МЕЖДУ СТРОК

Глава 1

Шарлотта

Напор воды в душе этой гостиницы просто фантастический.

Стоимость ночи оправдывает себя уже одной только горячей водой, которая смывает с меня усталость от долгого дня. Я уже с нетерпением жду, когда смогу заказать лучшее блюдо из пасты, которое предлагает ресторан гостиницы, и рано лечь спать.

Это идеальное завершение дня, проведенного в пути из Чикаго в Лос-Анджелес. Целая неделя только для меня, и новые места, которые можно исследовать.

Я прислоняюсь к кафельной стене за спиной и поворачиваю лицо к струе теплой воды. Это одно из моих любимых мест. Промежуточное состояние, когда один город и работа литературным рабом остались позади, а другой город уже маячит на горизонте. Это лучший вид свободы.

Здесь хороший напор воды. Интересно...

Я включаю ручной душ и мою спину, живот. Опускаю душевую лейку между ног и сдвигаю ее, пока не нахожу подходящий угол.

Хорошо. Очень хорошо. Закрывая глаза, я думаю только об удовольствии. В моей голове мелькают туманные образы из прошлого. Не конкретные мужчины, с которыми я была, а скорее ситуации. Например, как я занималась сексом, стоя у дома на колесах посреди национального парка в Аризоне. Я знала Саймона всего несколько недель, пока работала над книгой в Тусоне. Он был горячим парнем, который боялся обязательств и любил смеяться. Он идеально подходил под мои вкусы.

Я не хожу на свидания. Я не остаюсь на одном месте достаточно долго для этого, и даже если бы оставалась, сомневаюсь, что свидания для меня. Лучше всего мне подходят случайные и ни к чему не обязывающие отношения. Веселиться, пока весело, и не переживать, что меня кто-то ранит.

Я немного меняю угол, и удовольствие пронизывает все мое тело. Медленное и сладкое, оно нарастает с каждой минутой. Мои мысли переключаются на другую фантазию. Ту, которую я никогда не реализовывала. Мужчина привязывает мои руки к изголовью кровати, а потом сгибает меня пополам и приступает к делу.

Я стону. Звук раздается эхом по ванной, и я позволяю ему срываться с моих губ. Здесь, в этом большом гостиничном номере, кроме меня никого нет. По какой-то причине, когда я регистрировалась, мне предложили люкс, и я не из тех, кто жалуется на неожиданные подарки судьбы.

Я протягиваю руку, чтобы опереться о стеклянную стенку душа. Я закрываю глаза и представляю, как кто-то во мне, заполняя меня...

— Привет? — раздается голос.

Я успеваю только открыть глаза. Затем он появляется в поле зрения, останавливаясь в открытых дверях моей ванной комнаты. Высокий. Темные волосы. Кожаная куртка. Ключ-карта в руке. Смотрит прямо на меня.

Я кричу. Душевая лейка выпадает из моей руки, разбрызгивая воду во все стороны. Я прикрываю грудь и промежность.

Мужчина закрывает глаза. Его щеки краснеют, когда он наощупь ищет дверь ванной, которую я оставила открытой. Он закрывает ее.

— Что ты здесь делаешь?

Меня охватывает смущение, более горячее, чем вода, которая все еще течет. Оно прогоняет возбуждение, которое я испытывала буквально минуту назад, почти достигнув оргазма.

— Я мог бы спросить тебя о том же.

Голос, даже через дверь, кажется глубоким и немного хриплым.

— Я заселился в этот номер сегодня утром.

Я выключаю воду и выхожу из душа. Заворачиваю себя в полотенце. Вода капает с моих мокрых волос на каменный пол.

— Меня заселили в этот номер всего час назад!

— Должно быть, какая-то путаница.

Он ругается достаточно громко, чтобы я слышала каждое слово.

— Я... оставлю тебя.

Мои щеки пылают. Я не помню, видел ли кто-нибудь, как я мастурбирую. Я никогда раньше не делала этого в постели с парнем.

Моя рука лежит на дверной ручке. Должна ли я убедиться, что он ушел? Отчитать его? Сейчас я даже не знаю, смогу ли посмотреть ему в глаза.

Я не знаю, упрощает ли это ситуацию или делает ее только еще более неудобной, но этот мужчина очень красив. Но это все равно не его комната.

— Пока! — кричу я.

Я слышу, как тяжелая входная дверь моего номера открывается, а затем закрывается с тихим щелчком.

Вздыхая с облегчением, я смотрю в зеркало. Все мое лицо красное, и я не знаю, от горячей воды, от удовольствия или от стыда. Наверное, от всего сразу.

Я не досушиваю волосы феном и собираю их в низкий пучок. Затем я надеваю джинсы и черный свитер. Книга, которую я читаю, манит меня с кровати, где я оставила ее. Она написана одним из моих любимых авторов нехудожественной литературы. Одним из писателей, на которого я больше всего хочу походить... если мне удастся произвести достаточное впечатление на своего редактора в «Полар Публишинг», чтобы, наконец, получить контракт на свое имя. Не для написания мемуаров в качестве приглашенного автора, а для собственного журналистского расследования.

Одевшись, я долго и пристально смотрю на входную дверь своей комнаты. Кто-то вошел. Этого не должно было произойти, и я должна сообщить об этом персоналу отеля. Администрация должна знать.

Но кто-то также видел меня голой. Очень привлекательный, очень высокий, очень мужской кто-то. И не просто голой. Но мой разум не может задерживаться на том, что он видел, иначе я умру от стыда.

Унижение – это чувство, которое мне хорошо знакомо. Я бежала от него почти десять лет. Но на этот раз я не сделала ничего плохого. Я просто приняла душ в номере отеля, который мне дали. Точнее в номере повышенной комфортности!

Я набираюсь смелости и покидаю безопасное убежище.

Курорт огромный и оформлен в стиле Дикого Запада. В нем стены обшиты бревнами, полы выложены камнем, а в холле стоит огромный камин. Он зажжен, но кожаные кресла перед ним пусты. Это было бы отличное место для чтения.

Я иду прямо к стойке регистрации. Женщина в очках улыбается мне. Ее улыбка исчезает, как только я говорю ей, что я остановилась в номере 128.

— Да, нам очень жаль, мисс Грей.

Она немного поворачивается, глядя за спину на своего коллегу. Он смотрит на меня с покрасневшими щеками.

— Это очень необычная ситуация, и у нас, ну... на самом деле произошло двойное бронирование, — продолжает она. — И вам, и тому господину был выделен этот номер.

— Я никогда раньше не сталкивалась с подобным.

— Понимаем, и мы делаем все возможное, чтобы решить эту проблему.

Она прочищает горло и выглядит крайне смущенной.

— Дело в том, что курорт полностью забронирован. Это пасхальные выходные, и у нас больше нет свободных номеров.

Мне нужно время, чтобы осознать то, что она говорит. Я никогда раньше не слышала о подобном.

— Что?

— Мне очень жаль.

Ее голос дрожит.

— Для нас это тоже беспрецедентный случай, и мы, конечно, вернем вам всю сумму.

— Что это значит? Кто получит номер?

Она бросает быстрый взгляд на кого-то позади меня, а затем снова смотрит на меня.

— В том-то и проблема. Этот господин зарегистрировался в номер 128 раньше вас. Мы не должны были регистрировать вас в него снова, но, как я уже сказала, в системе произошел сбой. Обещаю, что мы выясним, как это случилось.

Ну, это замечательно. Но мне это никак не поможет.

— Когда я приехала, в номере никого не было, — говорю я. — Он был нетронут.

— Гость просто оставил свои вещи там и снова ушел.

Теперь ее щеки тоже покраснели.

— Мы действительно очень, очень извиняемся, мисс Грей. Мне разрешили предложить вам дополнительные бонусные баллы и бесплатный уик-энд в будущем. Чтобы компенсировать неудобства.

Произошло двойной бронирование. Он был первым. Этот проклятый человек был первым? Как я могла не заметить сумку в комнате? Я была уставшая и грязная после поездки. Я сразу пошла в ванную и залезла в душ.

— Мне очень жаль. Вся команда приносит свои извинения, — повторяет она.

Не раздражайся. Не раздражайся...

— Так я должна вернуться в то, что я считала своей комнатой, собрать вещи и уехать? Не имея места, куда податься?

Она быстро моргает.

— Боже, мне так жаль. Но... да.

Затем ее взгляд фиксируется на точке позади меня, и ее брови сходятся еще сильнее.

Мужчина подходит ко мне и прислоняется к стойке. Знакомая кожаная куртка. Черные, растрепанные волосы. Загорелая кожа. Он кладет свой ключ-карту на стойку.

— Мы обсудим это между собой, — говорит он администратору. — Не волнуйтесь.

Ее плечи опускаются.

— Хорошо, конечно. Как вы считаете нужным.

Мужчина улыбается ей, а затем поворачивается ко мне. При ближайшем рассмотрении его глаза оказываются зелеными.

— Пойдем со мной, посмотрим, какой хаос ты еще устроишь.

Я поднимаю брови.

— Хаос?

— Ты сегодня устроила его немало.

В его голосе слышится сухой смешок.

Я следую за ним к камину и двум пустым креслам. Он жестом предлагает мне сесть. Как будто мы собираемся начать переговоры.

Где-то между камином и стойкой администратора мое раздражение сменяется сильным смущением. Менее часа назад он видел меня голой.

Я сажусь на самый край. Он слегка улыбается и опускается на кресло напротив меня, занимая все доступное пространство. Устраивается поудобнее, вытягивая длинные ноги и положив руки на подлокотники.

Я сосредотачиваюсь на рукаве его кожаной куртки.

— Итак, — говорит он. —Мы двое, а комната только одна.

— Я никогда раньше не бывала в отеле, где со мной происходило нечто подобное.

Он кивает.

— Да. Я тоже. Но, похоже, напор воды в этом месте отличный.

Жар заливает мои щеки, и я бросаю на него взгляд.

— Как мы будем решать эту проблему? — спрашивает он. — Только одна комната, а солнце уже зашло. До ближайшего отеля со свободными номерами ехать далеко.

Его намек ясен, и я скрещиваю руки на груди.

— Я не буду делиться.

— О, конечно, не будешь.

Он наклоняется вперед, и в его глазах появляется подозрительный блеск.

— Давай сыграем в игру.

Глава 2

Шарлотта

— Игру, — повторяю я медленно.

Он оглядывает холл. На мгновение мне кажется, что он собирается помахать официанту, но вместо этого он просто устанавливает с ним зрительный контакт и слегка кивает головой.

— Да. Небольшая дружеская... ставка.

— Ты же не серьезно.

Смущение и раздражение заставляют мои слова звучать резче, чем я бы хотела.

— Почему нет? Это сделает вечер интереснее.

Его губы приподнимаются в улыбке, отчего он становится еще более привлекательным.

— Ты уже ела?

Я молча качаю головой.

— Можем начать с этого.

Официант приносит меню, и мужчина заказывает бурбон. Он смотрит на меня. Меня охватывает страх, гнездящийся прямо под ребрами. В кровь выбрасывается адреналин.

— Бокал красного вина, пожалуйста.

Я исследую его через край меню. Замечаю густые черные волосы и прямые брови. Его борода выглядит аккуратно, а лицо слегка загорелое, как у человека, который провел неделю на свежем воздухе.

Он крупный. На несколько сантиметров выше меня. Кожаная куртка подчеркивает его широкие плечи. Я вдруг остро осознаю его мощь. Так же, как и тот факт, что он видел меня голой всего несколько минут назад. Удовлетворяющую себя.

Я должна получить награду за то, что могу нормально разговаривать с этим мужчиной, не краснея и не выбегая из комнаты.

Он смотрит в свое меню.

— Я не знаю твоего имени, — говорит он, не поднимая глаз.

Я колеблюсь лишь на мгновение.

— Шарлотта.

— Шарлотта, — повторяет он. — Тогда Хаос1 тебе подходит.

— Это не мое прозвище.

Уголок его губ поднимается в улыбке.

— Конечно, нет.

Я хочу закатить глаза, но с трудом сдерживаюсь.

— Как тебя зовут?

— Эйден.

Официант возвращается с нашими напитками. Я прижимаю бокал к груди, как щит.

— Хочешь сыграть в игру за номер?

— Почему бы и нет? Нам же нужно как-то решить этот вопрос. Я не отдам свой номер просто так, — говорю я.

— Я тоже.

Я прищуриваю глаза.

— Какую игру ты предлагаешь?

Он откидывается на спинку стула и оглядывается. Другие гости обедают в столовой, а за большими окнами мир уже погружен в кромешную тьму. Великие горы Зайона молча стоят на страже, скрытые под покровом ночи.

— У нас ограниченный выбор, — говорит он. — Но где-то здесь должна быть колода карт. Ты, наверное, не умеешь играть в блэкджек?

Я стараюсь не улыбаться. Слегка поджимаю губы, как будто я обеспокоена.

— Я играла в него пару раз. Это довольно просто.

Он кивает и берет свой напиток.

— Мы сыграем несколько раундов. Победитель получает комнату.

Я очень медленно делаю глоток из бокала. Прямо как он. Теперь я точно никуда не поеду.

— Победитель получает номер, — соглашаюсь я.

Мы заказываем еду, и Эйден каким-то образом находит колоду карт. Она лежит между нашими тарелками, пока мы едим. Я стараюсь выглядеть слегка растерянной по поводу правил и прошу его объяснить их подробно.

— Хорошо, я поняла. Будет весело.

Я смотрю на него сквозь ресницы. Меня хорошо обучили. Никогда не играй против своего оппонента – всегда играй, исходя из вероятности.

Во мне пробуждается странное возбуждение. Неожиданность. Приключение. Это то, что я искала годами. Никогда не думала, что это произойдет в такой форме и после одного из самых постыдных моментов в моей жизни, но вот мы здесь. Буду играть теми картами, которые мне выпали.

На левой руке Эйдена массивные часы, которые кажутся дорогими, а на ногах – походные ботинки. Кожаная куртка выглядит добротной, но поношенной.

— Ты изучаешь меня, — говорит он, отрезая последний кусок стейка. — Хорошая тактика.

Я беру бокал с вином. Смотрю на темно-красную жидкость, а не на него.

— Ты сегодня достаточно меня изучил, так что, полагаю, это справедливо.

Он замирает, и на его губах снова появляется полуулыбка.

— Действительно. Хотя я не слишком пристально смотрел.

— Но ты многое увидел. Так что это оправдано.

Он кивает, и его улыбка становится шире.

— Еще одно справедливое замечание. Есть вопросы?

— Зачем ты здесь?

Он задумывается на мгновение, как будто вопрос сложный. Затем он поднимает плечи в единственном вздохе.

— Я путешествую. Хотел уехать куда-нибудь, где нет людей. Уйти от... шума.

— Тогда этот курорт тебе не понравится.

— Да, здесь довольно многолюдно. Но я все равно предпочитаю гостиничный номер сну на улице, — говорит он.

Я отложила столовые приборы, закончив ужин. Если я не выиграю эту игру, мне придется спать в машине. Такая возможность всегда существует. Но вино подействовало расслабляюще, окутало мой разум, а вместе с ним и мое стремление к победе.

Сначала он меня смутил. Теперь я пробую смутить его.

Тарелки убраны.

— Еще бурбон, — говорит Эйден официанту.

Он бросает на меня взгляд.

— А для дамы... Еще бокал вина?

Я киваю.

— Да, пожалуйста.

Эйден открывает колоду карт. Она выглядит новой, и он тасует карты с большей легкостью, чем я ожидала от человека с такими большими руками.

У него нет акцента, который бы однозначно указывал на его происхождение из определенного региона страны.

Он, вероятно, моего возраста. Около двадцати девяти, но, может быть, немного старше. Не больше тридцати пяти, я думаю.

— Ты снова меня изучаешь, — говорит он, раздавая карты.

— Я думала, что это важная часть покера.

— Это, безусловно, помогает.

— Сколько раундов мы сыграем?

— Скажем... до пяти побед. Это может занять некоторое время.

Его глаза сужаются, и в них появляется азарт соревнования, который наполняет меня энергией.

— Надеюсь, у тебя нет других дел.

Я беру свои карты.

— Есть. Но сначала мне нужно выиграть место для ночлега.

Он улыбается и берет свои карты.

Первая игра длится дольше, чем я ожидала. Он уверенный, сильный игрок, но не глупый. Он не принимает поспешных решений.

Я делаю промах в самом начале. Рискую, когда у меня уже шестнадцать очков.

Нет нужды рассказывать ему о моем прошлом. Или о том, что я только что провела четыре месяца с чемпионом мира по онлайн-покеру, помогая ему писать мемуары. Недавно я оставила его в Чикаго после сдачи второго черновика книги.

Конечно, блэкджек гораздо проще. Никаких фишек. Побеждает тот, кто ближе к двадцати одному. Но все равно приходится делать ставки с учетом вероятности. Эйден выигрывает первый раунд. Я качаю головой.

— Черт.

— Ночь еще только начинается, — говорит он.

Люди вокруг нас явно думают иначе. Они постепенно уходят, заканчивая ужин. Без всякого повода официант подходит к нам с миской орехов и молча наливает Эйдену еще бурбона. Я все еще пью второй бокал вина.

— Может, нам стоит немного повысить ставки, — говорю я.

На этот раз моя очередь раздавать карты, а азарт делает меня смелее. Я чувствую себя кем-то другим, кем-то, кто умеет вести такие разговоры и говорить такие вещи.

Эйден поднимает бровь.

— О? О чем ты думаешь?

— Я ничего не знаю о тебе, — говорю я. — Думаю, будет справедливо, если победитель раунда также сможет... задать вопрос по своему выбору. Проигравший должен будет ответить честно.

— Ты хочешь узнать меня, Хаос?

— Это очень глупое прозвище.

Снова мелькает полуулыбка.

— Правда? Потому что ты именно такая. Но я согласен. Твоя очередь раздавать.

Мы играем в тревожной тишине. Это нелегкая игра. Между нами витает напряженность, и я замечаю каждое его движение. Как он сжимает рукой стакан. Как он перемещает свои длинные ноги под столом, одна из которых касается моей икры.

Он не похож на типичного туриста. Есть много признаков, которые его выдают. Его дорогие качественные ботинки сильно поношенные. Но его брюки выглядят новыми, а кожаная куртка совершенно не похожа на то, что выбрал бы турист.

Много контрастов.

Он смотрит на свои карты.

— Итак. Куда ты направляешься?

— В Лос-Анджелес.

Он поднимает брови.

— В Лос-Анджелес, да? Большой город по сравнению с этим местом.

— Да. Когда-нибудь был там?

Он улыбается.

— Да, раз или два.

— Я тоже, но только на короткое время. Я с нетерпением жду, когда смогу побыть там подольше и по-настоящему исследовать город. Посмотреть достопримечательности.

Он кивает и берет еще одну карту.

— Там есть много всего интересного.

— Мм-хмм.

Мы играем в тишине еще один раунд. Он проходит быстрее, чем предыдущий, и в конце он стонет, когда превышает 21. Я выигрываю с жалкими 14 очками.

— Не думал, что ты это сделаешь, — говорит он.

Я делаю глоток вина и смотрю ему в глаза.

— Не недооценивай меня.

Его взгляд задерживается на моем.

— Я учусь этого не делать.

Вино разливается сладостью на языке, усиливая легкое опьянение. Я чувствую вкус нового приключения. Судя по его глазам, он тоже.

Кто-то кашляет. Мы оба поднимаем взгляды и смотрим на бармена, стоящего рядом.

— Боюсь, мы закрываем бар, — говорит бармен. — Мне очень жаль.

— Печально.

Эйден смотрит на меня, его выражение лица не читаемо.

— Мы выиграли по две игры каждый. Осталась одна, — шепчу я.

— Похоже, нам придется закончить эту игру где-то еще, — говорит он.

Я дышу быстро и поверхностно.

— Да, похоже на то.

— Хорошо, что в конце коридора есть удобная пустая комната.

Глава 3

Шарлотта

— В номере есть мини-бар.

Его улыбка становится еще шире.

— И тот, кто выиграет, за него заплатит. Мне нравится ход твоих мыслей, Хаос.

Мы молча идем по коридору к номеру, ключ-карты от которого есть у нас обоих. Золотые цифры на двери блестят, контрастируя с темным деревом.

Он сканирует свою карту и придерживает для меня дверь. Я прохожу мимо него в комнату, которую на эту ночь считала своим убежищем. Посреди номера стоит большая кровать. В углу – письменный стол. Двухместный диван и небольшое кресло перед телевизором. Справа – ванная комната, где мы... встретились ранее. Мы оба проходим мимо нее.

И большая кровать посреди комнаты... Теперь этот факт гораздо сложнее игнорировать. Она огромная, с роскошным белым постельным бельем и таким количеством подушек, которое не может понадобиться ни одному нормальному человеку.

Эйден открывает мини-бар, а я сажусь на диван. Провожу рукой по мягкой ткани и стараюсь не задумываться о будущем. Я хочу остаться в настоящем. Принять глупое решение.

Я нахожусь в промежуточном состоянии. Я могу быть кем угодно на одну ночь, а завтра сесть в машину и уехать.

