Глава 30
- Отличная идея, - с облегчением улыбнулась Мэй. Больше он не будет ее оставлять одну.
Красивый, с взъерошенными вьющимися волосами, с легкой щетиной на скулах, он весело смотрел на нее.
- Я тоже так думаю. Ты полюбишь Венецию.
- А когда ты расскажешь о своем прошлом? Ты мне так и не объяснил, каким образом из крошечной квартиры попал в роскошный дворец.
Чонгук нахмурился:
- Это не очень приятная повесть. Моя мать была служанкой в доме графа Ту Квон мой отец, пьяница и мот, был его старшим сыном. Матери было всего семнадцать... Он опрокинул ее на кровать и изнасиловал. В результате на свет появился я...
Широко открытые глаза Мэй с ужасом смотрели на него.
Чонгук мрачно продолжал:
- Домоправительница не поверила моей матери, и ее уволили. Она поехала домой, к своей семье, во Флоренцию. Но когда выяснилось, что она беременна, ее из дома выгнали. Они тоже ей не поверили. Потом она всю молодость и все мое детство проработала уборщицей в Венеции. О том, что с ней случилось, она рассказала, только когда мне исполнилось восемнадцать лет. А потом у нее обнаружили рак...
От сочувствия у Мэй в душе все перевернулось. Она схватила его за руку:
- Чонгук, мне так жаль. Ты, должно быть, столько пережил...
- Однажды я столкнулся с отцом. Он назвал мою мать шлюхой, а его друзья меня избили.Ту Квон пригрозил привлечь мать к суду за распространение лживых слухов о нем. - Чонгук поморщился от отвращения. - Семья Ту Квона была очень уважаемой, и, когда пошла молва об обвинениях в адрес моей матери, я перенес немало оскорблений. А через несколько лет после этого Ту Квон погиб в автомобильной катастрофе, и граф, мой дед, попросил, чтобы я сдал анализ на ДНК. Он хотел удостовериться ради собственного покоя, естественно, что я не их наследник.
- Наверное, ты возненавидел всю семью своего отца! - с жаром произнесла Мэй
- Мне стало жалко старого человека. Когда было доказано, что я сын Ту Квона дед предложил мне пособие за то, чтобы я молчал. Я сказал ему, что пусть он держит свои деньги при себе. И старик проникся ко мне уважением - за то, что я не захотел быть такой же пиявкой, как остальная его родня. К тому времени я учился бизнесу, и граф обещал предоставить мне работу, как только я закончу учебу. Но я был очень независимый, и у меня были собственные планы.
- Чего-то подобного я и ожидала, ведь я тебя знаю.
Теперь ей стало понятно, в чем истоки его сумасшедшей гордости, особенностей характера и склонности к одиночеству. Мэй подвинулась к Чонгуку поближе.
- Я сам заработал свой первый миллион. Я научился так хорошо распознавать всякие возможности и пользоваться ими, что стал акулой бизнеса, - продолжал рассказывать Чонгук с улыбкой, которая больше напоминала волчий оскал.
Мэй обняла, поцеловала его и прошептала:
- Я так люблю тебя, Чон Чонгук!
И вдруг почувствовала, что тело у него стало жестким и чужим. Заявление о любви для нее было совершенно естественно, и она не сразу поняла, что на него оно произвело совсем другое впечатление. Наступившая тишина показалась ей тяжелой и мучительной. Она медленно подняла голову и заглянула в смуглое лицо.
- Я не жду, что ты ответишь мне тем же, - неловко добавила она.
- Я и не намерен отвечать взаимностью, - с иронической усмешкой ответил Чонгук и шевельнул бронзовым плечом, чтобы высвободиться из ее объятий. Прекрасные темные глаза стали жесткими и словно бесчувственными. - Я никогда не смогу относиться к тебе по-прежнему...
Мэй, смущенная таким решительным неприятием, пробормотала:
- Не надо было ничего говорить. Я привыкла не следить за словами, но ты прав. Еще слишком рано говорить всякую чепуху.
- Такое время никогда не настанет. Мне пора в душ. - Лицо у Чонгука стало суровым. Он соскочил с кровати и отправился в соседнюю спальню, в свой душ.
"Я никогда не смогу относиться к тебе по-прежнему". Почему она не держала рот на замке?! Разве можно быть такой дурой и, как подросток, выбалтывать все, что приходит в голову? Он так и не простил ее.
Мэй свернулась под простыней, стараясь справиться с глубоким чувством обиды. Уже когда она стояла под душем, это ощущение стало понемногу убывать и вместо него появился гнев. Чонгук полон противоречий. У него все время меняется настроение. Почти весь медовый месяц он отлично играл роль новобрачного и вдруг, без всякого предупреждения, переменил к ней отношение.
Он делал для нее все, что делал бы самый внимательный и деликатный любовник. И в постели он был нежен, никогда не давил на нее. Стоит ли удивляться, что после такого долгого и невозможно медленного обольщения она сказала, что любит его?
Мэй надела легкое зеленое платье и спустилась вниз.
