Le Conte №15
Кортеж из несколько карет останавливается во дворе замка, возвышающегося на склоне горы и над рекой. У подножия раскинулась небольшая деревушка с одной стороны реки, а с другой— деревушка продолжила свое существование и плавно столицу Афон-Ариан[1] Королевства Делиджентиа. Сонная женщина открывает занавеску, смотрит на слуг с факелами на улице и принимается будить уснувших детей — Генриха и Эльзу, которые с трудом разлепляют глаза и выходят из кареты. Дениз пытается раздавать указания, но единственное, о чем она может думать — о прогретой постели и бокале вина с прожаренным мясом. Ричард с другими мужчинами из знати выходит из другой кареты и просит уже вдовствующую принцессу удалиться в свои покои, проводив детей. Говорит, что сам позаботится о каретах и теле бывшего короля. Дениз слабо кивает и, обнимая сонных детей, уходит внутрь замка, который никогда и не был ее домом. Но теперь она отвечает за него жизнью. Даже сменив титул на вдовствующую принцессу. За семнадцать лет Дениз привыкла считать замок Делиджента с его мирной и спокойной жизнью теплым местом, каким не может назвать даже замок в Ноли.
Ричард с мрачным и измотанным видом смотрит, как семья старшего брата удаляется в замок, как знатные люди, путешествующие с ними, тоже уходят, отдавая незамысловатые указания слугам. Герцог тяжело вздыхает и приказывает открыть карету с телом бывшего короля. Стоит это сделать, как застоявшийся и неприятный воздух ударяет в нос, едва не сшибая с ног и не заставляя закрыться рукой. Он не может позволить себе сделать это. Ведь брат же, который всегда учил мудростям жизни, помогал по учебе и в военном мастерстве. Они были близки, несмотря на разницу в возрасте чуть больше двадцати трех лет. Ричард расстегивает длинное аби, развязывает ажурный платок и помогает слугам нести тело брата в главный зал, где и будет официальное прощание с королем. Не позволяет себе расклеиться, показать слабину, хоть и глаза время от времени начинают слезиться. Зажигают свечи, тело кладут на стол, укрытый шкурами хищных животных в честь почтения великого охотника и вождя всего народа.
Слуги уходят, оставляя герцога одного наедине с тяжелыми и печальными мыслями и телом брата. Ричард достает из богато украшенной шкатулки корону и одевает ее на Роланда Маутнера, чьи черты лица продолжают сохранять спокойствие. Могло бы показаться, что тот спит, но кожа начала покрываться синевой, а россыпь веснушек, не передавшиеся Ричарду от покойной королевы — их матери, потемнели.
— А ты предупреждал, что скоро начнется война, — усмехается Ричард, наливая принесенное вино и отпивая его. — Только вот против кого и когда, — как всегда, умолчал.
— Ваша Светлость, прикажете распорядиться о похоронах? — спрашивает слуга — совсем юный юноша, младше Ричарда даже.
— Нет, завтра начнем всю подготовку, — качает головой герцог. — Как будет готово, так и проведем церемонию.
— А что делать с коронацией?
— Будем готовить ее параллельно. Нужно как можно скорее показать, что Делиджентия не раздавленное государство без короля.
— Можно спросить, Ваша Светлость? — поднимает голову юноша, глядя на Ричарда снизу вверх из-за роста. — А кто взойдет на трон?
— Я.
***
Подготовка не занимает много времени — Ричард с Дениз сходятся на скромных мероприятиях: с малым количеством людей, с основными подношениями богам, без участия простых граждан Королевства. Ричард предлагает рассказать главе города о своих нуждах, чтобы тот помог вдовствующей принцессе выполнить все необходимое в сжатые сроки. Дениз согласилась, ведь только это они и могут сделать. К ночи следующего дня основные приготовления к погребению были сделаны, но будущий король и вдовствующая принцесса продолжают совещаться, отдавать распоряжения и узнавать у назначенных лиц, как проходит подготовка. К полуночи стучится ювелир, приехавший с юга страны. Ричард собирался обсудить корону на коронацию, ведь корона Роланда отправится с ним в могилу. После ухода ювелира приходят друиды, сказав, что молитвенное отпевание и подготовка почившего короля к отправлению в потусторонний мир готова. Выслушав донесения, герцог кивает:
— Значит, завтра с утра уже можно начать церемонию?
— Да, Ваша Светлость. Да благословят нас всех Бран и Луг[2].
Друиды в белых льняных одеяниях покидают небольшой кабинет, стены которого окутаны гобеленами с древними сюжетными мотивами — охоты, праздника Имболка[3] и божеств, восседающих вместе за пиршеством, окруженных быками и друидами, читающими молитвы. Ричард устало наливает в деревянную большую кружку эль и выпивает, чтобы хоть еще немного поработать, подумать, что мог забыть для церемоний. Не слышит, как к нему входит Дениз, выглядящая не менее уставшей, измотанной.
— Тебе нужно поспать, — присаживается рядом вдовствующая принцесса.
— И тебе тоже. Главная роль в церемонии отведена тебе, — поднимает голову Ричард, смотря на Дениз затуманенным взглядом.
— У тебя она не менее важная, — тяжело вздыхает Дениз. За всеми приготовлениями даже забыла о скорби. — Ты ее завершаешь как преемник.