Эйден протягивает мне несколько маленьких бутылочек и садится в кресло напротив меня. Здесь он выглядит еще более мощным. Он занимает больше места, и кажется, что кресло исчезает под ним. Этот мужчина резко контрастирует с изысканной элегантностью комнаты, окружающей нас.

Он раздает карты сильными руками. Мой взгляд задерживается на них. Длинные пальцы, широкие ладони.

— Расскажи мне что-нибудь о себе. Я тебя совсем не знаю, — говорю я.

На его губах появляется улыбка.

— Тебе ли об этом говорить. Для женщины, которую я видел голой, я почти ничего не знаю о тебе.

Я задерживаю дыхание.

— И это не нормально для тебя, верно?

— Да, — говорит он и делает еще один глоток из своего бокала. — Не нормально.

Эта комната просторная. В ней есть отдельная терраса. Еще бы, это же номер повышенной комфортности, а не стандартный, который я бронировала. Но вдруг он кажется очень маленьким.

— В мою защиту скажу, — говорю я, — что это был очень длинный день.

Его взгляд становится хищным.

— Не думаю, что тебе нужны оправдания.

Я беру свои карты.

— Не везде есть... хороший напор воды.

— Могу себе представить.

Его взгляд тяжело ложится на меня, и я чувствую, как меня охватывает жар.

— Жаль, что я, — он перебирает карты, прежде чем снова посмотреть на меня, — прервал тебя, не дав закончить.

Я сжимаю карты в руках.

— Это было немного невежливо.

— И несправедливо. Как ты сама отметила ранее, я видел так много тебя, а ты совсем не видела меня.

— Не очень по-спортивному, — говорю я.

Он слегка качает головой.

— Совершенно верно. Звучит, как будто нам нужно немного повысить ставки.

— Победитель все равно получает комнату, — говорю я.

— Да. Конечно.

Его пальцы барабанят по подлокотнику, глаза смотрят на меня.

— Но давай немного продлим – лучший из девяти раундов, а не из пяти.

Я скрываю улыбку.

— Похоже, тебе тоже некуда спешить.

— Нет. Мне просто нужно сначала выиграть, как и тебе.

Он наклоняет голову.

— Вместо вопросов... проигравший в раунде должен снять один предмет одежды.

Мое сердце замирает в груди, а потом начинает биться сильнее. Я скрещиваю ноги и стараюсь выглядеть невозмутимой.

— Конечно. Почему бы и нет?

На мне совершенно приличное нижнее белье. Я так думаю. Черные трусики, верно? Может, серые. А бюстгальтер – один из моих обычных. Придется довольствоваться этим.

Теперь мы оба играем быстрее. Это негласное соглашение – ускорить темп.

Он проигрывает следующую партию. Чем дольше мы пьем, тем сложнее играть умно. И, честно говоря, я сама промахнулась не раз.

Он отвлекает меня. Но на этот раз мне снова удается выиграть, и он тихо ругается, когда тянется за курткой.

— Ты хороша, Хаос.

— Не надо так удивляться.

Его губы складываются в полуулыбку, и он снимает поношенную кожаную куртку, бросая ее на пол позади себя. Теперь на нем серая фланелевая рубашка, две верхние пуговицы которой расстегнуты. Из-под воротника выглядывает загорелая кожа и волосы на груди.

Я медленно смотрю на свои карты. Он, возможно, самый красивый мужчина, с которым я когда-либо была... если эта ночь пойдет по плану.

Мы играем в тишине минуту или две. Наша игра продолжается с той же скоростью, наши руки скоординировано двигаются над маленьким кофейным столиком.

Эйден смотрит на меня, ожидая, пока я закончу свой ход.

— Ты часто используешь душевую лейку?

Мне слишком жарко из-за его пристального взгляда. Но в то же время я чувствую, что умру, если он отведет глаза.

— Нет, довольно редко. Иногда руки. Иногда... вибратор.

— Он с тобой?

Его глаза хищно блестят.

Все, что у меня есть и с чем я жила последние четыре месяца, находится в моих двух огромных чемоданах, включая тонкий черный вибратор с закругленным концом. Я знаю, что это именно то, что он хочет услышать.

Вместо этого я улыбаюсь ему.

— А тебе-то что?

— Ну, — говорит он, и пауза заставляет мое сердце замереть, — я очень заинтересован в твоих оргазмах.

У меня десятка и пятерка. Они смешиваются перед моими глазами, но я все равно пытаюсь сосредоточиться на них. Кровь приливает к моим щекам. Этого может быть недостаточно. Но если я возьму еще одну карту... то, скорее всего, превышу 21. Поэтому я не беру.

Мы выкладываем карты, и на этот раз проиграла я. У него двадцать.

Эйден откидывается на спинку стула, и в его пальцах мелькает маленькая бутылка виски, которая выглядит крошечной в его руке.

— Это очень мило с твоей стороны, — говорю я и тянусь к нижнему краю свитера.

Я снимаю его через голову, зная, что под ним ничего нет, кроме бюстгальтера, потому что ранее я не потрудилась найти футболку или майку.

Я отбрасываю одежду, и она падает на кровать. Сажусь на стул, обнаженная по пояс, если не считать простого черного бюстгальтера.

Эйден сидит напротив меня, не шелохнувшись. Только его глаза блуждают по моему телу.

— Черт, — бормочет он, и в его голосе слышится ироничное веселье. — Жаль, что ты проиграла.

Я с трудом сглатываю и беру свои карты. Он красив. Хотя и не мой тип. Обычно мне нравятся парни поменьше, с беспорядочной жизнью и неряшливыми машинами. С острым языком и без каких-либо достоинств.

Это не парень. Это мужчина, и он закаленный, высокий и широкоплечий. Я к такому не привыкла.

— Не нервничай, — говорит он и поднимает свои карты. — Я постараюсь проиграть, чтобы уравнять шансы.

Я смотрю ему в глаза.

— Я не нервничаю, и ты не будешь сливать игру!

Его улыбка становится шире.

— Я знал, что ты мне понравишься, Хаос. Ладно, не буду.

Но он все равно проигрывает. Я знаю, что это честно, потому что я хорошо играю. Он закатывает глаза, тянется к пуговицам своей фланелевой рубашки. Он быстро и ловко расстегивает их и снимает рубашку.

Я стараюсь не пялиться на него. У меня не получается.

Перед моими глазами – широкая грудь с небольшой порослью волос по центру и четкими очертаниями мышц. Они сильные, подчеркивающие естественную мощь мужского тела и свидетельствующие о годах, если не десятилетиях, активного образа жизни. Никаких тщеславных кубиков пресса, но с намеком на них и на настоящую силу, скрытую под ними.

Он уже загорел, а ведь только весна. Этот мужчина любит проводить время на свежем воздухе. Но часы у него дорогие. Дорогой вкус в виски. И склонность к покеру.

— Эй, — говорит он. — Мои глаза здесь.

Я сразу отворачиваюсь, щеки горят.

Эйден мрачно смеется, а я закатываю глаза. Он меня поймал.

— Это справедливо, — повторяет он и тянется за картами. — Теперь мы квиты.

— Мы далеко не квиты, — ворчу я.

Он снова смеется. На этот раз его глубокий голос вызывает дрожь на моей спине.

— Это можно уладить.

К концу следующих двух игр ни один из нас не выиграл два раза подряд. Комната все еще не занята, и мы оба значительно меньше одеты. Я решила спустить штаны, обнажив свои черные трусики. Он смотрел, как я это делаю.

Я никогда не стеснялась своего тела. По крайней мере, в последние несколько лет. Я приняла свои недостатки и достоинства и поняла, что мое тело – мой храм, о котором нужно заботиться.

Но я все еще чувствую легкое беспокойство, стоя перед мужчиной в одном лифчике и трусиках и зная только его имя. Беспокойство... и еще что-то.

Возбуждение.

Глаза Эйдена скользят по мне, его взгляд темнеет. Несколько мгновений мы оба молчим. Воздух вокруг нас сгущается так, что, кажется, его можно резать ножом.

Он долго смотрит на меня, а затем медленно, демонстративно, кладет карты на стол. Я опускаюсь на диван напротив него. Теперь так много обнаженной кожи. На нем меньше, чем на мне, и мне нужно выиграть еще один раунд, чтобы снять с него эти брюки.

— Шарлотта, — говорит он.

Я выпрямляюсь.

— Да?

В его глазах мелькает улыбка, от которой в горле образуется ком. Он наклоняется, как будто собирается рассказать секрет.

— Позволь загладить свою вину и помочь тебе кончить.

Глава 4

Шарлотта

Он говорит это так непринужденно, как будто мы обсуждаем погоду. Как будто предлагает придержать дверь или отнести мои сумки к машине.

По моему телу пробегает жар. Мне становится слишком тепло, я чувствую на себе пристальный взгляд. Я смотрю на свои руки и на маленькую бутылочку алкоголя и задаюсь вопросом, хватит ли мне смелости на это.

— И как ты это сделаешь?

— Как помогу тебе кончить? — снова спрашивает он спокойным глубоким голосом. — Зависит от твоих предпочтений. Может быть, с моим лицом между твоих бедер. Или я мог бы усадить нас перед большим зеркалом вон там. Ты на моих коленях, с раздвинутыми ногами. И я буду ласкать тебя, пока мы оба смотрим, и ты скажешь мне, что тебе нравится.

Я задыхаюсь.

— Ты часто ходишь по городу и предлагаешь женщинам такие услуги?

Эйден проводит рукой по подбородку и вижу намек на улыбку.

— Нет, — говорит он. — Ты исключение.

Мои ноги крепко сжаты, и, несмотря на то, что на мне почти ничего нет, мне тепло. Очень тепло.

— Хорошо, — выдыхаю я.

Его глаза загораются, и он берет карты. Перемешивает их все вместе.

— Мы будем играть в очень простую игру, — говорит он и переворачивает одну карту.

Это семерка.

— Выше или ниже, Хаос.

— Что я получу, если угадаю?

— Ты сможешь попросить меня сделать что-нибудь. Я имею право отказаться. Но это... хорошее начало.

—Выше.

Он переворачивает следующую карту – это четверка пик. Я задерживаю дыхание. Черт.

Эйден стучит костяшками по скромной четверке.

— О, черт. Это не предвещает ничего хорошего.

Я едва могу дышать.

— Почему?

— Боюсь, что твой бюстгальтер придется снять.

Его глаза останавливаются на моих. Они смотрят требовательно, но в то же время игриво.

— Если хочешь. Все, что касается меня, всегда зависит от тебя, Шарлотта.

Именно в этот момент я понимаю, что пойду до конца. Куда бы ни привела меня эта ночь.

Я тянусь к застежке и расстегиваю ее. Медленно я спускаю бретельки по рукам, и бюстгальтер падает.

Его руки сжимают карты, и на долгий момент он замирает, как статуя. Но он смотрит. И я никогда в жизни не была так откровенно выставлена напоказ. Сижу в кресле поздно ночью в гостиничном номере в одних трусиках.

Я наклоняюсь вперед и тянусь за колодой карт. Его глаза следят за моим движением, и слышно, как он сглатывает.

— Черт, ты красивая, — говорит он.

Я беру карты из его застывших рук.

— Твоя очередь.

Я переворачиваю восьмерку, но он все еще смотрит на меня.

— Эйден, —говорю я ему.

Он смотрит на карту и прочищает горло.

— Ниже.

Я переворачиваю следующую, и это дама червей.

Он проиграл. Я постукиваю пальцем по карте.

— Я хочу, чтобы ты снял штаны.

Он слегка качает головой, но в его движениях нет колебаний. Он встает, расстегивает пуговицу и ширинку и снимает штаны, а затем складывает их на спинке кресла так обыденно, как будто он не стоит передо мной только в одних черных боксерах.

Через ткань проступает четкий контур, от которого я не могу отвести взгляд. В комнате не очень тепло, но мне вдруг становится жарко, и я тянусь за бокалом вина.

Как будто это поможет мне остыть.

Эйден снова садится на стул, положив руки на подлокотники. Ноги расставлены, и его тело полностью открыто для обозрения.

— Твоя очередь.

— Что ты хочешь на этот раз? Если я проиграю?

Он немного перетасовывает карты, а затем опускает руку на верхнюю карту.

— Я хочу увидеть вибратор.

Воздух кажется густым, и я смотрю на его руку, пальцы которой сжимают края колоды.

— Хорошо.

Я наклоняюсь вперед, наслаждаясь тем, как его взгляд опускается на мою обнаженную грудь.

— Переверни карту.

Это тройка. Я долго смотрю на нее, а затем слегка пожимаю плечами.

— Ниже.

Он усмехается.

— Понятно.

Он переворачивает карту, и это восьмерка. Естественно.

— Какая жалость, — говорю я и встаю со стула. Я чувствую, как он смотрит на меня, пока иду к чемодану. Я ощущаю себя кем-то другим, кем я редко бываю. Ночной Шарлоттой, которая пьет вино, наслаждается красивыми мужчинами и путешествует по всей стране. Которая не испытывает неуверенности, не имеет комплексов. Которая знает, чего хочет, и берет то, что заслуживает.

— Черт, — бормочет он за моей спиной.

Улыбаясь, я роюсь в сумке. Вибратор лежит в своем обычном шелковом мешочке.

— Лови.

Он легко ловит мешочек и вытаскивает толстый черный вибратор.

— Ах, — говорит он. — Интересно.

— Он водонепроницаемый, так что я могла бы использовать его вместо душевой лейки.

Я не возвращаюсь на свое место на диване. Вместо этого я сажусь на кровать и откидываюсь назад, положив руки на одеяло.

Эйден переворачивает вибратор в руках.

— Думаю, он хорошего размера.

— Ты эксперт?

— Хм. В некоторых вещах.

Он смотрит то на вибратор, то на меня.

— Как ты обычно его используешь?

Меня пронизывает нервное напряжение. Обычно я не говорю о таких вещах с парнями, с которыми сплю. Секс никогда не затягивается, а прелюдия редко состоит из таких разговоров.

— На клиторе.

Он поднимает бровь, и его взгляд настолько полон страсти, что я вынуждена сглотнуть.

— Понятно.

Он берет карты и переворачивает валета.

— Я хочу поцеловать тебя, Хаос. Выше или ниже?

— Ниже, — шепчу я.

Это дама.

— Черт, — говорит он и встает со стула. Когда он стоит, то, кажется еще больше, и меня вновь накрывает волнение.

Его рука касается моей щеки, обхватывая мое лицо. Его кожа теплая и немного шершавая, и я закрываю глаза. Он ждет еще мгновение, а затем прижимается губами к моим.

От этого легкого прикосновения по мне пробегает дрожь. Его губы теплые и сначала пахнут виски, а потом только им самим.

Я протягиваю к нему руки и кладу их на грудь. Его обнаженную грудь. Кожа под моими пальцами такая теплая и упругая. Я скольжу рукой по его широким плечам.

Он стонет у моих губ, а затем углубляет поцелуй. Его свободная рука находит мою обнаженную кожу, обхватывает мою талию, и он целует меня так, как будто может делать это всю ночь. Как будто это его любимое занятие.

Меня еще никогда так не целовали.

Каждое прикосновение его губ наполняет меня жаром. Я чувствую головокружение и слабость в ногах.

— Хаос, — шепчет он, и его губы скользят по моей щеке ниже к шее.

Я использую свою вновь обретенную свободу, чтобы глубоко вдохнуть. Его волосы щекочут мою кожу, а губы касаются чувствительной кожи.

Он целует мое тело. Его губы смыкаются вокруг соска, и меня пронзает горячее удовольствие. Оно мчится вниз, вызывая пульсацию.

Он проводит рукой по моему бедру, а затем по внутренней стороне. Легкое давление его пальцев вызывает дрожь на моей коже. И затем, не теряя ни секунды, его прикосновение скользит между моих ног.

Я задыхаюсь. Я не осознавала, что настолько чувствительна, но часы игр, раздевания и ожидания привели меня в состояние невероятного возбуждения. К тому же, я не кончила днем в душе.

Я все еще в трусиках. Но он ласкает меня через ткань нежными, осторожными движениями.

— Как грубо с моей стороны, — бормочет он, целуя мою грудь, — что прервал тебя раньше.

Глава 5

Шарлотта

Я прижимаюсь к его поцелуям, желая, чтобы он так же пощекотал мой другой сосок.

— Теперь ты можешь загладить свою вину.

Он находит мою руку и опускает ее на мой живот, поднимает пояс моих трусиков и перемещает мою ладонь между ног.

— Прикоснись к себе, — требует он.

Мои пальцы уже там, и я начинаю двигать ими, несмотря на то, что я снова чувствую приступ горячего смущения. Никто никогда не видел, как я трогаю себя, а этот мужчина увидел это дважды за один день.

— Я думала, ты собирался загладить свою вину, — говорю я.

Он лежит рядом со мной на кровати – большой, загорелый. Густые волосы растрепаны. Под его боксерами четко видно очертание внушительной эрекции.

Он смотрит на меня, и в его взгляде столько вожделения, что мое смущение исчезает.

— Я заглажу.

Он тянется за вибратором, встает на край кровати и хватает меня за лодыжки. Притягивая меня ближе к краю, он проводит руками по моим икрам, бедрам, несколько раз дразня меня и прослеживая пальцами линию верхнего края моих трусиков, прежде чем схватить его.

Я перестаю поглаживать клитор.

Эйден цокает языком.

— Продолжай, — говорит он и стягивает мои трусики с ног.

Я подчиняюсь и чувствую, как его взгляд, прикованный к месту между моих ног, обжигает меня. Мои пальцы нажимают прямо там, где я всегда ласкаю себя.

— Черт, — бормочет он.

Мои трусики опускаются до моих лодыжек и останавливаются у его груди.

— Черт, Хаос. Ты не знаешь, как я возбужден.

— Я еще не прикасалась к тебе, — шепчу я.

— Тем лучше.

Он бросает мои трусики, не глядя, куда они упали. Когда я полностью обнажена, он прикасается ко мне. Пальцы на моем клиторе скользят вниз по моим складкам.

Это интимно и уязвимо, когда все его внимание сосредоточено между моими раздвинутыми ногами.

— Поцелуй меня еще раз, — шепчу я.

Глаза Эйдена блестят, и он наклоняется, прижимая свои губы к моим. Где-то во время наших поцелуев он снова находит вибратор. Он меняет наше положение, притягивая меня к своей груди, а сам прислоняется к изголовью кровати. Я сижу между его ног. Моя спина опирается на его грудь.

Одной рукой он играет с моим соском. Другой он укладывает вибратор между моими раздвинутыми ногами и прижимает его к моему клитору. Вибратор настроен на самую низкую скорость, и его гудение слегка стимулирует мою чувствительную точку. Когда я начинаю тяжело дышать, Эйден вводит в меня свой толстый палец.

Я шумно вдыхаю воздух и откидываю голову назад, прислоняясь к его плечу. Он целует мою шею. Сочетание ощущений настолько сильное, что удовольствие быстро наполняет меня.

— Посмотри на себя, — говорит он мне.

Я смотрю в зеркало полузакрытыми глазами. Оно отражает нас почти полностью. Его, такого большого, позади меня. Меня, раскинувшуюся обнаженной в его загорелых руках. И его руку между моими ногами, и другую, сжимающую мою маленькую грудь.

Моя грудь довольно миниатюрного размера. Еще один комплекс, о котором я обычно не успеваю волноваться во время быстрых связей.

— Ты можешь кончить для меня?

— Поцелуй меня снова в шею, — шепчу я.

Он смеется, но делает именно это. Прикасается ко мне. Он везде. Палец сгибается внутри меня, вибратор гудит напротив моего клитора. У него слишком низкая мощностью, чтобы я могла кончить. Этого недостаточно, а я так близка.

Я говорю ему об этом.

Он начинает двигать пальцем.

— Расслабься, — говорит он мне. — Ты дойдешь до конца. Расслабься, милая, позволь мне помочь тебе.

Я так и делаю. И каким-то образом сочетание ощущений и болезненно низких ритмичных импульсов на моем клиторе доводит меня до предела. Я кончаю.

Мой оргазм застает меня врасплох.

Эйден держит палец внутри меня и рот на моей шее на протяжении всего оргазма. Когда я наконец возвращаюсь на землю, его эрекция ощущается как стальной стержень на моей спине.

Я извиваюсь и поворачиваюсь в его объятиях.

Он стонет, когда я глажу его через ткань его боксеров.

— Я тоже хочу тебя увидеть, — шепчу я ему в шею.

Он поднимает меня, пока я не сажусь на него верхом.

— Я весь твой.

Наконец он избавляется от нижнего белья, и я держу его в руке, а он стонет, опаляя своим горячим дыханием мою щеку.

— Черт, — бормочет он. — У меня где-то есть презерватив.

— У меня тоже, — говорю я.

Наступает короткая пауза, и он снова стонет.

— Я начинаю думать, что инцидент в душе не был ошибкой.

Я слегка хлопаю его по плечу.

— Совершенно точно был. Я до сих пор не могу поверить, что отель так сильно напортачил.

— Я тоже.

