Глава 23
Как и ожидалось, в землях Юдоли было гораздо спокойнее, чем на Утёсах. Компания всё так же продолжала заезжать в города и деревни на обед, ночевать под открытым небом, купаться и стирать одежду в реках, коих в Юдоли было огромное множество. Впрочем, пару раз компании удалось посетить и общественные бани, что безумно порадовало не только Нарциссу и Мелани, но и Альфонса с Вайном.
Юдоль прозвали речными землями из-за обилия рек и их рукавов. Все ответвления шли от главной и самой длинной реки Родоса, Стылый Жар. Юдоль располагались на востоке королевства и славилась своим жарким климатом и острыми специями. Рядом с её берегами проходило тёплое течение Солнечного моря, поэтому несмотря на то, что Утёсы располагались южнее, самыми жаркими землями всё равно считалась именно Юдоль. Холодное течение у берегов Утёсов спасало их жителей от безумной жары.
Каждый вечер Вайну приходилось менять повязки на руках Нарциссы, так как он был самым опытным в этом деле. После Альфонс, чтобы Нарцисса как можно меньше напрягала руки, кормил её с ложечки. Поначалу она пыталась противиться, но несколько раз встретившись с упрямым взглядом Альфонса, принимала его помощь. Потом Нарциссе давали обезболивающее – раны доставляли ей сильную боль – и она засыпала раньше всех, чтобы восстановить силы.
Спустя пару дней стало очевидно, что Нарцисса будет только калечить свои руки, если продолжит держать поводья, поэтому Альфонс усадил её на своего коня. Нарцисса сначала заверяла, что не нуждается в такой чрезмерной опеке, но всё же отступила. Альфонсу даже не приходилось заставлять её, ему было достаточно лишь попросить, и Нарцисса, не желая доставлять ещё больше неудобств своим протестом, отступала. Она сидела спереди Альфонса, прижимаясь спиной к его груди. Он мог заметить еле проступивший румянец на светлый щеках, но лицо Нарциссы оставалось спокойным, хоть глаза и выдавали полное незнание того, как вести себя в подобной ситуации. Порой Альфонсу безумно хотелось узнать, каких сил Нарциссе стоило изображать полную невозмутимость, когда она испытывала такого рода смущение. Да и чего уж греха таить, Альфонсу невозможно льстила мысль, что он её волнует.
Впрочем, для него это тоже было испытанием. Альфонс умел держать себя в руках, умел остужать свой пыл, но когда он чувствовал своей грудью спину Нарциссы, так ярко ощущал тепло её тела, видел лёгкий румянец на щеках и напускное безразличие, мысли так и норовили свернуть на неправильную дорожку. Иногда Альфонсу помогали только пресловутые повторения боевых построений и видов оружия. Впрочем, через пару дней он привык к такому близкому контакту с Нарциссой, да и она, казалось, смогла расслабиться рядом с Альфонсом, чувствуя себя абсолютно комфортно.
Каждый день они ехали в одном седле, но больше не чувствовали неловкости. Серую лошадь Нарциссы, которая осталась без всадницы, не решились оставить ни в одном из городов и деревень, поэтому вели её следом. К счастью для Альфонса мигрени его не мучали. Это бы могло сильно усложнить путешествие, но головные боли Альфонса не посещали.
Однако, даже эти попытки помочь ранам на руках Нарциссы быстрее зажить не могли в будущем избавить её от шрамов. Альфонс боялся, что она воспримет их очень болезненно. Он и сам проходил через принятие своего нового облика. В первое время больше всего на свете он ненавидел шрамы на своём лице, а ловить сочувствующие или брезгливые взгляды и слушать перешёптывания было неприятно. Но спустя время Альфонс свыкся и с реакцией общества, и со своим новым лицом.
На удивление, Нарцисса восприняла мысль о будущих шрамах весьма спокойно.
– Не будь их на моих руках, сейчас я была бы у Нэдура. Шрамы – малая плата за свободу, – ответила она усталым голосом, глядя на костёр. Глаза её слипались, скорее всего, из-за обезболивающего.
Альфонс всё чаще и чаще стал замечать в Нарциссе удивительные новые черты, которых никогда раньше не видел. Словно в этом затяжном приключении с неё спала маска напускного холода и сдержанности. Она была куда более разговорчивой чем обычно и стала больше улыбаться. Нарцисса была такой простой и, Альфонс не побоялся этого определения, родной. Такой, какая она есть, Нарцисса была по-своему волшебной. Спали титулы, а вслед за ними и обязанности. Они просто стали ей не нужны в окружении людей, которым Нарцисса доверяла и которые принимали её такой неидеальной, как для леди, а в глазах Альфонса всё равно прекрасной.
Холмистая Юдоль поражала буйством зелени и красок полевых цветов. Все поляны и луга были усыпаны маками, ромашками, васильками, клевером и купальницами. До любого уголка Юдоли доносился запах влажной земли и речной воды. По ночам слышалось хоровое кваканье лягушек. Под вездесущими ивами было комфортно останавливаться на ночлег. От комаров спасал дым костра. Треск веток в огне дополняли звуки ночного ветра, перебирающего ивовые косы.
Альфонс любил так засиживаться на берегу реки до поздней ночи, пока все спали, и ему никто не мог помешать созерцать прекрасную реку, окутанную лунным светом, в которой отражались тысячи звёзд. Ночь в этих землях не была мрачной и таинственной, она была тихой и уютной. Альфонс часто ловил себя на мысли, что для него подобное занятие стало медитацией. Он наблюдал за спокойной рекой, ни о чём не тревожась. Тяжёлые мысли не лезли в голову, не разрывали сердце и не наводили беспорядок в чувствах. После ночного созерцания даже сны были спокойными и умиротворяющими. Альфонс понял, что отдыхал здесь душой.
Местные жители Юдоли были улыбчивыми и весёлыми. Жизнь их текла медленно и степенно, и это можно было заметить лишь немного понаблюдав. По сравнению с быстрой Барой и оживлённым Ливерполем здешние местные жители были крайне медлительными. Для Альфонса, который привык к быстрому темпу столицы, подобная размеренность была в новинку. Мелани же не уставала объяснять, что это прелесть юдольского менталитета.
Однажды компания заехала в небольшой город, находившийся в одном дне езды до столицы Юдоли. Они попали в самый разгар праздника. Рынок еле вмещал такой наплыв людей, а на центральной площади устроили ярмарку с палатками уличной еды и живой музыкой. Было не протолкнуться, а из-за жары многолюдный праздник не приносил удовольствия. Компания купила еды и расположилась рядом с фонтаном, наблюдая, как на площадь выходят пары, чтобы потанцевать.
– Это обычный день города. Бо́льшая часть простых жителей закрывают свои лавки, мастерские и выходят праздновать. Работают только торговцы и музыканты, – пояснила Мелани и надкусила свежий нектарин.
Смотря на площадь, на которой танцевало множество пар, Альфонс удивлялся, как они могли не врезаться друг в друга при каждом движении. Яркие наряды смешивались в невероятный красочный калейдоскоп.
– Там что, пара двух девушек? – спросила Нарцисса у Мелани и удивлённо уставилась на танцующих.
И действительно, среди обычных пар можно было разглядеть и леди, танцующих вместе и молодых людей. Альфонс слышал, что на Юдоли к этому относятся абсолютно нормально, так же как и к супружеским изменам по обоюдному согласию. Утёсы и Инзельн придерживались нейтралитета в вопросах подобных пар, а вот Шума и Фьёрд всегда были ультраконсервативными землями.
