В туфлях по стеклу

Неделя в «ОрловГрупп» пролетела стремительно — как каблук по стеклянному полу: звонко, эффектно и с риском поскользнуться. Но мстить Рената начала вовсе не сразу. Потому что в понедельник она ещё была полудохлым котёнком, случайно забредшим в террариум к ящерицам.

Понедельник был ознакомительным. Впервые она приехала в офис — с похмелья, в розовом пиджаке и с лёгким ощущением нереальности происходящего. Пространство встречало её стерильной холодностью: стеклянные стены, бело-серый интерьер, ровный гул кондиционера, а в воздухе — тонкий аромат кофе и пластиковых стаканчиков. Люди двигались быстро, точно заведённые механизмы, и ни один не улыбался. Кто-то переговаривался в переговорной, кто-то искал бумаги, кто-то — судя по прищуренному взгляду, — уже мечтал о пятнице. Рената чувствовала себя героиней фильма, попавшей на съёмочную площадку, где сценарий ей так и не выдали.

Отдел, куда определили Ренату, состоял из троих женщин и одного мужчины: Наталья — высокая блондинка с острым языком и тремя серьгами в одном ухе, Катя — миниатюрная и вечно с наушниками, Олег — тот самый «пляжный ветер» и вечно с кофейной кружкой в руке, и Алевтина Степановна — вечно скептичная, но справедливая.

Все они переглянулись, когда Рената вбежала в кабинет, с выражением «это кто вообще?», но, к её облегчению, без особого осуждения. Наталья кивнула ей, Катя вытащила один наушник, Олег предложил кофе, а Алевтина строго сказала: «Опережайте график — и вопросов не будет.»

Во вторник ей выдали первую настоящую пачку дел от Елены.

Протянутая ею папка была плотная, увесистая, с уголками, острыми как претензии начальства. Та самая — тёмно-бордовая, кожаная, с тяжёлым замком и запахом чего-то архивного и безжалостного. Елена, не поднимая глаз, протянула её младшей с каменным выражением лица, будто вручала проклятие в деловом оформлении.

Рената взяла её двумя руками — не потому, что не справилась бы одной, а потому что папка весила как компромат, собранный за всю жизнь. Внутри — бесконечные таблицы, задачи, инструкции, вложения, контакты и схемы. Всё структурировано до омерзения. Каждый лист кричал: «Ты ничего не знаешь, но должна это сделать к пятнице».

Прекрасно.

На мгновение Рената всерьёз подумала, не притвориться ли больной, не выронить ли папку в аквариум, не раствориться ли в воздухе. Но вместо этого сработал инстинкт: она подняла подбородок, сделала вдох носом, как перед выходом на сцену, и зашагала к своему столу с видом женщины, которой вручили Оскар за лучшую женскую роль в драме под названием «Сделай всё сама».

— Играем, значит? Играем.. — мысленно сказала блондинка и, войдя в роль, села за стол как за режиссёрский пульт.

А вечером... вечером настал настоящий катарсис.

Тёплая ванна. Полумрак. Соль с лавандой и апельсином. Вода до ключиц, лёгкий пар поднимался над поверхностью, обволакивая всё мягкой дымкой. На краю ванны — бокал почти допитого «Шабли» и телефон, замотанный в полотенце от брызг, как младенец. На колонке тихо играла Лана Дель Рей, и каждая нота отзывалась где-то внутри, между позвонками.

Рената лежала, прикрыв глаза, и чувствовала, как напряжение уходит из плеч. Рабочий день у неё принимал только один вид — драматически винный.

Она не ощущала усталости — только вызов. И азарт. В голове уже строились планы, вырисовывались сцены. Она не собиралась страдать. Нет. Не в этой жизни. Она собиралась писать сценарий мести — элегантной, остроумной и непредсказуемой. И главное — под музыку.

Она вытерла руку, схватила телефон и быстро набрала Лизе:

— Я придумала. Он будет страдать. Медленно.

Она не уточнила, кого имела в виду — но и не нужно было. Лиза знала её слишком хорошо. Ответ пришёл мгновенно:

— Кто «он»? Орловский? Да ты, змея моя. Рассказывай.

Но Рената уже отключилась. Не потому, что не хотела обсуждать. Просто в этот момент она закрыла глаза, откинула голову на край ванны и, впервые за день, улыбнулась настоящей, довольной, чуть лукавой улыбкой.
Всё было на своих местах.

