездить к родственникам, играть с цветами во дворе и купаться в море, прыгая на волнах, ходить с бабушкой по воскресеньям в церковь, послушать проповедь и мастерить с дедушкой на заднем дворе. Сейчас эти занятия отнюдь не казались ей скучными. Однако, кажется, в понимании Джейн, они потеряли былую красочность и увлекательность. Девушка планировала как можно чаще покидать дом родственников, чтобы не провоцировать маму придумать ей очередное задание по хозяйству. Чтение на природе — вот, что ее привлекало. Осталось найти уединенное место где-то на берегу Северного моря или рядышком с местной церковью, чья архитектура всегда привлекала девушку. Как-нибудь она сделает набросок здания на память.
— Джейн! — послышался мамин крик с кухни. Похоже, наскоро приготовленный завтрак готов.
В последний раз оглядев комнату, Джейн заметила на прикроватном столике любимое кольцо с руническими символами, которое она носила на шее на цепочке. По рассказам отца раньше оно принадлежало его покойному брату — заядлому поклоннику морской стихии. Габриэль Раймонд большую часть свободного времени проводил либо на берегу, либо на семейной лодке где-то далеко от пирса. Бесконечное влечение к морской пучине и привело его к гибели. Дядя вышел покорять беснующиеся волны, несмотря на просьбы деда остаться, и был застигнут врасплох бушующим штормом. Домой он так и не вернулся. Томас Раймонд, отец Джейн, рассказывал, что лодка брата перевернулась, не оставив ему никаких шансов. Однако тело Габриэля не удалось найти. Похоже, неспокойные воды выбросили его на прибрежные скалы или камнем утянули на дно.
Джейн не застала дядю в живых. Она родилась через много лет после его гибели. Но красивое серебряное кольцо с непонятной гравировкой рун осталось на память. Увидев его на пальце отца, девочка попросила подарить ей похожее. В тот же миг украшение было отдано на ее попечительство. Растерявшись, Джейн поблагодарила папу и продела в кольцо цепочку. Слишком уж большое оно тогда ей было. Ношение памятного подарка в качестве кулона вошло в привычку. Девушка ни на день не расставалась с цепочкой.
Вот и теперь, быстро схватив украшение в руки с прикроватного столика, Джейн застегнула его на шее и выскользнула из комнаты.
Четырехчасовая дорога до Саутволда, как показалось Джейн, совсем не утомила ее. Длинные переезды на машине не были в новинку; в салоне фоном играла музыка, бурные обсуждения сменилась тишиной и умиротворенным чтением на заднем сидении. Когда Джейн вновь брала книгу в руки, сбегая в собственные фантазии, между родителями обязательно завязывался диалог на довольно отвлеченные темы. Периодически отвлекаясь от страниц, девушка с удовольствием наблюдала за внимательным взглядом матери, который с любовью изучал жестикуляцию рук и изменения мимики мужа во время разговора. Папа любил подолгу рассуждать об исторических вопросах, стараясь привить дочери интерес к важнейшему, по его мнению, предмету.
За окном машины то и дело мелькали чарующие фермерские поля, железнодорожные пути и миниатюрные домики, когда отец сворачивал близ небольших городов. Больше всего Джейн нравилось проезжать Колчестер. Папа намеренно съезжал с автомагистрали, чтобы рассмотреть остатки старинных зданий и уклад местной жизни. К тому же, въезд в грод ознаменовал начало последнего отрезка их пути, приближая к заветному финишу. В приоткрытое окно влетали порывы ветра, заставляя волосы Джейн метаться во все стороны. Она с упоением подставляла лицо потокам воздуха, наслаждаясь теплом и послеобеденным солнцем.
На четвертый час пути они наконец-то въехали в Саутволд, и Джейн почувствовала, как забилось ее сердце. Не то от предвкушения, не то от желания вновь увидеть пожилых дедушку и бабушку, не то от какого-то чувства стыда за то, что по первости ей не хотелось ехать. Девушка попыталась вытереть вспотевшие ладони о джинсовые шорты, а затем начала теребить короткую прядь темно-каштановых волос, выбившуюся из пучка на затылке. Джейн страшно хотелось пробежать по песочному пляжу, заигрывая с набегающими волнами, и затем с разбегу влететь в воду, щурясь от брызгов с крупинками соли. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что вполне понимает неудержимое влечение дяди к водной стихии. Неукротимый шум прибоя. Волны с гребешками пены шепчут о свободе и затягивают сознание глубоко в морскую пучину. Выйдя хоть раз в открытое море, ты никогда больше не сможешь оставаться подолгу на берегу. Просторы океана будут звать и манить. Кажется, дядя нашел свою смерть в месте, которое больше всего любил.