– А чему ты удивляешься? – весело улыбнулась Мелани.
– А разве так можно? – Нарцисса всё ещё была в замешательстве.
– Дорогая, на Юдоли всё можно, – Мелани подмигнула Нарциссе, а та залилась краской и отвела глаза.
Альфонс усмехнулся, наблюдая за подобной милой реакцией. Тяжело же Нарциссе будет, если она попадёт на застолья лордов Юдоли, куда вполне законно можно было пригласить куртизанок, куртизанов или любовниц и любовников. Всё это считалось на Юдоли абсолютно нормальным, а в обиход вошёл термин "свободные семьи", когда муж и жена имеют право найти кого-то на стороне или воспользоваться платными услугами.
Всё это объяснялось далёким прошлым Родоса до прихода дуали. Раньше все земли жили более обособленно, каждая из них поклонялась своим Богам, жила по своим устоям и традициям. Шума и Фьёрд были старомодными консерваторами, главной ценностью которых была семья, сила и долг, потому что эти качества и помогали выжить в условиях сильнейшего холода. Именно поэтому, даже когда почти тысячу лет назад на их земли установилась дуаль, как официальная религия, люди всё ещё считали женщин хранительницами домашнего очага, а мужчин воинами и правителями.
На Утёсах, Инзельне и Юдоли всё было по другому. Из-за климата люди чувствовали себя менее зависимыми от природных стихий. Поэтому ценности дуали привились им куда легче. Дуаль смотрела сквозь пальцы на однополые связи. Главное, чтобы в итоге люди вышли замуж или женились. Всё остальное воспринималась как забавы для ума, которому приелись обычные радости. Хотя слишком свободный, если не сказать распутный, образ жизни юлолевцев религия всё же порицала. Измены считались неприемлемыми даже если происходили с согласия обоих. Впрочем ни простой народ, ни высокую аристократию Юдоли эти запреты не смущали.
Когда компания вдоволь насмотрелась на танцы, они оседлали лошадей и двинулись дальше. Однако на выезде из города их остановила группа из четырёх стражников. Лица их были закрыты шлемами, а плащ зелёного цвета говорил, что то были солдаты семьи Садария.
– Леди Садария, – обращение было адресовано к Мелани, – лордом Теодором Садария нам было приказано разыскать вас и доставить в Гринвелл вместе со вашими... – рыцарь оглядел всю их компанию, – спутниками.
Мелани оживилась, услышав имя своего отца. Альфонс же напрягся, поняв, что скорее всего их компанию заприметили ещё на фестивале. Как оказалось, стражники дома Садария отличались крайней наблюдательностью, если смогли рассмотреть в огромной толпе неприметную компанию. И что-то Альфонсу подсказывало: стражники поняли и кто он такой.
Легенда звучала складно. Естественно до родителей Мелани уже дошли новости о том, что в столице случился переворот и сейчас их дочь неизвестно где. Стражники не выглядели враждебными, однако руки, показательно лежащие на рукоятках мечей, говорили, что в случае сопротивления солдаты готовы вступить в бой. Но так просто довериться зелёному плащу и словам было бы крайней степенью глупости, поэтому Альфонс вывел Буяна чуть вперёд и сказал твёрдым голосом:
– Покажите приказ, уважаемые сиры, – он знал, что каждому подобному отряду выдают бумагу с приказом, чтобы обозначить законность действий стражи.
– Конечно, лорд Розфельд, – без тени сомнения сказал стражник, стоявший впереди остальных. Он достал свиток и вручил Альфонсу. Тот мигом развернул его и принялся читать:
Я, Теодор из дома Садария, главный лорд Юдоли, приказываю отыскать мою дочь, Мелани Садария (в прошлом Розфельд), и доставить её в Гринвелл, семейный замок рода Садария, целой и невредимой. Если леди окажется со спутниками, на них распространяется тот же приказ. В случае сопротивления обезвредьте врагов и доставьте Мелани Садария во дворец.
Подпись: Теодор Садария Дата: 1 августа 991 года
Печать на документе с символом рода Садария, папоротником, не оставляла сомнений в том, что приказ был подлинным. Дата указывала, что его выдали на следующий день после дворцового переворота.
– Это почерк отца, – сказала Мелани, подъехав ближе, читая документ.
– Благодарю, – Альфонс отдал свиток рыцарю. – Мы проедем с вами.
Они отправились за стражниками. Все облегчённо выдохнули, ведь рыцари могли действовать и по приказу Нэдура, и тогда боя им было бы не избежать. Но сейчас компания обзавелась молчаливым сопровождением, которое их не смущало. На следующий день они прибыли в Парус.
Столица Юдоли располагалась на побережье Солнечного моря. Въехав в город, компанию встретили многолюдные улицы и стойкий запах песчаника и моря. Дома песочного цвета стояли близко друг к другу оставляя лишь малое пространство для езды. Повсюду стояли фонтаны с питьевой водой, вокруг которых сидели воробьи и голуби. Красок городу добавляли яркие мозаики на стенах песчаных домов, в которых преобладал зелёный и синий цвета. Иногда их закрывал вьющийся плющ и лиловая вистерия. Парус пересекала река Азара, впадающая в Солнечное море. Парков было немного, однако вместо них встречались аллеи с клёнами, в тени которых можно было спрятаться от жарких лучей. Солнце в зените ужасно пекло голову, а носить плащ стало просто невыносимо. Только после путешествия по Юдоли Альфонс понял, почему здесь есть такое понятие как "сиеста".
Выехав на главную площадь, Альфонс смог поближе рассмотреть фамильный замок рода Садария. Он был не настолько большим как Сад Роз, однако его окружал огромный сад – гордость Гринвелла и лордов Юдоли. Это был самый большой сад во всём королевстве. На бежевых высоких стенах замка висели знамёна дома Садария – светлый папоротник на тёмно-зелёном фоне.
Компанию легко пропустили через ворота ко главному въезду в замок. Круглую площадку освещало яркое солнце. С двух сторон она была огорожена живой изгородью, за которой скрывался сад, окружающий весь Гринвелл. Альфонс был в этом замке лишь пару раз, но за четыре последних года это место словно стало ещё зеленее. По мраморным светлым ступеням спускались Теодор и Люсия Садария, лорд и леди Юдоли. Глядя на них, создавалось странное впечатление от их союза. Леди Садария была высокой смуглой женщиной со строгими чертами лица, стройной фигурой и пышной грудью. Красный цвет открытого платья очень шёл бронзовой коже. Лорд Садария же со своей полной фигурой и низким ростом и в подмётки не годился своей жене.
Альфонс быстро спешился и помог спуститься Нарциссе. У Мелани и Вайна конюшие уже увели лошадей. По серьёзному взгляду Теодора Садария можно было понять, что других людей кроме своей дочери принимать он был не рад. В воздухе повисло напряжение. Альфонс не знал, поверили ли родители Мелани в слухи, распущенные Нэдуром, однако хватать Альфонса очевидно не собирались. По крайней мере пока. Взгляд же Люсии был полон гордой уверенности. Впрочем, когда она посмотрела на Мелани, лицо её смягчилось, сгладив ту угловатость, присущую строгой даме.
– Мелани, как я рада, что ты цела, – с облегчением в голосе проговорила Люсия и заключила дочь в объятия. Мелани зарылась носом в её плечо и прикрыла глаза.
– Лорд Розфельд, в последнее время по королевству гуляет слишком много слухов о вашей особе, – с нотками недовольства в голосе начал Теодор, – и мне бы хотелось знать, какие из них являются правдой, – он потёр усы двумя пальцами. – От вашего ответа зависит, сообщим ли мы лорду Нэдуру о вашем прибытии или нет.
