Ты был огнём, а я - ветром
— «Секс — это просто секс, ясно?»
— «Ясно», — соврала ты.
Студенческая кухня пахла дешёвым кофе, табачным дымом и остатками чужих разговоров. Ты сидела на подоконнике в его чёрной рубашке — растянутой, пахнущей чем-то тёплым и грубым.
Он стоял у плиты, небрежно разогревая что-то в сковороде, в одних спортивках, с сигаретой в зубах.
Ты знала — он не безопасен. Но, чёрт возьми, как же тебя тянуло именно к нему.
— Мы же не встречаемся, — напомнил он, даже не обернувшись. — Это просто. Без соплей.
Ты кивнула, хотя внутри что-то уже поднималось — тяжёлое, непризнанное, голодное.
Он пришёл к тебе той ночью весь в злости: разбитые костяшки, пульсирующая челюсть, и ярость в глазах.
Ты не спрашивала. Он не рассказывал. Вы просто трахались. Жёстко, быстро, глухо.
Как будто через тела пытались задушить то, что грызло изнутри.
И это стало вашим ритуалом.
— Почему именно я? — спросила ты однажды. Он усмехнулся:
— Ты не задаёшь лишних вопросов. Пока.
И ты терпишь меня. А это, знаешь ли, редкость.
Патрик Хокстеттер. Слишком мрачный, слишком дерзкий. Таких боятся. А ты — тянулась.
В нём было нечто болезненно знакомое: тьма, которую хотелось не победить — а обнять.
Ночами он шептал тебе на ухо грубости, держал крепко за волосы, и смотрел на тебя так, как будто ты была единственным, что держит его от срыва.
Днём — игнорировал. Или смотрел сквозь.
Иногда — касался твоей руки дольше, чем нужно. Молча. Как будто жалел. Но никогда не говорил.
⸻
Однажды ты не выдержала:
— Ты вообще способен на что-то настоящее, Патрик?
Он подошёл ближе, прижал тебя к стене, лицо в миллиметре от твоего.
— А ты правда хочешь, чтобы я был с тобой по-настоящему?
— Да.
— Тогда не выживешь.
Он тебя поцеловал. Слишком яростно. Слишком голодно.
А ты всё равно осталась.
Ты была умной. Ты знала, что это плохо кончится.
Но ты не уходила.
Потому что ты влюблялась в него каждый раз, когда он смотрел на тебя так, будто ты — последняя его передышка от всего мира.