16 Между жаждой и болью
Хотелось отпраздновать — в любимом ресторане, среди тех, кто был ближе всех после родителей.
Столик заказывать не пришлось: ресторан принадлежал нашей семье. Администратор радостно встретил и проводил в отдельные апартаменты. Я снял пиджак и позволил парням расслабиться.
— Я так давно здесь не был… Кажется, вечность прошла! — сказал я, улыбаясь.
— Господин, раньше вы заходили почти каждый день, — ответил администратор. — Похоже, ваша память полностью восстановилась.
— Да, теперь я помню всё. Но сегодня… здесь и сейчас мы просто друзья. Никаких «Господин», никаких «Вы». Хочу отпраздновать то, что мы вместе.
Еда была изумительной, вино слишком быстро кружило голову. Два бокала — и я уже чувствовал лёгкое опьянение. Тэха тоже быстро захмелел, что невероятно веселило Со Те. Дже Юль же лишь следил за нами: вино для него было словно вода.
Уже изрядно пьяненьких нас увёз домой водитель.
Тэха был в ударе. Он напоминал все мои прошлые глупости и нещадно дразнил: даже вспомнил, как я без штанов выскочил из койки в больнице. Я смутился — особенно потому, что Юль был рядом. На его лице мелькнула странная тень, но он молчал.
Со Те, смеясь, утащил сопротивляющегося и орущего: «Я ещё не всё сказал!» — Тэха в его комнату. А меня Дже Юль занёс в мою.
Он хотел уложить меня на постель, но я не отпускал его, обвив руками. Нос уткнулся в его шею, и я жадно вдыхал аромат.
— Юль… как ты пахнешь… — прошептал я, чувствуя, как дрожат его руки. — Пожалуйста. Я хочу почувствовать твой запах. Умоляю…
Мужчина застыл. Его мышцы напряглись, дыхание стало тяжёлым.
— Тэён… не надо. Вам это не понравится, вы пожалеете… — голос был хриплым, сдавленным.
— Пожалуйста! — я крепче прижался к нему, губы скользнули по его шее.
— Чёрт… Тэён! — он пытался освободиться, но я обвил его ногами. — Не делай этого!
Мои феромоны вырвались наружу. Я чувствовал, как он дрожит в моих руках, как борется с собой.
— Отпусти меня… — выдохнул он.
— Почему? — я прижался ещё сильнее. — Посмотри, что ты делаешь со мной!
Его ладонь легла на мою ногу, задирая штанину. Взгляд на миг расфокусировался, голова откинулась назад, губы приоткрылись. Он улавливал мой запах, и я видел, как это сводит его с ума.
— Я вырву глаза тому, кто хоть раз так смотрел на тебя, — прошептал он, почти рыча. — Убью того, кто посмеет причинить тебе боль.
— Тогда будь со мной… хоть немного… — я взмолился, пуская новые волны феромонов.
— Если я поддамся сейчас… завтра я себя убью, — его голос сорвался.
— Умоляю… хоть чуточку… — я запустил руку под его рубашку, касаясь горячей кожи.
— Подожди! Малыш… остановись… — он дрожал, губы шептали почти молитву. — Пожалуйста, успокойся…
— Тогда успокой меня своими феромонами… — выдохнул я, прильнув к нему так, будто уже не мог оторваться.
Такого желания я ещё никогда не испытывал. Оно накрыло меня, как огонь, лишая здравого смысла. Всё, что мне было нужно в этот миг — горячие объятия моего мужчины. Хотелось чувствовать его везде: его прикосновения, его аромат, даже вкус его крови. Казалось, каждая клеточка моего тела жаждала его, соски болезненно затвердели, а между ног тяжесть выдавала моё состояние. И я заметил, что Юль понял это раньше, чем я успел что-то сказать: его взгляд скользнул вниз, глаза потемнели от осознания.
Я облизнул губы и впился в его рот, передавая весь жар, что сжигал меня изнутри.
И Юль сдался.
Его язык ворвался в мой рот, не менее страстный, чем мой. В тот миг он уже не сдерживался, отдавался той же буре, что бушевала во мне. Его руки жадно скользили по моему телу, будто пытались запомнить каждую линию. Наше дыхание стало рваным, мы тонули в собственной страсти.
Его ладони оказались под моей рубашкой, и он жадно задрал её вверх, оставляя за собой огненный след прикосновений. Губы спустились к животу, и я задрожал, когда он поцеловал пупок. Его пальцы коснулись сосков — и я выгнулся, едва не потеряв контроль. Его рот сомкнулся на одном из них, а рука ласкала другой Он проник в штаны, обхватив мой член.
Я застонал, тело трепетало в его руках. Его дыхание было горячим и тяжёлым, и я слышал его так ясно, словно оно касалось моего уха. По простыням уже растекалось влажное пятно от возбуждения. Я жаждал большего, изнывал от этого желания, и его рука ускорилась. Удовольствие накатывало волнами, всё сильнее и сильнее, пока моё тело не выгнулось, а глаза не закатились. Его низкий рык, сорвавшийся с губ, стал последним толчком — и я взорвался.
Горячие капли брызнули на живот, тело содрогнулось, растворяясь в блаженстве. Он замедлил движения, снова становясь нежным. Я тяжело дышал, постепенно приходя в себя, а он всё ещё оставался напряжённым. Лоб покрывался испариной, зрачки расширены, взгляд расплывчатый — он боролся с собой. Я же ощущал только сладкую усталость и покой.
Засыпая, я был уверен, что он останется рядом.
Но проснулся — один. Постель была чистой и сухой, будто ничего не случилось. Только густой запах моих феромонов висел в воздухе, напоминая, что всё было взаправду.
И тогда пришла боль. Сначала тупая, внизу живота, потом режущая, словно меня сжимали изнутри. Я попытался подняться, но рухнул обратно в постель. Всё тело было напряжено и горело. Даже мягкая шёлковая пижама казалась грубой, раздражала кожу. Соски пульсировали, член был набухший, и даже зад болезненно ныл.
Я сорвал с себя одежду, но легче не стало. Руки сами потянулись к телу, вспоминая его прикосновения. Я провёл пальцами по груди, коснулся сосков и выгнулся, но это не было похоже на то, как делал он. Всё же воображение подхватило меня: я представлял его руки, его дыхание.
Я дотронулся до себя внизу, и стоило лишь обхватить член, как из горла вырвался стон, а губы сами позвали его:
— Юль…
Но ответа не было. Я дрожал, сжимая и разжимая бёдра, зажимая себя ими. Было приятно, но этого было мало. Я пробовал быстрее, грубее, и, да, кончил, заливая живот и простыни. Но облегчение не пришло.
Тело требовало другого — там, глубже. Я осторожно коснулся входа, и понял, что именно оттуда рвётся моё желание. Но решиться — не хватило сил. Я лишь снова и снова доводил себя рукой, задыхаясь от стонов, и даже третья разрядка не принесла покоя.
Вспомнил о подавителях, они были близко, но доставая я опрокинул воду на тумбочке. Пришлось жевать их в сухую. Но желание постепенно отступило. Боль притихла, жар улёгся, и с первыми лучами рассвета я отключился, наконец находя хоть немного покоя.