— Портные уже подготовили одежду? — переводит тему Ричард, заметив блеск в чужих глазах. — Церемония будет завтра в первой половине дня.
— Еще вечером. Они ее просто подогнали под нужные размеры, — Дениз отпивает эль из кружки Ричарда и, заметив его замешательство, проговаривает: — Какая уже разница.
— И то верно, — усмехается с болью будущий король.
Они на пару распивают эль из одной кружки, как братья, а потом расходятся по разным комнатам, еще больше осознавая, что династия повернется в другое направление, а вместе с этим и мир изменится. И главное — Ричарду в ближайшее время нужно выбрать жену — королеву. А он не представляет, кто может подойти на эту роль.
***
Все утро королевская чета физически и духовно готовилась к погребальной церемонии. Черные односложные платья, камзолы и кюлоты, расшитые серебряными нитями, украшенные драгоценными камнями исключительно из-за статуса, короны и диадемы, принадлежащие по статусу, кожаная обувь, говорящая о почтении к корням и прошлым поколениям, лилии, находящиеся в руках. Тело Роланда уже перевезли на место погребения, расположенное за чертой города на другом берегу реки. Королевская семья идет пешком, как того требуют традиции, сохраняют молчание. Их сопровождают друиды, читающие молитвы на древневаллийском языке[4].
Генрих испуганно поглядывает на Эльзу, идущую рядом. Светло-каштановые волосы закрывают ее лицо, и лишь несколько одиноких косичек, не считая диадему, добавляют ноту невинности и царственности. Принц смотрит вперед, на спину матери, идущей позади друида и оберегающей огонь свечи, потом переводит взгляд на Ричарда, шагающего прямо за вдовствующей принцессой Маутнер, и думает, а верно ли поступил, отказавшись. Но все сомнения затмевает воспоминание о смерти отца. Не замечает, как они доходят до кладбища, в самую его глубь, где покоятся бывшие короли и королевы. У каждого возвышается крест с кругом[5] с выгравированными именами, и кто чей ребенок. Генрих не читает надписи; его бросает в дрожь от мысли, что именно сейчас он увидит, как его отца отправляют в другой мир.
Тело Роланда Маутнера лежит на жертвенном столе, вокруг него стоят друиды, то ли поя погребальную песню, то ли читая молитву богам. Рядом собираются некоторые приближенные придворные, дожидаясь начала церемонии. Вдовствующая принцесса подходит вместе с главным друидом, проговаривает молитву на древневаллийском языке, испивает что-то из серебряной чаши, берет церемониальный кинжал, протянутый друидом, и режет ладонь над телом Роланда, проговаривая валлийском языке[6].
— Я — жена твоя, клянусь детьми, клянусь твоей могилой, что никогда тебя не забуду, что всегда буду воспевать твою честь и храбрость. И буду думать о справедливости над твоей скорой, мучительной и несправедливой кончине.
Друид берет нож, также режет себе руку и что-то еще проговаривает. После этого дает знак остальным друидам — те поднимают тело бывшего короля и опускают его в выкопанную могилу. Они складывают туда же заранее приготовленные вещи умершего, а зтем просят членов королевской семьи опустить цветы лилии — в знак расцвета его души в потустороннем мире. Душа уже покинула этот мир. Первой идет Дениз, после нее Ричард и Эльза, а завершает все Генрих. Он старается не смотреть в могилу, боязливо поглядывает на друидов с длинными бородами и возвращается на прежнее место. Некоторые друиды начинают исполнять песню, играть на инструментах, а другие — закапывать могилу, а потом устанавливать каменный крест с таким же кругом. Роланд Маутнер, сын Хладвига Маутнера, король Королевства Делиджентиа, воин, павший в битве с несправедливостью и алчностью.
Главный друид вновь выходит вперед, указывает на Ричарда, который становится перед свежей могилой, преклоняет колени и также режет руку, окрашивая землю алой кровью, говоря:
— Я — брат твой, клянусь детьми твоими, женой твоей, твоей могилой, что займу твое место, буду мудрым и сильным правителем. Клянусь, что найду виновных в твоей смерти и отомщу за тебя.
Финальные аккорды музыки, друиды перерезают горло кабану, подносят окровавленные пальцы к Ричарду, рисуя на его лице объединенные руны уруз и наутиз[7], и провозглашают:
— Подношение было принято, переход произошел. Отныне ты, Ричард Маутнер, сын Хладвига Маутнера, брат Роланда Маутнера становишься преемником покойного воина.
— Благодарю за предоставленное право.
Ричард поднимается, и королевская чета возвращается в замок, чтобы провести траурный обед, а потом вернуться к своим обычным занятиям и подготовке к коронации, назначенной через три дня. Все так же из-за срочности. Неизвестно, как быстро объявятся недруги Королевства, возжелавшие захватить власть. Да и народ должен видеть, что Делиджентию так просто не сломить. Церемония должна проходить на главной площади города. Друиды все так же будут ее вести, а члены королевской семьи могут одеться более торжественно и величественно, в соответствии с их статусами. Городские жители тоже могут присоединиться, но в приоритете аристократы и традиции.