– Отец! – встрепенулась Мелани и буквально вырвалась из объятий матери. – Лорд Розфельд спас меня от меча Нэдура. Лишь благодаря ему я стою сейчас здесь, – от прежней дружелюбной улыбки Мелани не осталось и следа. Сейчас она была готова защитить каждого своего спутника. Альфонс посмотрел на неё со спокойной улыбкой, и Мелани немного поубавила свой пыл.
– Я расскажу вам всё, лорд Садария, – уверенно начал Альфонс. – Лишь попрошу переместиться в более подходящее место, – он многозначительно обвёл взглядом двор.
Альфонс понимал всё недовольство и настороженность, которые испытывал Теодор по отношению к нему. Его дочь всё это время шлялась с человеком в розыске, про которого ходило много нелестных слухов. Любой отец был бы настроен если не озлобленно, то крайне скептически к подобному попутчику.
– Теодор, я думаю, нам стоит выслушать лорда Розфельда, – сказала Люсия, положив руку на плечо мужа. В голосе явно звучали властные нотки. – Тем более, если Мелани говорит, что...
– Я понял, Люси, – кивнул Теодор и посмотрел на Альфонса уже менее враждебно. – Прошу, – он указал рукой на массивные дубовые двери.
Стены дворца были отделаны светлым деревом с вкраплениями малахита. Шторы из тёмно-зелёного бархата обрамляли большие, округлённые сверху окна и защищали от беспощадного солнца. Пахло цитрусовым эфирным маслом. Несмотря на то, что это был чужой замок, в такой обстановке Альфонс чувствовал себя в своей тарелке.
Зал для аудиенций встретил их яркими солнечными лучами, отражающимися от лакированного длинного стола из красного дерева. Этот зал Альфонс прекрасно помнил с прошлого своего визита в Парус четыре года назад. С тех пор декораторы успели заменить ковёр на более вычурный, а потолок расписать папоротником.
Лорд Теодор Садария сел во главе стола, по правую руку расположилась Люсия. Когда остальные спутники заняли места, лорд Садария махнул рукой стражникам и слугам, чтобы те удалились из зала.
– И так, лорд Розфельд, поведайте же нам, что на самом деле произошло в столице.
По мере рассказа лицо Теодора то становилось комично-удивлённым, то невероятно озлобленным, словно Нэдура он был готов придушить собственными руками. Периодически он переводил взгляд на Мелани, а та кивала, подтверждая слова Альфонса. Весь рассказ занял полтора часа с уточняющими вопросами.
– Даже не знаю как благодарить вас за спасение моей дочери, лорд Розфельд, – Теодор приложил руку к сердцу, а глаза его выражали искреннюю благодарность.
– На самом деле, есть кое-что, что вы могли бы сделать, лорд Садария, – серьёзным тоном ответил Альфонс, предвещая серьёзные переговоры. Несмотря на усталость после долгой дороги, эту тему стоило обговорить как можно скорее.
– Конечно! Всё что угодно! – заверил лорд Садария.
– Я планирую собрать армию, – твёрдый голос Альфонса не испугал Теодора, а наоборот, заинтересовал его. – Лорд Нэдур отнял у вашей дочери мужа и тестя, лишил дома и пытался убить. Я не могу позволить ему укрепиться во власти и не понести наказание за предательство короны.
– Вы говорите так, словно в смерти лорда Нэдура не будет вашей личной выгоды, – в разговор вмешалась Люсия Садария. Она внимательно наблюдала за Альфонсом лисьим взглядом.
– Безусловно есть, – кивнул Альфонс. – Но это не только моя война. Совершили преступление против вашего рода, напав на леди Розфельд, – Альфонс рукой указал на Мелани.
– То есть вы собираетесь отдать право на трон Мелани? – с напором спросила Люсия.
– Это право было изначально за ней, и только сама леди Розфельд может отречься от трона в мою пользу. Я же на это повлиять не могу, – выдержал напор Альфонс и откинулся на спинку мягкого стула. Становилось понятно, кто на самом деле являлся главой дома Садария.
– Я бы хотела просить отсрочки, – абсолютно спокойно произнесла Мелани. – Это решение важно не только для меня и лорда Альфонса, но и для всего Родоса. Я хочу подумать.
– Сколько тебе нужно времени, дорогая? – мягко спросил Теодор, смотря на неё, как на самую прелестную вещь на свете.
– День, – спустя небольшую паузу произнесла Мелани со вздохом. – Я озвучу своё решение завтра.
– Да будет так, – ответил Теодор и устало потёр лоб. – Рудиус! – в зал вошёл долговязый седой мужчина в форме дворецкого. – Предоставь нашим гостям лучшие покои.
– Слушаюсь, мой лорд, – он почтенно склонил голову.
Альфонсу и Нарциссе предоставили большие покои с двумя спальнями и гостиной. На вопросительный взгляд Альфонса дворецкий ответил, что об этом просила Мелани. Также Рудиус заверил, что слуги здесь знают цену своему месту и не посмеют рассказать о маленьком секрете их брака.
Альфонс же был только рад. Он сможет выспаться как раньше и не на диване, а на большой удобной кровати. Сколько бы времени в военных лагерях Альфонс не провёл, но к комфортной жизни привыкаешь куда быстрее, чем к полевым условиям.
Он тут же принял тёплую ванну, побрился и переоделся в предоставленную слугами одежду. Альфонс даже удивился тому, как ему шла сорочка с коротким рукавом. На ткани кремового цвета был вышит элегантный узор белыми нитками. После ванны Альфонс почувствовал неожиданный прилив сил.
Он не забыл про обещание данное лорду Брею. Письмо вышло коротким, описывающим основные события путешествия и вопросом о делах в столице. Слугам доверять отправку Альфонс не стал, поэтому лично пришёл в голубятню и проконтролировал, чтобы письмо было отправлено как можно скорее. Если время сыграет им на руку, то голубь прилетит в Бару за полтора дня.
На часах было всего лишь пять вечера, поэтому Альфонс решил прогуляться по саду. Он пригласил и Нарциссу, но она ответила, что слишком устала и хочет прилечь до ужина. Альфонс естественно не стал настаивать.
На улице не было так жарко как днём, и воздух уже начали пронизывать нотки прохладного ветерка, пришедшего со стороны моря. В саду пахло морской солью и множеством самой разнообразной зелени и цветов. В начале осени в Юдоли, особенно в северной её части начинали лить проливные дожди такие необходимые для сада. Но даже в случае засухи на здешние растения никогда не жалели пресной воды.
Кроны деревьев, отбрасывающие тени, спасали от вечернего солнца. Вымощенная тропинка то раздваивалась, то снова сливалась в одну, превращая сад в чудно́й лабиринт. Птицы заливались песнями и шелестели в листве.
Альфонс уже гулял по этому саду в прошлом и осмотрел каждый его уголок, разглядывая необычные цветы и деревья. Природа всегда привлекала его, особенно та, которую Альфонс ещё не видел. Однако за четыре года тропинки забылись, а виды вновь поражали красотой как в первый раз.
Пройдя под длинной аркой, увитой красным виноградом, Альфонс вошёл в милую беседку, которая открывала вид на Солнечное море. Он прикрыл глаза, наслаждаясь лёгким бризом и морским запахом. Альфонс готов был поклясться, что дома море пахло по-другому.
– Люблю это место, – послышался голос Мелани за спиной. Альфонс обернулся. – Тут всегда хорошо думается, – она легко улыбнулась.