Ему требуется меньше минуты, чтобы найти презерватив в своей сумке. После этого он снова садится, прислонившись к изголовью кровати, и притягивает меня ближе.

— Ты хочешь, чтобы я была сверху?

— А ты нет?

Он надевает презерватив, и я наблюдаю за ним. За его мускулистыми предплечьями, толстым членом, набухшей головкой. Когда он полностью готов, то гладит себя одной рукой, а другой тянется ко мне.

— Иди сюда.

Я сажусь на него верхом, и он сидит прямо, пока я медленно опускаюсь на его член. Я держусь за его плечи, неторопливо принимая его сантиметр за сантиметром. У него очень толстый член, а с моего последнего секса прошло много времени.

Это кажется более интимным, чем обычная интрижка на одну ночь. Его лицо так близко к моему, что я на мгновение замираю. Но черты лица Эйдена напряжены от удовольствия, и его руки скользят вниз, чтобы обхватить мои бедра. Он притягивает меня к себе, и я попадаю в медленный и интенсивный ритм его движений.

Он целует меня, пока я скачу на нем. Смотрит на меня, когда мы отрываемся друг от друга, чтобы перевести дыхание. Смотрит вниз на место нашего соединения.

И когда мое удовольствие снова начинает нарастать, он берет вибратор и помещает его между нашими телами.

Я снова кончаю.

Сжимая его плечи, я падаю вперед, головой на его грудь. Когда, я наконец спускаюсь с вершины наслаждения, он смеется мне на ухо.

— Хорошо, Хаос?

— Очень хорошо, — шепчу я.

— Думаешь, сможешь еще немного?

Мне даже не нужно думать об этом.

— Да.

Он поднимает меня, притягивает к себе и укладывает на спину.

А затем он сильно и глубоко толкается внутрь, сидя на коленях. Это настолько интенсивно, что кровать качается, и я наслаждаюсь каждым моментом. Мои руки сжимают одеяло.

Это лучшее празднование окончания моего последнего проекта, которое я могла себе только представить.

Он хватает меня за бедра, чтобы удержать равновесие, и когда он кончает, его лицо напрягается от удовольствия, отчего он выглядит так, будто ему больно.

Это идеально. Я снова чувствую себя богиней секса, Ночной Шарлоттой.

— Шарлотта, — говорит он позже, когда презерватив выброшен, а наше дыхание пришло в норму.

— Я живу в Лос-Анджелесе.

Мой мозг как будто вышел из строя. Слишком много ощущений.

Медленно его слова проникают в мое сознание.

— Что?

— Я живу в Лос-Анджелесе. Позволь мне показать тебе город, когда ты приедешь.

Удовольствие внутри меня достигает пика.

Он не упоминал об этом раньше, когда я сказала, куда я направляюсь. Я смотрю на Эйдена, лежащего на другой стороне кровати. Простыни в беспорядке. Наши тела распластаны в приятной неподвижности.

Я поднимаю брови.

— Ты просишь мой номер?

— Да, — просто отвечает он. — Прошу.

Я поворачиваюсь, чтобы лучше его рассмотреть. Его глаза такие необычные. Светло-зеленого цвета, которого я никогда раньше не видела. Они без колебаний встречаются с моими. Он не стесняется того, что спросил, не беспокоится о моем ответе. Он не отступает.

Он так сильно отличается от всех, с кем я была раньше.

Я спускаюсь с матраса и выскальзываю из кровати. Я полностью голая и остро осознаю это. Эйден смотрит, как я подхожу к столу.

Я беру блокнот и ручку. Вверху золотыми буквами напечатано «Ред Рок Ресорт». Я быстро пишу свой номер, чувствуя его взгляд на своем обнаженном теле.

Когда я заканчиваю, я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Эйдена. Он лежит на кровати. Полностью голый. Рука закинута за шею. А его взгляд обжигает.

— Позвони мне, — говорю я.

Глава 6

Шарлотта

Две недели спустя я в Лос-Анджелесе, а Эйден так и не позвонил.

Ни на следующий день после нашей встречи, ни через неделю. Я перестала надеяться на сообщение.

Небольшая квартира, которую сняли для меня, находится в районе Вествуд, в кондоминиуме, где в основном живут студенты, арендующие жилье на короткий срок. Маленькая гостиная, еще небольшая спальня и крошечная кухня. Однако квартира чистая, с минимальными следами пребывания предыдущих жильцов.

Я останавливаюсь, проводя рукой по маленькому деревянному столу. В вазе стоит искусственный букет тюльпанов.

Это место напоминает мне жилье участников реалити-шоу во время пресс-тура в Лос-Анджелесе перед выходом «Риска». Маленькое, безличное, чистое.

Я ненавижу это.

Прошло почти десять лет с момента выпуска «Риска». Десять лет с тех пор, как я была наивной девятнадцатилетней девушкой, слишком окрыленной надеждой, чтобы понять, во что я ввязалась, когда подписала контракт на участие в реалити-шоу.

Почти десять лет с тех пор, как я вернулась в Лос-Анджелес.

Я беру искусственные тюльпаны и запихиваю их в заднюю часть кухонного шкафа. Завтра я пойду куплю свежие цветы или комнатное растение. Плед для дивана. Все, что угодно, чтобы это место казалось чуть менее безликим.

Круглый обеденный стол завален стопкой бумаг по новой работе. Работе, о которой я до сих пор почти ничего не знаю. Даже имени объекта. Все, что я знаю, это то, что это мужчина и что он руководит большой компанией. На этом все.

Сегодня я подписала контракт, и Вера сказала, что как можно скорее пришлет мне информацию. Прошло уже несколько часов, а она все еще не прислала. Мой редактор в «Полар Публишинг» обычно все держит под контролем. Мы работаем вместе уже почти пять лет, с тех пор как она заметила меня, молодого, независимого, фрилансера-литературного раба. За эти годы мы совместно создали почти дюжину мемуаров и биографий.

Она пообещала мне, что, если я успешно справлюсь с этой книгой, мы поговорим о заключении контракта на написание нон-фикшена2 книги под моим собственным именем. Журналистское расследование на тему, которую мы вместе обсудим. Не чужая история, а тщательно скроенный рассказ о жизни интересных мне людей.

Эти мемуары... У них жесткий дедлайн, и при этом они окутаны тайной. Два месяца это все, что у меня есть, прежде чем должна сдать первый черновик.

Я и раньше работала с короткими сроками. Но ничего подобного этому не встречала. Три подписанных соглашения о неразглашении и никакой информации об объекте.

С наступлением ночи я забираюсь в постель в своей крошечной безликой квартире в Вествуде, там, где, скорее всего, несколько недель назад еще жил какой-то студент.

Мое сломанное окно пропускает все звуки с улицы: проезжающие мимо машины, стрекот цикад, далекие голоса. И жару. Сейчас здесь комфортно, но скоро наступит жаркий сезон. Я лежу на боку и слушаю шум города. Не могу успокоить нервы, подумывая об убийстве Веры за то, что она не прислала мне электронное письмо, как обещала.

Наступает утро, и приходит электронное письмо от Веры, отправленное где-то около часа ночи. Я сонная, но взволнованная, пока не читаю:

Я застряла в Международном аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди с прошлой ночи. Рейсы задержаны из-за шторма, и теперь я не успею. Сейчас возвращаюсь в город. Очень извиняюсь!!! Я попросила своего коллегу Джесси отправить тебе документы по электронной почте. У тебя все получится. Надеюсь, все пройдет хорошо!

В почтовом ящике нет письма от Джесси. Я звоню в офис, и меня ставят на удержание. Здорово. Просто чертовски здорово.

Я стою у входа в свой небольшой кондоминиум в то время, когда машина Веры должна была меня забрать. Машина подъезжает, правда без Веры, и я сажусь в нее.

В конце концов, мы останавливаемся у входа в большое офисное здание в Кулвер-Сити. Оно находится недалеко от моей крошечной съемной квартиры, но из-за пробок в Лос-Анджелесе добираться туда очень долго.

Снаружи здание полностью стеклянное. Элегантное, дорогое и совершенно безликое. Кажется, все в этом месте имеет ореол необъяснимой секретности.

Я должна позвонить из вестибюля. Назвать свое имя и меня проведут наверх. Очень редко мой редактор не присутствует на первом совещании, но, по-видимому, перенести встречу с этим бизнесменом было невозможно.

Через десять минут кто-то спускается, чтобы меня забрать.

В вестибюль входит худощавый мужчина с чертами лица, характерными для Юго-Восточной Азии. Его темные волосы аккуратно зачесаны назад. Он носит очки в красной оправе и безупречно сшитый темно-синий костюм.

Его взгляд сразу же останавливается на мне.

— А, Шарлотта. Вы здесь.

— Здравствуйте.

Я протягиваю руку.

— Вы Эрик Ювачит?

— Да, это я, — говорит он и быстро пожимает мне руку. — Исполнительный помощник мистера Хартмана.

Хартман. Мой мозг работает на полную мощность, пытаясь вспомнить известных мне руководителей корпораций. Хартман... Хартман... Это имя мне знакомо.

— Пойдемте со мной, — говорит Эрик.

Его голос звучит энергично. Он выглядит как человек, который ведет безупречный цифровой календарь и не терпит ненужных разговоров.

— Жаль, что ваш редактор из «Полар» не смог прийти.

— Да, она очень хотела бы быть здесь. Но с такой сильной бурей...

Я слегка пожимаю плечами и улыбаюсь ему. Возможно, он и не является моим объектом для работы, но мне было бы полезно немного его очаровать.

Раньше я уже сотрудничала с людьми, у которых были помощники. Эрик здесь – страж ворот.

— Нет, конечно.

Он вызывает лифт, стуча каблуками.

— Вас проинформировали сегодня утром?

Меня пронзает легкое беспокойство, которое тут же проходит. Это должны были сделать Вера или Джесси. Я ждала электронное письмо с информацией о клиенте с тех пор, как проснулась в семь утра.

Но оно так и не пришло.

— Нет, не совсем, — говорю я. — Меня не посвящали в детали этого проекта. Я только вчера подписала все документы.

Эрик снова кивает, и мы входим в лифт.

— Верно. В этом деле есть определенные... деликатные моменты, которые требуют осторожности. Мистер Хартман объяснит вам все подробнее.

— Он главный герой, —говорю я.

Это догадка, но я формулирую ее так, как будто я уверена. Лифт начинает двигаться. Выше и выше, к самому последнему этажу.

— Да, он, — говорит Эрик.

Двери открываются.

— Он генеральный директор «Титан Медиа».

Я замираю.

— Простите?

Эрик оглядывается на меня через плечо, между его бровями появляется легкая морщинка.

— «Титан Медиа». Это одна из крупнейших продюсерских компаний в стране.

— Я знаю о ней.

Мне с трудом удается снова начать идти и сохранять нейтральное выражение лица. Коридор очень длинный, а белые стены кажутся неприступными.

Эрик кивает нескольким людям, когда мы проходим мимо. Он идет, как человек с важной миссией, и у меня нет другого выбора, кроме как следовать за ним. У меня пересыхает во рту.

Генеральный директор «Титан Медиа».

Они не имеют понятия, кто я такая. И как они могли бы это узнать, прочитав мое резюме? Восемь лет назад я сменила фамилию на девичью фамилию своей матери. Шарлотта Ричардс, блондинка, которая вышла со съемочной площадки «Риска», исчезла. Шарлотта Грей – брюнетка с определенной целью в жизни.

Компания «Титан Медиа» занималась производством «Риска», реалити-шоу, в котором я участвовала, когда была молода и глупа, и от которого я бежала почти десять лет.

И я уже подписала документы. Вера сказала мне, что это будет сложное задание. Но у него огромный потенциал, Шарлотта, сказала она. Огромный потенциал.

Я повторяю эти слова про себя, следуя за Эриком. За всю мою карьеру у меня было много сложных тем. Вдох. Выдох.

Стратегию придумаю позже.

Мы останавливаемся у большой двери из матового стекла, через которую проникает яркий естественный свет.

— Он здесь, — говорит Эрик.

Дверь распахивается.

Передо мной открывается большой, ярко освещенный офис, где окна от пола до потолка пропускают яркий лос-анджелесский солнечный свет. В центре офиса стоит широкий стол.

А за ним стоит мужчина. Он одет в черные брюки и аккуратно заправленную серую рубашку с пуговицами, ткань которой накрахмалена и не имеет ни единой складки. Без галстука. Две верхние пуговицы расстегнуты. У него широкие плечи, а руки скрещены на груди.

Густые черные волосы откинуты назад и открывают широкий лоб. Загорелая кожа. Глаза с острым взглядом.

На этот раз он гладко выбрит. Это делает его намного моложе, но и каким-то более суровым. Его челюсть квадратная, а глаза необычного зеленого цвета.

И он смотрит прямо на меня.

— Это Эйден Хартман, — говорит Эрик рядом со мной.

Он издает рабомкий звук, призывающий к действию, и только тогда я осознаю, что остановилась на пороге офиса.

— Генеральный директор «Титан Медиа» и герой мемуаров.

Он выглядит почти как незнакомец, его силуэт сверкает в солнечных лучах, льющихся из окон. Но он не незнакомец. Нет, он совсем не незнакомец... Он человек, с которым я переспала и которому дала свой номер.

А потом он так и не позвонил.

Он улыбается.

— Заходите, мисс Грей.

Глава 7

Шарлотта

Я делаю несколько шагов в офис на деревянных ногах. Мой пульс учащается, я слышу его биение. Выброс адреналина заставляет мои ноги дрожать.

Каковы шансы?

Человек, которого я встретила две недели назад в Юте, принадлежит другому времени. Другой мне. Вечеру азартных игр, плохих решений и веселья.

Ему не место здесь.

Но он здесь. Стоит за столом, как хозяин всего, что нас окружает. Его лицо настолько спокойно, что кажется высеченным из камня. Исчезли растрепанные волосы и борода.

Он выглядит как совершенно посторонний человек. И именно таковым он и является.

И генеральным директором «Титан Медиа».

Эрик садится в кресло напротив стола Эйдена и предлагает мне сесть рядом с ним. Я сажусь. Мои глаза не отрываются от Эйдена.

Он все еще не показывает никаких признаков узнавания... но оно есть, оно блестит в его глазах.

— Мисс Грей – писательница, нанятая для написания ваших мемуаров. Главный редактор «Полар», Вера Тран, задержалась из-за шторма на восточном побережье, иначе она тоже была бы на этой встрече, — говорит Эрик.

Он смотрит на меня, и по слегка хмурому выражению его лица ясно, что он удивляется, почему я молчу.

Я прочищаю горло.

— Здравствуйте, — говорю я.

Улыбка на губах Эйдена слегка изгибается.

— Привет.

— Приятно познакомиться, — говорю я. — Я писательница, работаю на «Полар Публишинг». Та, которую ваша компания проверила и наняла для этого проекта. Я имею в виду книгу.

— Да. Я читал ваше резюме, мисс Грей. Вы писали мемуары для нескольких известных личностей. В том числе для бывшей участницы шоу «Настоящие домохозяйки».

В его голосе слышится странная нотка, и я задаюсь вопросом, не осуждение ли это. Как будто я раньше такого не слышала. Во мне вспыхивает гнев, ослабляющий мое волнение. Эта компания производит огромное количество реалити-шоу.

Я знаю это.

— Да, я написала книгу Фрэнки Свон прямо перед ее приговором.

— Не могу сказать, что я ее читал.

— Я была бы удивлена, если бы вы читали.

Он поднимает бровь.

— В резюме, которое я читал, упоминалась книга воспоминаний Мэтью Беннета, бывшего чемпиона США по лыжным гонкам.

— Да. Я провела лето вместе с ним и его семьей в Миннесоте, и в результате получилась прекрасная история о победе и о том, какую цену за нее приходится платить.

— Эту я тоже не читал.

Эйден не отрывает от меня взгляда. Он бросает мне вызов? Дразнит меня?

— Ну, может, вы не большой любитель чтения, — говорю я.

Сидящий рядом со мной помощник шумно выдыхает. О. Эрик.

Но Эйден не обращает на него внимания.

— Может, и нет. Какую из ваших книг мне выбрать в первую очередь?

— Ту, которая вам больше всего интересна, — говорю я.

Я твержу себе, что не испугана, и хочу, чтобы это было правдой.

— Учитывая масштаб этого проекта, возможно, книгу, которую я написала совместно с Уильямом Янгом о взлете и падении его технологической компании. Думаю, она будет наиболее... актуальной.

— Я знаю Уильяма. Я спросил его об опыте работы с вами после того, как получил резюме.

У меня пересохло во рту. Конечно, я предоставила рекомендации, но не ожидала, что сам заказчик будет их проверять.

У него же есть команда, и все так засекречено, что я до сегодняшнего дня даже не знала его имени.

Я снова глубоко вздыхаю. Я научилась тому, что в случае сомнений нужно использовать молчание, чтобы выиграть время.

— Ну, раз я сегодня здесь, то, полагаю, разговор прошел хорошо.

Его губы искривились.

— Действительно. Он сказал, что с вами легко работать, что вы быстро пишете и готовы вносить правки.

Да. Правки. Уильям, безусловно, требовал больше, чем положено: он прочесывал главу за главой, которые я написала о нем, чтобы отбросить любую крупицу человечности, пока не остался только сверхчеловеческий образец интеллекта и силы характера.

Иногда моя работа была именно такой.

— Я рада, что он меня порекомендовал, — говорю я.

Но главный вопрос все еще витает в воздухе. Как, черт возьми, мы будем работать вместе? Будем просто делать вид, что между нами ничего не было?

Он проводит рукой по подбородку, и все, что я вижу, это то, как она была между моими ногами. Вместо этого я смотрю на свои заметки. Не могу поверить, что он генеральный директор «Титан Медиа», а я об этом не знала.

Тишина кажется тяжелой.

Эрик первым нарушает ее.

— Все документы подписаны, включая соглашения о неразглашении, и мы готовы начать.

Он поднимает планшет и открывает что-то похожее на расписание.

— Мы распределили время по неделям, чтобы у вас был доступ к мистеру Хартману.

Я смотрю на расписание. Большая часть недели закрашена черными квадратами, но есть несколько зеленых ячеек с текстом.

Поездка на машине в офис – 20 минут. Обеденный перерыв в офисе – 15 минут.

Черного цвета очень много, а зеленого, наоборот, слишком мало.

Я смотрю на Эйдена. Мои мысли, должно быть, отразились на моем лице, потому что он пожимает плечами.

— Я очень занятой человек, мисс Грей.

— Шарлотта, пожалуйста, — говорю я. — И я понимаю, что вы заняты. В конце концов, вы руководите компанией. Но с учетом напряженного графика работы над этими мемуарами, нам с вами, возможно, придется работать немного теснее, чем предполагается расписанием. По крайней мере, в начале.

— Это все, что у нас есть, — решительно говорит Эрик. — Если у вас есть вопросы, вам нужны дополнительные материалы, фотографии или справочная информация, обращайтесь ко мне. Мой офис подготовит для вас досье, с которым вы сможете ознакомиться. Этот график был отправлен на ваш адрес электронной почты, а общий календарь будет постоянно обновляться.

Я снова смотрю на график. Небольшие интервалы в десять, пятнадцать, а иногда и двадцать минут заставят меня бегать по всему городу.

Это будет далеко не то же самое, что провести лето в Миннесоте по соседству с бывшим спортсменом и его семьей, которые открыли мне двери своего дома и дали доступ ко всему: плохому, прекрасному и уродливому.

— Хорошо, — говорю я. — Нам просто нужно сделать так, чтобы это сработало.

— Мы сделаем, — говорит Эйден.

Его слова полны уверенности, но между бровями у него пролегает морщина. Я задаюсь вопросом, насколько он действительно вовлечен во весь этот процесс.

Он хочет мемуары?

Ему всего тридцать с небольшим.

Но «Титан Медиа» в последнее время оказалась в центре скандала. Появилась новость, что бывший генеральный директор был обвинен в хищении и мошенничестве. Компания почти обанкротилась.

Мы вместе с семьей радовались, что она пошла ко дну.

Осознание того, что я даже не знала об этом человеке самых элементарных вещей, даже его имени, заставляет меня хмуриться. Мне нужен доступ к информации, чтобы я могла выполнить свою работу.

И я даже не знаю, хочу ли я этого доступа.

— Думаю, это все. Вся коммуникация будет проходить через меня, — говорит Эрик. — У вас есть мой номер, я всегда на связи.

Я смотрю сначала на Эрика, а потом на Эйдена, который отвечает мне нечитаемым взглядом.

Я не могу понять, о чем он думает.

— У меня не будет вашего номера? — спрашиваю я.

Эйден моргает, но не отводит взгляд. И не отвечает сразу. Унижение тяжелым грузом ложится на мои плечи, усугубляя бурю, уже бушующую внутри меня, но я не отвожу взгляда. Я дала ему свой номер. Он сказал, что позвонит.

Но так и не позвонил.

— Мистер Хартман решил, что...

Эйден прерывает Эрика, поднимая руку.

— Можно поговорить с мисс Грей наедине, Эрик?