Сам город украшают торжественным гербом королевской семьи и знаком Королевства, городские жители расхаживают по улицам и дарят соседям скромные подарки и желают друг другу благополучия и хорошего урожая с достатком при новом короле. На шпилях домов развеваются яркие ленты, которые уже давно не ощущали на себе теплый воздух, а мощеные улицы идеально очищены от грязи и навоза. Несмотря на радостную и торжественную атмосферу, многие чувствуют скорбь и тяжесть на душе из-за смены власти при удручающих обстоятельствах и скором воцарении нового короля. Ведь траур не продлился достаточно долго.
Королевская процессия выдвигается из замка пешком, как того требуют традиции. Ричард оделся в торжественный камзол и аби, а на шее затянул идеально чисто-белый платок из тонкой ткани. Он грациозно вышагивает по мощеной дороге и улыбается городским жителям. На главной площади друиды уже ожидают его. Ричард останавливается перед ними, преклоняет одно колено, произносит клятву в верности Королевству, жителям, стойкости, силе, правосудии и мудрости. Друид поднимает Ричарда, рисует на его лице знак белой краской — знакомый лишь ему, друиду. Потом он вкладывает в руки новому королю посох и державу и возлагает на его голову высокую золотую корону, на которой геральдическая лилия возвышается над основанием, украшенным алмазами.
— Отныне и по закату твоих дней, Ричард Маутнер, ты именуешься королем Королевства Делиджентиа! — восклицает друид, и сразу начинает играть торжественная песня. — И мое тебе пожелание, как от верховного жреца Королевства: желаю, чтобы на твоем пути встретилась такая же доблестная и справедливая девушка, что станет спутницей твоей жизни и спутницей Королевства до конца ее дней.
— Благодарю, за возложенную ношу и пожелание, — кланяется Ричард.
Коронация заканчивается праздничным ужином, танцами и весельем, где каждый приглашенный выказывает свое почтение Ричарду и преподносит подарки. Современные и старинные танцы, светская и традиционная музыка доносится от менестрелей, праздник идет хорошо и равномерно. Но Ричард одиноко восседает на царственном кресле, одно из которых пустеет. Королевы же нет. Он наблюдает за людьми, пытаясь запомнить альянсы господ — чтобы в будущем определить, от кого ждать угрозы. Некоторые дворяне, воспитанные на традициях прошлого, пару раз обмолвились, что Эльза уже достаточно взрослая, чтобы стать королевой, но хмурый взгляд нововоцарённого короля усмиряет их попытки продекламировать свою политическую точку зрения и свое влияние. Ричард не намерен в ближайшие несколько лет обзаводиться женой, тем более с племянницей — дочерью старшего брата. Ему противны такие обычаи прошлого, пережитки которого до сих сохраняются. Он бы сказал, что с удовольствием бы изменил друидство и многобожие на единого бога и веру юга, но мысли об отказе от единственной оставшейся связи с предками и подчинении королю Аурума заставляет Ричарда испытывать негодование и отвращение. Не сомневается, что за смертью брата стоит кто-то из католической религии.
Празднество приближается к концу, литры эля и виски уже давно выпиты, некоторые гости засыпают за столами, некоторые находят в себе силы подняться и дойти до своих покоев, некоторых провожают слуги, другие удаляются самостоятельно. Ричард уходит самым последним, когда убеждается, что никаких происшествий не может произойти. Он медленно двигается по пустынным и тихим коридорам, разнося эхо, погружается в свои мысли о предстоящих делах: нужно разобраться во многом, изучить документы, присмотреться к аристократам, чья политика может быть опасной для Королевства. Не замечает одинокую фигуру, стоящую около окна, пока не слышит женский спокойный голос:
— Я слышала, о чем говорили придворные. О твоей будущей жене. Мне плевать, что ты стал королем, но я никогда не соглашусь стать королевой и тем более твоей женой, — поворачивается девушка. Ее лицо не выражает никаких эмоций, но в глазах бушует злость. В этой девушке в темноте Ричард узнает Эльзу.
— Я и не собирался, — устало проговаривает и заходит в свои покои король, завершая так и не начавшийся разговор.
Эльза несколько минут озадаченно стоит в пустом коридоре, обдумывая слова Ричарда, прежде чем их осознать, успокоиться и решить пойти в башню с расписными окнами почти на всю высоту стены, откуда открывается вид на реку и город с деревней. Ей хочется побыть там, потому что тихо, спокойно, а ей грустно. Эльза поднимается по винтовой лестнице, открывает незакрытую и неохраняемую дверь, проходит внутрь пыльной комнаты, открывает окно и ставит канделябр на старый и единственный стол. Прохладный воздух сразу же врывается и развевает ее распущенные волосы и заставляет собравшиеся слезы в глазах скатиться по щекам. Ей не было больно, когда наблюдала смерть отца, не было больно, когда ехала в карете, когда были похороны. Но сейчас осознание произошедшего накатило в полную силу. Королем стал Ричард, тот, с кем они росли вместе, кого она знала с самого детства, тот, с кем вместе тренировалась и училась. Для нее он как старший брат, с которым вместе можно пойти на охоту или на войну и быть уверенной, что тебя прикроют. Эльза не замечает, как дверь открывается, и кто-то проходит внутрь, становясь рядом и произнося шепотом:
— Не ожидал, что ты будешь здесь.
— Не могла не прийти сюда, — отвечает Эльза брату. — Папа же показал нам это место.
