Эпилог. Зима
Колокольчик над дверью "Джомбы" приветливо звякнул, и в кафе вошла Рия, отряхивая снег с шапки и растирая алые, как грудка снегиря, щёки.
- Почему мы не мигрировали на Юг, Катя, а? - печально спросила она, снимая пуховик и вешая его на крючок.
- Потому что мы бедные и не хотим работать в сфере туризма, - ответила я.
Поставила ковшик с молоком на огонь, отыскала чёрный чай, специи и начала медленно варить масалу - Рия к ней пристрастилась в ноябре, и с тех пор каждый раз, как она заходила, мы доставали специи и мёд.
- Ты будешь морковный торт?
- Ага.
Я выудила десерт из холодильника, положила на глазурную тарелку. Красота!
Донесла тарелку до столика Рии (она присмотрела себе угловой у окна, и всегда садилась только за него, а если кто-то его занимал - смотрела так, что место быстро освобождалось) и вернулась снять чай с огня. Разлила по кружкам и села рядом с подругой.
- Знаешь, пить чай намного приятнее, когда его не продаёшь, - Рия подула на молоко и облачко пара спиралью крутанулось в воздухе.
За окном тихо падал снег. Вечерело, и город уже горел тёплым светом фонарей, люди перебегали от пятна к пятну, кутаясь в шарфы и растирая замёрзшие ладони, а в переулке напротив дети строили снеговика, иногда посматривая на яркие огоньки кафе - мы с Двадцать повесили разноцветную гирлянду к новому году, да так до сих пор и не сняли. Как и ёлка, и зимние позиции в меню - я чувствовала, что всё это останется тут до мая.
Но почему бы и нет.
Рия отправила кусок торта в рот, отломила второй и протянула мне. Я с благодарностью приняла подношение: морковный торт у нас был хорош, не отнять.
- Что у вас сегодня, аншлаг? - Рия кивнула на пустой зал.
- Ну, подготовка к нему. Все должны собираться в шесть, это ты раньше пришла.
- Не раньше, я поддержать дорогую подругу!
- Дегустируя торт?
- Конечно. А то вдруг он не вкусный и всё, скандал на весь город.
Я улыбнулась. Отпила чаю. Посмотрела на плакат.
"Литературные чтения! В «Волшебной Джомбе» Четверг, 18.00"
Звёздочки, чашки, гирлянды, книги - всё было впихнуто в оформление объявления нашим юным дизайнерским дарованием Машей. Она должна была прийти после музыкальной школы.
Рия помогла мне приготовить заготовки для чая, разложить закуски и поставить стулья так, чтобы зрители сидели лицом к небольшому подиуму. Мы построили его в сентябре как раз для таких случаев, но каждый раз, смотря на него, я неизменно вспоминала мир с фиолетовым небом.
Наверное, в том и был смысл.
С тех пор, как мы вернулись, я часто видела Двадцать грустным. Иногда, во время заката, он смотрел на узкую полоску сирени в небосклоне и печально улыбался чему-то своему. Не требовалось объяснений, чтобы понимать.
А я все чаще начала видеть сны. Не те, что снятся от усталости и страха, а совсем иные. В этих снах я была ласточкой и видела такие места и миры, которые сложно было вообразить наяву, хоть книги пиши или картины. Собственно, иногда я их рисовала. Делала это очень плохо, растрачивала бумагу, но всё же упорно раз за разом набрасывала карандашом осколки моих снов, где ярко светили маяки, тихо стелились бесконечные леса, острова состояли из цветов, где город под названием Теневое Сплетение собирал в себе лучших из созданий всех миров, где духи леса тихо пели свои песни. Рисовала и смотрела на маленький фикус, который когда-то был мотыльку домом.
Он поселился прямо у окна нашей спальни - мы с Двадцать жили в небольшой квартирке прямо на "Джомбой", что было крайне удобно - когда на работу нужно всего лишь спуститься вниз на один этаж - это резко прибавляет мотивации туда ходить. Или уходить, когда устаёшь.
В самом кафе многое изменилось: начали приходить люди. Не только те, кого я встречала на шабашах (в конце октября Двадцать потащил меня на один глобальный за сто километров от города, и меня потом целую неделю трясло от наплыва чувств и простуды), но и простые жители Краснокаменного, которым просто нравилась атмосфера.