Клео все еще ждала в холле и дулась на хозяйку. Чонгук смотрел по телевизору деловые новости. Он щелкнул кнопкой пульта, чтобы приглушить звук, и бросил на жену оценивающий взгляд.
- Я не в настроении участвовать в эмоциональных сценах Мэй.
- Я должна знать, какое место я занимаю рядом с тобой.
- У тебя есть брачный договор на сорока пяти страницах, - с холодной иронией напомнил Чонгук.
- Я думала, мы понемногу отходим от этого, - с трудом выговорила она.
Чонгук ударил по ее самому слабому месту - напомнил о юридическом основании их не совсем обычного брака.
- С чего ты это решила? Ничего не изменилось, кроме того, что мы немного развлеклись в постели. Все обстоит так, как и должно быть. - Он не спускал с нее блестящих темных глаз. Глаза были яркими и холодными, как зимний мороз. - Как ты хорошо знаешь, ничего сентиментального в нашем договоре нет, так что разговоры о любви ни к чему. Сплошная нелепость. Я поддерживаю нашу сделку финансами и жду, что и ты сделаешь то, за что я заплатил.
Он в клочья разорвал тонкую ткань их отношений! Утер ей нос, бросив в лицо правду. Все, что ему от нее нужно, это ее тело и в конечном итоге ребенок.
- Нет проблем. Но и ты не забудь - что посеешь, то и пожнешь.
Черная бровь иронически вздернулась.
- В смысле? - сухо поинтересовался он.
- В том смысле, что я перехитрю тебя. А я с этим справлюсь, потому что больше не вижу в тебе человека, которого раньше любила. И я не мазохистка, - произнесла Мэй. - Но подумай дважды, прежде чем будешь просить меня родить тебе ребенка. Заслуживает ли дитя того, чтобы его растили в едкой атмосфере неудавшегося брака?
🌼🌼🌼🌼🌼
Супружеская постель, располагавшаяся среди пышного великолепия в эту ночь крещена не была. Впервые с того дня, как они поженились, Чонгук и Мэй спали в разных спальнях, хотя и под одной крышей.
К тому моменту, как они поднялись на борт самолета, у Мэй разыгралась мигрень. В висках не просто стучало - барабанило. Таблетки, которые у нее были с собой, помогали мало. Ее тошнило все время полета. Меры, которые принимал Чонгук, чтобы сделать путешествие как можно комфортнее, не действовали.
Он не любил ее...
Встретившая их на пороге домоправительница Мария помогла ей добраться до постели. Мэй вынуждена была лечь в затененной комнате. Перед головной болью отступили все другие проблемы. А потом появился необычно скромный Чонгук в сопровождении врача с очень тихим, спокойным голосом. Врач сделал ей укол, после которого она уснула. Последнее, что слышала Мэй, было уютное мурлыканье Клео, приютившейся мягким пушистым комочком рядом с хозяйкой.
На следующее утро от головной боли не осталось и следа. Мэй чувствовала себя прекрасно. Мария доложила ей, что Чонгук в семь часов отправился на работу в свой офис этажом ниже. И Мэй позавтракала в одиночестве на огромном балконе, нависавшем над всемирно известным Большим каналом.
Яркий новый день, великолепный, незабываемый вид на город пленили ее сердце. Против нее, на той стороне канала, высились великолепные сине-лазурные здания. Их искусственную красоту смягчали волны от проходящих мимо них гондол и оживленная толпа на противоположном берегу.
Явился Чонгук, пожелавший составить ей компанию. Мария сделала реверанс и опять застыла в ожидании, когда можно будет налить хозяину кофе. Как всегда, муж выглядел великолепно - стройный и смуглый, в сером с сизым отливом дорогом костюме, отлично сидевшем на сильном, сухощавом теле.
Покачивая чашкой, он прислонился к древним камням балюстрады и, глядя на нее влажными глазами, лениво поинтересовался:
- Тебе лучше?
- Все нормально, спасибо.
Всего лишь один его взгляд - и на нее нахлынули воспоминания вчерашнего дня и того удовольствия, которое он ей подарил. Опять телу стало как-то неуютно, и Мэй, слегка порозовев, поерзала на стуле.
- Если хочешь, киска, я полечу с тобой в Англию, - спокойно предложил Чонгук.
Мэй отвела от него взгляд и стала разглядывать изящный китайский фарфор на мраморной столешнице. Что это, жалость к страдающей от неразделенной любви и покинутой жене, которая не знает, как прожить без него несколько следующих дней? Или он нежит собственное самолюбие в лучах ее обожания?
Мэй стиснула зубы. Вряд ли она когда-нибудь еще позволит себе глупость изливать душу и навлекать на себя еще одно унижение.
- Я все время буду рядом с папой и мамой, а для тебя это будет пустой тратой времени, - бодро объявила она.
Появилась секретарша, симпатичная брюнетка в деловом костюме, с телефоном в руке и с извинениями. Чонгук взял трубку, о чем-то поговорил на итальянской скороговорке, за которой Мэй было не уследить, и бросил телефон на стол.
(Продолжение следует)