Тяжело вздыхает, смотря в темному и на еле заметные силуэты домов, огней от факелов и многочисленные звезды на небе, распыленные яркими неизвестными созвездиями, на которых приятно просто смотреть и понимать, что хотя бы они никуда не денутся и будут освещать путь в самые тяжелые ночи. Как в эту, например. Генрих молчит, смотрит также вдаль и думает о своем, вспоминая, как они проводили время втроем здесь в свободные дни от политических и учебных дел — он с Эльзой и папой. Никто не мог их найти, а если и мог, то предпочитал не находить.
— Не жалеешь, что отказался?
— Нет. Уже нет, — отвечает Генрих. — Что мы теперь делать будем?
— Мне кажется, ничего. Учиться и жить как прежде, — замолкает на пару секунд Эльза, а после продолжает: — И развиваться в конкретной области, а не быть наследниками, которым перейдет трон. Свобода.
— Учитель задал прочитать историю нашего Королевства на древневаллийском, но я плохо его знаю. Поможешь?
— Только не сегодня. У меня свои задания еще есть.
— Спасибо.
***
Семейство Кин с главами клана Мур возвращаются в подводный замок в полном молчании, находясь в смешанных чувствах и в ощущении беспомощности перед будущими событиями. Кили с Камрин напряженно переглядываются, пытаясь узнать у друг друга, понимают ли действия Эйлин, ее общение с ними, но ответов не находят. Вопросов становится все больше и больше. Даже младшие сестры — Арелла с Мёфи плывут, держась за руки, и стараются держаться поближе к близняшкам, которые, по их мнению, не поставят в приоритет важные дела и смогут дать хоть какую-нибудь опору. Блейр с Дуфф же плывут порознь, смотрят вперед. Кажется, что нынешняя ситуация совершенно не заботит их, но сжатые скулы и время от времени ходящие желваки выдают нервозность и раздражение от бессилия.
Не успевают вернуться в замок, как тритоны, что стоят на страже, докладывают о незапланированном празднестве, устроенном в честь свадьбы сирены с человеческим королем. Лилиан Мур только устало вздыхает и быстро уплывает, понимая, кто устроил праздник, который стоит на самом последнем месте в списке важных дел. Короли удаляются в совещательный зал, чтобы переговорить наедине, а потом и с другими королями. Линетта устало проговаривает, прежде чем уплыть самой:
— Если хотите на праздник, то плывите. Блейр, ты за старшего.
А тритон молчит мгновение и произносит:
— Я собираюсь присоединиться к отцу. Дуфф?
— Понял, — кивает второй брат и поворачивается к младшим сестрам. — Ну что, отпразднуем свадьбу нашей сестры и здесь? Посмотрим, сколько кланов поддерживают нас?
Он улыбается — можно было бы даже сказать, его забавляет комичность ситуации: у них появилась возможность отпраздновать свадьбу Эйлин в родном месте. Но в его глазах отчетливо видна растворившаяся боль со страхом, вызванные не будущим, а сестрой. Камрин неуверенно приближается к Дуффу, берет за руку, улыбаясь и поддерживая. И они все вместе вплывают в просторное и высокое помещение, состоящее из известняковых колонн и украшенное ракушками, кораллами и жемчужинами. Внутри многочисленные русалки, сирены и тритоны едят угощения королевского двора, некоторые танцуют, другие дипломатично разговаривают друг с другом. Кажется, в этой зале собрались едва ли не все жители подводного мира — их слишком много и из разных кланов. Но, приглядевшись, становится понятно, что среди них нет простых подводных жителей — исключительно королевские семьи кланов с приближенными. Только вот королей кланов нет.
Дети клана Кин вливаются в поток других подводных жителей, стараются выглядеть счастливыми, приветствуют таких же отпрысков королевских семей. Однако с каждой новой личностью близняшкам приходится прилагать немереные усилия, чтобы сохранять величественность, благонравность и дипломатичность. Не каждый житель, конечно, но многие, особенно сирены, высказываются о глупости Эйлин, ее жалком положении. Насмехаются, будто та не знала о своей природе. Кили приходится сжимать пальцы в кулаки за спиной, пока сестры из клана Серикум распинаются в негативном ключе об Эйлин, и с каждой секундой их надменность и чувство величия возвышаются до небес.
— Какая же она все-таки жалкая, раз позволила себя скрепить узами брака с жалким человеком. Хоть и с королем, — усмехается русалка со светло-каштановыми волосами, глубоко посаженными глазами и высокими скулами, добавляя тут же: — Глупее, чем русалки. А говорят, что сирены умнее.
— Еще раз такое скажешь, и я вызову тебя на поединок! — полностью теряет терпение Кили, едва не набрасываясь на удивленную Линсюэ — принцессу клана Серикум. Камрин успевает перехватить сестру, крепко удерживая, пока сестры и братья Линсюэ встают на защиту своей сестры. Кили же пытается вырваться из хватки Камрин. — Отпусти! Они не смеют так отзываться о нашей сестре! Все они!
— Успокойся, — шепчет Камрин, мягко проводя рукой по спине сестры.
— А разве мы сказали что-то неправильное? Как бы ее ни возносили до небес из-за силы, она простая сирена, у которой не хватило смелости перерезать себе горло, чтоб избежать замужества, — продолжает Линсюэ и заливисто смеется, выплескивая внутренний яд.