А ещё мы украли окно. Ну, как: почти украли. Долго вымаливали у администрации ДК, нам махнули рукой одобрения, делая пометку, что это незаконно, но всем, в общем-то, плевать, и в один прекрасный день витражный мальчик, дудящий в рожок, и его корабли поселились в "Джомбе". Влез в раму он еле-еле, пришлось расширять, но это придало кафе нужный колорит и разноцветные краски. Особо внимательные посетители замечали, что иногда кораблики плывут, а мальчик дышит. Тогда они удивленно тёрли глаза, сонно улыбались и говорили, что перепили глинтвейна.
По вечерам, перед закрытием, около полнолуния я гадала всем желающим: теперь это получалось у меня хорошо. Конечно, это было страшно утомительно, но результат того стоил, я видела, как загорается огонёк надежды в глазах пришедших, как появляются уверенность и надежда. А потом они заваливали меня подарками - приятными мелочами вроде шоколадок или самодельных украшений.
Рия приходила часто. Работать тут она отказывалась наотрез, говорила, что не хочет, чтобы наше кафе закрыли из-за нападения официантки с подносом на особо наглую морду, но раз в несколько дней заносила новые книги на полку и дегустировала новый чай. С тех пор как её повысили до администратора и она перестала объяснять, чем чёрный чай отличается от зелёного, подруга снова горячо полюбила этот напиток и не упускала случая блеснуть креативом, предложив добавить базилик в Эрл Грей.
Колокольчик звякнул. Двадцать вошёл, лучезарно улыбаясь, снял шляпу, освободив пшеничные волосы, которые снова отращивал, поздоровался с Рией и поцеловал меня в бровь.
- Что, готовимся? Я принёс ещё ингредиентов для глинта, - он показал на пакеты.
- Отлично. Чувствую, он будет популярен сегодня.
- А обязательно читать то, что написал ты? - спросила Рия, помогая разобрать продукты.
- Нет, можно просто любимое, - ответила я, пряча вино под стойку.
- Ну и хорошо, потому что я успела написать только статью про Пришвина, а это не очень вдохновляюще.
Двадцать начал настраивать освещение: выключил верхний свет, зажег лампы с зелёным абажуром и гирлянды.
- Ласточка, а нам хватит мест?
- Хватит.
Ласточкой он звал меня после всех моих рассказов и одного нашего общего сна, и
это ощущалось правильно.
Дверь снова открылась и вбежала Маша вместе со снегом. Сказала громкое "ууууууууууххххх" и комично осела на пол.
- Ну и скууука эти этюды, ну и скуууука.
Она подбежала нас обнять, потом вернулась в зал и выбрала себе столик поближе к сцене. Перекрикивая музыку (какая-то рождественская классика) она сообщила, что все дети страшно унылые, а вот мы с Двадцать молодцы и интересные, в лес её берём, учим слушать природу.
Мы и правда учили. И учились сами.
Постепенно начали стекаться люди. Пришёл Лёша с друзьями, тепло поздоровался, предложил помочь, но я отправила его к компании объяснять концепт мероприятия. Он ушёл, краснея и сминая в руках блокнот.
Потом пришили постоянные посетители, которых мы уже давно выучили по именам; знали, какие книги они берут, сколько кубиков сахара кидать в кофе, какая настольная игра им больше подходит и какие вопросы они зададут на гадании.
Кафе заполнялось смехом. Двадцать зажёг свечи и раздал страждущим пледы, снег за окном усилился, и Маша показала ему язык, закричав: "я в домике". Пришли ещё две девочки - её подруги.
Оставалось всего несколько свободных мест, тяжёлые антикварные часы пробили половину седьмого. Мы с Рией носились туда-сюда, разносили чай, кофе, глинтвейн, булочки с корицей, шарлотки. Маша немного нам помогла, украдкой откусила от одной булки и была отправлена назад за столик.
Двадцать вошел на подиум, я сделала музыку тише. Он два раза хлопнул в ладоши и зал затих: все взгляды обратились к нему.
Мой волшебник стоял там, на сцене, высокий, красивый, в дурацком желтом свитере (но он его любил, что же поделать), и гирлянды превращали его золотые глаза в подсолнухи.
- Добрый вечер! Добрый вечер...-улыбнулся он. - Сегодня у нас добрый вечер литературы, как вы знаете. Он состоялся благодаря тому, что в киновечер Рия сказала, что нам не хватает чего-то более интеллектуального. Спасибо, Рия.
Рия ухмыльнулась и комично поклонилась. Раздались смешки и хлопки.