Наконец машина свернула на знакомую улицу с миниатюрными двухэтажными кирпичными домиками, заросшими вьюнками, плющом и ползущими по стенам и забору ветками роз. Забыв о прежних мыслях о поездке Джейн вновь почувствовала себя как в детстве, когда она, будучи ребенком, приезжала на праздники к родственникам, дивилась цветущей у входа розовой гортензии – любимым бабушкиным цветам, и с тайным предвкушением убаюкивающего запаха кухни открывала побеленную входную дверь.
Следующие пару часов прошли для Джейн будто в забытье. Счастливое лицо встречающего у порога дедушки. Распахнутая дверь, уютная прихожая, которая прямиком ведет в благоухающую запахом вишни кухню. Крепкие объятия бабушки. Теплый чай в миниматюрной гостинной с камином и старый семейный фотоальбов. Бабушка вновь показывала детские фотографии сыновей, расхваливая вечно послушного, по ее словам, младшего. Томас всегда вел себя довольно сдержанно, отдавал предпочтение скрупулезно спланированным будням, а не эмоциональным порывам в работе. Эксцентричное поведение старшего сына пожилая дама вспоминала с глубокой печалью, а в рассказах о его ночных побегах, глубокой любви к морю и литературе проскальзывали нотки вины. Бабушка будто корила себя за то, что не смогла уберечь девятнадцатилетнего Габриэля.
— Когда в день его исчезновения ни с того ни с сего началась ужаснейшая буря, пришедшая с моря, я сразу же почувствовала неладное, — папина мама в очередной раз вспомнила свои переживания, как будто забыв, что рассказывала об этом Джейн сотню раз. — Сердце чувствовало беду. Но что я могла поделать? Проклятая морская стихия! С первого дня мой мальчик был словно околдован ею.
— Мама, не начинай вновь, пожалуйста, — недовольно прервал ее отец Джейн. Томас Раймонд глядел на нее, нахмурившись, будто не осознавая желания женщины вновь услышать сопереживающие слова поддержки.
Нервно барабанящие по подлокотнику кресла пальцы накрыла мамина рука. Мэри предостерегающе поглядывала на мужа, стараясь предотвратить нелепую ссору матери и сына. Джейн прекрасно знала эту сторону характера отца. Заботливость и внимательность иногда сменялась скупой холодностью к переживаниям и волнующим мыслям даже самых близких людей.
— Надо сходить навестить Габриэля на кладбище, — будто не слыша просьбы сына, продолжила Пенелопа.
— Господи, мама, о какой могиле вообще может идти речь. Его в ней попросту нет! — вдруг вскипел отец Джейн. Судорожно потирая лоб, он посмотрел на отца, как будто тот – единственный человек, способный незаметно перевести тему. Джеффри Раймонд расслабленно наблюдал за диалогом со стороны, не желая вмешиваться.
— Томас, прошу, не надо, — поспешила отвлечь мужа Мэри.
Джейн не сразу поняла суть эмоционального замечания отца.
— Что значит "его в ней нет"? — удивленно спросила она у папы.
— Мы похоронили пустой гроб, — будто отрезал он, — тело так и не нашли.
Бабушка отвернулась. Начатая ей же тема задела за живое. Джейн казалось, что Пенелопа Раймонд намеренно с глубокой печалью вспоминала ошибки и переживания пережитых лет. Ей словно не хватало сочувствия родных и эмоциональной вовлеченности сына в обсуждение трагичной кончины Габриэля.