– Полагаю, нам нужно поговорить, – сказал Альфонс, наблюдая, как Мелани садиться на деревянную скамью. Он не знал, какого итога он хочет от их беседы. Лёгкая тревога отозвалась в груди. Альфонс вздохнул, отогнав её, и сел рядом.
– Верно, – в голосе Мелани послышалась усталость.
– Я хочу, чтобы ты знала, от твоего решения не зависит моё участие в войне. Я буду воевать за тебя, если ты пожелаешь остаться Розфельд, – он говорил медленно и размеренно, словно им вовсе некуда было спешить. Это место навевало спокойствие, но вовсе не спешку.
– Я знала, что ты это скажешь, – Мелани улыбнулась и закинула одну из длинных тёмных кос назад. – Проблема лишь в том, что я не хочу быть королевой.
– Почему? – Альфонс явно не ожидал подобного ответа. – Всё это время у тебя хорошо получалось.
– Настолько хорошо, что Нэдур сумел узурпировать трон, – её взгляд потяжелел, а в глазах промелькнуло презрение.
– Если в этом кто-то и виноват, то только я. Нужно было сразу действовать радикально.
– Ты делал всё согласно законам.
– К бесу законы! – пренебрежительно бросил Альфонс. – Они работают только, если им следуют все, но не тогда, когда инзельновский выходец замышляет переворот.
Они замолчали, и пространство вокруг наполнилось другими звуками. Шелест листвы и тихий шум прибоя успокаивал вспыхнувшую злость Альфонса. Почему, когда дело касалось Нэдура, он начинал так злиться? Всё его тело захлёстывала такая обжигающая ненависть, что контролировать её становилось слишком тяжело. Альфонс никогда не ненавидел противников на поле боя. Он просто знал, что нужно делать, кого защищать, а кого убивать. Личных мотивов в этих сражениях не было, лишь долг перед семьёй. Но здесь эмоции так и норовили взять главенство и затмить холодные суждения пылкими речами о мести и справедливости.
Из раздумий Альфонса вывел спокойный голос Мелани.
– Без него в моём правлении не будет смысла, – Альфонс посмотрел на неё удивлённо, а она продолжила с грустной усмешкой. – Да, он отвратительно обращался со многими людьми... но не со мной. Я видела в нём потенциал. Он действительно мог стать хорошим королём, если бы Йохан Розфельд не держал его от управления на расстоянии.
– Считаешь, вина за то, каким вырос Душасана, лежит на отце? – поинтересовался Альфонс.
– И на нём тоже, – кивнула Мелани. – Я не хочу перекладывать всю ответственность за поведение Душасаны на него, но если бы Йохан позволил своему сыну участвовать в политике и собраниях Совета, он бы смог многому научиться.
– Что? – неуверенно переспросил Альфонс. – Неужели отец сам не позволял Душасане править?
– Йохан Розфельд был очень привязан к власти и не собирался делить её ни с кем. Он всячески убеждал Душасану, что это дела скучные и ненужные. Что с ними прекрасно справляется Совет, и ему необязательно в них лезть. Вот Душасана и остался не у дел. Я, конечно, немного помешала тестю, ведь искренне интересовалась политикой и управлением, но он так и остался у власти. Пусть не юридически, но фактически.
Альфонс не мог поверить словам Мелани. Он знал, что отец очень привязан и к трону, и к королевству, но Альфонс бы никогда не подумал, что Йохан Розфельд самолично лишит младшего сына возможности обучаться и становиться достойной ему заменой. Альфонс всегда считал, что Душасана не интересуется политикой из-за своего отвратительного характера и отсутствия мозгов, но как оказалось ему даже не дали возможности начать интересоваться правлением, а все попытки были тщательно придушены отцом.
– Это глупо, – мотнул головой Альфонс. – Неужели он не думал, что стоит оставить разумного преемника, когда он умрёт?
– Очевидно, он не хотел так скоро умирать, – усмехнулась Мелани. – Я с ним говорила на этот счёт. Он сказал, что до его кончины ещё очень далеко, и к тому времени он успеет обучить Душасану всему необходимому, – Мелани пожала плечами и с ноткой веселья проговорила: – Как видим, не успел.
Шутка вызвала у Альфонса тихий смешок, и он запрокинул голову, обдумывая сказанное Мелани откровение. «Йохан Розфельд, да вы ещё более коварный и алчный человек, чем я думал».
– Возможно это прозвучит эгоистично, но я устала, Альфонс. Королевой быть тяжело. Ответственность порой давит на голову сильнее любой короны. Мне нравилось править, я не скрываю, но я вижу, что это место более не для меня, – сказала Мелани и посмотрела на Альфонса с поддержкой. – Ты будешь лучшим королём чем Душасана. И я верю, что ты сможешь стать лучшим королём чем лорд Йохан. Потому что ты, истинный Розфельд, но не я.
Альфонс медленно кивнул, словно сейчас прошла его инициация. Речь Мелани безусловно приободрила, но теперь Альфонсу предстояло принять своё новое положение и двигаться дальше.
– Ты любила его? – задал он вопрос напоследок.
– Да. Любила, – нежно улыбнулась она.
***
После сна на голой земле, отдых на большой удобной кровати ощущался как рай. Постельное бельё пахло цитрусовым сладким ароматом, а положив голову на мягкую подушку, Альфонс тут же провалился в крепкий сон. Проснулся он, когда на часах было восемь утра.
Альфонс спустился в столовую, где едой уже наслаждался Вайн. Он с удовольствием пробовал разные виды сыров, макая их в острые юдольские соусы. Кухня здесь была вкусная, но к некоторым обжигающим блюдам нужно было привыкать.
– Доброе утро, – сказал Альфонс и сел рядом с другом. – Девочки ещё спят?
– Наверное, – пожал плечами Вайн, отпивая яблочный сок. Он не любил пить по утрам. – А вы с Карсар разве не в одних покоях?
– Нам выделили разные спальни, – не обращая внимание на заинтересованный тон Вайна, Альфонс стал накладывать себе фрукты.
– Я бы сказал, что мне жаль, но зная, что ты в последние месяцы мучал себя сном на диване, я даже рад, – весело усмехнулся Вайн.
– Вдоволь насладился сном на шёлковых простынях? – в голосе Альфонса послышались смешинки. Он знал, что Вайна поселили в покои не для слуг, а для важных гостей. Об этом лично распорядилась Мелани.
– Я в такой роскоши ещё не жил, – с довольной улыбкой неторопливо проговорил Вайн и откинулся на спинку стула. – Я даже стал завидовать тебе. Ты то к такому привык, – в словах не слышалось упрёка или обиды. Вайн говорил это по-доброму.
– Обещаю, когда мы отвоюем Бару обратно, я распоряжусь, чтобы тебе выделили первоклассные покои, – сказал Альфонс и стал намазывать булочку клубничным вареньем.
Вайн посмотрел на него, задумавшись, а потом благодарно заулыбался. Альфонсу показалось, что друг высчитывал вероятность того, произойдёт ли это на самом деле.
– Пожалуй я смогу с этим смириться. Но личный замок был бы лучше, – Вайн подмигнул и съел кусочек сыра.
После завтрака Альфонс опять пришёл в сад. Его освещали ещё тёплые лучи солнца. Они не жарили как днём, а приятно грели, играясь в изумрудной листве. Птицы напевали приятные мелодии, а ноги Альфонса несли его в непонятном направлении. Природа помогала не закопаться в своих переживаниях и тревогах, в этом саду они переставали иметь значения. Мысли текли медленно и размеренно, ничто не тревожило внутреннее равновесие и покой.