Брови Эрика взмывают вверх. На мгновение на его лице появляется напряженное выражение, как будто он беспокоится, что сделал что-то не так. Похоже, Эйден внушает уважение окружающим, или, по крайней мере, страх и желание угодить.

Интересно, как ему это удается.

— Конечно. У вас есть... четыре минуты до следующей встречи.

Эрик уходит, и дверь за ним закрывается с резким звуком, который зловеще раздается в тихом помещении.

Эйден снова проводит рукой по подбородку, и в его глазах появляется искра. У меня перехватывает дыхание. Я понятия не имею, что будет дальше.

Могу ли я написать эти мемуары?

— Так ты и есть тот самый литературный раб? — спрашивает он.

— Да.

— Невероятно.

Его голос становится глубже, в нем слышится что-то вроде разочарования.

— Я не могу поверить, что мы...

Я качаю головой.

— Знаешь, правильным было бы, если бы я ушла отсюда и разорвала контракт, потому что я не могу быть беспристрастной.

— А нужно ли быть беспристрастным, чтобы писать мемуары по заказу человека, о котором они будут? — сухо спрашивает Эйден. — Они же не будут представлены перед комиссией беспристрастных судей. Никому не нужно знать о Юте.

— Будем надеяться, что и не узнают.

Особенно Вера.

Эти мемуары должны доказать, насколько я отточила свое писательское мастерство. Она сказала мне, что это будет деликатная работа. Сложная работа.

— Ты генеральный директор «Титан Медиа», — говорю я.

Это звучит как обвинение.

Эйден кивает.

— Да. Уже почти два года.

Два года. Но прошло уже более девяти лет с тех пор, как я участвовала в первом взрывном сезоне «Риска». С тех пор шоу транслируется ежегодно. Оно одно из самых популярных на канале.

Его канале.

— Ты хочешь мемуары, — говорю я.

Мой мозг окончательно запутался.

Эйден продолжает поглаживать подбородок, его лицо напряжено.

— Компания хочет мемуары, да. Для тебя подготовлен пакет с информацией. Эрик передаст его тебе после встречи.

Я смачиваю губы. Они действительно ничего не знают обо мне и моей истории. Этого нет в моем резюме... и я выгляжу не так, как раньше. Не то чтобы у меня была фотография в резюме или что-то в этом роде.

Смогу ли я это сделать?

Глаза Эйдена прожигают меня насквозь. Несмотря на всю его странность, отсутствие бороды, костюм, властный вид, его взгляд такой же, как и в той гостинице в Юте.

— Что скажешь, Шарлотта? — спрашивает он.

В его голосе слышится вызов, опасный вызов.

— Я смогу оставаться профессионалом все эти месяцы. А ты?

Я годами работала ради такого проекта. Бросалась в новые вызовы с головой. Новые мемуары, новые города, новые темы.

Но я стала сильной. Мне пришлось стать такой.

Я протягиваю руку через стол. Его ладонь встречается с моей, и теплые сухие пальцы крепко сжимают мою руку.

— Конечно, — говорю я.

Глава 8

Эйден

Гребаные мемуары.

Я провожу рукой по лицу. Щетина грубая на ощупь, и я знаю, что сегодня вечером перед ужином с инвесторами мне нужно снова побриться.

Я не должен был на это соглашаться.

Но какой у меня был выбор? Либо успокоить совет директоров... либо потерять возможность расширить «Титан Медиа» в нужном направлении. В направлении, в котором мы все должны двигаться.

Модернизация, технологии, стриминг. С каждым днем мы теряем еще одну возможность создать что-то долговечное. Поезд уже почти ушел, и нам нужно запрыгнуть в последний вагон.

Это единственный способ действительно поставить компанию на ноги и подготовить ее к будущему. И доказать свою состоятельность всем, кто хотел бы видеть, как я проигрываю.

В совете директоров девять членов, включая двух старых друзей моего отца. Единственные, кого я пока не смог заменить. Но они скоро уйдут на пенсию, даже если мне придется их к этому подтолкнуть силой.

Совет директоров сейчас моложе, чем был, когда компанией руководили мой отец или дед. Отчасти из-за чистой необходимости. Когда мошенничество отца было раскрыто, совет директоров был виноват почти так же, как и он. В конце концов, корпоративный надзор – это их работа.

А надзора было очень мало.

Нынешний совет директоров хочет создать новый имидж «Титан Медиа».

Я поворачиваюсь на стуле и смотрю на город. Я бы сейчас предпочел быть где угодно, только не здесь. На холмистой местности Юты. В национальном парке Джошуа-Три. На пляже в экзотическом месте.

Мемуары не обо мне. Не совсем. Я знаю это, совет директоров знает это, и вскоре это узнает и Шарлотта. История будет о моем отце: о моих отношениях с ним, о его судебном процессе и о сроке, который он сейчас отбывает. И она закончится прекрасным триумфом – как я возглавил компанию и спас ее от разорения в последний момент.

Это мемуары о моей жизни, по крайней мере, о ее части, но на самом деле они о «Титан Медиа». Ее разберут на части таблоиды и деловые СМИ в поисках интересных фактов, которые они смогут разместить на веб-страницах, в газетах или через несколько лет превратить в сенсационный документальный фильм.

Совет директоров хочет бестселлера, который очистит нас всех святым огнем. Использовать лимоны, которые оставил нам отец, и сделать из них лимонад. Берите любую метафору, результат будет тем же.

Они хотят контролировать повествование.

Это история моей семьи, которая будет представлена как жертвенный агнец на красивом маленьком блюде, чтобы публика могла ее разорвать на куски. Ну что ж.

Я согласился подготовить первый черновик за два месяца. Жесткий срок сдачи в обмен на одобрение советом директоров моей новой инвестиции. Они подпишут все документы, как только черновик окажется в их почтовых ящиках.

Но я никогда не собирался облегчать задачу мемуаристу.

Они хотели узнать мои секреты? Мою личность, моих демонов, инсайдерскую информацию о моей семье? Им придется вытягивать это из меня. Эти мемуары должны стать средним пальцем совету директоров, а бедная писательница станет случайной жертвой на этой корпоративной войне.

Но вчера дверь открылась, и вошла она... Шарлотта. Я получил информацию о приглашенном авторе перед встречей. Имя было то же самое, конечно. Но каковы были шансы? Фотографии не было. Никаких других подсказок.

Например, что писательница любит путешествовать в одиночку по великолепным национальным паркам нашей страны.

Ничего такого.

Но она была там. Шарлотта Грей.

Стояла в моем офисе в темно-синих джинсах, серой блузке, с длинными светло-каштановыми волосами, волнами обрамляющими ее эльфийской лицо. Ярко-голубые глаза и пухлые губы.

Она смотрела на меня так, будто попала в кошмарный сон.

Шансы на то, что мы снова встретимся, были астрономически малы. Настолько малы, что, если бы она была лотерейным билетом, я бы выиграл миллионы.

Миллионы.

В ее глазах мелькнула паника. Я был готов отправить Эрика прочь, чтобы дать ей понять, что, если она хочет расторгнуть контракт, она может уйти. Но потом она собралась с силами. Выпрямила плечи, встретила мой взгляд и заговорила с нарочитым профессионализмом.

Это было чертовски интригующе. Она вся такая чертовски интересная. Прямо как в Юте. Компетентность и уязвимость сосуществовали в ее ослепительном умном взгляде.

Ситуация усугубляется тем фактом, что она дала мне неправильный номер телефона. Она отмахнулась от меня, и мы оба это знаем.

Но нам все равно придется работать вместе целых два месяца.

Мой взгляд останавливается на вертолете вдали. Он пролетает над раскинувшимся внизу Лос-Анджелесом, городом, который иногда заставляет меня чувствовать себя королем, а иногда вызывает клаустрофобию. Это место, где я вырос, моя крепость.

Моя гордость это выдержит.

Должна выдержать. В конце концов, что такое пренебрежение? Она не хотела больше, чем одну ночь. В моей жизни тоже бывали моменты, когда я не хотел большего. Ничего личного.

За исключением того, что, как и всегда в первый раз, секс был чертовски потрясающим. У меня было ощущение, что он станет еще лучше, если мы узнаем друг друга поближе. Я видел в ее глазах, что в ней есть потенциал, который нужно раскрыть...

Ладно. Может, моя гордость была уязвлена.

И последствия мучили меня в течение нескольких недель после той ночи в Юте. Мои мысли регулярно возвращались к ней, и не раз с оттенком горечи. Очевидно, я сыграл свои карты чертовски неправильно, раз она почувствовала необходимость дать мне фальшивый номер.

И теперь мне придется проводить с ней время каждую неделю.

Было мелочно с моей стороны сказать ей, что я предпочитаю общаться по электронной почте. Но я был зол, сидя там и видя, как она сидит напротив меня с блокнотом в руке, смотря на меня серьезными и широко раскрытыми глазами, как будто она полностью посвятила себя профессиональной задаче.

Она не дала мне свой номер... Я не дал ей свой.

Злость. Гордость. Это эмоции, которые я ненавижу в себе. Эмоции, которые стали причиной падения моего отца. Но вот он я, охваченный ими же.

Мое детство было идиллическим по всем общепринятым стандартам. Привилегированным. Многомиллионный дом в Брентвуде, а позже в Малибу. Две собаки, частная школа, много друзей, спорт. Младшая сестра.

Оглядываясь назад, я почти стыжусь того, насколько все было хорошо.

Даже с учетом всех маленьких трещин, которыми была покрыта жизнь нашей семьи. Едва заметными для ребенка, но очевидными для взрослого, анализирующего свое прошлое. Повышенные голоса за дверью спальни. Ссоры, которые замалчивались. Праздники, на которые папа приходил с опозданием. Когда мама делала вид, что все в порядке. Жестокие слова моей бабушки о моем отце.

Мне было двадцать девять, когда появилась первая новость. На первой странице. Компания, которую построили мои дедушка и бабушка и которую унаследовал мой отец, попала в новости. И повод был отнюдь не позитивным.

А я был слишком глуп и слишком амбициозен, чтобы позволить продать ее тому, кто предложит самую высокую цену. Я стал генеральным директором два года назад, после того как большинство членов совета директоров компании были насильно заменены, и все думали, что я потерплю неудачу.

Включая меня самого.

Компания с идеальными финансовыми отчетами теперь была в руинах. Необходимо было продать часть активов. Уволить людей. В то же время мой отец находился под стражей и ждал суда.

Падение золотой семьи.

Это был один из заголовков, опубликованный в небольшом журнале, который читала культурная элита, но я так и не смог отделаться от мысли о точности этого утверждения.

Прошло два года с того дня, и я не хочу переживать то время заново. Но Шарлотта заставит меня это сделать.

В мою дверь резко стучат. Я поворачиваюсь на стуле, но дверь открывается, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.

В комнату входит блондинка. В ее волосах блестят медовые пряди, которых не было, когда я видел ее в последний раз. На лице застыла широкая улыбка.

Она практически прыгает по комнате.

— Ты выглядишь счастливой, — говорю я ей. — И ты должна была сначала позвонить.

Мэнди машет рукой.

— Конечно, нет, я всегда желанная гостья. Это ты мне так сказал.

— Могу я отозвать свои слова?

— Нет.

Она наклоняется, чтобы быстро поцеловать меня в щеку, и ее красная сумка задевает бумаги на моем столе. Она едва не опрокидывает кофейную чашку.

— Ты как будто не в настроении. Что случилось?

— А что не случилось? — спрашиваю я. — Каждый день новая проблема.

— Да, да, быть генеральным директором очень тяжело, — говорит она и опускается на стул напротив моего стола. — Но дело не только в этом. Тебя что, сегодня утром доска для серфинга по голове ударила?

Я бросаю на сестру уничтожающий взгляд.

— У меня больше нет времени на серфинг.

— Ладно, так в чем же дело?

Она откидывается на спинку стула, на ее лице сияет широкая улыбка.

— Позволь мне поиграть в психотерапевта.

Она на шесть лет младше меня, и это было слишком заметно, когда мы росли. Когда мне было шестнадцать, а ей всего десять, наши интересы были совершенно разными. Тогда я чувствовал себя взрослым, а она была просто ребенком. Но это было тогда, а за прошедшие годы мы сблизились. Научились быть взрослыми братом и сестрой.

— Я же рассказывал тебе о мемуарах?

— Ты правда собираешься это сделать?

— Я должен.

Мэнди сводит брови.

— Ты ничего такого не должен.

— Совет директоров требует это в обмен на одобрение моих планов по расширению.

Я постукиваю пальцами по столу.

— Так что я как бы должен.

— Кто их напишет? Ты?

— Нет. Совет одобрил решение руководства нанять литературного раба. Я встретился с ней вчера.

— Не уверена, что мне это нравится, — говорит Мэнди.

Я вздыхаю.

— Да. Мне тоже. Отсюда и настроение.

— Я имею в виду, что мемуары обычно пишут о людях, которые сделали многое. Например, о выдающихся спортсменах, ветеранах войны или бывших президентах. А что ты сделал?

Я снова бросаю на нее уничтожающий взгляд.

— Мэнди.

Она продолжает, в ее голосе слышится улыбка.

— Конечно, ты унаследовал компанию, которая находится в затруднительном положении, но подобное произошло со многими другими людьми. Ты уже не особо спортивный, даже если время от времени занимаешься серфингом. Ты не президент какой-нибудь страны, и, конечно же, ты не...

— Я понимаю, понимаю. Я совершенно невпечатляющий человек.

Она пожимает плечами.

— Ну, это не так, но ты же знаешь, что моя работа – не дать тебе за звездиться. Ты твердо стоишь на ногах?

— Мы на тринадцатом этаже.

— Значит, нет. Тогда я продолжу.

Она поднимает руку, как будто собирается считать на пальцах.

— У тебя нет чувства...

— Ты смешна.

— А ты в лучшем настроении, чем когда я пришла, — говорит она самодовольно. — Так что тебя беспокоит? То, что правление хочет, чтобы ты... пережил все заново?

— Они хотят, чтобы мемуары взорвали общественное мнение. Они должны стать поводом для того, чтобы меня приглашали на интервью, писали обо мне в журналах. Это попытка раскопать прошлое, контролируя при этом повествование.

— Они так сказали?

— Им не нужно было. Это и так ясно.

Она впивается зубами в нижнюю губу.

— Это звучит... Эйден, я не думаю, что я хочу этого.

— Я знаю. Я тоже не хочу.

— Как ты это предотвратишь?

Взгляд в ее глазах – это та причина, почему я должен пройти через это. Моя семья преодолела долгий путь за последний год. Исцеление было странным процессом, с внезапными скачками, а затем долгими периодами застоя. Но мы как-то пришли к этому момента. К новой реальности, хрупкому перемирию с прошлым и редкому упоминанию отца в семейных разговорах.

— Я дал совету директоров слово, что помогу с процессом написания мемуаров. Вот и все. Это все, на что я подписался. Остальное буду решать по ходу дела. А мемуарист не сможет написать о папе, если я не дам ему информацию, верно?

Мэнди кивает, но между ее бровями появляется морщина.

— Да. Это правда. Кроме того, может быть, есть смысл... признать это публично. Мы никогда этого не делали. Ну, ты никогда этого не делал.

Нет. Я взял на себя управление компанией, которая была на грани банкротства, — компанией, ставшей венцом достижений моих дедушки и бабушки, компанией, в которой работали тысячи людей.

Я взял на себя груз проблем, хотя ожидал унаследовать величие.

И я работал день и ночь, чтобы все забыли, что фамилия Хартман или название «Титан Медиа» – синонимы к слову «скандал».

— Не волнуйся, — говорю я Мэнди, отгоняя воспоминание о Шарлотте, сидящей в том же кресле.

Ее рука, сжимающая мою. Волнение, которое я ощущаю, несмотря на свое твердое намерение не дать мемуаристу никакого стоящего материала.

— Я знаю, что делаю.

Глава 9

Шарлотта

В Лос-Анджелесе идеальная температура. По крайней мере, в это раннее апрельское утро. К обеду будет такая же жара, к которой я привыкла летом.

Но сейчас только семь утра, и я жду у дома, где живет Эйден, который едва виден за огромными воротами его поместья в Бель-Эйр. Я так переживаю, что не могу сосредоточиться ни на чем, кроме своих нервов.

Поездка на машине до офиса. 20 минут.

Это записано в моем ежедневнике. Один из немногих коротких промежутков времени, когда мне разрешено с ним встретиться. Я и раньше работала с очень занятыми людьми. В этом плане ничего не изменится.

Только это он. И это «Титан Медиа».

И именно поэтому я не должна спать со случайными незнакомцами. Поэтому я годами пыталась избавиться от привычки принимать плохие решения. Я умный человек, который принимает умные, обдуманные, тактические решения. Я никогда не задействую эмоции во время работы и уж точно не сплю со своими заказчиками.

Вчера я долго не ложилась спать, читая пакет документов, который мне прислал Эрик. В нем было много страниц с подробностями о компании и значительно меньше страниц, посвященных самому Эйдену. Это больше походило на резюме. Его образование, значимые достижения и дата, когда он возглавил «Титан Медиа».

Остальное я нашла в «Гугл». Его отец. Расследование мошенничества. Широко освещаемое судебное дело и слушание по вынесению приговора. Фотографии Эйдена, когда он присутствовал в зале суда и сидел в заднем ряду. Его гладко выбритое лицо было как будто высечено из камня, а волосы тогда были немного длиннее.

Его глаза были нечитаемыми, когда он смотрел на судью.

А потом он взял под свой контроль «Титан Медиа», компанию, которая производила шоу «Риск», и позволил этой клоаке процветать.

В последнее время я не часто думаю о «Риске» или о том периоде своей жизни.

Это закалило меня. Публичное осмеяние. Комментарии. Взгляды. Просто быть предметом стольких разговоров.

В целом, я знаю, что это было всего лишь мимолетным явлением. Пятнадцать минут славы, которых я никогда не хотела, но которые невольно стали моей реальностью. А после этого моя жизнь продолжалась. Как и жизнь всех остальных. Только я осталась со шрамами от этого опыта.

Сердце разбито. Гордость раздавлена. Доверие предано.

В последнее время меня редко узнают. На это ушло много времени. Но я дошла до этого, сильно повзрослев. Я перестала осветлять волосы и позволила им вернуться к естественному каштановому цвету. Я перестала выпрямлять их до зеркальной гладкости и полюбила свои естественные волны. Я научилась заниматься спортом и правильно питаться, чтобы мое тело органично набрало вес и обрело женственные формы, с которыми я боролась в подростковом возрасте.

Я сменила фамилию.

Я достигла дна, когда в девятнадцать лет ушла со съемочной площадки шоу «Риск», опозорив себя и едва понимая, как я вообще оказалась в этой ситуации.

Но когда ты на дне, единственный путь – наверх.

И вот я здесь. С Эйденом Хартманом, «Титан Медиа» и контрактом, который я подписала, не зная, кто будет моим объектом. В то время это казалось интригующим. Мне было весело фантазировать о том, кто это может быть, прежде чем узнать правду.

— Это будет нечто грандиозное, — сказала Вера. — Возможно, этот проект определит ход всей твоей дальнейшей карьеры.

Как рыба, я попалась на крючок. Я так сильно хотела заключить эту сделку из-за того, что я получу после этого. Целый год, чтобы провести расследование и написать историю по своему выбору.

Писать мемуары было здорово. Это был способ отточить свое мастерство и отличное средство оплачивать счета, переезжая из города в город и переходя от истории к истории. Но старая мечта не умерла... и даже сейчас, когда я должна бежать отсюда со всех ног, я цепляюсь за нее.

Вера обещала. Впечатлю всю ее команду этим сложным проектом, и они доверят мне написать собственную историю. Я стану публикуемым автором с книгой под своим именем.

Мои пальцы сжимают блокнот, который я держу в руках. Это не единственный мой инструмент. В кармане у меня лежит телефон с легкодоступным приложением для записи голоса. Но я не знаю, разрешит ли мне Эйден его использовать. Не все герои позволяют, по крайней мере, в начале.

Установить контакт. Построить доверительные отношения. Набросать основные моменты истории и определить области, представляющие интерес для более глубокого изучения. Составить список других людей, с которыми я могу поговорить – друзей, братьев и сестер, родителей, тренеров, коллег.

У меня есть свой подход, и я должна опираться на него, чтобы пережить следующие два месяца без потерь. Забыть все остальное. Азартные игры. Мою ненависть к «Титан Медиа». Ту ночь в Юте.

Как я чувствовала себя в безопасности, когда его тело обнимало мое.

Я делаю глубокий вдох. Выдыхаю. Повторяю это еще несколько раз, пока не чувствую, что вернулась в реальность, в момент, в котором нахожусь. Это один из многих приемов, которые я взяла на вооружение, чтобы справляться со своей тревогой.

Я пристально смотрю на пальмы через улицу, не думая ни о чем, кроме того, как они красивы. За моей спиной грохочет массивная калитка, и я вздрагиваю от этого звука. Я отступаю в сторону, чтобы пропустить большой джип. За рулем сидит Эйден, он опустил окно рядом с собой.

Хрупкое спокойствие, которое я создала, колеблется, но не рушится. Я смотрю на него.

— Мистер Хартман.