Образовавшаяся в гостинной тишина давила. Дедушка умиротворенно пил чай, провалившись в кресле. Расстроенная Пенелопа, собрав грязные тарелки из-под вишневого пирога, поспешила покинуть комнату, атмосфера которой будто наэлектризовалась. Джейн чувствовала себя лишней. Ей совсем не нравилось поведение отца. Эта холодность... Как будто Томас Раймонд совсем не сопереживает родителям в гибели брата. Или же намеренно прячет чувства, отрицая случившееся? Когда речь заходила о Габриэле, Джейн совсем не понимала, как должна себя вести. Она никогда не знала дядю, лишь видела на фотографиях. Отец вечно избегал рассказов о брате, в отличие от своих родителей, которые с большой охотой посвящали внучку в тайну бойкого и эмоционального характера Габриэля. Истории о мальчике, влюбленном в море, в детстве казались Джейн похожими на грустную сказку. Всю жизнь он искал пристанище, скитался по волнам, увлеченный их гудением, ссорился с родителями, игнорируя их наставления, и сбегал из дома, чтобы в очередной раз выйти на лодке в открытое море. И, кажется, спустя более пяти лет поисков, на девятнадцатом году жизни, он нашел сокровенное.
* * *
Спустя пару дней пребывания в доме папиных родителей, Джейн стало казаться, будто она попала во временную петлю. Каждое утро в семейном кругу было похоже на предыдущее, особенно ранними подъемами, так как девушка была вынуждена спать на диване в гостинной из-за нехватки в доме еще одной свободной комнаты. Спальню, раньше принадлежащую двум братьям, переоборудовали в гостевую, полностью сменив интерьер с темно-синих тонов на бежевый. Пенелопа Раймонд позаботилась о том, чтобы добавить комнате красок, сшив покрывало и декоративные подушки из разноцветной ткани. Теперь гостевая спальня была похожа на хаосный арт объект: пестрые занавески с бесформенными пятнами и линиями на окнах, прикроватные тумбочки покрыты вязанными скатерками, шкаф, созданный руками дедушки, и небольшое зеркало, напоминающее каплю.
Завтраки в общем кругу обычно заканчивались эмоциональным диалогом Томаса и Джеффри: мужчины бурно обсуждали политику, экономику, нынешнюю работу Раймонда младшего и его озабоченность финансовым состоянием семьи. Отец отчаянно пытался обратить внимание сына на его холодность и намеками помочь наладить отношения с матерью. Однако Томас наотрез отказывался обсуждать с Пенелопой Габриэля или же свое детство и, к тому же, с неохотой посвящал мать в нынешние семейные проблемы. Джейн старалась помогать бабушке в приготовлении завтрака, а затем слушала бессмысленные, как ей казалось, эмоциональные обсуждения, ковыряя ложкой овсяную кашу. Ее удивляло, как отец настолько быстро запихивал в рот глазунью и жареный бекон с фасолью в томатном соусе, при этом успевая парировать нападки Джеффри Раймонда.
После завтрака все разбредались по разным углам. Мама с дедушкой выходили на задний двор, чтобы заняться садом, Пенелопа садилась за вязание, а Томас Раймонд продолжал решать рабочие вопросы даже будучи в отпуске. Вопреки опасениям Джейн все свободное время была предоставлена самой себе. Она старалась как можно чаще выбираться к морю, схватив мамину шляпу с широкими полями и повязанной шелковой лентой, которая, развиваясь на ветру, напоминала парус. Блокнот с зарисовками и книга отправлялись в пляжную сумку вместе с небольшим полотенцем, чтобы улечься на песок на берегу моря.
Рисование, быстрые наброски карандашом всегда были для Джейн отдушиной. Скольжение руки по бумаге, перепачканные грифельной пылью пальцы, хаотичные линии, которые в конечном счете собирались в запоминающийся сюжет. Джейн старалась рисовать здания, пейзажи и делать наброски вполне обычных сюжетов из повседневной жизни, находя даже в , казалось, скучной прогулке дорогие сердцу моменты. Ей нравилось запечатлевать истории с натуры, проживая от и до эмоции героев ее рисунков. Движение карандаша уносило ее далеко от реальности, заглушая наружный шум. Колотящееся сердце всегда считалось предвестником новой вспышки вдохновения, порыва нарисовать очередной сюжет. Словно именно оно подмечало необычные детали вокруг, отправляло быстрый импульс в мозг, заставляя обратить внимание на кадр. Так Джейн называла композицию цвета, форм, оригинальных персонажей, способных поместиться на листе скетчбука. У каждого кадра своя жизнь. Определенные эмоции. Ей нравились именно грифельные наброски. Черно-белые, обесцвеченные истории, которые понимала лишь она. Рисунки заменяли Джейн фотографии: именно на бумаге оставался отпечаток ее души.