Альфонс остановился перед храмом. Он был намного меньше чем в Саду Роз и не разделял той помпезности, которая была присуща храму королевской семьи. В душе родилось странное желание зайти внутрь, посидеть там, подумать, понять, что Альфонсу делать дальше, и поразмыслить над проблемами. Словно храм мог в этом помочь. Альфонс никогда не чувствовал желания и рвения прийти в храм и помолиться. Всю жизнь он был весьма не религиозен, но сейчас это рвение стало настолько сильным, что Альфонс не мог ему противиться.
Он вошёл в прохладное помещение. Звук шагов отражался от стен мирным эхом. По правую руку от Альфонса стоял подсвечник с десятком пустых отверстий. Посередине горела самая большая свеча. Рядом у стены стоял серебряный резервуар с чистой водой. Альфонс сполоснул руки и лицо. Это было обязательным ритуалом перед тем, как поставить свечу для души умершего. Вытерев руки и лицо расшитым полотенцем, Альфонс подошёл к подсвечнику и зажёг три свечи от самой большой, той, что стояла в центре.
Он вздохнул и протёр лицо руками. Надо было что-то сказать. Но что? Откуда Альфонс знает, что они его услышат? А если не услышат вовсе, тогда зачем это всё?
– Боже, я схожу с ума, – сказал Альфонс, но всё же начал исповедь. – Я не знаю как начинать подобные речи, – он неловко замялся, но взял себя в руки и продолжил. – Мне хочется извиниться. Перед всеми вами, поскольку каждого из вас я подвёл, – Альфонс усмехнулся и поднял голову к небу.
Отец, я всё ещё не понимаю, как я мог это допустить. Делая всё по закону, я забыл, что другие его не придерживаются. Что в тяжёлые времена, иногда стоит закрывать глаза на правила и делать так, как того требует ситуация, – Альфонс опёрся на стену и прикрыл глаза. – Могу представить, как ты сейчас рвёшь и мечешь, – с губ сорвался тихий смешок. – Королевство у подлого предателя, а на трон должен сесть твой нелюбимый сын, – через пару мгновений тишины он продолжил. – Но я не ожидал от тебя такого. Отстранить Душасану от политики, лишь бы дольше чувствовать себя у власти... Отец, ты и сам понимаешь насколько это низко. – Альфонс постарался подавить в себе осуждение. Было и так много вещей, за которые он осуждал отца. – Но одно я могу обещать тебе точно, в этой войне я одержу победу несмотря ни на что. И пусть на троне будет не тот, кого бы ты хотел видеть, но это будет хотя бы Розфельд, – Альфонс глубоко вдохнул, стараясь сохранить спокойствие и посмотрел на вторую свечу.
Мама, ты, наверно, так разочарована. И как же мне стыдно, что тому виной я, – он замолчал, вспоминая образ мамы. Её стройный стан, рыжие длинные волосы и зелёные глаза, которые всегда смотрели на Альфонса с добротой. Он вспомнил её звонкий голос, нежную улыбку и тёплые, трепетные объятия. – Мне тебя так не хватает. Твоей заботы, твоего совета, даже просто порой твоего голоса. Так хочется вернуться в детство, где была ты и твоё нужное участие. Но я рад, что ты не стала ещё одной жертвой того мракобесия, которое сейчас развернулось, – взгляд зацепился за третью свечу и слёзы тут же подкатили к глазам. Грудь сдавило уже знакомой болью.
Все мои слова тебе, Душасана, будут звучать как глупые оправдания. Но я хочу лишь сказать, что безумно виноват. Настолько сильно, что не знаю, как этот грех возможно искупить и как заслужить твоё прощение, ведь ничего для тебя я сделать уже не могу, – Альфонс прикрыл глаза руками и опустил голову, стараясь сдержать слёзы. – Я лишь хочу надеяться, что ты меня когда-нибудь простишь. Потому что себя я никогда не прощу.
Пара глубоких вдохов помогла сдержать слёзы и немного успокоится. Альфонс отошёл от подсвечника. Душу тихо выедали уже знакомые тоска и боль. Они были настолько сильны, что даже сердце начало колоть невидимыми иглами. Альфонс сел на скамью и устремил тяжёлый взгляд на постаменты луны и солнца. Если это замысел Двуликого Бога, то он был крайне жесток.
Вина, скорбь и ненависть – плохие чувства, на которых точно не построить крепкого государства. Все силы Альфонс бросит на то, чтобы вернуть своё и наказать подлого Нэдура, но что, если эти чувства настолько укоренятся в нём, что даже после мести они не покинут душу Альфонса? Что если они продолжать пожирать сердце и разум, не найдя успокоения? Каким же королём Альфонс тогда станет?
Да и хватит ли его навыков, чтобы вывести Родос из кризиса, в котором он погряз ещё во время войны с Карсарами? Альфонс не смог вовремя понять замысел Нэдура, не смог предотвратить трагедию, так как он будет править королевством? Можно сказать, что обстоятельства были не на его стороне, но это лишь жалкие оправдания, от которых Альфонсу самому было тошно.
До ушей донёсся звук открывающихся дверей и стук каблуков о каменный пол, который, впрочем, тут же прекратился. Альфонс обернулся – на пороге храма стояла удивлённая Нарцисса.
– Что ты тут... – начала было она, но взгляд зацепился за подсвечник и три свечи, поставленные Альфонсом. Нарцисса закусила нижнюю губу и вид у неё стал понимающе сочувствующим. – Я помешала тебе? – тихо спросила она. – Я могу уйти, если...
– Нет, – перебил её Альфонс. – Останься, – «Ты не можешь помешать», – слова чуть не сорвались с губ, но Альфонс вовремя себя остановил.
Нарцисса прошла к резервуару и омыла руки и лицо. Поставила три свечи – несложно было догадаться, что за родителей и брата – и посмотрела на Альфонса совершенно новым взглядом. Он был понимающим, но в глазах не осталось и тени жалости, словно Нарцисса знала, что Альфонс сможет справиться с тягостными эмоциями и без её участия. Возможно ему не нужно было сочувствие Нарциссы, но Альфонс понимал, что отчаянно нуждался в ней самой.
– Парадокс религии, – неожиданно сказала Нарцисса и двинулась к Альфонсу, открыто смотря прямо в его глаза. – В тяжёлые времена один человек уверует в неё, а другой отречётся.
От медленной, но гордой походки и такого уверенного взгляда Альфонс даже затаил дыхание, не в силах отвести взгляд. Нарцисса словно старалась прочесть его. Она это делала впервые. Нарцисса источала какую-то несгибаемую чёткую уверенность в будущем и это удивительно приободрило Альфонса. В свои двадцать шесть лет он понял, что главная черта, которая ему нравится в женщинах, это внутренний стержень и сила.
– К какому типу причисляешь себя ты? – спросил Альфонс, когда она встала рядом с лавой и посмотрела на постаменты.
– Мои отношения с Двуликой... с Двуликим Богом достаточно сложны, – от Альфонса не ускользнула секундная заминка. Интересно было то, что женское воплощение Бога чтили на общем уровне лишь на Юдоли и в некоторых регионах Шумы. Но не на Фьёрде.
– Что же в этом сложного? – Альфонс понимал, что задал очень личный, интимный вопрос, но ему захотелось узнать ответ. Его манила перспектива понять, какие ещё неизвестные черты хранит в себе Нарцисса.
– Когда дело касается духовной личности, ничего не может быть просто, не так ли? – она бросила Альфонсу полуулыбку. – Если ты вдруг захотел стать порядочным дуалистом, то я ужасный пример, – в голосе послышались смешинки.