- Поэтому сегодня мы читаем, - продолжил Двадцать. - Любой может выйти сюда, где сейчас стою я, и прочитать отрывок. Можно взять не только свой, но и чужой, просто который вам нравится. Стих или проза - не важно. Да вы даже спеть можете, вон, гитара в углу, берите. Она расстроена слегка, но ничего, можете покрутить эти... колодки. Единственное правило: чтение не дольше пяти минут. Мы очень рады выслушать каждого, но закрываемся в полночь. Итак, начнём!
Он хлопнул в ладоши, и под потолком зажглась гирлянда в форме звёздочек. Некоторые гости удивленно вскинули голову, другие не обратили внимания.
Началось выступление: первой на сцену выбежала Маша, развернула листочек в клеточку и громко (чересчур громко) с выражением (чересчур там было выражения) прочитала свой стих, повествующий о чудесах леса и всяких волшебных тварях, обитающих в нём.
Аплодировали громко, а кланялась она так низко, что чуть не упала с подиума - Двадцать пришлось перехватить девочку и отправить на место.
Люди начали выходить один за одним, кто-то читал быстро и уверенно, другие растягивали, погружая в строфы и заставляя забыться. Некоторые читали очень плохие стихи, но их всё равно поддерживали. Гитару всё же взяли, спели что-то из репертуара "Башни", потом, разошедшись, хулиганскую песню о ёжиках.
Лёша вышел одним из последних, смял листок, расправил, густо покраснел и с заиканием продекламировал:
"я чую в груди
меж рёбёр
живёт птица
белая как снег
ей всё полёт
снится
но я -
человек
о рёбра как в прутья
бьётся
но не лети.
но только кровушки моей
напьётся
крошит гранит
могилы (или надгробья)
пусть я в земле
она у солнца
летит щебечет
и смеётся".
Быстро поклонился и убежал вниз. Ему аплодировали долго, просили выступить на бис, но он, смущенно улыбаясь, закрылся от людей чашкой с горячим вином.
Последней выступила девушка, которую я один раз видела на шабаше. Она рассказала сказку про девять ключей и поиск, а как только она закончила - часы пробили полночь.
Дружный вздох и вот, все начали расходиться. Рия вызвала такси, взяла за руку Машу:
- Из рук в руки передам, - усмехнулась подруга.
Маша постаралась обиженно надуться, но не получилось. Они попрощались и ушли в снежную ночь.
За десять минут зал опустел, остались лишь грязные чашки и тихо играющая музыка.
- Ласточка, я не корыстный, но предлагаю всё-таки поставить банку с чаевыми и купить на них посудомоечную машину, - простонал Двадцать, собирая посуду.
- У нас есть эта банка, Давадцать. Но чаевых там разве что на покупку нового чайника хватит. Причём заварного.
Двадцать очень потешно охнул, и мы продолжили уборку. Глаза уже слипались, так что мы просто сложили всю посуду в раковине, поклявшись завтра с ней разобраться.
Накинули куртки, вышли на воздух. Мороз тут же защипал кожу - я поспешила спрятаться в шарф, пока Двадцать закрывал двери кафе.
А завтра они откроются снова.
Я посмотрела через арку наверх через фонарь и снегопад - в облаках образовалась дыра, и маленькая звёздочка сияла в разрыве.
А снег всё шел и шёл - мягкий, ласковый и нежный. Он покрывал спящий город тишиной, делал его абсолютно волшебным.
Двадцать подошёл и обнял меня за плечи.
- А летом, - сказал он, словно бы читая мои мысли, - мы оставим кафе Рие и поедем путешествовать. Представляешь, сколько всего в этом мире, раз в одном городе мы нашли такую вот заварушку?
Это он вспоминал лето, конечно. Я ухватилась за его горячие руки. Тёплые, родные.
- Давай лучше возьмем Рию с собой, а кафе оставим на Лёшу. Так хоть "Джомба" выстоит.
Он рассмеялся.
- Хорошо. Тем более, если мы случайно попадём в другой мир, то Рия будет самым надёжным и боевым спутником. А сейчас пошли домой?
- Пошли.
Мы направились во двор, и вот уже который день подряд (полгода где-то, наверное) я думала, что всё именно так, как должно быть, и что дом мой - везде. Дом мой - во мне.
И где-то там, далеко-далеко, в другом мире, летает один мотылёк, радуясь свету, смеху, морскому бризу, пению птиц, дождю и метели.
Тихо-тихо падал снег.
Над нашим городом горела маленькая звёздочка.