Отдернув шторы в гостинной, на Джейн обрушилось посеревшее небо – погода нынче пасмурная, значит, о прогулке по пляжу можно забыть. Схватив под руку блокнот для рисования и накинув на плечи кофту с длинным рукавом, она вышла из дома, направляясь в сторону церкви. У Джейн появилась идея сделать наброски витражей, которые прекрасно можно было рассмотреть как снаружи, так и изнутри. Пройдя быстрым шагом пару улиц, она пересекла проезжую часть и ступила на узенькую дорожку, ведущую ко входу на территорию священного места.
Джейн вспомнила, как бабушка Пенелопа всячески напоминала о богатой истории здания, указывая на сюжеты с лицами и фигурами под деревянными сводами, на каменные статуи, расположенные на стенах церкви, а также на старинные, немного запущенные надгробия, наполовину заросшие травой. Некоторые из них накренились от времени, часть каменных плит полуразвалилась, а надписи в паре мест стерлись. Хаотичные ряды могил всегда пугали малышку Джейн. Она знала, что где-то здесь покоиться ее дядя. Будучи ребенком, Джейн часто приходила сюда с бабушкой, так как Пенелопе хотелось "немного поговорить с сыночком", которого очаровала стихия. Но теперь девушке становилось жутко лишь от мысли, что бедная пожилая женщина всегда разговаривала с пустой землей. Самоубеждение дарило мнимое состояние спокойствия, а могила – всего лишь иллюзия захоронения.
Джейн вздрагивала лишь от одной мысли, какого это потерять сына. Жить с тяжелым грузом на сердце, коря себя за трагически случившееся происшествие. Она прекрасно видела, как тяжело ее отцу даже вспоминать о брате, который все детство был примером для подражания, по-своему наставлял и всегда жил рядом, под боком. Томас Раймонд делил с Габриэлем не только комнату, но и увлечение фотографией и парусным спортом. Но после смерти брата папа будто решил отрезать и забыть. Отречься от мысли о детстве, воспоминания о котором пробуждали в памяти образ Габриэля и приносили только боль. Дедушка, казалось, был единственным человеком, способным обсуждать со спокойным голосом гибель сына. Джейн не думала, что Джеффри Раймонд смирился со случившимся. Нет. С таким смириться невозможно. Но рассказы дедушки никогда не были пропитаны болезненным чувством вины из-за потери близкого. Именно благодаря ему у Джейн сложился достоверный образ человека, который когда-то бегал босиком по пляжу, щурясь, улыбался закатному солнцу и играл с братом в догонялки, всячески поддаваясь младшему. Габриэль, по рассказам дедушки, был порывистым и вдохновленным чувством полной свободы. Наверное именно поэтому ему так нравилось море. Неукротимая стихия, неподвластная ни погоде, ни людским законам. С ней он чувствовал себя самим собой – окрыленным, открытым новым совершениям. Душа доверилась попутному ветру, увлеченная его порывами в сторону открытого моря.
Внушительных размеров церковь Святого мученика и короля Эдмунда из потемневшего от времени камня была для Джейн не только местом духовной силы, но и пристанищем в минуты отчаяния. Она никогда не считала себя сильно верующей, отказываясь обсуждать эту тему в кругу друзей или родственников, так как ее мнение определенно вызовет неоднозначную, а то от негативную реакцию. Джейн оставляла все при себе. Наслаждаясь местом силы и духовности, она искренне привязалась к нему. В подростковом возрасте она часто покидала надоевшие стены и устраивалась в небольшом саду на просторной лавочке с книгой в руках. Здесь она и просиживала часами, пока на башне часы не пробивали час дня – время возвращения домой к обеду. Вот и теперь, наедине с мыслями о гибели родственника и возникшим откуда-то страхом потери семьи и уютного дома, Джейн замерла перед главной аркой здания церкви, под сводами которой красовалась двустворчатая деревянная дверь. Подняв голову вверх, она разглядывала витиеватые башенки, строгие, симметричные орнаменты на фасаде, стараясь отвлечь от назойливых мыслей. Она сделала пару набросков аркады, мозаичных, витражных окон и небольшой композиции, состоящей из части стены церкви, рядов покосившихся и заросших могильных плит, а также шарообразных, раскидистых деревьев на заднем плане.
Джейн подошла к двери церкви. Ей хотелось побыть наедине с тишиной и умиротворением, прикоснувшись к артефактам истории, отпустить терзающие душу мысли. Дернув за ручку, Джейн почувствовала лишь сопротивление. Заперто. Внутри что-то оборвалось, будто именно дверной замок лишил ее возможности вздохнуть спокойно. Оглядев сад, Джейн заметила надвигающиеся тучи.