Эйден одет в темно-синий костюм, который так хорошо на нем сидит, что, должно быть, сшит на заказ. Его черные волосы кажутся еще темнее... Возможно, они слегка влажные. Как будто он только что вышел из душа. Сдвинув брови, он смотрит мне в глаза.

— Давно ждешь?

— Я люблю приходить рано, — говорю я. — Время – деньги.

— Профессионализм в действии, — отвечает он.

Это повторяет слова, которые мы сказали друг другу в его офисе... и невысказанное обещание, что мы оставим Юту в прошлом.

— Да.

— Как ты сюда добралась?

— Я взяла такси, — говорю я. — Подумала, что так будет проще всего.

Он хмурится, но затем кивает.

— Верно. Залезай.

— Спасибо.

Как только я устраиваюсь в машине, он выезжает на тихую извилистую улицу, которая проходит рядом с его домом, и мы ждем, пока ворота полностью закроются, прежде чем он трогается с места.

Я поворачиваюсь к нему, уютно устроившись на кожаном сиденье, с блокнотом в руке. Я не смотрю на него. Это первое интервью, и очень важно задать нужный тон.

Только раньше это никогда не было так нервно.

На губах Эйдена появляется небольшая улыбка. Я ненавижу, что мне все еще нравится это выражение. Оно напоминает мне о лобби отеля и о нашей беседе. О моменте, когда мне показалось, что я встретила человека, который понимает меня без слов...

Я подавляю это чувство. Напоминаю себе, что он руководит «Титан Медиа» и что я здесь исключительно по работе.

— Шарлотта, — говорит он. — Где ты живешь?

— В съемной квартире в Вествуде.

Он задумчиво хмыкает.

— Понятно. Будет лучше, если я тебя заберу, когда мы в следующий раз встретимся по дороге на работу.

— Это отнимет у тебя примерно десять минут времени. Так?

На его лице мелькнула улыбка, которая тут же исчезла.

— Да, наверное. Я не думаю, что ты раньше жила в Лос-Анджелесе, верно? Если я правильно помню.

— Нет, не жила. Бывала здесь всего несколько раз.

Я улыбаюсь ему профессиональной улыбкой. Намек на нашу предыдущую беседу не сбивает меня с толку.

— Но ты родился и вырос здесь. Частично в Брентвуде, а потом в Малибу. Это правда?

Он кивает.

— Да.

— У тебя еще есть дом там? В Малибу?

— Да.

Его руки сжимают руль.

— Хочешь кофе, Шарлотта? Мы можем остановиться по дороге в офис.

— О, мне не нужно...

— А мне нужно.

Судя по слабой тени на его подбородке, он сегодня не брился.

— Давай сделаем эту маленькую встречу более интересной.

— По-твоему, кофе делает вещи более интересными? — говорю я.

Мой голос звучит сухо, и, черт возьми, мне сейчас совсем не до шуток. Я должна наладить рабочие отношения.

Эйден усмехается.

— Да, после кофе я буду мыслить яснее.

— Ммм, — говорю я.

Итак, он отвечает на вопросы о том, где он вырос. Информация об этом уже есть в моих документах.

Прекрасно.

Пора применить другую тактику.

Я смотрю мимо него, в окно.

— Ты почти каждый день ездишь на работу по одному и тому же маршруту?

— Да, — отвечает он. — По дороге я часто заезжаю в кафе в Вествуде и беру кофе. Лучший кофе в этой части города.

— Ежедневный ритуал?

— Можно и так сказать, — отвечает он. — Какой ты пьешь?

— Ты про кофе?

Его глаза метнулись к моим, как будто он был интервьюером. Я потеряла контроль над разговором.

— Да.

— Я не пью кофе.

— Никогда?

В его голосе слышится легкая нотка веселья.

— Можно подумать, что ты человек, ведущий здоровый образ жизни, но я знаю, что ты пьешь алкоголь.

Еще одно упоминание о той ночи.

— Я просто никогда не понимала прелести кофейного вкуса. Но мне нравится его запах, — говорю я как абсолютная идиотка.

Установи контакт, Шарлотта.

— Какие еще вещества, изменяющие состояние сознания, вы пробовали, мисс Грей?

Его голос ровный, голова откинута на подголовник.

— Я не знала, что мемуары пишут обо мне, — говорю я.

Его губы искривляются в улыбке.

— Может быть, я хочу поближе познакомиться со своим мемуаристом.

— Беспокоишься о моем профессионализме? — спрашиваю я. — Не волнуйся, твоя команда может в любой день попросить меня сдать тест на наркотики. За исключением пары бокалов вина я даже не особенно пью.

— Даже не пьешь, — повторяет он, все еще улыбаясь.

— А ты? Есть ли вещества, которыми ты регулярно злоупотребляешь?

Я опускаю свой маленький блокнот за бедро, прижимая его к двери. По какой-то причине он хочет, чтобы этот разговор был игрой.

Хорошо. Я могу играть.

— Я злоупотребляю многими веществами, — легко отвечает он. — Большинство из них легальны.

— Например, кофе, — подсказываю я.

— Да, это одно из них.

Я не отрываю от него взгляда.

— Ты заставишь меня угадывать остальные?

— Это правда необходимо для корпоративных мемуаров?

— Мы строим рабочие отношения, — говорю я. — Любая информация может пригодиться в качестве справочной.

— Алкоголь, — говорит он. — Предпочтительно скотч или бурбон. Хороший виски тоже подойдет. Холодное пиво в жаркий день. При необходимости я могу даже выпить бутылку вина с красивой женщиной, играя в покер. Все совершенно легально.

Я поднимаю брови.

— При необходимости? Это была твоя идея.

Он снова улыбается, а затем коротко смеется. Улыбка озаряет его лицо. На его красивые черты почти больно смотреть – они напоминают мне о том вызывающем, раздражающем, беззаботном мужчине, которого я встретила в курортном отеле.

Я качаю головой и пытаюсь взять ситуацию под контроль.

— А какие-нибудь незаконные вещества?

— Ты просто так не оставишь эту тему, да? — легко спрашивает он. — Как собака с костью. Я видел в твоем резюме, что ты училась на журналиста в колледже после года перерыва. Это там тебя научили припирать собеседников к стенке?

Я усмехаюсь, потому что это неправда.

— Вы невероятно непоследовательный человек, мистер Хартман.

— Эйден, — поправляет он меня. — Зови меня Эйден.

Я стараюсь не дать глубокому тембру его голоса вывести меня из себя.

— Эйден. Расскажи мне о своей наркотической зависимости или не рассказывай, это полностью зависит от тебя.

— Хорошо, — говорит он. — Ты вытянула это из меня. Я сдаюсь.

Его драматичность заставляет меня закатить глаза, даже несмотря на то, что на моих губах появляется неохотная улыбка.

— Что же это? Травка?

— Когда я был молод и глуп, я пробовал и другие вещи вместе с друзьями. Мы были под кайфом от адреналина и тестостерона, но, видимо, этого было недостаточно.

Он небрежно пожимает плечами.

— Есть места, где кокаин подают как десерт. Приносят на подносе, будто это крем-брюле.

Несмотря на его небрежный тон, он звучит слегка раздраженным. Подают как десерт. Я повторяю эти слова про себя. Если бы я только записывала это! Это именно то, что я хочу знать.

О человеке, который вырос в роскоши, в одной из самых богатых семей Америки, чьи дедушка и бабушка были ранними представителями голливудской элиты, а отец почти уничтожил все их наследие.

— Звучит менее вкусно, чем крем-брюле, — говорю я.

Еще один глупый комментарий с моей стороны.

Но Эйден только фыркает.

— Да, в последнее время я предпочитаю сахар. Это так же грешно.

Он кивает мне, и в его голосе слышится ирония.

— Я видел, как твои глаза загорелись при упоминании наркотиков, Хаос.

— Я писатель, — говорю я.

Именно поэтому я здесь. Делаю это, чтобы получить книгу с моим именем на обложке и исследовать тему, которую я сама выбрала.

У меня такое чувство, что мне придется часто напоминать себе об этой цели.

— Да, ты писательница.

В его голосе слышится легкая горечь, настолько слабая, что я не знаю, не придумала ли я ее.

— Скажи мне, что ты не пробовала ничего незаконного, и я тебе не поверю.

Обычно такие интервью не касаются меня. Конечно, мои собеседники часто хотят немного узнать меня в ответ. Построить доверительные отношения. Установить контакт. Но это желание никогда не бывает очень глубоким.

Почему-то я боюсь, что на этот раз будет иначе.

— Я пробовала, — повторяю я его слова.

Также прислоняюсь к подголовнику. Наши глаза встречаются над черной кожаной консолью.

— Но после нескольких неприятных инцидентов с участием алкоголя в молодости я не люблю терять контроль.

Это честный ответ. Слишком честный ответ. Если бы он только знал... Но он не знает. Год перерыва, о котором он упомянул ранее, это и есть самое интересное.

Год перерыва. Единственная часть моего резюме, которую я намеренно умалчиваю.

Он поднимает бровь.

— Тебе нравится контролировать ситуацию, да?

— Да, — честно отвечаю я. — А тебе нет?

— О, Хаос.

Его глубокий голос снова становится ироничным.

— Сейчас это единственное, что мне остается.

Глава 10

Эйден

У меня болит голова. В последнее время это не редкость, что чертовски раздражает. Прямо как та стратегическая сессия, которую я только что провел. Стриминговый сервис, который я хочу купить, не хочет продаваться. Братья-владельцы уже несколько месяцев тянут резину, и я, как шут гороховый, развлекаю их, играл в их игру, в течение нескольких месяцев.

Даже несмотря на неудовлетворительные финансовые показатели, на отсутствие капитала, который поддерживает их предприятие на плаву, они сопротивляются. Они хотят больше денег. Больше влияния. Вроде бы они были согласны на сделку, а потом вдруг передумали.

Все будущее моей компании зависит от этой покупки. Все. И мое терпение на исходе.

Я опустошаю бутылку с водой, которая стоит на моем столе. Достаю из верхнего ящика таблетку аспирина и смотрю на часы. Еще только чуть больше полудня.

А это значит, что впереди еще много часов встреч.

Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что люди смотрят на меня с ожиданием. Ждут приказов, речей, поощрений или выговоров. Теперь эти взгляды стали настолько привычными, что я чувствую их даже в этом кабинете.

Я открываю календарь. Скоро будет двадцатиминутный перерыв на обед, он отмечен зеленым цветом. На нем написано имя Шарлотты.

Она придет ко мне в офис на второе интервью.

Вид ее имени в моем расписании... волнует меня. Как бы это ни было неудобно, какой бы она ни была... Нельзя отрицать, что разговор с ней был самым приятным моментом вчерашнего дня, и все это произошло до восьми утра. В машине. В пробке.

Она такая живая. Принимает каждый вызов, который я ей бросаю, и отвечает тем же. Часто самым неожиданным образом. Это опасно привлекательно. Я легко могу к этому привыкнуть.

Солнечный свет проникает через мои панорамные окна. На улице стоит яркий весенний день, и мне хочется воздуха. Воздуха Лос-Анджелеса, конечно. Он не будет особенно свежим. Но я провожу слишком много времени в этих четырех стенах.

Я беру пиджак и телефон и выхожу из офиса. По пути встречаю Эрика.

— Скажи мисс Грей, что место нашей встречи изменилось. Я буду ждать ее в холле.

Он так быстро встает со стула, что колесики скребут по плиточному полу.

— Правда?

— Да.

— Вам нужно, чтобы я тоже пошел?

Я уже иду к лифту.

— Нет, спасибо, Эрик, — говорю я через плечо. — Держи оборону, пока меня не будет!

Его ответ «будет сделано» доходит до меня как раз в тот момент, когда закрываются двери лифта. Я нажимаю кнопку первого этажа и снова смотрю на часы. Она должна быть здесь через пять минут. А это значит, что я пообедаю немного раньше, чем планировал.

Какой бунтарь.

Я провожу рукой по волосам. Головная боль не утихла ни на йоту. Может, солнечный свет поможет. А может, Хаос поможет больше.

Она уже в холле.

Стоит у стойки регистрации и разговаривает с мужчиной за столом. Когда я подхожу к ней, я могу разобрать разговор.

— А... да, вот и вы, — говорит администратор.

Его глаза прикованы к экрану.

— Вы в списке разрешенных посетителей. Дайте мне ваше удостоверение личности, я сделаю копию.

— Каждый раз? — спрашиваю я. — Ей нужно делать это каждый раз?

Она должна была получить пропуск в первый же день, когда пришла сюда.

— Это протокол.

Администратор поднимает глаза от экрана. Его губы приоткрываются, и наступает медленная пауза.

— О. Простите, сэр. Она ваша гостья?

— Да. Выдайте ей постоянную пропускную карту.

Его рот шевелится, но звука не слышно. Как будто он собирается протестовать. Но потом он просто быстро кивает.

— Конечно. Я сделаю это за несколько минут.

— Мы заберем пропуск через двадцать минут. Спасибо.

Я беру Шарлотту под локоть и увожу ее от стойки администратора. Между бровей появляется сбивающая с толку морщинка.

— Ты не будешь обедать в своем кабинете?

— Погода слишком хорошая. Пообедай со мной на улице.

— Мне нравится эта идея, — говорит она и легко шагает рядом со мной. — Кстати, это было лишнее. Так запугивать администратора.

— Я никого не запугивал.

— Конечно, не запугивал, — парирует она. — Как будто сейчас в холле не все на нас смотрят.

Я оглядываюсь через ее плечо. Да, возможно, несколько человек смотрят на нас. Но в этом нет ничего необычного. Раздражение усиливает мою головную боль.

— Может быть, мы и привлекаем несколько взглядов.

Я открываю для нее стеклянную дверь.

— Обычно я их игнорирую.

— Уверена, тебе приходится это делать, чтобы пережить рабочий день, — говорит она.

Ее волосы до плеч колышутся при каждом шаге, карамельные пряди бликуют под ярким весенним солнцем.

— Так куда мы идем?

Я указываю на фургончики с едой на другой стороне оживленной дороги.

— Туда.

— Мы будем есть стрит-фуд?

В ее голосе слышится легкое волнение.

— Должна признаться, я этого не ожидала.

Мы переходим дорогу вместе с группой людей в деловых костюмах. Сейчас полдень, и многие вышли на улицу в поисках обеда.

— Ты обычно здесь ешь? — спрашивает она меня. — Это еще одно из твоих любимых мест, как та кофейня?

— Я почти никогда здесь не бываю.

Я заказываю тако и большую бутылку воды у парня в фургончике с едой. Предлагаю Шарлотте сделать свой выбор, и она подходит к прилавку.

Я платил за обе наши порции, и мы направились с едой к скамейке.

Мне следует делать это чаще. Сбегать из четырех стен корпоративной тюрьмы, которая стала мне более знакомой, чем мой собственный дом. Шарлотта скрещивает ноги и поворачивается ко мне. Все ее лицо как будто сияет. Это отвлекает меня.

— Вчера мы говорили обо всем и ни о чем, — говорит она. — Это хорошая отправная точка, чтобы узнать тебя получше.

— Ммм.

Я откусываю большой кусок своего тако с говядиной и отворачиваюсь от ее ярко-голубых глаз. Мое решение не давать ей почти ничего не изменилось.

— Но мне интересно, что ты хочешь получить от этого? Какие стороны своей личности ты считаешь ключевыми?

— Ты никогда не перестаешь работать, — говорю я.

Она издает небольшой звук удивления.

— Для этого меня и наняли, Эйден. У меня и так слишком мало времени для общения с тобой.

Я ценю ее усердие. Просто сейчас это чертовски неудобно.

— Почему ты начала писать мемуары? — спрашиваю я вместо ответа на ее вопрос. — Что ты от этого получаешь? Справедливо, чтобы я тоже узнал что-нибудь о тебе.

Шарлотта откусывает кусочек своего рыбного тако. Медленно жует, слегка наклонив голову.

— Я изучала журналистику в колледже, с дополнительной специализацией по творческому письму. Мне всегда нравились истории людей. Просто понимать, что ими движет, почему они делают тот или иной выбор... Я одинаково люблю как художественную литературу, так и документальные фильмы. Но в реальных историях есть что-то особенное. Реальные люди не следуют сценарию. Они не созданы командой профессионалов, чтобы вызвать у зрителей или читателей определенные эмоции. Они беспорядочные, сложные и полны противоречий.

Она слегка пожимает плечами и смотрит на меня пристальным взглядом. Как будто вызывает меня на спор или считает это глупостью.

— Вот почему я люблю писать мемуары. Это очень интересно рассказывать истории реальных людей.

Черт.

Я провожу свободной рукой по подбородку и снова смотрю на людей, толпящихся вокруг.

— Отличный ответ.

Она удивленно хихикает.

— Ну... спасибо. А ты? Почему тебе нравится то, чем ты занимаешься?

Довольно безобидный вопрос, не так ли?

Я встречаю взгляд ее голубых глаз.

— Это семейная компания. Я несу ответственность перед своими сотрудниками, семьей и наследием моих предков.

Она сдвигает брови.

— Это сильная мотивация.

— Это пожизненный приговор, — говорю я.

Глава 11

Эйден

— Пожизненный приговор, — повторяет она.

Солнечный свет отражается от ее волнистых волос.

— Ты так считаешь?

Она смотрит на меня, как на кусочек пазла, который ей нужно вписать в общую картину. Как на проблему, которую нужно решить, как на тайну, которую нужно разгадать. Давно никто на меня так не смотрел.

Я хочу говорить с ней, как бы глупо это ни было.

— Не всегда в негативном смысле. Но я не могу заниматься чем-то другим. Для меня это все, что я могу иметь.

— Что тебе больше всего нравится в работе? — спрашивает она.

Я отворачиваюсь от Шарлотты и смотрю на толпу людей. Очередь к фургонам с едой становится все длиннее.

— Стратегические совещания, — говорю я.

Это правда, даже если сегодняшнее заседание было разочаровывающим. И я действительно должен ей что-то рассказать, но этого недостаточно, чтобы составить те пикантные мемуары, которые хочет от меня совет директоров.

— Стратегические совещания, — повторяет она. — Это там, где вы планируете развитие компании на следующий год или два?

— Да, среди прочего. Расширение. Новые сотрудники. Предстоящие проекты. Финансы. Стратегия лежит в основе большинства наших решений.

— Тебе нравится принимать такие долгосрочные решения?

— Да.

Она тихо вздыхает, и мой взгляд снова скользит к ее глазам, которые она слегка щурит.

— Насколько ты вовлечен в... различные шоу, которые продюсируешь?

— По-разному. Чаще всего я вообще не участвую в создании сюжета или в производстве. Только в принятии общих решений. Какие шоу продолжать, какие закрывать, в какие инвестировать больше.

Но мне больше нравится говорить о ней.

— Как ты решаешь, что оставить, а что выбросить, когда пишешь мемуары? Ты наверняка получаешь намного больше информации, чем можешь использовать.

— Да, сырого материала бывает много. Слишком много.

Она слегка пожимает плечами.

— Это зависит от истории, которую я и герой хотим рассказать.

Это слово заставляет мои губы изогнуться в улыбке.

— История.

— Да.

— Разве мемуары не должны быть правдивыми?

— А что есть правда? — спрашивает она. — Мы поговорим об этом на одной из наших будущих встреч. Я предложу несколько вариантов повествования, и ты выберешь тот, который захочешь увидеть в готовой книге.

— Варианты повествования?

— Например, путешествие героя. Или точка зрения антигероя. История Давида и Голиафа.

Она наклоняет голову ко мне и на ее лице появляется ироничная улыбка.

— Я думаю, ты выберешь путешествие героя. Но посмотрим.

— Мое путешествие совсем не героическое, — бормочу я.

Моя рука сжимает салфетки в плотный комок.

В течение многих лет единственное, за что я боролся, это частная жизнь. Для меня, моей матери и моей младшей сестры. Частная жизнь, которую мой отец не смог нам обеспечить, когда разрушил всю нашу жизнь и бросил нас.

И вот я здесь, иду против этого, чтобы расширить «Титан Медиа». От меня не ускользает болезненная ирония всего происходящего.

У меня нет времени на что-либо еще. Нет места для чего-либо еще. Даже если женщина рядом со мной заставляет меня переосмыслить это.

— О? — спрашивает Шарлотта. — Я думала, что это именно та история, которую ты хотел. Ну, знаешь, после всей этой ситуации...

Да. Это то, чего хочет совет директоров. Чтобы я раскрыл ложь и секреты моего отца, рассказал душещипательную историю о том, как я спас бизнес, оказавшийся в бедственном положении, и очистил репутацию, как студии, так и семьи основателей.

Солнце греет мое лицо. Шум города раздражает. Я хотел бы, чтобы вместо него была благословенная тишина моего детства, вечера у океана или похода в горы.

Шарлотта первая нарушает тишину.

— Мы не обязаны говорить об этом прямо сейчас. Если ты не хочешь.

Я смотрю на нее.

— А ты хотела бы поговорить о самом большом позоре своей жизни?

Ее взгляд становится твердым. Она с трудом сглатывает, прежде чем ответить.