– Почему? Ты каждое утро приходишь в храм и молишься, ведёшь себя в соответствии с предписаниями, – Альфонс вдруг понял, что знал об этой части её жизни крайне мало. Только то, что Нарцисса хотела показать. Все ожидали от неё послушного выполнения предписаний дуали, но никто не знал, о чём молилась Нарцисса, о чём просила и как относилась к этой обязанности.
– Важно ведь не то, какой я показываю себя снаружи, а то, как ощущаю себя внутри, – будто прочитав его мысли, сказала она и медленно подошла к постаменту луны. Осторожно прикоснулась лишь кончиками пальцев явно раздумывая, стоит ли кого-то посвящать в детали её веры. – Когда меня выдали замуж, я перестала поклоняться Богу. Точнее его мужскому воплощению, – Нарцисса обернулась, внимательно посмотрев на Альфонса. Он же показывал искреннее любопытство, но ни капли осуждения. – Я посчитала, что лишь женское обличие будет способно понять ту боль, которую я испытывала. В женской поддержке я нуждалась куда больше, чем в мужской. На Фьёрде бы меня окрестили отступницей, если бы узнали, поэтому я никому об этом не говорила, – Нарцисса сделала небольшую паузу. Альфонс не перебивал. Она поспешно отняла пальцы от светлого мрамора и продолжила: – А когда меня отдали в столицу к Розфельдам, я перестала просить о чём-либо даже Двуликую. Я поняла, что мои просьбы и мольбы не будут услышаны, сколько бы раз я не кланялась ей в пол, – её взгляд стал тоскливым. – Поэтому с того момента я просто стала разговаривать с ней.
– О чём? – Альфонс слушал Нарциссу с таким интересом, словно он был маленьким ребёнком, которому читали любимую сказку.
– О том, что меня печалит, злит, беспокоит. О том, что радует, и за что я ей искренне благодарна.
Альфонс нахмурился, не понимая за что можно благодарить Божество, которое о тебе никогда не заботилось в достаточной мере.
– Понимаю твоё недоумение, – Нарцисса улыбнулась, – но даже сейчас, несмотря на все обстоятельства, всё сложилось куда лучше, чем могло бы. Как я могу не поблагодарить Богиню за то, что мы прибыли в Гринвелл в целости и сохранности? – Альфонс выразительно посмотрел на перебинтованные руки, и Нарцисса тут же исправилась: – в относительной целости, – она отвела взгляд и продолжила: – я впервые за столько времени выспалась на удобной кровати, приняла тёплую ванну, поела вкусной еды и меня одели в красивое платье, – Нарцисса искренне улыбнулась и с теплотой сказала: – Я думаю это хороший повод для благодарности.
– Я об этом никогда не думал, – Альфонс откинулся на спинку лавы и потупил взгляд, размышляя. Он никогда не был близок к дуали, но всегда считал, что люди молились в первую очередь для просьбы, но не благодарности. Однако Альфонс был готов признать, что такой концепт был куда менее корыстен по отношению к Богу.
Нарцисса присела рядом с Альфонсом и тихо спросила:
– Мне кажется, что тебя что-то очень сильно терзает. Конечно, это может быть тоска по семье, но... – она замолкла на секунду, начав перебирать складки платья, – может есть что-то ещё?
– Как ты узнала? – вопросом ответил Альфонс.
– Ты со вчерашнего вечера словно не здесь, а где-то очень далеко в своих мыслях. Я подумала, что, возможно, причина кроется не только в том, что произошло в столице, – голос Нарциссы был тихим и ласковым. Она внимательно смотрела на Альфонса, явно желая помочь.
– Я говорил с Мелани вчера, – спустя небольшую паузу ответил Альфонс.
– Вот как, – сказала Нарцисса так, словно поняла, о чём именно они говорили.
– Ты знала, что она хочет отказаться от короны?
– Она рассказала мне об этом ещё по пути в Парус. Впрочем, тогда Мелани ещё не была до конца уверена в своём решении, – Нарцисса пожала плечами. Альфонс замолчал на пару мгновений, и она задумчиво продолжила: – Я думаю, если ты об этом переживаешь, то уже на порядок выше многих.
– Почему ты так уверена? – Альфонс грустно улыбнулся ей.
– Достойным королём не рождаются. Им всегда учатся быть. Ты жил во дворце всю свою жизнь и понимаешь в этом куда больше чем Авон, – Нарцисса осторожно положила ладонь на плечо Альфонса. – Но королём никогда не были в одиночку. Всегда есть советники, которые подскажут правильное решение.
– А королева? – Альфонс улыбнулся с посмотрел на Нарциссу. – Королева подскажет правильное решение, если король в ней нуждается?
Бледные щёки Нарциссы быстро залились румянцем, и она поспешно отвела взгляд. Такого вопроса она явно не ожидала.
– Это её прямая обязанность, – осторожно ответила Нарцисса. – Но от меня пока мало пользы в этом деле, – честно призналась она и посмотрела на Альфонса виноватым взглядом.
– Так же как и от меня, – напускная серьёзность, с которой он выдал это, раззадорило их обоих. – Остановишь меня, если я начну действовать безрассудно? – вопрос Альфонса выражал его главную просьбу.
Один, он боялся потерять голову, поэтому нуждался во взгляде со стороны. Им будет Нарцисса и Вайн, пока они отвоёвывают трон, и им станет лорд Брей, который уже сделал неоценимый вклад, став глазами и ушами Альфонса в столице. Ему нужно было лишь подтверждение его надежды на эту помощь.
Нарцисса по доброму усмехнулась и кивнула:
– Обязательно остановлю.
***
Все собрались в зале переговоров. Альфонс уже знал, что им предстоит тяжёлый разговор с лордом и леди Садария. Ещё с самого начала стало понятно, что Теодор был готов помочь из благодарности за спасение дочери, но вот леди Садария явно претендовала на право остаться матерью королевы.
В зале присутствовали все члены семьи Садария, Альфонс с Нарциссой, Вайн и военный советник Юдоли. Мелани решила начать без особых прелюдий:
– Благодарю, что дали мне время на принятие решения, – она посмотрела на Теодора. – Я решила, что более не хочу быть ни королевой, ни членом семьи Розфельд.
В зале повисла тишина лишь на мгновение, как её тут же прервали:
– Как же!? – встрепенулась Люсия Садария, но тут же постаралась прикрыть своё яркое возмущение.
– Это мой выбор, матушка. Я ещё не оправилась после смерти мужа и не хочу в ближайшее время замуж.
– Тебе даётся два года, за это время ты успеешь и принять утрату, и найти нового кандидата, – сказала Люсия со строгостью и нажимом. В её шоколадных глазах заиграли недобрые огоньки.
– Дорогая, успокойся, – Теодор положил руку на плечо жены в попытке переключить внимание на себя. – Это наверняка тяжёлая тема, не стоит ещё больше бередить свежую рану, – его тон был тёплым и мягким. Альфонс даже не мог представить, чтобы лорд Садария хоть на кого-то повысил голос. Казалось, это вовсе не в его манере общения, да и характер на первый взгляд был мягким и податливым. В отличии от властной Люсии.
– Возможно, тебе стоит ещё подумать, Мелани? – к строгости голоса леди Садария добавилась ещё и неприятная холодность.