Рыхлые, почти черные. Неменуемо близиться гроза.
Окончательно расстроившись, она быстрым шагом направилась в сторону дома. Весь день придется сидеть в гостиной, выслушивая переругивания бабушки и отца, которые точно испортят настроение всем домочадцам. Внутри все кипело от разочарования. Хорошо, что гроза приближается не с моря. В противном случае стоило ожидать сильный шторм, учитывая размер и цвет надвигающихся туч. Желая хоть как-то поднять настроения, Джейн выбрала маршрут, ведущий к дому через побережье. ей отчаянно хотелось взглянуть на разгулявшиеся волны.
Почти в припрыжку устремившись к морю, боясь не успеть вернуться в надежное укрытие до начала грозы, Джейн стала понимать свободолюбивую натуру дяди. Здесь, вблизи бушующей воды, когда ветер со всей силы треплет распущенные волосы, за спиной будто вырастают крылья. Они уже готовы поднять всю тяжесть тела ввысь, устремившись к облакам. Добравшись до перил на возвышении над пляжем, Джейн почувствовала всю мощь ветряных потоков. Он рвал болтающиеся на флагштоках тонкие материи, прогонял с берега оставшихся смельчаков, готовых застать грозу у моря. Джейн пожалела, что не надела чего-нибудь потеплее коротких черных джинсовых шорт и легенькой футболки на выпуск. Даже фуфайка с длинным рукавом уже не спасала.
Проходя мимо пирса, уходящего от береговой линии в море на метров тридцать, она почувствовала легкий трепет в груди от желания пробежаться до самого конца, уклоняясь от брызг волн. Ударяющася в опоры пристани потемневшая вода манила Джейн. Необъяснимое влечение к риску и адреналину подначивало ее свернуть к морю, забыв на пару минут о возвращении домой. Глянув на приближающиеся черные тучи и прикинув, сколько времени у нее в запасе, Джейн устремилась к пирсу. Она поддалась манящему притяжению и уже ничто не могло остановить быструю поступить по мокрому дереву длинного сооружения, напоминающего ковровую дорожку. На горизонте все еще поблескивало солнце на контрасте с набежавшими тучами. Ветер трепал из стороны в сторону каштановые пряди, выпавшие из капюшона кофты. Кеды почти промокли не столько из-за покрапывающего дождя, сколько от хлеставших вокруг бешеных волн. Иногда они накатывали на пирс, заставляя Джейн отпрыгивать в стороны или устремляться вперед, будто подгоняли ее вперед, к краю, где морская пучины ждала встречи с девушкой. Вдруг на фоне стремительно приближающихся туч сверкнула молния. Бледно-фиолетовые обрывистые линии напоминали ветвь дерева, лишившегося листвы. Джейн завороженно наблюдала за надвигающимся штормом, забыв о страхе и необходимости вернуться домой. Крапанье дождя усиливалось. Вдали загрохотало.
Добравшись до конца пирса, Джейн прислонилась к перилам, продолжая настороженно оглядываться вокруг. Внутри сердце пустилось в пляс. Ей хотелось запечатлеть каждый кадр. Каждый гребешок волны. Достав из-за пазухи блокнот с рисунками, нагревшийся от жара тела, несмотря на пронизывающий ветер, Джейн стала хаотично штриховать грифелем морское безумство. Движение кисти руки, местами размазмазывающее рисунок, сопровождалось появлением свежих капель на бумаге. Джейн не обращала внимания на дождь, ветер, полностью отдавшись порыву. Все вокруг перестало существовать. Брызги волн в разные стороны только раззадоривали ее. Забыв о всех предосторожностях, переживаниях, мучивших ее пару минут назад, Джейн всем телом наклонилась над рисунком, положив блокнот на мокрые перила. Она творила. Создавала искусство, воспринять и прочувствовать которое могла только она. В пейзаже, полностью состоявшем из морских просторов и блеска солнца на горизонте, запечатлевалась ее боль, нехватка внимания родителей, все недосказанности и переживания, возникшее после рассказов бабушки о гибели сына. От чувства переполненности эмоциями, которые были готовы вырваться наружу, в ушах, кажется, начинало звенеть.