— Да пошла ты! — едко выплескивает Кили и вырывается из рук сестры, уплывая подальше от зала, из замка, присаживаясь на камни, рядом с которыми проплывает стая мелких рыб. Она вытирает слезы, подавляя в себе злость и несправедливость. Ей все равно, почему Эйлин так необдуманно поступила, выплыв на поверхность, почему не смогла сбежать, почему сейчас не предпринимает попыток сбежать. Для Кили важен только то, что ее старшая сестра находится в опасном и жестоком мире, где любой может подсыпать яд, и ты не узнаешь, пока не умрешь. Если, конечно, поймешь, что умираешь. Кили хочется вернуть Эйлин обратно, туда, где безопасно, где можно спокойно жить.
У Кили перед глазами до сих пор равнодушное лицо Эйлин с усталыми глазами. Русалка за свои шестнадцать лет никогда не помнит, чтобы у сестры было такое состояние. Эйлин хоть и оставалась спокойной, но в глазах горел огонь, злость, счастье, когда у нее получалось метнуть кинжал в центр мишени, грусть, когда не получалось. А сейчас там ничего. И Кили это пугает. У них не были идеальные отношения, иногда она завидовала Эйлин, что той прощают некоторые ошибки или не сильно наказывают. Порой они с Камрин цеплялись к ней, раздражали, язвили и пакостили, но им нравились реакции Эйлин. А сейчас Кили кажется, что, если рядом с сетрой проплывет белая акула, Эйлин и мускулом не поведет, не изменит маршрута, не будет отбиваться, позволит себя ранить или убить даже. Кили чувствует родные прикосновения к плечу, как ее обнимает Камрин, забирая часть боли и злости.
— Ты же все слышала, — немного успокоившимся голосом говорит Кили, — мне противно слышать их речи. Почему ты молчала?
— Кто-то же должен был быть благорассудным, — усмехается старшая из них двоих. — Кроме того, завтра она получит по заслугам.
— Что ты сделала? — не оборачиваясь и не видя лицо сестры, Кили понимает ее предвкушение и удовольствие от грядущего.
— Вызвала ее на дуэль. Три испытания. Одно выбираю я, второе она, а третье — Лилиан Мур, как самое незаинтересованное лицо, — все-таки Камрин улыбается.
— Ты невероятна, — слабо растягивает губы Кили. — Спасибо.
— Мы должны отомстить за все слова в сторону сестры. Мы не можем стоять позади всех и ничего не делать! — дерзко говорит старшая, видя кивок от младшей. — Может, мы не можем изменить прошлое, пойти в открытую атаку, но хоть что-то мы должны сделать! Эйлин — наша сестра. И мы должны показать, что ни она сама, ни ее младшие сестры не слабы, не плывут по течению, а готовы к бою в любое время.
— Леонардо не заслуживает Эйлин. Эйлин не заслуживает несправедливости, — вторит сестре Кили. — Может, она ошибалась. Может, она была неидеальна и не знала, что происходит. Но мы должны готовиться к грядущему, к войне и освобождению. Неважно, что произойдет, но мы должны участвовать.
Сестры смотрят друг другу в глаза, читают эмоции друг другу, ощущая разгоряченный порыв, побуждающее их действовать. Они сестры сирены-королевы, и это их долг быть опорой и поддержкой. Тем более, они помнят, какой подавленной была Эйлин после того инцидента на границе. Они не знают деталей, но помнят, как Эйлин себя вела тогда. Кили с Камрин не могли ничем помочь тогда. Так пусть хоть в этот раз помогут.
***
Тишина продолжает висеть, даже когда все короли кланов собрались за круглым столом. Рядом с каждым стоят наследники, которым должен перейти трон. Но короли молчат, не знают, что сказать, а Даллас Мур — как объединяющая личность всего подводного мира — не знает, с чего начать обсуждение повестки дня. Он видел все своими глазами, видел ситуацию на суше, видел разобщенность человеческих королей и их желание кровопролития. Не знает, как на этой основе предпринимать попытки урегулирования конфликта с Ноли, когда у Леонардо с каждым днем проблем и забот становится все больше. Даллас не симпатизирует королю Кастильо ни в каком отношении — он сторонник мирных решений проблем, а Леонардо не тот, кто будет решать все мирно и дипломатично. Ему подавай крови. И это пугает Далласа. Ему не хочется начинать войну с сушей, зная, какая там напряженная обстановка. Когда даже людям неизвестно, кто друг, а кто враг.
— Ну что? — немного раздраженно спрашивает король из клана Флос. — Леонардо Кастильо не настроен сотрудничать с нами?
— Я не уверен, — тяжело вздыхает Даллас.
— А нам что прикажешь делать?! — вспыхивает тот же тритон, крепче сжимая пальцы вокруг трезубца. Злость так и заряжает воду вокруг, что даже его собственный сын отодвигается.
— А что я могу предложить? — устало и спокойно отвечает глава всех кланов. — У него Эйлин Кин, у них заключен брачный договор, экземпляр которого уже у нас. У нее не было выбора отказаться от свадьбы, а у нас возможности помочь ей. Что нам остается делать? — горько усмехается. — Что мы можем? На суше конфликт на конфликте, им не до нас. Леонардо плевать хотел на нас и Эйлин.
— А если он причиняет ей вред? Мы же все одной крови... — вклинивается в разговор король клана Люзет, поправляя светло-фиолетовые волосы, спадающие на грудь и заплетенные по бокам головы в косички.