— Нет. Я обычно не говорю о таком. У тебя наверняка были цели, верно? Восстановить свой публичный имидж? Сосредоточься на этом, и мы пройдем через трудные моменты.

Моя цель – добиться одобрения совета директоров на покупку стримингового сервиса за миллиард долларов. Мемуары – это всего лишь болезненное средство для достижения цели. Вместо этого я киваю на ее недоеденную еду.

— Доедай свой тако. Нам уже пора.

Она смотрит на него.

— Ты порой бываешь довольно требовательным, знаешь ли. И хорошо уклоняешься от вопросов.

В ее голосе слышится раздражение. Я не думаю, что она хотела его показывать. Эти слова не вписываются в ее обычно сдержанный, профессиональный диалог между героем и интервьюером.

Улыбка сама собой появляется на моем лице.

— Это не первое мое интервью.

— Я на твоей стороне, — говорит она. — Мы оба хотим, чтобы из этого получилась по-настоящему отличная книга.

— Что дальше в нашем совместном расписании?

Она моргает.

— В следующий понедельник, во время твоей тренировки. Я буду в твоем домашнем тренажерном зале.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Ты будешь смотреть, как я занимаюсь спортом?

— Я буду задавать тебе вопросы и делать заметки, — резко отвечает она.

— Тренируйся вместе со мной, — говорю я, пожимая плечами. — Там хватит места для двоих.

— Почему мне кажется, что ты не очень заинтересован в том, чтобы я действительно выполняла свою работу?

— Не знаю, Шарлотта. Почему же?

Она прищуривает глаза, глядя на меня, и, черт возьми, я обожаю раздражать ее.

— Мы договорились вести себя профессионально.

— Я всегда профессионален, — говорю я. — Даже ни разу не упомянул Юту.

— Только что упомянул!

— О, неужели?

Она закатывает глаза.

— Я приду, с огромным списком вопросов и не буду отвлекаться на посторонние темы.

— Даже если я буду тренироваться без майки? — спрашиваю я, улыбаясь.

Головная боль прошла. Возможно, это благодаря аспирину, но я думаю, что это благодаря ей.

— Ты невозможен. Ты проводишь другие деловые встречи таким же образом?

— Нет. Но почему бы тебе не поучаствовать в нескольких, чтобы сделать заметки?

Она открывает рот.

— Правда? Ты не против?

— Конечно. Твои соглашения о неразглашении запрещают тебе сообщать о чем-либо, что касается конфиденциальной информации о компании, но окончательное решение будет принимать совет директоров.

Я протягиваю руку.

— Ты не доедаешь свой тако. Тебе он не понравился.

Ее взгляд скользит к еде, а затем обратно ко мне.

— Почему ты так думаешь?

— Ты нахмурилась после первого кусочка.

— В нем слишком много перца чили, — признается она немного смущенно. — Я забыла сказать при заказе, чтобы его не добавляли, а потом было уже слишком поздно.

— Ты могла попросить другой.

Моя рука все еще протянута.

— Давай, отдай мне его, и я куплю тебе другой.

— Тебе точно не нужно этого делать. Тебе нужно возвращаться, у тебя еще встреча...

— Я могу опоздать.

— Эрик сказал, что ты никогда не опаздываешь.

Она делает свой голос более глубоким, подражая моему помощнику:

— Мистер Хартман ценит пунктуальность превыше всего.

Я смеюсь.

— Мистер Хартман также очень серьезно относится к обедам своих сотрудников.

— Я не твой сотрудник.

— Хорошо, нанятый фрилансер. Давай, отдай его.

— Я не помню, чтобы ты раньше был таким властным.

Я поднимаю бровь.

— Не помнишь?

Она несколько раз быстро моргает, а затем кладет тако в мою руку.

— Ладно. Вот. И у меня есть вопрос... Мне нужно связываться с Эриком каждый раз, когда я хочу что-то у тебя спросить? У меня могут возникнуть вопросы в процессе написания.

— Хочешь мой номер? — спрашиваю я.

Вопрос звучит сухо и немного горько. Черт.

Глаза Шарлотты расширяются, а затем ее щеки заливает яркий румянец. Она опускает взгляд. Ей стыдно за то, что она дала мне фальшивый номер?

Я немного резко прочищаю горло.

— Тебе не нужно связываться с Эриком каждый раз. Вот.

Я роюсь в кармане. Нахожу там свой кошелек и одну из своих визиток. На ней нет моего номера телефона. Но есть мой прямой адрес электронной почты.

Я протягиваю ее ей.

— Обязательно напиши «Шарлотта» в теме письма.

Она смотрит на гладкую бумагу, зажатую между пальцами. Наверное, я не должен был упоминать про номер телефона. Женщины постоянно отшивают мужчин. У нее наверняка были свои причины. Меня одолевает желание спросить ее об этом и тем самым разбередить старую рану на моей гордости.

Я сдерживаюсь. Мы договорились оставаться профессионалами.

И какой бы интригующей она ни была, у меня все равно нет времени на отношения. Именно по этой причине провалилась моя последняя попытка.

Шарлотта проводит пальцем по логотипу вверху визитки.

— Генеральный директор «Титан Медиа», — бормочет она.

В ее голосе есть что-то, что я не могу определить. Она не звучит счастливой. Как будто этот простой факт является какой-то проблемой. Я открываю рот, чтобы спросить ее о чем-нибудь, о чем угодно, когда звонит мой телефон. Эрик. Время истекло.

Глава 12

Шарлотта

Десять миллионов?

Нет. Этого не хватит. Я в курсе, насколько дорогой этот район и какие дома меня окружают. Не знаю, кто в них живет, но готова поспорить, что узнала бы некоторые из этих имен.

Двадцать миллионов? Возможно. Я видела реалити-шоу, где продают дома, и в Лос-Анджелесе они не дешевые. Тот, перед которым я стою в 5:50 утра в понедельник, огромный. Он скрыт за большими живыми изгородями Бель-Эйра высоко в горах за Вествудом.

Погода теплая, но есть небольшой ветерок, из-за которого моя джинсовая куртка оправдывает себя. Конечно, я пришла не в спортивной одежде.

Где-то должна проходить черта, и это именно она.

Прошла неделя с тех пор, как мне впервые представили Эйдена как объект исследования, а у меня почти ничего нет. Нет направления для мемуаров, нет списка людей из его окружения, с которыми я смогу поговорить. Этот человек — настоящая загадка.

Разочаровывающе очаровательная загадка.

Игнорировать ночь в Юте легче, чем то, что я пишу книгу для «Титан Медиа», предназначенную для того, чтобы очистить ее имя и восстановить репутацию.

Это заставляет чувствовать себя грязной.

Эта корпорация ориентирована только на прибыль. Она производит реалити-шоу без каких-либо мер безопасности для защиты молодых мужчин и женщин, которые в них участвуют. Все для драмы. Все для хорошего шоу. Все ради зрителей и денег в банке.

Но меня подстегивает обещание Веры. Обещание, что, если эти мемуары будут иметь успех, если я произведу впечатление на нее и ее команду, я получу контракт на написание чего-то по-настоящему моего.

Не говоря уже о контракте, который я подписала.

Это раздражает больше всего. После «Риска» я поставила себе цель, всегда внимательно изучать каждый контракт.

Я больше не хочу попадать в ловушку договорных обязательств.

И вот я здесь. Стою перед черными коваными воротами и смотрю на огромный белый дом. Идеально ухоженный сад. Современная архитектура и много стекла.

Двадцать пять миллионов, может быть.

Я поворачиваю шею. Выпрямляю плечи. Снова глубоко вдыхаю и напоминаю себе, что я пережила гораздо более сложные вещи, чем Эйден Хартман. Я справлюсь с этим. Первая неделя прошла. Остался всего один месяц и три недели.

У меня нет кода от его ворот. Они слишком большие, чтобы их перелезть, и, без сомнения, я буду мгновенно застрелена снайперами, сидящими в засаде на крыше. За двадцать пять миллионов с лишним, я уверена, что вооруженная охрана входит в стоимость.

Эйден появляется в поле зрения.

Он идет со стороны дома. Черные шорты, серая футболка. Его темные волосы растрепаны, и этот вид вызывает во мне дрожь. Я никогда не видела его таким домашним.

— Привет! Как приятно тебя здесь видеть.

Он открывает ворота.

— Я припарковалась на улице. Это нормально?

Я слышала, как жители таких районов ненавидят, когда люди так поступают. Но Эйден только кивает.

— Да.

Он подходит к большому гаражу рядом с домом. Снаружи припаркованы две машины, и я добавляю еще несколько миллионов к своей оценке состояния его активов. Одна из машин – его джип, предназначенный для бездорожья. Другая выглядит меньше и быстрее, и еще дороже. Я раньше не видела эту машину.

— Сюда, — говорит он и открывает еще одну дверь. — Я дам тебе ключ-карту от ворот на следующий раз.

Это довольно большой шаг для человека с его уровнем заботы о конфиденциальности. Но он не кажется обеспокоенным, проходя прямо через большой домашний тренажерный зал к скамье. Над ней висит штанга для тяжелой атлетики, и он устраивается, чтобы начать жим лежа.

Как будто меня здесь и нет.

Он выставляет себя напоказ. Золотистая кожа, мощные икры, а его руки напрягаются, когда он поднимает штангу. Раз. Два.

Черт возьми, он еще и красив, как будто всего этого мало.

За последние несколько дней я прочитала о нем все. Прочитала досье, которое мне дали: каждое слово, каждую цифру. Прочитала каждую страницу на сайте «Титан Медиа». Статьи в Интернете. Помимо двадцатиминутных встреч с ним, Интернет был моим постоянным спутником в последние несколько дней.

Резиновая подошва моей обуви скрипит по паркету, и я оглядываюсь в поисках места, где можно сесть. Пространство полностью заставлено оборудованием. Набор свободных весов, тренажеры с сопротивлением, беговая дорожка и велотренажер. На стене висит телевизор, на котором фоном показывают утренние новости.

— Похоже, здесь есть все необходимое для тренировок, — говорю я.

— Да, это хороший домашний тренажерный зал.

Его глаза опускаются, скользят по моему телу.

— Я вижу, ты решила не присоединяться ко мне.

— Я здесь, чтобы работать.

— Верно.

В его голосе слышится улыбка.

— И каков план на сегодня? Двадцать вопросов?

— Ты действительно ответишь на двадцать вопросов подряд? Потому что я была бы рада, если бы ты согласился поиграть, — говорю я.

Он указывает на одну из скамеек.

— Присядь. Чувствуй себя как дома.

— Значит, нет, — говорю я, снимаю джинсовую куртку и вешаю ее на спинку тренажера. — Знаешь, я прочитала почти все интервью, которые ты когда-либо давал, а их было не так много. Тех интервьюеров ты тоже подвергал жесткой проверке?

— Может быть, я просто проверяю всех, — говорит он.

— Возможно.

Я сажусь на мяч для пилатеса и сразу же жалею об этом решении. Сложно сохранять чувство собственного достоинства, когда ты мягко покачиваешься вверх и вниз.

— Ты обычно рано встаешь?

— Когда работаю, да.

Это меня взбодрило.

— А что ты делаешь, когда не работаешь?

— Путешествую. С семьей или с друзьями.

Он отталкивается от скамейки и подходит к огромному ряду гантелей. Он берет самые тяжелые и начинает медленно и методично сгибать руки в локтях.

Я изо всех сил стараюсь игнорировать эту демонстрацию животной мужественности.

— Семья и друзья. Кого ты можешь назвать самыми близкими друзьями? — спрашиваю я.

Он бросает на меня взгляд, в котором читается ироничная улыбка.

— Мы все равно будем задавать двадцать вопросов?

Я смотрю ему прямо в глаза.

— Да. Твой помощник дал мне тридцатистраничное досье о тебе и «Титан Медиа», но это всего лишь факты на бумаге. Я хочу услышать это от тебя.

— Конечно, — бормочет он.

Его руки по-прежнему медленно и размеренно сгибаются, обозначая напрягающиеся бицепсы.

— Как ты думаешь, есть ли шанс, что я смогу поговорить и с ними? С твоими друзьями?

Его глаза смотрят на меня тяжелым взглядом.

— Зачем?

— Потому что у них, вероятно, другой взгляд на тебя. Мы не всегда видим себя беспристрастно, знаешь ли. Но наши друзья и семья обычно видят.

Я пожимаю плечами, стараясь говорить легким тоном.

— Это нормальная часть процесса написания мемуаров.

— Хммм, — бормочет он.

На его лбу появляется блеск, а мышцы рук напрягаются от движений.

— Верно. Ну, большинство из них очень заняты и много работают.

— Я умею пользоваться видеозвонками, — говорю я с яркой улыбкой. — Куда ты обычно ездишь, когда ты не в городе?

— Тебе нужны адреса для книги?

— Нет.

Я чувствую себя как одна из его гантелей. Поднимаюсь и опускаюсь, поднимаюсь и опускаюсь.

— Но твои привычки – это часть тебя, а ты в центре повествования.

— Я уезжаю из города так часто, как могу, — говорит он. — К океану или в горы. Бываю в Европе несколько раз в год, иногда по делам, иногда для удовольствия.

— И в Юте.

Я сразу же жалею о своем комментарии.

Он поднимает бровь, глядя в мою сторону.

— И в Юте, да.

Что-то в его голосе заставляет эти слова звучать непристойно.

Как будто это событие, а не просто название штата.

Я смотрю на свои руки.

— Ты много занимался спортом в школе.

— Да, — подтверждает он. — Это было в досье?

— Да. Ты был в футбольной команде в колледже. Туда попасть нелегко.

— Я в основном сидел на скамейке запасных, — говорит он. — Это было веселое времяпрепровождение. Другие ребята играли ради стипендии и будущей карьеры. А я нет.

Моя рука чешется, хочется достать блокнот из заднего кармана. Но его признания так редки, и я не хочу сбивать его откровенный настрой.

Если бы только у меня было его разрешение на запись!

— Потому что ты всегда был нацелен на корпоративную карьеру в семейном бизнесе?

Он позволяет тишине повиснуть на мгновение, прежде чем ответить.

— Да.

— Но, я думаю, это случилось раньше, чем планировалось.

Мигающие огни полицейских машин. Суд над его отцом. Тюремный срок.

— Да, — с трудом произносит он.

Гантели выглядят тяжелыми, а он все продолжает делать повторения.

— Можно и так сказать.

— Трудные времена в твоей жизни. Но тебе удалось изменить ситуацию. «Титан Медиа» показала рекордные результаты в прошлом году.

И «Риск» по-прежнему остается одним из их самых популярных шоу.

— Ты скучаешь по колледжу?

— Это было хорошее время, — говорит он и откладывает гантели.

Переходит к тренажеру в углу и увеличивает вес, пока я смотрю. Он замечает мой взгляд и смотрит на меня в ответ.

— Было весело. Я был беззаботным ребенком, достигшим возраста, когда можно было легально пить алкоголь. Конечно, это были веселые годы.

Я прочищаю горло, и мяч для пилатеса мягко покачивается подо мной. Это все еще далеко не самое идеальное место, чтобы выглядеть профессионально во время интервью, но менять его было бы странно.

— У тебя есть сестра, верно?

— Да.

— Вы близки?

— Достаточно, — говорит он. — Как и большинство братьев и сестер.

— Многие скажут, что ты вырос в богатой семье. В интервью «Бизнес Дайджест», которое ты дал год назад, твоя семья была охарактеризована как «золотая».

Они также провозгласили падение золотой семьи, но я об этом не упоминаю.

— Тебе нравится это описание?

Он делает паузу.

— Ты читала интервью.

— Да, за последнюю неделю я перелопатила много информации.

— Не все, что печатают газеты, является правдой.

— Уверена, что так и есть, — говорю я, стараясь не выглядеть раздраженной. — Вот почему я и спрашиваю тебя об этом.

— Да, я вырос в богатой семье, — просто отвечает он, вставая с тренажера и направляясь к следующему.

Наверное, у него сегодня день рук и спины.

Взгляд на часы говорит мне, что время почти истекло. Осталось всего пять минут, а я почти ничего не узнала. Раздражающий человек. Никто из тех, с кем я работала до сих пор, не был настолько закрытым.

Большинство людей, о которых пишут мемуары, стремятся рассказать о себе как можно больше. Они приходят на встречи с длинными списками забавных случаев из жизни, которые, по их мнению, должны быть включены в книгу. Генеалогические древа. Фотографии.

Эйден начинает упражнение. Его серая футболка, шорты и кроссовки гармонично сочетаются друг с другом и выгодно подчеркивают его спортивное телосложение.

— Какие ценности прививали тебе родители?

Грузы в тренажере с громким грохотом падают, тросы и блоки останавливаются. Эйден наклоняется вперед, опираясь руками о бедра. В его глазах читается вызов.

— Ты хочешь знать, учили ли они меня говорить «пожалуйста» и «спасибо»?

Я хочу поднять руки вверх в знаке примирения. Боже, этот чертов мужчина. Когда он такой, трудно вспомнить, каким очаровательным он был в том курортном отеле.

— Да, я хочу узнать тебя лучше. Материала, который у меня есть сейчас, едва хватит на две главы.

— Мы работаем вместе всего неделю.

Я прищуриваю глаза.

— Могу я дать тебе домашнее задание?

Он делает еще один подход.

— Какое?

— Вспомни забавный случай, который иллюстрирует что-то важное о тебе или твоем прошлом.

— Я не трачу время на то, чтобы сидеть и просто думать о себе.

Я как можно изящнее отталкиваюсь от мяча для пилатеса.

— Во-первых, я ни секунды не верю, что это правда. А даже если это так... просто попробуй. Управлять компанией не может быть проще, чем поделиться крупицей личной информации.

На его лице расплывается кривая улыбка.

— Ты злишься.

— Нет, — говорю я, но мой резкий голос меня выдает. — Я просто профессионал. А это значит, что я забочусь о том, чтобы создать максимально качественный первый черновик твоей истории.

Эйден встает со скамьи, и я теряю преимущество в росте. Он проводит рукой по растрепанным волосам, и мне не нравится, что он выглядит гораздо больше похожим на человека, которого я встретила несколько недель назад, а не на одетого в дорогой костюм генерального директора, с которым я сталкивалась в последнее время.

— Следующий пункт в нашем расписании – поездка на машине завтра вечером на мероприятие по сбору средств, — говорит он, снова кардинально меняя тему разговора.

Я хочу скрестить руки на груди и сказать, что он поразительный упрямец.

— Да, у нас есть около сорока минут.

— Приглашение включает в себя плюс один, — говорит он и делает шаг ко мне.

Его глаза прикованы к моим, и в них снова появляется тот блеск, как будто он бросает мне вызов и хочет посмотреть, отступлю ли я.

— Пойдем со мной на мероприятие.

Это даст мне больше времени с ним. И возможность понаблюдать за ним в его естественной среде обитания. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу. Сейчас я не хочу проводить с ним больше времени, чем это необходимо.

Но мне нужно закончить книгу. И чем раньше я получу от него все детали, тем раньше смогу уединиться в своей писательской пещере и сосредоточиться на написании черновика.

— Я пойду.

Его губы искривились в улыбке.

— Тебе нужно платье? Мой помощник может отвезти тебя в магазин. Я все оплачу.

Я прищурила глаза.

— У меня есть платья. Спасибо. И я не уверена, что это будет достойным использованием времени Эрика.

— Просто спросил, — сказал он, все еще улыбаясь.

Он взял бутылку с водой и протер лицо белым полотенцем.

— И речь была не об Эрике, а о моем личном помощнике.

— Эрик не твой личный помощник?

— Он мой исполнительный помощник и занимается моими рабочими делами.

Эйден вешает полотенце на шею, и комната вдруг кажется мне слишком маленькой, до краев наполненной сильной мужской энергией.

— Елена – мой личный помощник. Она занимается личными поездками, ведением домашнего хозяйства и тому подобным.

Понятно.

Он близок к американской королевской семье, как никто другой. Это еще одно напоминание о том, что его мир отличается от моего.

Я открываю рот, чтобы спросить, может ли он попросить Эрика прислать мне подробности о мероприятии.

Но Эйден говорит первым.

— И нет, я не думаю, что Елена или Эрик будут хорошими собеседниками для интервью.

Я закрываю рот. На самом деле они были бы отличными вариантами.

Почему все это выглядит так, будто он саботирует свои собственные мемуары?

Глава 13

Шарлотта

Я солгала.

У меня нет платья. По крайней мере, в чемоданах, которые я привезла с собой в Лос-Анджелес, нет ни одного, подходящего для благотворительного вечера. Кочевой образ жизни иногда имеет свои минусы.

Но самодовольное выражение лица Эйдена, когда он предложил мне купить платье за его счет... Нет, спасибо. Я ни на минуту не могу забыть, какой компании он руководит.

Поэтому я купила одно, длинное платье без бретелек, которое не выглядит слишком дешево, даже если оно больше похоже на готовое платье для выпускного бала, чем на произведение высокой моды. Не могу себе представить, что в будущем мне придется посещать много подобных мероприятий.

Я думаю о том, сколько образов я сменила за последние несколько лет. Когда я жила на Аляске и брала интервью у национальной чемпионки по гонкам на собачьих упряжках, работая над ее мемуарами, я была в термобелье, с косами и без макияжа.