Джейн не видела пристального взгляда неизвестной фигуры позади нее и поначалу даже не заметила, как что-то прикоснулось к ее плечу. Небольшое давление поверх ткани кофты смешалось с шумом моря вокруг. Мимолетное осознание и...
Она резко дернулась в сторону и, чуть не выронив блокнот, прижала его к груди. С ужасом Джейн посмотрела на грациозный силуэт, подошедший к ней вплотную.
Это была миловидная женщина лет тридцати, с первого взгляда напоминающая образ нимфы с какой-то вечеринки в честь Хэллоуина. Длинные волосы, выкрашенные молочно-белый цвет заканчивались у самой поясницы. На затылке пряди были заплетены в тонкие косы и уложены по форме улитки. Женщина смотрела на Джейн с полуулыбкой, все еще держа в воздухе руку там, где недавно было плечо девушки. Ветер метался в полах ее длинного, струящегося платья из материи, напоминающей тюль. Талию опоясывал тонкий шнурок из позолоченных нитей, концы которого свободно свисали по линии бедра. Вновь сверкнувшая молния озарила поблескивающие на руках кольца с непонятными символами. Заметив испуганный взгляд Джейн, женщина опустила руку, которая сразу же скрылась в складках платья. Одеяния явно не соответствовало погоде. Голые плечи, четко очерченные ключицы и зона декольте. Лиф платья также был отделан золотом: тонкие линие закручивались в хаотичные узоры и цветы, по форме напоминающие лилии. Словно водяные бисеринки на ткани были пришиты прозрачные бусины, поблескивающие при каждом движении женщины. Тонкая цепочка с массивным голубым камнем, подчеркивающим белизну кожи, висела на хрупкой шее.
Спутанное сознание и странная встреча с таинственной женщиной, окончательно выбили из колеи. Все происходящее стало казаться Джейн бредом сумасшедшего. Образ незнакомки совсем не вязался с надвигающейся грозой. Тучи, чернее ночи, застыли над головой, спрятав любой намек на лазурное небо. Белый ангел на фоне черного покрывала. Джейн непонимающе моргала, вцепившись в блокнот, как в последнюю надежду поскорее выбраться из ситуации.
Вдруг белокожая женщина нарушила молчание:
— Любишь водные просторы? — поинтересовалась она. В спокойном, нежном голосе не было ни намека на возможную опасность. От незнакомки веяло умиротворением и еле слышным запахом проснувшегося по весне леса. Проницательные глаза впивались в сознания, а зеленые радужки приковывали взгляд Джейн.
— Нет, не люблю, — коротко ответила девушка.
Незнакомка наклонила голову. Правая рука медленно теребила кулон на шее. В каждом ее движении не было резкости и хаосности. Полет пальцев напоминал нежный танец – плавный, ритмичный. Грацию тела подчеркивала ровная осанка и высоко поднятый подборок.
— Тогда зачем ты здесь, милое дитя? Испытываешь судьбу или играешь с волнами? — вновь поинтересовалась она.
Подобное обращение от возникшей из ниоткуда женщины смутило Джейн.
— Я...я рисую.
В доказательство своим словам она потрясла блокнотом. Незнакомка улыбнулась.
Все ее естество пело о нежности и тишине, совсем не излучая потоков негативной энергии. Джейн недоумевала, почему продолжает этот диалог. Ничто не сдерживало ее. Она давно могла развернуться и удалиться прочь. Домой. В конце концом ее ждут родители, а бабушка Пенелопа наверное уже не находит себе места. Над городом навис шторм, а внучка все еще не вернулась.
— Кто вы? — серьезно спросила Джейн. Ей хотелось поскорее закончить разговор, узнав, что нужно незнакомке, и убраться с пирса. Зря она поддалась порыву и устремилась сюда. Однако любопытство все равно не отступало. Что хочет эта странная женщина? С какого маскарада она явилась в таком наряде?
— Лаймина.
Джейн нахмурилась. К несоответствующему погоде платью добавилось еще и непонятное имя. Женщина словно светилась от счастья, пробуждая всем своим видом ростки тепла в душе и спутывая испуганное сознание.
— Что вам от меня надо? — грубо продолжила свои вопросы Джейн. Ее настораживали и одновременно пугали находившиеся, как штормовые волны, мысли, превратившиеся в лабиринт.
— Я долго ждала тебя, милая.
Джейн сморщилась. Женщина похоже была сумасшедшей.
— Простите, что? Да кто Вы такая?