– Нет, матушка, – совершенно спокойно ответила Мелани и покачала головой, словно не обратив никакого внимания на тон Люсии. – Трон должен принадлежать истинным Розфельдам. Я в этом уверена, – она посмотрела на свою матушку совершенно открыто и искренне. Этот взгляд слегка обескуражил Люсию, и она более не стала настаивать на своём, смирившись с решением дочери. Впрочем недовольство легко читалось на строгом лице. Альфонс был готов поклясться, что Люсия ещё вернётся к этой теме. Возможно в кулуарах и только в качестве возмущения, вызванным решением дочери, но всё же леди Садария к этому вернётся.
– Тогда право на трон законно переходит вам, лорд Розфельд, – обратился к Альфонсу Теодор.
– Однако это право у вас отняли, – подал голос военный советник юдоли, лорд Ортега.
– Именно поэтому мне нужна ваша помощь, – ответил Альфонс. – Как бы не было прискорбно это сообщать, но война неизбежна.
– Вторая за последние десять лет, – покачал головой военный советник. Такие перспективы его не радовали. Впрочем, они не могли порадовать ни одного здравомыслящего человека, даже если работа предполагала участие в сражениях.
– Я хочу просить у вас армию, лорд Садария, – обратился к нему Альфонс, но вместо Теодора вновь ответила его жена:
– Для нас в этой войне нет смысла, если она не представляет интересов дома Садария. Зачем нам давать вам хоть десять человек нашей армии, если наша дочь более не Розфельд? – холодный тон и высокомерный взгляд Люсии начинали медленно, но верно выводить из себя. Альфонс помнил, в чьём доме он находится и кем он сам сейчас является. Из-за этого приходилось терпеть и подбирать как можно более правильные слова, чтобы не спровоцировать ещё более резкую реакцию этой женщины. Он лишь беглец, а после объявления Мелани не приходился этой семье хоть каким-нибудь родственником. Поэтому приходилось играть по правилам, которые выдвигала Люсия.
– Эта война представляет интересы всех домов, – спокойно и уверенно ответила Нарцисса. Люсия красноречиво подняла брови вверх, явно не ожидав, что Нарцисса посмеет хоть и слово вымолвить на переговорах.
– Поясните, леди Розфельд, – в голосе Люсии проскользнула лёгкая усмешка.
– Речь идёт о том, кто будет править всем Родосом. Если сейчас пойти на попятную и не устранить узурпатора, то потом с его тиранией будете бороться не вы, но ваши дети и внуки, – Нарцисса была решительна и бескомпромиссна. – Вспомните Нормана Широна, захватившего власть тысячу лет назад. Он успел укрепить свои позиции, а его внука помогла свергнуть не просто революция, но и приход Дуали. Пришлось менять целую религиозную систему, чтобы освободить королевство от тирании Широнов. Леди Садария, я не поверю, что такой судьбы вы желаете Мелани, её детям и всей Юдоли, – Нарцисса говорила смело и открыто. Даже вдохновенно.
Альфонс взглянул на неё, профиль выражал полное спокойствие и стать. Во взгляде не было высокомерия, но была гордость и стойкое убеждение в своих словах и принципах. Этому можно было восхититься и Альфонс заметил, как смотрит на Нарциссу с наслаждением.
Теперь Альфонс понял, что ей движет не только желание отомстить старому врагу, но и искреннее беспокойство за будущее всего королевства. Никогда этого не замечав, Альфонс осознал, что она любила эту страну и народ. Нарцисса бы точно стала хорошей королевой. В ней были все задатки для этого.
Пыл в Люсии заметно поубавился. Доводы Нарциссы звучали разумно, все в этом зале понимали это, но вряд ли кто-то бы публично выразил своё согласие с Нарциссой, которую могли считать абсолютно неопытной и неразумной из-за возраста.
– Я согласен со своей женой, – спокойно ответил Альфонс. – Как я и говорил ранее, я не могу сказать, что мною абсолютно не движет собственный интерес, но сейчас речь идёт о всём королевстве. И о будущем Юдоли в том числе. Если Нэдур узнает, что вы покрывали меня и мою жену, он вряд ли станет церемониться с вашим домом. Сейчас у него в руках вся власть, а значит – возможности, – это был рисковый ход. Садария в любой момент могли сдать Альфонса Нэдурам, и тогда весь план будет перечеркнут плахой с гильотиной.
Но Теодор Садария был слишком благодарен за спасение дочери, а значит у Альфонса в руках всё же были некоторые рычаги влияния. «Мелани, знала бы ты, как помогаешь лишь своим присутствием», – подумал Альфонс.
– Моя жена слегка погорячилась, – прервал минуту размышлений Теодор. – Я помогу вам, лорд Розфельд. Вы спасли моё драгоценнейшее сокровище, – он с любовью посмотрел на Мелани. – Лордам Юдоли никогда не было всё равно на то, кто сидит на троне и правит нашим королевством, – только сейчас Альфонс заметил в Теодоре стержень. Всё-таки были вещи, в которых его не могла переубедить даже жена. Но Альфонс предполагал, что такое рвение у лорда Садарии появилось по большей части лишь из чувства долга и благодарности за спасение дочери. Хотя сейчас на причины было абсолютно без разницы. – Я созову могущественных лордов со всей Юдоли, чтобы и они смогли вас выслушать. Всем им я доверяю, никто не раскроет вашего пребывания в Гринвелле.
– Благодарю, лорд Садария. Это была бы неоценимая помощь, – Альфонс склонил голову в искренней благодарности.
– Я дам вам половину своего войска, – сказал Теодор.
– Это три с половиной тысячи солдат, милорд, – подал голос лорд Ортега.
– Прекрасно, – довольно улыбнулся и кивнул Теодор.
Альфонс же на такую поддержку даже и не рассчитывал. Начало было положено и он даже не думал сворачивать с намеченной дороги. Это был прекрасный старт, который всё же не обещал лёгкого пути. Обсудив мелкие детали, переговоры были завершены на положительной ноте. Однако, когда Альфонс покидал зал собраний, то чётко ощутил на себе пристальный и жгучий взгляд Люсии. Она явно о чём-то раздумывала, и явно в этом чём-то была замешана фигура Альфонса. Однако он решил пока не придавать её взгляду особого значения. Решение проблем по мере их поступления было прекрасной тактикой, особенно когда все силы уходили на решение уже наступивших проблем.
Остальной день прошёл тихо и спокойно. Альфонс наслаждался с Нарциссой красотами сада Гринвелла, играл с Вайном в карты, а перед ужином решил зарыться в библиотеке и найти книгу на пару вечеров.
Библиотека в Гринвелле была не такой огромной, как в Саду роз, однако и тут были книги на любой вкус. Целые отделы посвящались исторической литературе именно Юдоли, её бывшего устройства и религии.
Дуаль пришла на территорию Родоса 991 год назад. Как упоминала Нарцисса, она стала одним из способов свержения тиранов Широнов и укрепления на троне Розфельдов. Эта династия правила королевством уже 991 год. Через девять лет мог быть юбилей правления Розфельдов, и Альфонс очень надеялся, что этот праздник станет возможным.
Принятие Дуали не было слишком тяжёлым для народа. Книга Просвещения по сути своей была отредактированным сборником самых популярных религий Родоса. Она продвигала идею равенства полов Шумы, важности долга и чести Фьёрда, двух половинок одного целого Инзельна и так далее. Отношения до брака между мужчинами и женщинами перестали быть чем-то осудительным и общение на эти темы только поощрялись дуалью. Из-за этого сильно изменилась вся культура Родоса. Освобождение от предрассудков стало толчком к созданию новых более открытых и близких танцев. Так стало совершенно нормальным прижимать девушку на публике за талию во время вальса. Дальше появилось и куда более страстное танго. Людям дали разрешение на проявление красоты плотской натуры и они воспользовались этим на всю.