Когда я работала с Уильямом Янгом над его мемуарами, я носила брюки и белые рубашки с пуговицами, чтобы вписаться в его стиль Силиконовой долины.

А сейчас я стою на каблуках в длинном платье на тротуаре перед своей съемной квартирой, с мягкими локонами и макияжем смоки айс, подчеркивающим мои глаза.

Умение меняться как хамелеон – большое преимущество в этой работе.

Вечерний воздух Лос-Анджелеса приятно теплый. На фоне поют цикады, и я смотрю на свои туфли на светлом бетоне. Это старые туфли на каблуке, которые я ношу слишком часто. Но они вполне подойдут.

Черный автомобиль останавливается прямо рядом со мной. Эйден выходит из задней двери, оставляя ее открытой. Он в смокинге без галстука-бабочки, гладко выбрит. Волосы не растрепаны. Никакого пота. Он снова стал тем лощеным бизнесменом, которого я привыкла видеть в последнее время.

— Шарлотта, — говорит он.

Его глаза скользят по моему платью глубокого изумрудного цвета.

— Ты выглядишь... — его голос замирает.

— Я нашла его в своем чемодане, — быстро говорю я.

Его губы изгибаются в улыбке.

— Конечно, нашла.

Его взгляд переходит с моей фигуры на невзрачное жилое здание позади.

— Ты здесь живешь?

Я выпрямляю плечи.

— Да, твоя компания арендовала для меня квартиру по контракту с «Полар Публишинг».

— Это жилье для студентов.

Его улыбка исчезла.

— Хммм, но я полагаю, оно было доступным по цене.

Я прохожу мимо него и сажусь на мягкое заднее сиденье. Мне совсем не нужно, чтобы он покровительственно ко мне относился.

Эйден садится в машину рядом со мной, и водитель отъезжает от тротуара.

Пришло время игры. Я открываю сумочку и достаю три аккуратно сложенных документа, которые я подготовила.

Потому что, несмотря ни на что, я намерена написать лучшую книгу о нем. Самый глубокий, эмоциональный и интересный портрет человека, который преодолевает трудности, связанные с обвинением его отца, и спасает семейную компанию.

Я слишком много вложила в это, чтобы не добиться успеха.

— Ты принесла... Что это? — спрашивает он.

Я разворачиваю первую страницу и прочищаю горло. Он не собьет меня с толку.

— Это список вопросов, которые мне очень помогут в работе. Я понимаю, что ты не большой поклонник интервью, но для успешных мемуаров мне нужны некоторые ответы. Возможно, тебе будет трудно ответить мне лично. И это нормально.

Я сую бумагу ему в руки.

— Я также отправлю тебе копию по электронной почте. Ты можешь ответить в форме электронного письма или через голосовые заметки. Я в этом плане гибкая.

— Домашнее задание, — говорит он, просматривая список. — Ты хочешь узнать о моей первой девушке? Был ли у меня в детстве домашний питомец?

— Да.

Он тихо смеется.

— Моя реакция на арест отца. Ну, ты действительно хорошо подготовилась с этим списком.

— Я создаю для тебя эскиз персонажа.

— Я не персонаж.

— Конечно, нет, — говорю я, и мой голос остается спокойным.

Нейтральным. Профессиональным. Я разворачиваю следующий лист бумаги и тоже передаю его ему.

— Это черновой набросок, который я написала для твоих мемуаров. Все это можно изменить, и, вероятно, мне придется переставить главы, когда я получу больше информации. Пожалуйста, просмотри его, когда будет время, и скажи, устраивает ли тебя это.

Это аккуратный небольшой документ с таблицей в две колонки. Заголовки глав с описанием того, что мне понадобится для каждой из них.

— Значит, ты уже решила, какую форму повествования выбрать, — говорит он.

На его лице появляется легкая гримаса, он слегка наклоняет голову, чтобы посмотреть на листы бумаги в своих руках. За окнами автомобиля проносятся размытые виды города.

— Классическое путешествие героя, — говорю я.

Его глаза пробегают по списку.

— Начало. Наследие... — бормочет он, читая рабочие названия глав. — Крах, испытание, восстановление, стратегия, возвращение, философия... Ты все продумала.

— Это предварительный набросок, — говорю я. — Что-то, с чем можно работать. Мне бы хотелось узнать твое мнение об этом плане, твои соображения о том, что важно осветить в каждом разделе. Мы можем начать с этих пунктов и развить их.

— Звучит очень... методично, — говорит он.

Я не знаю, является ли его тон выражением восхищения или предостережения.

Но это не имеет большого значения. Я стараюсь не обращать на это внимания и беру последний листок бумаги и подаю ему.

Наступает напряженная тишина, подчеркнутая шумом уличного движения и гулом двигателя.

— Это список людей, — говорит он тихим голосом, который внезапно делает его опасным.

Я заставляю свой голос звучать твердо.

— Да. Это люди, которые хорошо тебя знают. Или, по крайней мере, одну из граней твоей личности. Разговор с ними поможет мне составить более целостное представление о тебе.

Он поворачивается ко мне, сжимая бумагу в руках.

— В этом списке более двадцати человек.

— Да.

— Эрик и Елена тоже в нем. Мой водитель. Члены совета директоров. Старые друзья из колледжа. Моя мать. Моя сестра.

Он не добавляет последнего человека, но его имя висит в воздухе.

Его отец.

Это было безумное проявление неповиновения, когда я добавила имя его отца в список. Его отец – человек, который сделал весь этот проект необходимым и который отбывает срок за мошенничество в тюрьме на севере штата.

— Мне нужно узнать тебя, и для этого мне нужен доступ к твоему кругу, — говорю я резко. — Подумай об этом. Ты не обязан соглашаться на всех, и не все, скорее всего, согласятся участвовать. Но если они согласятся, то могут высказаться официально или неофициально. Я готова просто получить их мнения в качестве справочной информации.

Я протягиваю руку и касаюсь бумаги, которую он все еще держит в руке.

— Я также отправлю это прямо на твой электронный адрес и включу Эрика в копию.

Красивые черты лица Эйдена настолько бесстрастны, что, похоже, я его шокировала. Интересно, как часто такое происходит. Затем его глаза сужаются.

— Ты хорошо справляешься со своей работой, Шарлотта.

Это звучит как обвинение.

— Да, и я этим горжусь. Похоже, так же, как и ты, — говорю я. — Мы оба хотим, чтобы эти мемуары стали бестселлером. Я готова сделать свою часть работы. А ты?

Наши пристальные взгляды скрещиваются.

Я не отвожу глаз. Пусть он смотрит на меня своим взглядом генерального директора, который, вероятно, помог ему выиграть ни одни переговоры и запугать многих людей. Я не буду одной из них.

В своей жизни я сталкивалась и с худшими людьми, чем Эйден Хартман.

С переднего сиденья раздается резкое покашливание, которое прерывает наше безмолвное противостояние. Эйден смотрит на своего водителя.

— Мы на месте, сэр, — говорит шофер. — Я могу подождать. Пять, может быть, десять минут, не больше.

— Спасибо, — говорит Эйден. Он на секунду опускает взгляд на бумаги на своих коленях, а затем аккуратно складывает их.

Он сует листы во внутренний карман, чтобы их не было видно.

С глаз долой – из сердца вон?

Он все еще не ответил мне.

— Эйден? — спрашиваю я.

Тогда он смотрит на меня, его зеленые глаза кажутся почти черными в тусклом свете.

— Пора идти, Шарлотта. Ты сможешь задать остальные вопросы внутри.

— Сегодня я могу быть наблюдателем, — говорю я.

Наблюдать за тем, как он общается с другими людьми, слушать их разговоры – отличный способ получить информацию.

Он поднимает бровь.

— Можешь? Ну... посмотрим.

Вокруг толпа людей, обслуживающий персонал, гости и охрана. И золотой ковер, приветствующий новоприбывших. Эйден протягивает руку.

Я колеблюсь, глядя на его руку и часы, которые виднеются из-под рукава.

— Здесь есть фотографы, — говорю я.

Почему я не подумала об этом? Я продумала все остальное, но не этот досадный момент.

— Есть, — говорит он.

— Они могут подумать, что мы встречаемся. Что я... твоя девушка.

Его губы скривились в улыбке.

— Ты и есть моя девушка.

— Я твоя спутница.

— Семантика.

— Я не могу вступать в отношения с заказчиком, — говорю я.

Мой голос звучит чопорно, и я ненавижу это, ненавижу, как его губы еще больше изгибаются.

— Мы не в отношениях, — говорит он. — Если только ты не хочешь повторения Юты, которая...

— Не хочу, — шиплю я и смотрю на ковер.

Генеральный директор «Титан Медиа». На фотографиях. Со мной.

Он публичная личность. Последние несколько лет я пыталась держаться подальше от внимания общественности. Боролась за свою частную жизнь, и это сработало, черт возьми. Но достаточно одного скучающего интернет-сыщика, чтобы все снова рухнуло.

— На самом деле, — говорит он, растягивая слова, — я воспринимаю это на свой счет, Хаос. Разве это действительно так оскорбительно, если один или два незнакомца подумают, что мы здесь как пара?

Я глубоко вздыхаю.

— Понятно. Так и есть.

Он понижает голос.

— Значит, у тебя есть парень. Кто-то, кто не знает о Юте.

Я качаю головой.

— Нет, конечно же, нет. Ничего такого.

— Хорошо, — говорит он, но я не уверена, что он мне верит.

Его рука все еще протянута в мою сторону.

— Если ты хочешь избежать фотографов, я могу это устроить.

Я кладу руку в его ладонь, игнорируя электрический импульс, который пробегает по мне при прикосновении. Он враг. Средство для достижения цели. Хорошее воспоминание.

Ничего больше.

— Для справки, — говорит Эйден низким, глубоким голосом, когда мы начинаем подниматься по золотому ковру, — другие гости все равно будут думать, что мы встречаемся.

СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

@midnightmusings: Начался новый сезон «Риска»! Вы слышали, как Сэмюэл и Хизер называли друг друга Сладкими? Мне нравится, что они не перестают шутить на эту тему, ха. Кто помнит Шарлотту из первого сезона?

@starbuzz: «Стар Базз Уикли» только что составил новый список: 10 самых запоминающихся моментов в истории реалити-шоу, и они основаны на ВАШИХ голосах. И, конечно же, вы все проголосовали за девушку!

@Zenith3000: Эй, эта блондинка из мема? Кто-нибудь знает, чем она сейчас занимается? Она довольно сексуальная, не буду врать.

@TheGambleOfficial: Посмотрите этот ролик с ЛУЧШИМИ МОМЕНТАМИ из ранних сезонов «Риска», о которых вы, казалось бы, уже забыли! Кто помнит противостояние между Шарлоттой и Блейком?

Глава 14

Шарлотта

Проходит ровно шесть минут, прежде чем Эйдена просят представить меня.

— Это твоя девушка? — спрашивает какой-то мужчина.

Ему около пятидесяти, и он был одним из первых, кто подошел к Эйдену.

Я хочу гневно посмотреть на мужчину рядом со мной. Но это моя вина, что я не осознала, как все это будет выглядеть. Конечно, люди заметят женщину, идущую под руку с Эйденом. Хотя здесь полно гламурных женщин в платьях, которые стоят в десять раз дороже того, что на мне.

Эйден кажется совершенно спокойным, отвечая на откровенное любопытство мужчины почти ленивым взглядом.

— К сожалению, нет. Шарлотта пишет обо мне статью и пришла сюда для исследования.

— Пишет статью? Какую статью?

Еще один гость смотрит на меня оценивающим взглядом, и, черт возьми, я подписала соглашение о неразглашении. Я смотрю на Эйдена. В его глазах та же искра, что и раньше. Он позволяет мне ответить на этот вопрос.

Я улыбаюсь любопытному мужчине.

— Мы пока в самом начале пути. Посмотрим, как все будет развиваться.

Мужчина усмехается.

— Ладно, я понимаю, когда кто-то уклоняется от ответа. Ни у кого из вас еще нет напитков. Давайте исправим это.

Он поднимает руку и машет одному из аккуратно одетых официантов с подносом, чтобы тот подошел.

— Как дела, Хартман? Финансовые отчеты, которые твоя компания опубликовала в марте, выглядели великолепно.

Эйден улыбается. Улыбка не совсем дружелюбная.

— Вижу, ты все еще следишь за нами.

— Ты знаешь, как это бывает, — говорит мужчина. — Дома все хорошо? Семья в порядке?

— Все отлично, — отвечает Эйден.

Он выглядит таким же невозмутимым, как и раньше, но... его голос звучит как-то жестче. Изменение едва заметно.

— Хорошо, хорошо. Ну, я знаю, что у тебя много людей, с которыми нужно поболтать перед речью. И, эй, не забудь про сбор средств, ладно?

— Как я могу забыть, — сухо отвечает Эйден, и мужчина, чьего имени я до сих пор не знаю, снова смеется. — Я хорошо знаю, какую роль мне нужно играть.

— Молодец.

Он похлопывает Эйдена по плечу и направляется к следующей группе людей. Официантка, которую он подозвал, наконец подходит к нам с извиняющейся улыбкой.

Эйден берет два бокала шампанского и протягивает мне один. Я крепко сжимаю его и благодарю официантку.

— Я не должна пить, — говорю я после того, как она уходит. — Я на работе.

Эйден издает небольшой звук удовольствия.

— Верно. На очень ответственной работе.

Он издевается? Я не могу понять, и внимательно всматриваюсь в его выражение лица.

— Кто был тот человек, с которым мы только что разговаривали?

— Морис Браун.

— Кто он?

— Он руководит инвестиционной компанией.

— Он спрашивал о твоей семье, — говорю я. — Вы, похоже, близко знакомы.

У Эйдена снова сжимаются губы.

— Он хорошо знал моего отца

— Ах. Он... остается близким другом и сегодня?

Глаза Эйдена становятся жесткими.

— Он не из тех, кого ты добавишь в свой список людей для интервью.

— Значит, нет.

— Люди часто переобуваются на лету.

Он делает глоток шампанского, а затем резко качает головой.

— Мы не будем об этом говорить.

— Не здесь, — говорю я. — Но в конце концов нам придется. Да, Эйден?

Его глаза встречаются с моими, и вопрос как будто завис в воздухе. На секунду я думаю, что он собирается ответить.

И ответ в его глазах – нет.

Но затем он кладет руку мне на поясницу и ведет нас к сиденьям.

— Здесь мы точно не будем об этом говорить. Даже намеков на это не будет.

Я оглядываюсь. Вокруг много людей, одетых в красивые шифоновые платья и смокинги. На фоне звучит мягкая мелодия струнного квартета.

Вспыхивает фотоаппарат, и мой взгляд падает на фотографа, наклонившегося, чтобы сделать снимок группы, позирующей поблизости.

— Здесь повсюду фотографы, — признаю я.

Мне следует убедиться, что ни один из них не сделает четкий снимок моего лица.

— Я беспокоюсь не о фотографах, — бормочет Эйден.

— А о людях? — спрашиваю я его.

Мы останавливаемся у ряда сидений с надписью «VIP» и «Спикер». Морис упомянул, что Эйден собирается выступить с речью.

Я не знала об этом.

Эйден выдыхает.

— Что я только что сказал? Мы не будем здесь об этом разговаривать, Хаос.

— Я не спрашиваю о прошлом. Только о настоящем.

Я смотрю через его плечо на толпу людей, пришедших на мероприятие.

Их так много.

Я уже много лет предпочитаю избегать больших скоплений людей.

Часто кто-то смотрит на меня слишком долго. Кто-то ломает голову, и иногда до него доходит, кто я такая.

Они толкают своих друзей. Помните ту девушку, которая сошла с ума на телевидении? Помните мем?

Эйден кажется таким спокойным. Он всегда такой, где бы ни был. Хотя у него тоже есть репутация. Прошлое.

Я предполагала, что в Лос-Анджелесе будет тяжело. Это эпицентр кинопроизводства, включая множество реалити-шоу. Здесь, вероятно, больше шансов быть узнанным, чем в Миннесоте или среди дикой природы Аляски. Но пока что никто в этом помещении не смотрит на меня.

Я забыла, что в городе, где так много знаменитостей, моя собственная слава блекнет по сравнению с ними. Я всего лишь пылинка на фоне настоящих звезд.

Эта мысль очень утешительна.

— Ты знаешь многих из присутствующих? — спрашиваю я его.

Он делает еще один глоток шампанского.

— Довольно многих. Но не всех.

— Но они знают тебя, — предполагаю я.

Его глаза сужаются.

— Знают обо мне, скорее всего. Да.

— И как ты себя при этом чувствуешь?

— Ты действительно на работе.

Он касается своим бокалом шампанского моего.

— Выпей глоток. Это поможет тебе расслабиться.

— Я расслаблена.

— Хммм, — сухо отвечает он. — Тогда я тоже.

Мне нужно совсем немного времени, чтобы понять, что это сарказм. Значит, ему тоже не по себе в такой обстановке.

Но он очень хорошо умеет притворяться, что расслаблен.

Еще одна важная информация, которую я сохраняю в памяти, как археолог, обнаруживший ценную находку.

— Почему ты ходишь на такие мероприятия? — спрашиваю я вместо этого. — Если они тебе не нравятся?

— Это средство для достижения цели, — отвечает он.

— Какую речь ты будешь произносить?

— Сегодня я пожертвую крупную сумму на благотворительность. Это создаст определенную репутацию.

— Какая это благотворительность?

— Исследования в области деменции, — отвечает он. — Играешь в двадцать вопросов?

— Ты бы предпочел поиграть со мной в мяч или пообщаться с кем-нибудь из гостей?

Я наклоняю голову в сторону толпы. Несколько человек смотрят в его сторону, и, скорее всего, это только вопрос времени, когда к нему снова подойдут.

— Почему деменция?

— Не знаю, — отвечает он. — Об этом нужно спросить Мориса. Он входит в организационный комитет этого мероприятия.

— Тогда почему ты жертвуешь такую большую сумму?

Его губы снова сжимаются. Но потом он пожимает плечами, и его голос становится очаровательным.

— По той же причине, по которой совет директоров нанял тебя.

— Хороший пиар.

— Именно так, — отвечает он.

Я колеблюсь всего секунду, прежде чем задать следующий вопрос.

— Тебе не кажется, что с момента, как ты возглавил компанию, ты только и занимаешься, что устранением последствий скандала? И думаешь ли ты, что это когда-нибудь закончится?

— Это, — резко отвечает он, — входит в список вещей, которые мы не обсуждаем.

Глава 15

Шарлотта

— Вот, — бросаю я вызов. Снова.

— Да, ладно. Вот, — бормочет он и оглядывается через плечо. К нам приближается группа людей.

Его плечи расслабляются, а изгиб губ смягчается. Морщинка между бровями разглаживается, но взгляд становится более резким. Он выглядит одновременно неприступным и непринужденным.

Типичный американский генеральный директор с густыми волосами и квадратной челюстью.

И я понимаю, что не знаю, как его оценить. Когда мы в пылу спора смотрим друг другу в глаза, легко забыть, что он руководит компанией, которая производит эксплуататорские реалити-шоу, на которых «Титан Медиа» заработала миллионы и из-за которых моя жизнь была разрушена.

Но он не невиновен. Он руководит этой компанией и, возможно, даже знал о мошенничестве своего отца, если то, что я прочитала в некоторых статьях, правда.

Он также является моим билетом к годовому контракту с моим редактором на написание собственной книги. Так что на самом деле Эйден может быть хорошим или плохим. Но это неважно.

Возможно, я не смогу понять, почему он согласился на мемуары или почему собирается препятствовать их написанию. Есть нерешительность, даже нервозность, а есть упрямство. И Эйден определенно упрям.

Я следую за ним в течение следующих тридцати минут. Люди разговаривают с ним, задают вопросы, обмениваются визитными карточками. Он справляется со всем этим с непринужденной легкостью человека, который делал подобное много раз раньше.

Никто больше не спрашивает о его отце или семье.

И есть определенные люди, которые не подходят к нему. Я замечаю несколько человек, стоящих в стороне и смотрящих на него исподлобья.

Я хочу сделать заметки.

Но если и есть что-то, что будет неуместно в этом роскошном месте, то это именно блокнот и ручка, которые лежат в моей сумочке. Но я знаю, что не забуду это наблюдение. Не все приняли Эйдена после того, что сделал его отец.

В конце концов, в кругах действительно состоятельных людей есть ли преступление, более порицаемое, чем обман акционеров? Его отец прошелся молотом по состояниям многих людей, и они не скоро забудут о вмятинах.

Раздается звук колокола, как будто мы собираемся войти в оперу или театр. Рука Эйдена снова ложится мне на поясницу. Он кладет ее туда во второй раз, и мне не нравится, что я так остро ощущаю это легкое прикосновение.

— Извините нас, — он вежливо обращается к паре, с которой мы разговариваем.

Он ведет нас к первому ряду стульев у сцены.

— Ты сейчас будешь выступать, — говорю я. — Верно?

— Да.

— У тебя есть записи?

— Нет, — отвечает он. — Я буду импровизировать.