— Взгляни туда, — попросила Лаймина, устремив указательный палец с серебряным перстнем в сторону чернеющих туч.
Происходящее казалось Джейн абсурдом. Дождь продолжал крапать, медленно усиливаясь. Кофта промокла насквозь, а в кедах чавкала вода. И все же она послушно взглянула в непросветную пелену на небе. Первые секунды Джейн не понимала смысла просьбы незнакомки. Темные кучевые тучи простирались на несколько миль в стороны от Саутволда. Даже на горизонте уже не было видно блеска солнца. Хаотичная линия бушующего не на шутку моря смешалась с чернеющей дымкой вдали. Грозовое покрывало будто обнимало землю со всех сторон, не давая лучам солнца пробиться внутрь.
— Кроме облаков, не вижу ничего особенного, — нервно заметила Джейн. Еще минута и она уходит.
— А сейчас? — спросила Лаймина. Сложив указательный и средний пальцы вместе, а остальные прижав к ладони, она сделала быстрое и почти незаметное круговое движение кистью.
Джейн вскинула голову.
В беспросветной мгле образовался небольшой разрыв, пропуская потоки солнечных лучей. Будто кто-то ножом вспорол черное покрывало. Светящиеся потоки медленно складывались в полупрозрачные половицы, образуя... лестницу? Нет, этого просто не могло быть. Джейн тряхнула головой, стараясь прогнать наваждение. Ступеньки напоминали мираж. В слепящем глаза разрыве облаков кое-где проглядывали зеленая листва, покачивающихся на ветру деревьев. Полотно черных туч медленно продвигалось вперед, открывая взору палитру красок мира за облаками. Внутри у Джейн все ухнуло вниз. Это гипноз или она ударилась обо что-то утром головой? Нет, с нее хватит. Испуганно поглядывая на Лаймину, она быстро развернулась и пошла прочь. Но не успела Джейн сделать и пяти шагов, как сильная и твердая рука схватила ее за предплечье.
— Не трогайте меня! — почти закричала она, одергивая руку. Лаймина пристально наблюдала за реакцией девушки. На ее лице не отразилось ни одной эмоции. Полное равнодушие к происходящему. Однако в глазах проскользнуло нечто похожие на суровую решимость. Она сделала уверенный шаг навстречу и, наклонив голову, протянула руку Джейн.
Та абсолютно не понимала происходящего. Здравый рассудок подталкивал ее бежать прочь с пристани, однако в сознание будто проник назойливый червь, нашептывающий успокаивающие слова. "Останься".
— Ты видишь. Видишь наш мир, — упрямо продолжала зачаровывать Лаймина.
— Господи, да Вы просто сумасшедшая, не трогайте меня, — запротестовала Джейн.
— Нам грозит опасность. Ты должна помочь, — коротко ответила белокурая незнакомка. Ветер растрепал ее прическу, мокрые пряди обрамляли красивое белокожие лицо. Капельки дождя стекали по коже.
Широко раскрытыми от испуга глазами Джейн взглянула за спину незнакомки. Светящаяся полоса солнечных лучей соприкасалась с поверхностью волн, растворяясь в них. Море бушевало, а в это время где-то наверху, за облаками таился прекрасный сад.
— Кому это "нам"? Я вообще ничего не понимаю, — рассердилась Джейн. Ей уже абсолютно не было дела до вымокшей одежды и набухшего от влаги блокнота. Вновь развернувшись, она пошла прочь, хлюпая по деревянным доскам промокшими кедами.
Из-за спины донесся мягкий голос:
— Постой!
Джейн никак не отреагировала, продолжая идти вперед. Вскоре шаги переросли в медленный бег. Мокрые волосы липли к лицу, лезли в глаза, мешали обзору.
— Джей! — крикнула Лаймина.
Девушка вздрогнула как от удара. Нет, ей показалось.
— Джейн, постой, — повторил голос где-то у самого уха.
Она отпрыгнула в сторону, испугавшись от неожиданности. Лаймина расслабленно смотрела на нее. Женщина стояла в метре от Джейн, скрестив поникшие руки.
— Кто Вы такая! Только посмейте тронуть меня еще раз. Вы просто больная! Сумасшедшая! — не стеснялась в выражениях девушка, недоумевая, как Лаймина догнала ее столь стремительно, не вызвав при этом ни единого звука. Словно подлетела к самому уху, желая застать в расплох.