С этого вечера началась операция «Каблук возмездия».

Никаких громких заявлений. Никаких дешёвых драм.
Только холодный стиль, высокие каблуки, идеальные ровные стрелки и стратегическая ирония.

Она появится в офисе, как эффектный кадр, выйдет из лифта как ответ на вопрос, который никто не успел задать. И каждый её шаг будет выверен — как реплика в спектакле, от которой никто не мог отвести глаз.

Она не станет открыто мстить.

Она будет раздражающе неотразима.

И если Орловскийвдруг заметит — ну что ж. Это будет его проблема.

                                                            ***

Первым в ход пошла классика.

Наутро, аккурат к началу рабочей среды, в переговорном зале на восьмом этаже сотрудников ждал сюрприз: десятки серебристо-розовых воздушных шаров, привязанных к креслам, ручкам дверей, даже к маркерам. Некоторые летали под потолком, замирая в ожидании, как свидетели на свадьбе без жениха.

На центральной стене висел транспарант с каллиграфической надписью: «Добро пожаловать в ад. Кофе у выхода» — выполненный в изящном золоте, с маленьким сердечком в углу. Официальная версия: «весёлая инициатива отдела адаптации новых сотрудников». Неофициальная — подарочек лично от Ренаты, из разряда «невиновна, но весьма довольна».

Орловский должен был проводить встречу именно здесь — и это было известно заранее. Даже слишком заранее.

Когда включился проектор, воздух в зале мгновенно нагрелся, и уже через пару минут два шара громко лопнули, вызывая у кого-то вздрагивание, у кого-то глухой смешок. Слайд с графиками отказался загружаться, завис на этапе «подготовка данных», как будто сам проект не выдержал накала.

А один шар — самый упорный — застрял под потолочным вентилятором. Он трепыхался, раскачиваясь в ритме лёгкого сквозняка, постукивая по лопастям и издавая звук, похожий на нервный смешок, как будто смеялся над всем происходящим.

Рената же сидела с самым невинным видом, листая блокнот, попивая воду с лимоном и время от времени делая пометки, будто бы оценивая саму презентацию на конкурсе абсурдного юмора.

Она бросила взгляд на проектор, потом на шары, потом снова в блокнот и тихо, так, чтобы услышали только соседи по столу, произнесла:

— Ммм, у кого-то слайды страдают от зависти.

И едва заметно усмехнулась, обводя губы языком — почти неуловимо, но выразительно.

Пара человек рядом сглотнули улыбку, стараясь не попасться.

Орловский вошёл в зал позже, чем ожидали.

Шёл молча. Спокойно. Его шаги, как всегда, были точными, неторопливыми, с той странной уверенностью человека, у которого никогда не заканчивается кофе. Он прошёл вдоль стола, на секунду задержался на шаре, застрявшем под вентилятором, затем — на ней.

Рената подняла глаза.

Её взгляд был чистым, безмятежным, открытым, как панорамное окно в дорогом отеле.

Она даже приподняла бровь — чуть-чуть, как будто удивилась: «Вы тоже заметили? Как мило».

Мужчина не сказал ни слова.

Просто пошёл дальше, достал кликер, сделал вид, что не замечает скрежета вентилятора и трепыхания розового предателя в углу.

И именно это было интереснее всего.

Он не вышел из себя. Не велел всё убрать. Не бросил ни одной фразы.
Он проглотил ситуацию целиком, холодно, молча — как яд.

И если Рената всё сделала правильно — он сейчас не просто злился.
Он думал.

В четверг в ход пошёл диффузор.

Небольшой, стильный, в матовом флаконе с чёрными палочками, аккуратный, как деталь интерьера в дорогом отеле. Но аромат у него совсем не мирный. Ваниль и табак — сочетание дерзкое, глубокое, запоминающееся. Запах был тонкий, но настойчивый, как шепот бывшего на корпоративе.

Рената принесла флакончик в сумке, среди папок, документов и футляра для очков, которые она носила чисто для образа «молодой, но опасный». Под предлогом «сдать отчёт» она пришла мимо кабинета Орловского, открыла дверь ровно настолько, чтобы остаться незаметной, и поставила диффузор на столик у стены, как будто он там стоял всегда. Папка с отчётами в руках была идеальной маскировкой. Всё выглядело безупречно.