— Правда?

— Твоя уверенность вдохновляет, — сухо говорит он.

— Прости, я не хотела сказать... Ты наверняка отличный оратор.

— О, лесть. Это уже чересчур, — протяжно говорит он.

— Не думаю, что тебе нужна от меня лесть, — говорю я с улыбкой. — Для этого у тебя есть водитель, два помощника и целый офис сотрудников.

— Не нужно завидовать, Хаос.

Это заставляет меня моргнуть.

— Я не завидую твоей жизни.

Мы доходим до наших стульев, и он предлагает мне сесть. Он садится рядом со мной, все еще держа в руке бокал шампанского, и смотрит на мужчину, который ждет на сцене, пока люди успокоятся.

— Ну, тогда мне нужно постараться стать достойным героем мемуаров, — говорит он. — Тебе нужно делать то же, что делаю я, верно? Как насчет прыжка с парашютом завтра?

— Эйден, — протестую я.

— Боишься высоты? Жаль, Хаос. Кто знает, какие мрачные тайны я могу выдать, когда буду в свободном падении мчаться к земле.

— Думаю, никакие, — говорю я. — Как насчет простого, спокойного обеда, где ты действительно ответишь на мои вопросы?

— Я ответил на все твои вопросы.

Я протягиваю руку и хватаю его за запястье через ткань.

— Ты не ответил ни на один, Эйден. Ни на один.

Он выдыхает, его глаза впиваются в мои.

— Ты слишком красива, чтобы быть такой чертовски неудобной.

Я широко открываю глаза.

— Прости?

— Я знаю, что у тебя есть вопросы. Но ты не получишь доступа ни к кому из моей семьи или друзей. Возможно, к моим сотрудникам, но я еще не решил.

Над толпой воцаряется тишина, но он продолжает говорить глубоким, низким голосом.

— Ничего личного, Хаос.

— Ничего личного, — повторяю я, шипя. — Это моя работа! Как еще я должна к этому относиться?

— Ты сама только что сказала. Это работа, — отвечает он. — Просто делай свою.

— Я пытаюсь, но ты моя работа.

Я сжимаю его запястье.

— Ты говоришь, что ты...

— Эйден Хартман! — раздается громкий голос, который звучит напряженно. — Он в зале?

Я сразу же отпускаю руку Эйдена.

Он тихо ругается, так, что слышу только я. Затем он встает и машет рукой собравшимся, широко улыбаясь. Быстрыми шагами поднимается по лестнице на сцену и берет микрофон из рук ведущего.

Эйден дает зрителям возможность помолчать, прежде чем заговорить. За его спиной висит большая арка из цветов с логотипом благотворительной организации.

— Извините, друзья. Моя прекрасная спутница отвлекла меня.

Я сердито смотрю на него. Он действительно не собирается мне помогать, ни капельки. И даже не хочет объяснить мне, почему.

Раздражение жжет меня изнутри.

Зачем же он пригласил меня сюда? Ему нравится играть со мной? Я для него всего лишь развлечение? Меня наняли для выполнения работы, а он мешает мне ее делать.

Эйден ждет секунду, пока смех утихнет, одной рукой сжимая микрофон, а другой опираясь на трибуну. Он выглядит расслабленным, уверенным и совершенно спокойным на сцене.

Его не беспокоят ни я, ни наш спор.

Может, для него все это просто развлечение. Как попросить мой номер и потом не позвонить. Как управлять гигантским медиа холдингом, который зарабатывает миллионы на чужих драмах.

Он начинает говорить, но его хриплый голос просто проходит мимо меня. Я не могу разобрать его слов. Что-то о благотворительности и важности объединения Лос-Анджелеса как сообщества, и пустые банальные фразы, которые ничего не говорят о том, кто он на самом деле.

Точно так же он поступает и со мной.

Я делаю глубокий вдох, а затем еще один, подавляя раздражение. Пытаюсь обрести спокойствие и профессионализм, которые были моими верными спутниками на протяжении многих лет. Независимо от того, насколько сложная задача передо мной стояла.

Но сегодня душевное равновесие покинуло меня.

Я поворачиваюсь, чтобы найти ближайший туалет, и тут я чувствую это. Резкий звук, с которым рвется тугая ткань вокруг моей груди.

Верхняя часть моего платья уже собирается упасть, но я вовремя обхватываю себя руками и чувствую обнаженную кожу на боку, где расстегнулась молния. Черт.

Черт.

Я оглядываюсь, но никто на меня не смотрит. Все сосредоточены на выступлении Эйдена.

Нащупываю молнию и пытаюсь ее подвигать. Не получается. Мне нужно больше света и лучший обзор. Мне также нужно не находиться в комнате с двумястами пятьюдесятью представителями элиты Лос-Анджелеса, которые вот-вот увидят мою обнаженную грудь первого размера.

Я снова оглядываю сцену, а затем соскальзываю со стула. Я наклоняюсь, чтобы остаться незамеченной, все еще крепко обхватив руками грудь и предательскую зеленую ткань платья.

Как можно быстрее и тише я спешу в сторону задней комнаты, той, из которой мы пришли. Я прохожу мимо нескольких бездельничающих официантов. Черт возьми, где же туалет?

Мне требуется почти минута, чтобы найти его возле гардероба. Мне слишком жарко, и я немного потею. Я сжимаю в руке свою маленькую сумочку и две стороны платья, которые так и норовят разъехаться в разные стороны.

Почему я решила, что платье без бретелек – это хорошая идея? И почему я решила, что будет разумно отказаться от бюстгальтера?

Платье со встроенным корсетом, это, конечно, хорошо, но только если эта чертова штука держится на своем месте.

За мной раздаются быстрые, тяжелые шаги.

— Ты уходишь? — спрашивает Эйден грубым голосом.

Я замираю рядом с удивленным гардеробщиком и поворачиваюсь, чтобы встретиться с суровым взглядом Эйдена. Мой гнев разгорается, когда я смотрю ему в глаза.

— И что с того? Ты все равно не дашь мне никаких ответов, если я останусь.

Его глаза горят.

— Уходить во время моей речи – это немного перебор, не думаешь?

— Твое эго действительно настолько хрупкое? — отзываюсь я.

— Если бы мое эго было хрупким, — говорит он, — разве я не хотел бы, чтобы ты написала такую же хвалебную книгу, как мемуары Уильяма?

— Это была не хвалебная книга, — говорю я ему и делаю шаг назад.

Мое бедро упирается в стойку гардероба.

Я беззастенчиво лгу.

Книга Уильяма была слишком прилизанной, поэтому я ненавидела работать с ним.

— Конечно, нет, — говорит Эйден, и в его голосе слышится сарказм. — Я читал твою книгу воспоминаний об олимпийском пловце. Вот тот вид писательства, которым ты хочешь заниматься, Хаос. Личный и эмоциональный.

Я широко раскрываю глаза.

— Ты прочитал?

— Ты сама мне ее порекомендовала.

— Да, но я не думала, что ты это сделаешь.

— Я грамотный человек, знаешь ли, несмотря на то, что ты думаешь обо мне и моем эго или моей способности делать что-то самостоятельно.

В его голосе слышится разочарование.

— Если ты собираешься уходить посреди вечера, хотя бы скажи мне об этом.

— Не то, чтобы это было твое дело, но я не уходила, — говорю я.

Мои руки все еще крепко обнимают меня, но достаточно одного неловкого движения, и мое платье рискует оказаться на полу.

— Я не тот человек, который сбегает, когда дела идут не очень хорошо.

Подразумевается, что он именно такой.

Его глаза снова сужаются.

— Я тоже. И почему ты держишься так, как будто тебя ранили?

— Меня не ранили.

— Конечно, не ранили.

Он хмурится и с устрашающим вниманием осматривает мою грудь.

— Что... Черт возьми, Хаос, у тебя платье спадает.

— Я знаю, — шиплю я, — поэтому я и ушла. Я пытаюсь поправить его, но у меня не очень хорошо получается.

Он оглядывается через плечо на большую комнату, из которой мы только что вышли. Мы стоим прямо у выхода, и есть большая вероятность, что люди скоро снова будут проходить здесь.

Он смотрит на дежурного гардероба.

— Нам нужна всего минутка, — говорит он с уверенностью. — Спасибо.

Снова положив руку мне на поясницу, Эйден ведет нас за стойку между почти пустыми рядами вешалок. На улице достаточно тепло, поэтому в гардероб сдали немного вещей.

— Я помогу тебе починить его, — говорит он мрачным тоном, — и ты можешь продолжать ругаться на меня, пока я это делаю.

Глава 16

Эйден

— Я не ругаюсь на тебя, — говорит она. — Просто пытаюсь понять. Зачем ты пригласил меня сюда, если не собираешься отвечать на мои вопросы? В какую игру ты играешь?

— Я не играю ни в какие игры.

Вокруг нас висят несколько пальто, ткань шелестит, когда я прохожу мимо вешалки. Мягкие волны волос Шарлотты целуют ее плечи, оставляя верхнюю часть спины обнаженной.

А еще это зеленое платье, края которого она все еще пытается удержать вместе. Боже, она так раздражает.

Раздражает, потому что я не планировал, что это будет она, когда соглашался на эту дурацкую затею. Это должен был быть какой-нибудь чопорный студент факультета английской литературы. Скорее всего, парень, который в основном пишет о бизнесе. А не кто-то, кто заинтересован в том, чтобы докопаться до сути вещей и вскрыть все мои внутренние мотивы и переживания.

И уж точно не Шарлотта.

Ее гнев оправдан. Но я не собираюсь предавать свою семью и свои личные интересы только для того, чтобы успокоить ее, так что ей придется привыкнуть к этой злости.

— Еще как играешь.

Она останавливается на другом конце комнаты и поворачивается ко мне. Ее щеки покраснели.

— Ты пригласил меня сюда, настаивал, чтобы я пришла, хотя я должна была просто взять у тебя интервью в машине, и для чего? Чтобы похвастаться своим пожертвованием? Чтобы поиздеваться надо мной и поиграть в эти... эти... игры?

— Я сказал, что не играю в игры.

Мой голос звучит хрипло.

— Теперь повернись и покажи мне молнию.

Она делает, как я просил, поднимая руку, чтобы показать мне участок обнаженной кожи от подмышки до талии. На ней нет бюстгальтера.

Думаю, с таким обтягивающим корсетом он ей и не нужен. Несмотря на то, что она прижимает переднюю часть платья к груди, слабый намек на изгиб все же виден. И, черт возьми, я прекрасно помню вес и ощущение ее маленьких грудей в моих руках.

— Если ты на меня глазеешь, клянусь богом, Эйден...

— Я не глазею, — грубо говорю я и тянусь к застежке. Она выглядит нормально, но... находится не с той стороны. Как будто зубчики самой молнии просто разошлись.

— Это и так достаточно унизительно, — продолжает она, и я вижу, как под моими пальцами быстро расширяются ее ребра. Она действительно злится.

— Мы только и делали, что обходили стороной действительно важные темы. Я начинаю думать, что ты вообще не хочешь, чтобы эти мемуары были написаны. Ты мне ничего не даешь!

Мои пальцы скользят по ее коже, направляясь к основанию молнии, и, черт возьми, она такая же мягкая, как я помню.

— Конечно, я не хочу, чтобы эти чертовы мемуары были написаны, — выжимаю я из себя.

Собачка на молнии слишком маленькая, освещение не очень хорошее, а она так близко и такая теплая, что это отвлекает меня.

— Что? — она поворачивает голову и сердито смотрит на меня.

Я сосредотачиваюсь на молнии и пытаюсь ее застегнуть.

— А ты бы хотела, чтобы целая книга была посвящена худшему периоду твоей жизни? Чтобы вновь и вновь переживать то, что ты годами пыталась похоронить?

Она издает слабый звук. Он похож на шок и немного на сочувствие, но я не хочу ее жалости. Никогда.

Но потом она резко качает головой, и каштановые волосы скользят по ее плечам.

— Тогда почему ты согласился на это? Почему подписал контракт и нанял меня? Почему я здесь, Эйден?

Чтобы свести меня с ума, думаю я. Застежка защелкивается, и я затягиваю ее, соединяя края платья. Но молния все равно начинает расходиться.

— Собачка сломана, — говорю я. — Застежка не сходится.

Она поворачивается, чтобы посмотреть, и ее платье распахивается еще больше. Я замечаю ее упругую грудь и отворачиваюсь, уставившись на серое пальто, висящее прямо у меня перед лицом.

— Не может быть. Это невозможно, — шипит она. — Это мое единственное вечернее платье.

Я смотрю на нее.

— Я предлагал купить тебе платье.

— Это было бы совершенно непрофессионально. Но спасибо, — добавляет она с притворной вежливостью, что вызывает у меня улыбку.

Она прищуривает глаза, глядя на мое выражение лица.

— Почему ты все-таки согласился на мемуары, если решил саботировать работу?

— Я не хотел ее саботировать, а только сделать ее пресной и скучной, — говорю я.

Она выглядит так, будто хочет вскинуть руки, но, если она это сделает, ее платье упадет. Вместо этого она гневно смотрит на меня.

— Это то же самое, что и саботаж! Моя карьера зависит от того станет, ли эта книга бестселлером! Мы должны разорвать контракт.

— Нет, — сразу же говорю я. — Мы не можем этого сделать.

Ее глаза горят от гнева.

— Боже мой, почему нет? Почему ты подвергаешь нас обоих этому испытанию, если тебе даже не нужны мемуары? Зачем втягивать меня в это?

— Ты случайная жертва, — говорю я.

— Да ты, черт побери, шутишь!

Я выдыхаю. Это не то, о чем я хотел говорить сегодня вечером, не то, что я хотел признавать.

— Мемуары – это сделка с советом директоров. Им нужен хороший пиар и новая история успеха для компании.

— А тебе нет? — спрашивает она, нахмурив брови.

Даже когда злится, она очень красива.

— Нет. Но в обмен на мое согласие совет директоров даст зеленый свет новому проекту, который они долго откладывали.

— Это хорошо продуманный ход с твоей стороны, — говорит она.

Ее руки по-прежнему скрещены на груди.

— Именно, — грубо отвечаю я.

А что еще я могу сказать? Я управляю компанией, в которой работают тысячи людей, и ей нужно вернуть стабильность. Ей нужна прибыль и развитие.

— Что ж, тебе придется найти другого мемуариста.

Она оглядывается по сторонам, а затем качает головой.

— Черт. Мне пора уходить.

Из вестибюля до нас доносится гул голосов. Наверное, речи закончились. Я закончил свою, как только заметил, что Шарлотта встала со своего места.

Это было не запланировано. Но я увидел, как она быстро прошла через зал, словно убегая, и все остальные банальности, которые я планировал сказать, вылетели из моей головы. Единственное, что имело значение, это она.

Никто никогда не задевал меня так, как она.

— Я могу вызвать машину.

— Не нужно, — говорит она и проходит мимо меня. Она спотыкается на каблуках в полумраке, и я протягиваю руку, чтобы поддержать ее. Моя рука прикасается к обнаженной коже спины, открытой широким вырезом платья.

— Шарлотта, — говорю я.

— Я заранее внимательно прочитала контракт, — резко отвечает она.

Ее глаза встречаются с моими, и, черт возьми, по моей спине пробегает дрожь возбуждения, борясь с разочарованием.

— Я имею право расторгнуть его, если интервьюируемый существенно препятствует моим усилиям. Это написано мелким шрифтом, но там сказано, что, если мне не предоставляются необходимые материалы, я могу расторгнуть его.

— Какие материалы считаются необходимыми? — спрашиваю я. — Хочешь, чтобы мы выясняли это в суде?

Ее глаза сужаются.

— Ты бы это сделал?

— Не думаю, что мне придется. Разве ты не думаешь, что твой редактор просто заменит тебя другим мемуаристом? Твое издательство хочет эти мемуары не меньше, чем мой совет директоров.

— Потому что они думают, что получат сенсацию! — говорит она. — А на самом деле они получают уклоняющегося от сотрудничества, раздражающего, порой грубого генерального директора, который не хочет делиться даже информацией о своем любимом цвете.

— Синий, — говорю я.

Ее губы сжимаются, как будто она пытается сдержать ругательство. Но потом оно вырывается наружу.

— Черт возьми.

Я снимаю пиджак и протягиваю его.

Она смотрит на него, как на оружие.

— Пока мы не дойдем до машины, — говорю я.

— Я не могу ходить в твоем пиджаке.

— А у нас есть выбор? — сухо спрашиваю я и смотрю на ее платье, которое она все еще держит в руках. — Или ты хочешь рискнуть показаться обнаженной перед всеми этими богачами?

Она поворачивается и бормочет ругательство.

— Не смотри, — приказывает она мне, и я отворачиваюсь. Я слышу, как ее руки скользят в рукава моего пиджака, но продолжаю смотреть на одну из бежевых стен.

— Не звони своему редактору.

— Я не могу так работать, — говорит она. — Я отказываюсь.

— Ты никогда не казалась мне человеком, который пасует перед трудностями, Хаос.

Она поворачивается так быстро, что ее волосы касаются моей руки, которая все еще висит в воздухе, после того как я подал ей пиджак.

— Я не отступаю, — говорит она. — Просто понимаю, когда битва проиграна.

— Это похоже на капитуляцию.

Я веду себя как придурок. Придурок, каким редко бываю. По крайней мере, с тех пор как был скучающим богатым подростком. Я лишь дразню ее, но не говорю ничего определенного.

Я никогда не следил за своим языком в присутствии Шарлотты так, как следовало бы.

Она излучает опасность, когда стоит рядом со мной в пиджаке, облегающим ее обнаженную грудь. Он ей велик, рукава закрывают ее руки.

Она выглядит восхитительно.

— Ты, — говорит она, ее глаза горят, — играешь в игры. Даже если ты называешь их по-другому. И мне это не нравится. Ты думаешь, что я сдаюсь? Ладно. Но я знаю, чего я заслуживаю, и это совсем не то.

Шарлотта уходит.

И я знаю, что не хочу, чтобы эти мемуары были написаны. Я не хочу, чтобы секреты были раскрыты. Не хочу, чтобы семейная трагедия была переосмыслена и выставлена на всеобщее обозрение. Не хочу новых статей в «Бизнес Дайджест» с кликбейтными заголовками.

Но еще я знаю, что не хочу, чтобы она ушла.

Она очаровательна. Сложна. Умна. Наши небольшие споры были для меня самым веселым времяпрепровождением за последние месяцы.

— Ты не любишь игры. Но как насчет сделки? — спрашиваю я.

Она скрещивает руки на груди.

— Какой сделки?

— Ты хочешь, чтобы я ответил на все твои вопросы, — говорю я. — Тогда ты должна будешь ответить на те же вопросы.

Ее глаза расширяются.

— Что?

— На каждый мой ответ ты даешь свой. Это справедливо, что я узнаю тебя так же хорошо, как ты узнаешь меня.

— Ты же не серьезно. Я не та, о ком пишут книгу, и я уверена, что тебе это даже неинтересно.

Я наклоняюсь ближе.

— Ты действительно готова поспорить?

Она на секунду прикусила нижнюю губу.

— Зачем?

— А почему бы и нет? — спрашиваю я. — Может, я просто не хочу быть единственным, кто выставляет свою жизнь на всеобщее обозрение.

Она медленно качает головой, на губах у нее грустная улыбка.

— Понятно. Око за око, зуб за зуб?

— Именно так.

— Думаю, я готова пойти на все, — говорит она, и в ее голосе слышится предупреждение. — Эти мемуары важны для моей карьеры.

— Есть одно условие.

Ее глаза сужаются.

— Ну, конечно же. Какое?

— Я получаю право окончательного одобрения, прежде чем ты передашь первый черновик совету директоров.

— Ты вырежешь все, что я напишу.

— Нет. Я обещаю быть справедливым. Убеди меня, что ты можешь написать это и сделать это правильно. Заставь меня захотеть раскрыть все мои секреты.

Я вижу это в ее глазах. Искра неповиновения, скрытая под толщей разочарования. С самого начала она казалась женщиной, которая любит вызовы. Которая любит людей с характером.

— У меня есть встречное условие, — говорит она.

Голоса в холле становятся все громче.

— Говори.

— Если ты не одобришь мемуары, тебе придется объяснить это моему редактору. Я хочу, чтобы прямо сказал, почему ты не удовлетворен, и признал, что это слишком личное.

Она страхует себя. Улыбка мелькает на моих губах, появляется и исчезает.

— Умно.

— Не говори со мной таким покровительственным тоном.

— Я бы никогда не стал.

Это чистая правда. Я протягиваю руку.

— Мы договорились, Шарлотта Грей?

Ее глаза, горящие решимостью, встречаются с моими. Но затем она вкладывает свою тонкую ладонь в мою, ее кожа теплая. Мы пожимаем друг другу руки.

— Мы договорились, — говорит она. — И я заставлю тебя выполнить обещание, Хартман.

Мои губы искривляются в улыбке.

— Я на это рассчитываю. О, и еще одно.

— Что?

— Ты хочешь больше времени со мной?

Я наклоняюсь ближе.

— Ты переезжаешь в мою гостевую комнату.