— Эйлин может за себя постоять, — качает головой Даллас. — Она уже не та маленькая сирена, которая пару месяцев назад выплыла на сушу. Она пережила то, что нам с вами и не снилось. Я видел ее глаза. Эйлин готова сражаться, прикажи мы это, — тритон прикрывает глаза. — Нам нужно время, чтоб собраться с силами и понять, как развиваются события в четырех Королевствах. И на этой основе предпринимать действия.
— Ронан, а ты что так и будешь сидеть, сложа плавники? — не унимается король Флоса.
— А что ты хочешь, чтоб я делал? Начал необдуманно действовать, подвергнув дочь опасности? У тебя нет дочерей, чтоб понять мои чувства, — зло, но тихо произносит отец Эйлин, свергая свирепыми глазами на тритона. — Я полностью согласен с Далласом. Нам нужно время, чтоб оценить обстановку, а потом начинать разрабатывать план.
— Нужно передать послания шпионам, — продолжает король Лингума, а потом, переведя взгляд на розововолосого тритона из Флоса, дополняет: — если никто не против, конечно.
Никому больше нечего добавить. Тритоны и их наследники соглашаются, выдвигая основные позиции, на которых должны сосредоточиться посланные шпионы. Некоторые предложения отклоняются, некоторые принимаются с дополнительными деталями. Завершают совещание тогда, когда празднество оканчивается, и музыка из другого конца замка прекращается. Большую часть времени наследники тронов молчали, слушали и запоминали, как вести переговоры, на каких решениях следует сосредоточиться, что можно начать делать после совещания. Блейр запоминал все: начиная от самих королей кланов, заканчивая всеми решениями, принятых в ходе повестки. Выплывая из зала, он с отцом был погружен в свои мысли. Что-то его напрягало, что-то, что скрывает Ронан, словно тот принял какое-то решение, но продолжает скрывать. Но молодой тритон не решается спрашивать. На ближайшей развилке отец прощается, желая хорошей ночи, и уплывает в сторону своих покоев, а Блейр некоторое мгновение смотрит вслед отцу, вздыхая, и удаляется в свою комнату, которую делит с Дуффом. Не успевает он закрыть дверь, как младший брат начинает что-то оживленно рассказать, что первому приходится остановить его и попросить начать с начала. И Дуфф рассказывает, как их Кили вспылила, как выплыла из зала, как Камрин вступилась сначала за сестру-близняшку, а потом и за Эйлин, которую многие оскорбляли, а в итоге вызвала русалку из Серикума на дуэль.
— Они точно наши сестры? — удивляется Блейр, хлопая глазами. — С каких пор они встали на сторону Эйлин?
— Видимо, повзрослели за это время, — жмет плечами Дуфф, ложась на кровать и укрываясь водорослевым одеялом. — В последнее время они часто общались с Эйлин.
— Заметил, — кивает Блейр. — Это странно. Она же не переносила их. Даже с нами общалась только когда отец проводил военные тренировки.
— Поправочка, братец, — приподнимается Дуфф. — Только с тобой она общалась во время тренировок. Со мной она могла без причины разговаривать, могла приплывать ко мне в комнату и рассказывать, что видела на границе, какие животные были на поверхности, могла жаловаться на изучение языков и на учителей. Правда, уже как несколько лет перестала так делать.
— Ты всегда был близок с ней, чем я, — со спокойствием проговаривает Блейр. Ему больше интересно, как они будут вместе править в будущем. А будут ли?
— Какое решение приняли короли? — переводит тему Дуфф, вглядываясь в хмурый профиль брата.
Старший тритон вздыхает и пересказывает сначала суть совещания, а потом делится своими мыслями, что отец что-то задумал вместе с Далласом.
— Почему ты так думаешь? — не понимает тревог брата Дуфф.
— Не знаю, — замолкает Блейр, пропуская пальцы между белыми прядями с синим отливом, и продолжает: — Они ни о чем конкретном не говорили, но по их взглядам понятно, что что-то готовят. Последние дни они часто о чем-то переговаривались, а когда я или кто-то из семьи приближался, замолкали. Мне кажется, это странным.
— Все возможно. В последнее время я тоже часто видел их вместе. Что думаешь насчет Эйлин?
— А что думать? — поворачивается набок и смотрит на брата Блейр. — Ей определенно тяжело, но мы ничего не можем сделать.
— А ты не думал начать играть по их правилам? — приподнимает уголки губ Дуфф.
— По людским? — удивляется. — Но это нечестно.
— Пока мы соблюдаем все правила, они добиваются своей цели. Они хотели нас запугать? У них это получилось. Им кто-то мешает на пути? Они убирают его. Нам пора перестать действовать честно, если мы хотим вернуть Эйлин и отстоять свои права.
— А что ты предлагаешь? — спрашивает Блейр, собираясь внимательно слушать идеи брата.
— Пока не знаю. Нужно посмотреть, как ситуация будет складываться, — на некоторое время Дуфф замолкает, смотря на известняковую стену, а потом продолжает: — Но ты будешь на моей стороне?
— Лишь бы твой план не шел вразрез с нашими принципами. В крайнем случае, твои идеи можно будет поправить?