Запах начал действовать уже через пару минут. Он пропитался воздухом, лёг на металл и стекло офиса, проник в кондиционированные потоки и осел в головах, как неуловимый намёк.

Оксана Валерьевна проходила мимо, как всегда — грациозно, в мягком свитере цвета морской соли. Она слегка приостановилась, заглянула в сторону кабинета и, склонившись к Ренате, с улыбкой, полной интриги, прошептала:

— Он дернулся. Не сильно, но заметно. А это... ну, скажем, беспрецедентно.

У блондинки дёрнулся уголок губ.

Она не ответила, просто посмотрела вперёд — спокойно, задумчиво, как будто всё происходящее вообще никак её не касалось.

В этот день всё шло особенно гладко, даже сотрудники из её отдела тоже подсобили: Катя принесла с ресепшена документы, Наталья тихо переписала сложную таблицу в Excel, а Олег сказал:

— Ты как будто нас всех гипнотизируешь. Только скажи — и мы за тебя в огонь. Или хотя бы в бухгалтерию.

Рената чуть склонила голову, покрутила в пальцах ручку, улыбнулась медленно, беззвучно, чуть прищурилась:

— Я просто мотивирую.

Пауза. Она перевела взгляд на монитор, затем — обратно на него.

— Словом. Взглядом. Каблуком.

И, уже потянувшись к бокалу с кофе:

— И кофе. Главное — не забывать кофе.

В пятницу утро выдалось кинематографичным.

Холл был наполнен звуками машин из окон, голосами ассистентов, запахом принтерного тонера и торопливым эхом каблуков.

Рената мчалась по коридору, сжав в руках неприлично пухлую стопку бумаг — ту самую, что грозилась стать причиной нервного срыва ещё накануне. Стопка была слишком тяжёлой для гламурного утра и совершенно не вписывалась в её эстетичный образ: заправленные волосы, остроносые туфли и чёрная рубашка с идеально прокатанными манжетами. Она шла быстро, почти бежала, и при этом ухитрялась держать спину.

Бумаги угрожающе поскрипывали под пальцами, пытаясь улизнуть, и, конечно, момент кульминации настал именно у поворота возле лифта.

И — как по таймеру в руках невидимого режиссёра — в этот самый момент она влетела в него.

В него.

В того самого.

Загадочного незнакомца.

Столкновение было почти беззвучным, но эффектным: Рената, запнувшись каблуком о край ковролина, резко подалась вперёд, бумаги разлетелись, словно белоснежное конфетти, уносимое ветром кондиционеров. Листы порхали в воздухе, медленно опускаясь, и всё это — как будто в замедленном кадре. Даже звук шагов по коридору как будто затих.

Он оказался рядом мгновенно, будто материализовался из воздуха. Присел на корточки плавно, не торопясь, спокойно, как будто подобные сцены происходили с ним каждый день. Не глядя на неё, он начал собирать бумаги, кончиками пальцев аккуратно прикасаясь к углам, как к чем-то хрупкому.

— Опять вы, — сказал он низко и с едва заметной усмешкой в голосе.

Рената резко выдохнула через нос, резко подбирая листы с другой стороны, не поднимая глаз:

— Может, вы и есть мой внутренний кошмар? — буркнула недовольно она. — Появляетесь только в моменты позора.

Голос её был с оттенком усталой иронии, но внутри она уже ощущала, как щеки наливаются теплом. Она злилась на него — не на его лицо, не на его очки, не на эти идиотские кольца.

Она злилась на его точность.

Он появлялся всегда вовремя. В ненужную секунду. В нужную точку.

Как монтажная склейка. Резко. Красиво. Режуще по смыслу.

Он наконец поднял голову, хотел что-то сказать — это читалось по лёгкому напряжению в скуле, по дыханию, задержанному на секунду. Но передумал. Только коротко кивнул и молча подал ей последний лист, чуть зацепив её пальцы.

Рената заметила кольца. Одно — вензель, словно старинный герб, чернёное серебро с узором, который ей показался до боли знакомым.
Второе — матовая сталь, строгое и тяжёлое, почти как обруч.
Её сердце дернулось, будто внутри проснулся кадр из прошлого, размытый, но живой. Где-то она это уже видела. Где — вспомнить не могла.

Он поднялся первым — с лёгким рывком, плавно, и привычно поправил край свои солнцезащитные очки, будто никуда не спешил. В лицо Ренаты ударил лёгкий запах бергамота, горьковатый, свежий и сдержанный, как и он сам.