— Я не больная, и уж тем более не сумасшедшая. В вашем мире я лишь исполняю роль посланника и проводника, несмотря на то что там, — она указала на облака, — моя должность намного выше.
Джейн взбесилась:
— Вы слышите, что несете? Где "там"? Что за какие-то таинственные "мы"? Я устала от Ваших бредовых фраз. Просто дайте мне спокойно уйти.
— Не могу. Ты должна пойти со мной. Домой. В мир за облаками.
"Домой"? Да она спятила. Джейн оторопев смотрела на Лаймину широко раскрытыми глазами.
— Сейчас ты ничего не понимаешь, но поверь, я не причиню. тебе зла. А вот черная магия – да. Соглашаясь пойти со мной, ты, в первую очередь, защитишь себя, а, во вторую, семью. Тебя все равно найдут.
— Никуда я с вами не пойду, — Джейн хотелось смеяться от абсурда.
— У тебя нет выбора. Либо добровольное перемещение, либо смерть от посланников врага, — Лаймина продолжала говорить загадками, словно не желая вводить девушку в курс дела.
— Я не верю в магию и уж тем более в существования чего-то за облаками, — отрезала Джейн.
— Неправда. Ты веришь, я видела, — женщина пристально всматривалась, разглядывая каждую эмоцию на лице девушки, каждое движение тела. — В твоем сознании множество фантазий. Ты любишь рисовать. Твой внутренний ребенок, спрятавшись в глубине души, все еще верит в магию. Рисковую, манящую, чарующую, — продолжила она, делая шаг навстречу. Джейн словно завороженно слушала, забыв о прежнем гневе. Гипнотическая речь Лаймины точно как-то действовала на ее разум. — Я видела, как будучи маленькой, ты представляла облачные замки, роскошные сады, фантастических существ. Они обитали там, — указательный палец вновь устремился ввысь, — за облаками. И они действительно существуют. Но уже не в твоем воображении. Заоблачный мир был и есть. А ты, Джейн, необъемлемая часть творящейся на наших глазах истории. Ты обязана пойти со мной. Ты — часть пророчества.
Чушь, вылетающая из уст Лаймины, вызвала у девушки смешанные эмоции. С одной стороны, сказанное было полной правдой. Действительно, в детстве она часто фантазировала, разглядывая в небе фигуры и формы, напоминающие сооружения, замки, животных и птиц. В кучевых облаках, как ей казалось, мог уместиться целый мир. Но это — лишь детские фантазии. С другой стороны, завуалированная речь сумасшедшей до ужаса напугала девушку. Встреча с Лайминой словно выпила из нее все соки, окончательно запутала в лабиринте сознания.
— До свидания, — уверенно сказала Джейн.
— Воля твоя. Помни, что я предложила мирный путь. Если хочешь, иди, — учтиво предложила Лаймина, сопровождая заключительную фразу взмахом руки.
Встряхнув головой, чтобы прийти в себя, Джейн развернулась вновь и засеменила прочь. Дождь лил, не переставая. Вдали сверкнула лиловая молния, озарив черное небо. Пара секунд и... грохот. Земля словно содрогнулась, подчиняясь гневу облаков. Что она скажет родителям и как объяснит затянувшуюся прогулку? Вновь покажет тетрадь с рисунками? бедный блокнот, как и девушка, сильно промок. Бумага вздулась, а рисунки, находившиеся ближе всего к обложке, уже явно не спасти. Даже плотная кофта не укрывала от дождя. А если ее попросят показать новый набросок? Джейн боялась, что изображение взыгравшей стихии только расстроит бабушку и разозлит родителей. Сколько раз ее просили об осторожности. И зачем только она пошла на пирс. Еще эта сумасшедшая.
Продолжить рассуждения Джейн так и не успела. В затылок словно легонько ударил поток воздуха. Ее затошнило, ноги стали заплетаться, а в глазах помутнело. Из последних сил, на подкашивающихся конечностях, Джейн сделала пару шагов в сторону перил, чтобы облокотиться. Схватившись рукой за металлическую поверхность и выронив блокнот, она стала оседать.
Что-то теплое обхватило ее за талию. Глаза сливались, в ушах звенело. Сильные руки подхватили Джейн, подняв в воздух. "Рисунки. Пожалуйста, заберите блокнот с рисунками." Это было последнее, о чем она подумала, прежде чем провалиться во тьму.