— Конечно, — кивает Дуфф, продолжая смотреть в белую стену даже тогда, когда слышит тихий храп брата. В голове вертелась потасовка Кили с Линсюэ, заговор отца с Далласом. Он пытался понять слабые и сильные стороны Ноли. Но ему не хватает знаний. Сможет ли он когда-нибудь их получить и обыграть человеческий мир или же Эйлин сама быстрее вернется в море?
***
Эйлин была подавлена, ей нужно было побыть одной за пределами своих покоев. Ей хотелось остаться наедине со своими мыслями, погрузиться в них и осмыслить. А фрейлины, физически не мешали, но морально давили. Сирена видела только один выход — одно место, где могла находиться в одиночестве и сколько угодно, не ограничивая себя временем. Гвидди. Она начала ходить туда на следующий день после разговора с Анной в беседке. Внутри все кипело, бурлило, не могло вылиться через края, угнетая еще больше. Мыслей становилось все больше и больше, а решений и ответов все меньше. Привычное темное помещение с запахом ладана, трав и расплавленных свечей. Свет, едва проникающий внутрь. Пустые скамьи. И одиночество. Именно то, что так необходимо, когда не находишь места себе, когда хочется и бежать, и стоять, и плакать, и биться с ножом в руке. Эйлин неверяще приближается к алтарю и падает на красную подушку коленями, расслабленно выдыхая.
Спокойствие. Умиротворение. Тишина. Удивительно, что из коридора не проникает шум, но сирене все равно, почему. Ей важен сам факт. Теряется во времени, не знает, сколько сидит на коленях, наслаждаясь тишиной, что из головы вылетают посторонние мысли, все тревоги уходят, а мысли проясняются. Эйлин не хочется уходить, не хочется подниматься и возвращаться в человеческую жизнь, но она поднимается, желая смерти мысленно на секунду, и выходит из тихой гвидди в шумный и агрессивный замок.
Не раз еще приходит туда. Не раз оставляет фрейлин на несколько часов в коридоре или наедине со своими делами. И каждый раз всегда одна. Эйлин не молится, не просит о милости богов. Она просто сидит перед алтарем, на скамейках, и смотрит в стену или заглядывает внутрь себя, своей души, пытаясь убрать все тревоги, напряжение, вернуть сознание в нормальное состояние. Забывает даже о разговоре с Анной, словах о Леонардо, на которые хотела найти ответы. Резко вспоминает о них, открывая глаза, и моментально прикрывает веки, не желая думать о короле и его фаворитке. Не сейчас. Не тогда, когда в голове полнейшая пустота и умиротворение.
Несколько дней никто не тревожил ее одиночество в гвидди, сирена наслаждалась им сполна. Но в один день ее прервали. Эйлин в тот день сидела на скамейке и вспоминала слова Анны: «Он первый, кто не сделал мне больно, не унизил, кто не показал, что я просто беспородная женщина. Леонардо не тот деспот, которого ты видишь. Он тот, кем его воспитали. Он пытается измениться». Эйлин помнит едва ли каждое слово, но все равно разгадать их смысл не может. Кажется, он лежит на поверхности, но ускользает. Вроде очевидно, а вроде и нет. Замешательство от слов Анны и поступков Леонардо. Может, сирене кажется, король такой только в отношении графини из-за своих теплых чувств к фаворитке, но точно не по отношению к Королевству и уж тем более по отношению к ней. Эйлин выныривает из своих мыслей, горько усмехаясь, как слышит открывающуюся дверь и стук каблуков. Она бы обернулась, но голос доносится раньше:
— Я думала, это сплетни аристократок, что вы, Ваше Величество, зачастили в святую обитель, — мягко говорит Элисия Морен и садится рядом с сиреной. — Вы меня заинтриговали. И мне захотелось лично убедиться в слухах.
— Они правы. Я... мне нужно было подумать.
— И много вы надумали?
— Не особо.
Элисия не отвечает, а у Эйлин нет желания продолжать диалог. Прошло уже столько дней, а она так и не пришла ни к одному решению или ответу. Думает, смысла уже нет.
— Давно мы не виделись, — вздыхает Элисия, перебирая в пальцах крест на цепочке. — Мне жаль Роланда Маутнера и его семью. Мне кажется, у них сейчас будет много работы.
— Почему?
— До меня доходили слухи, что Роланд начал много проектов по развитию и расширению своего Королевства и нашего региона. Что-то вроде торговли с восточными странами. Возможно, Делиджентиа уже торгует с ними. Не знаю точно, — Элисия задумчиво осматривает Эйлин в полутемках. — Насколько я могу судить, аристократы при смене власти хотят продвинуть свои идеи и укрепиться. Бедный мальчишка. Ему придется самостоятельно со всем этим разбираться.
— Причем тут восточные страны и аристократы Делиджентии? — спрашивает Эйлин, наконец заинтересовавшись хоть чем-то за последние дни.
— Видимо, ты еще не дошла до истории региона последних пятидесяти лет, — кивает своим мыслям Элисия и продолжает: — Я знаю не так много. Вокруг много слухов, но истина сокрыта от меня. Леонардо, безусловно, знает больше. Но нас не будут посвящать в это. Я больше не играю в политические игры. Наигралась уже с братом. А тебя... — горько усмехается Элисия. — предпочитают не брать в расчет.
— Не понимаю... — Эйлин разглядывает в открытую лицо Элисии, но у той только сожаление и печаль прослеживаются. О чем сожалеет? О чем грустит? Непонятно.