А потом — он просто ушёл.

Без пафоса. Без театра. Просто ушёл, оставив после себя ощущение, как после трейлера: что-то важное только что промелькнуло, но непонятно что.

Коридор снова наполнился обычными звуками — шаги, телефонные звонки, бряцанье ключей. Рената осталась стоять посреди этого звукового хаоса, держа в руках спасённые бумаги, как трофеи неудачной битвы.

Она выдохнула, прикусила губу и подумала:
«Ну конечно. Даже свет как будто поставили. Спасибо, режиссёр».

А вечером — кульминация.

Орловский должен был проводить важную презентацию. Всё шло по плану: инвесторы в зале, сотрудники в готовности, кофе разлит, слайды проверены. Но в самый разгар презентации, прямо перед слайдом с ключевыми показателями, экран мигнул — и появился кадр: слайд с надписью:

«Инвестиции в терпение: 100%. Доходность — под вопросом. Особенно с такими начальниками.»

Подпись: «Сотрудник недели».

Зал замер. Кто-то хмыкнул, кто-то отвёл взгляд. Один из инвесторов засмеялся:

— У вас теперь стендап в портфеле? Креативно.

Орловский смотрел в экран. Молчал. Но его челюсть напряглась, а пальцы на пульте дрогнули. Это было не просто раздражение — это было удивление. Ещё секунда — и он отключил проектор.

— Прошу прощения за сбой, — сказал он холодно. — Перейдём к цифрам.

Но он смотрел в зал уже иначе. Чуть жёстче. Чуть внимательнее. Его взгляд скользнул по Ренате, мелькнул, но задержался. А она сидела с полным безразличием, глядя в блокнот, будто бы делала важную пометку:

— "Следующая цель: покорить конференц-зал."

После презентации её слегка потряхивало — то ли от адреналина, то ли от внутреннего напряжения, которое не покидало её с самого утра. Но внешне — ни малейшего признака. Рената вышагивала по коридору, будто вышла на подиум в закрытом показе Saint Laurent: медленно, красиво, с лёгким звоном каблуков, вызывающим внимание у всех, кто случайно оказался поблизости. В её походке годами внимания — но сегодня она усиливалась иным: Рената справилась. И сделала это эффектно.

Улыбка скользнула по её губам — та самая, полуигривая, лукавая, чуть приподнимающая уголки губ и почти незаметная, но чётко считываемая. Особенно теми, кто стоял чуть в стороне от двери конференц-зала. Она заметила их краем глаза — Ленку, мрачную, как утро понедельника, и Орловского — всё с тем же непроницаемым лицом. И как же сладко было сделать именно то, что она сделала.

Резко, будто случайно, блондинка развернулась на каблуке, не прекращая идти, и легко — чуть театрально — помахала ладошкой в их сторону. Ладонь выгнулась грациозно, пальцы двигались в замедленном, почти насмешливом темпе, как будто она прощалась с поклонниками на красной дорожке. Жест вышел таким дерзким и изящным, что Лена даже не сразу поняла — это было «до свидания» или «дразнилка»?

Не дождавшись реакции, Рената уже исчезла за поворотом, и тут, как по сценарию, из-за двери второго отдела показались её «любимые коллеги»: Катька и Олег, с приподнятыми бровями и искренним восхищением в глазах.

— Королева! «Просто королева!» —театрально прошептал Олег, сжав кулачки.

А Катька, с тёмной помадой и вечной кружкой остывшего кофе, показала большой палец вверх, другой рукой делая вид, что машет воображаемым веером.

Рената, не останавливаясь, схватила сумку, небрежно закинула на плечо бордовый пиджак — тот самый, из новой коллекции того французского бренда, название которого даже Лена выговорила с трудом — и грациозно толкнула дверь лифта.

Пока двери медленно открывались, она успела бросить на них взгляд — в отражении металла мелькнули её глаза, чуть блестящие от возбуждения, и губы, прикусившие улыбку.

Лифт дёрнулся, поехал вниз, и с ним вместе — настроение Ренаты: лёгкость, азарт, игривость. Позади — сложный день. Впереди — вечер в компании бестии, вина и полной свободы.

                                                            ***

Вечер. Спальня Ренаты была освещена мягким, почти театральным светом — тёплая подсветка вокруг зеркала, фонари из окна, и тонкий золотой отблеск от блеска на её ключице. Она стояла в нижнем белье цвета шампанского, нанося новый хайлайтер известного бренда, с которым совсем недавно подписала бартер — ей прислали посылку с подписью «На оценку и для рекламы». Конечно, Рената ещё не решила, будет ли она их хвалить — но то, как красиво сверкали её скулы при повороте головы, намекало, что шансы у бренда были.

Она поправила волосы, нанесла ещё каплю на ямочку над губой, наклонилась к зеркалу, изучая результат, и в этот момент вспыхнул экран телефона.

Лиза. Голосовое:

— Я уже лечу к тебе! Надевай что-нибудь скандальное, чтоб гаишники на коленях просили селфи!

Рената хмыкнула. Скандальное? Без проблем.

Через пару минут она выскочила на улицу в чёрном топе с открытой спиной, мини-юбку, и куртке, которая висела на ней так, будто ей принадлежала сама сцена. Щёлк каблуков, удар двери — и она уже влетает в кожаный салон знакомой машины с запахом сигарет без никотина, парфюма и свежевыкрашенных ногтей.

Музыка в салоне была в такт сердцу — ретро-реп с нотками диско, яркий и свободный. Машина ныряла в потоки вечернего города, витрины отражались в стёклах, неон переливался на капоте.

Набережная шумела, вывески мигали как приглашения, мимо проносились кофейни, парочки, шумные компании, свет фар и мотоциклов. Внутри машины было тепло, девочки откинулись на сиденья, смеялись, перебивая друг друга, и делились всем, как будто не виделись не день, а год.

— Он смотрел? — Лиза чуть повернула голову, не отрываясь от дороги.

— Смотрел, — Рената потянулась за бутылкой вина, которую Лиза магически достало из чёрного пакета под сиденьем. — Но молчал. Как сфинкс. А Ленка снова терла очки, как будто протирала совесть.

— Тебя обсуждали?

— Ещё как. Я слышала, как в отделе HR говорили, что я «переиграла систему». Кто-то из бухгалтерии сказал, что я баг. А один из айтишников — что я шедевр.

— Ну, ты и есть баг-шедевр. А планы на следующую неделю?

— Выяснить, кто этот загадочный мужчина в очках с кольцами. Он появляется и исчезает, как монтажная склейка в плохом сериале. И бесит меня этим. Значит, интересен.

— А вот это уже диагноз. — Лиза налила себе, облизнула губу. — Ты начинаешь охоту?

— Пока делаю вид, что нет. Пусть думает, что он охотник. Мне интересно, сколько он выдержит. А потом... посмотрим.

Они остановились у набережной, прямо на парковке с видом на реку. Открыли двери. Вино щёлкнуло пробкой. Девчонки сидели прямо на капоте, звёзды над ними казались нарисованными, музыка играла негромко, запах винограда и свободы витал в воздухе. Кто-то проходил мимо, кто-то фотографировал пейзаж — но они были в своей вселенной, смеясь, обсуждая, как пережить новую неделю, что надеть, что выложить в сторис, и кто станет новым поводом для флирта.

— Если бы ты могла загадать сейчас одно желание? — Лиза снова облокотилась на руку, глядя в сторону реки.

Рената сделала глоток, прищурилась, взглянула на отражение фонарей в воде и, не задумываясь, выдохнула:

— Я хочу, чтобы Орловский Константин Алексеевич улыбнулся. По-настоящему. А потом подавился.

Позднее они валялись на капоте машины, уставшие, счастливые. Музыка играла тихо. Звёзды были далёкими, почти декоративными. Лиза болтала ногой, Рената лежала, глядя в небо.

— Он на тебя посмотрит иначе, вот увидишь. Не может не заметить. Ты — ураган. — Лиза вздохнула. — И если что, я твой адвокат. Или алиби.

В офисе в понедельник только и обсуждали пятничную презентацию. Кто-то говорил, что это был баг. Кто-то — что это был шедевр. Все переговаривались в полголоса, оглядываясь. Орловский не сказал ни слова. Но она снова поймала его взгляд. И это был уже не лёд. Скорее... недоумение, тревога и нечто похожее на интерес. Как будто его схема дала сбой, а виновный элемент — в розовых каблуках.

А в голове Ренаты крутилась только одна мысль:

«Если я и попала в ад, то пусть он будет в туфлях от Jimmy Choo и с диффузором у входа».