— Когда-нибудь поймешь, — выдыхает Элисия. — Когда-нибудь Леонардо откроет тебе свою политику. Я наблюдаю, но собираю информацию по крупицам. Многие дела Леонардо сокрыты мраком и не доведены до конца.
— Почему? — хмурится Эйлин. Ей хочется узнать больше. Но откроют ли ей правду хоть когда-нибудь?
— Ты пока не знаешь человеческий мир, нашу историю, наши события, нашу политику. Сомневаюсь, что ты знаешь и свою, — Элисия поворачивается к сирене, смотрит в ее глаза, словно читает. — Я ничего не знаю о вашем мире, но в тебе есть зачатки политической хватки.
Она поднимается и улыбается озадаченной Эйлин, оставляя ее одну с новым вопросами.
***
Леонардо перебирает бумаги, разложенные по всему столу в зале совещаний. Он передвигается вокруг него, словно танцуя, и задумчиво сверяет данные, цифры и донесения от разных уполномоченных лиц. Король не задумывается, что уже пропустил ужин за работой. У него важное дело: ему нужно понять, не раскрылись ли данные проекта, о котором знают только специально назначенные лица, находящиеся за пределами замка, и Анна Фрей. Леонардо взъерошивает волосы, читая отчет о поставке продуктов, тканей и других нужных товаров и затраченных на это денег, мысленно соотнося их с жалованьем графини и бюджетом Королевства. Доносится тихий, но четкий стук. А после — стук каблуков и приятный женский аромат, напоминающий о теплом, пропитанным запахом растущих неподалеку фруктов морским воздухом Аурума. Невольно у него губы расползаются в улыбке, и Леонардо поворачивается к Анне, поднимающаяся с реверанса:
— Вы хотели меня видеть, Ваше Величество?
— Да. Мне нужно, чтобы ты проверила, как обстоят дела в твоем поместье.
— Насколько я знаю, там все в порядке, — озадаченно говорит она, вспоминая все доклады и ведение дел.
— Последние события могли навести беспорядок. По отчетам все хорошо и спокойно, но мне надо, чтобы ты лично убедилась. Приезд Вильяма Стюарта мог навести суету. Убедись, что «урожай» созревает как надо и за ним должным образом ухаживают.
— Точно, уже пришло время, — кивает Анна призадумавшись. — Мне нужно проверить что-то конкретное?
— Да, — король перебирает бумаги, ища нужные, и передает графини стопку листков, исписанных черными чернилами. — Здесь все необходимое: данные, количество, поступления и расходы средств, краткие сведения уполномоченных лиц.
— Я поняла, Ваше Величество. От меня что-то еще требуется?
— Лично проверить, как собирают урожай.
— Когда мне отправиться?
— Завтра в первой половине дня. Можешь вернуться, как все сделаешь. Если будут проблемы, пиши.
— Хорошо, — кивает Анна. — Тогда...
— Тебе нужно собрать вещи и отдохнуть перед дорогой, — заканчивает за нее Леонардо, нежно улыбаясь и обнимая, вдыхая приятный аромат тела фаворитки. — Я буду ждать новостей.
Анна оставляет невесомый поцелуй на губах Леонардо. В нем было обещание и полное понимание возложенной на нее тяжести. Графиня делает реверанс и удаляется, оставляя короля одного в полутемном помещении, освещенным многочисленными свечами. Леонардо смотрит на закрывшуюся за ней дверь, позволяя себе не короткий миг вспомнить их первую встречу на холодном морском воздухе, где Анна продрогла насквозь, отчего губы стали синими, а слезы застыли в глазах. Он тогда не мог понять, что та говорила о какой-то судьбе, несправедливости, предательстве. Он тогда не знал ни ее положения при дворе, ни имени, ни возраста, но уже тогда хотел помочь. Нужно было начать с чего-то, потому что. Леонардо обрывает воспоминания, встряхнув головой, убирает бумаги, некоторые поджигает, стирая все данные и всю информацию, и возвращается уже к тем делам, которые не менее важны для государства, но более официальны. «Если кто-нибудь узнает...» — успевает пронестись в его мыслях.
Сноски:
[1] Афон-Ариан — «Afon-arian» означает «Серебряная река» (вал.)
[2] Бран — в валлийской мифологии, бог потустороннего мира, сын бога морей Ллира, правитель Британии. Луг — в ирландской мифологии бог света, связанный с солярным культом. Его всегда изображали молодым красивым воином.
[3] Имболк — один из четырёх основных праздников ирландского календаря, отмечаемых среди гэльских народов в начале февраля или при первых признаках весны. Обычно он празднуется 1 или 2 февраля, так как это день переходной четверти на солнечном календаре, на полпути между зимним солнцестоянием и весенним равноденствием.
[4] Древневаллийский язык — период в истории валлийского языка с 800 годов н.э. до начала XII века.
[5] «У каждого возвышается крест с кругом» — кельтский крест.
[6] По сюжету на валлийском языке разговаривают в Королевстве Делиджентиа.
[7] Уруз — древняя руна кельтов, означающая силу. Она делает человека отважным, мужественным. Особенно полезна при преодолении жизненных преград, помогает найти выход из положения, не сдаться обстоятельствам. Наутиз — поддерживающий символ. Помогает человеку, столкнувшемуся с непредвиденными обстоятельствами, сильным противодействием.