Впрочем, нельзя было сказать, что дуаль равномерно распространилась по королевству. Так или иначе люди из разных земель подстраивали её учения под своё мировоззрение, из-за этого особенности общества и культуры сильно разнились от земли к земле. Но дуаль дала общую базу, на которой было легко объединить народ и укрепить власть Розфельдов.
Альфонса отвлекла от чтения служанка, которая передала слова Теодора, чтобы Альфонс явился в зал собраний снова. Он естественно повиновался, однако абсолютно не понимал, зачем устраивать повторное собрание, да ещё в один и тот же день. Причины так же остались загадкой и тогда, когда Альфонс увидел лорда и леди Садария и Мелани за столом. Будь это собрание по теме грядущей войны, Теодор пригласил бы всех членов прошлого такого разговора, Альфонс был почти в этом уверен. С другой стороны, возможно главы дома Садария хотели обсудить что-то лично с Альфонсом. Но тогда зачем здесь нужна была Мелани? Ситуация становилась всё более и более странной.
– Отец, зачем ты нас позвал? – спросила Мелани, когда Альфонс сел за стол. Её тон выражал ту же озадаченность, которая была у Альфонса.
– У Люси появилась крайне занятная идея, которая может вылиться в интересное предложение для вас обоих, – Теодор говорил медленно, даже в какой-то степени вкрадчиво, но его довольная улыбка не давала усомниться в том, что всё под контролем, и в тревоге смысла нет. – Поэтому я бы хотел, чтобы вы выслушали её.
– Благодарю, – уверенно усмехнулась Люсия и начала: – Прежде всего я бы хотела сказать, что для нашей семьи крайне важны хорошие отношения с домом Розфельдов. Доселе их было легко поддерживать из-за образовавшегося союза, однако теперь нас мало чего связывает, – такого сладкого и приятного голоса у Люсии Альфонс ещё не слышал. Обычно в её тоне проскакивали нотки холода и непомерной гордости, а сейчас его было крайне приятно слушать. Но красивая манера речи не перекрыла то, что Альфонсу явно было не по себе. Куда клонит Люсия? Он не до конца понимал, что она хочет сказать, но был уверен, что ему это не понравится. – И я подумала, что нам вновь стоит объединиться, чтобы создать мощную коалицию.
– Прошу прощения, но как? – спросил Альфонс даже не представляя, каким образом это может быть возможным. Из четы Розфельдов остался только он и Нарцисса, хотя и её к этой семье можно было отнести с большой натяжкой. Как и с кем именно леди Садария собралась объединяться и создавать коалицию, Альфонсу было решительно не понятно.
Люсия положила руки на стол и склонилась лицом к Альфонсу, словно хотела захватить всё его внимание.
– Нам с Теодором, как хозяевам этого замка, естественно известно, что вы, лорд Розфельд, спите со своей супругой в разных спальнях. Мы были на вашей свадьбе и помним тот скандал с архидуалитом, как только пришло время вашей брачной ночи. Консумацию брака никто не запечатлел, а значит мы можем предполагать, что вы так и не познали свою жену, – с нарочитой жалостью сказала Люсия, – я ведь права?
– Наш интим вас никак не касается, леди Садария. Подобные вопросы верх неприличия, – строго проговорил Альфонс. Он-то думал, что со смертью отца эта тема сама собой сойдёт на нет, и в неё будут посвящены только сам Альфонс и Нарцисса. Удивительно, как некоторым людям было интересно засунуть нос в их постель. Но если Вайн, с которым был не нужен официоз, делал это из дружеского интереса, то леди Садария переходила все границы приличного.
– Однако в глазах дуали и закона вы не муж и жена, а значит вас легко можно развести, – улыбнулась Люсия и радостно хлопнула в ладоши, – а это значит, что вы сможете жениться на нашей прекрасной дочери! Ваша жена не способна принести вам пользу, не деля с вами ложе, так зачем терпеть этот неполноценный брак, когда можно выбрать куда более достойную пассию? – она говорила так быстро и взволнованно, словно дата свадьбы уже была назначена.
Альфонс застыл как вкопанный и смотрел на Люсию в полном непонимании. Ему показалось, что он неправильно расслышал. Понял абсолютно не то, что леди Садария имела в виду, однако возмущённый вскрик Мелани вывел Альфонса из остолбенения.
– Неужели ты снова хочешь меня подложить под короля, матушка? – она резко вскочила с места.
– Мелани! – в недовольстве Люсии слышалось чёткое требование успокоиться.
– Как ты вообще могла о таком даже помыслить?! – в вопросе Мелани слышалась такая горечь и боль, словно матерь только что предложила ей самую гнусную вещь на свете. Впрочем, так и было. – Альфонс, я в этом не...
– Я тебя понял, – твёрдо перебил он и поднял руку, в знак того, что Мелани не было нужды оправдываться. Всё стало ясно как белый день.
– Доченька, не переживай ты так. Мы всего лишь...
– Что всего лишь? – вновь перебил Альфонс но теперь уже Теодора. В один миг его охватила такая жгучая ярость, что он был готов выместить её на ком угодно, даже если это перечеркнёт все результаты военных переговоров. С другой же стороны то, что леди Садария вообще осмелилась поднять эту тему, вымораживало, что даже плечи повело словно от холода. Альфонс медленно поднялся со своего места и устремил взор на Люсию. – Ради отношений, которые вы так цените, я готов забыть этот разговор раз и навсегда. Готов простить вам грубости в стороны моей жены и нашего брака и даже готов вновь улыбаться вам при встречах. Но если вы ещё хоть раз заикнётесь про развод, под монастырь я подведу уже вас, – Альфонс говорил это твёрдо и холодно. Он чувствовал, как Люсия сжалась под его взглядом.
– Лорд Розфельд, этот конфликт нам ни к чему, – вмешался Теодор. Вид его был суровым. Он говорил чётко и строго, – Угрозы в сторону своей супруги я не потерплю.
– Вы правы, – кивнул Альфонс, – как и я не потерплю оскорбления в сторону своей жены, – его голос смягчился, но не потерял серьёзности. – Леди Садария, если вы видите свою ценность как благоверной только в том, чтобы ублажать мужа – это ваше право. Но Нарцисса для меня куда больше, чем постельная грелка. Прошу простить меня, если мои слова вас задели, но честь своей супруги я был обязан защитить, – Альфонс перевёл взгляд на Теодора. Тот уже не выглядел так сердито. – Лорд Садария, действовать в интересах политики – не грех, но использовать ради этого свою любимую дочь... – Альфонс покачал головой. Даже без продолжения фразы все поняли, что он имел в виду.
– Я предлагаю забыть об этом, – с тяжестью великой усталости сказал Теодор. – На моё обещание данная... – он вздохнул, подбирая слово, – размолвка никак не повлияет.
– Благодарю вас, лорд Садария, – Альфонс склонил голову. – Я не сомневался в вашей чести.
С этими словами он покинул зал собраний. Голова начала гудеть, предвещая тяжёлую ночь. Вряд ли Альфонс сможет уснуть без обезболивающего. Мигрень пришла в неподходящий момент.
А Альфонс то думал, что эта тема с брачным ложем была полностью исчерпана со смерти Йохана. С тех пор они с Нарциссой ни разу не поднимали этот вопрос и, казалось, её это очень устраивало. Она была не готова. И Альфонс это знал.
Из мыслей его вывело лёгкое касание к плечу. Он обернулся и увидел Мелани.
– Я даже не могу представить, как мне просить у тебя прощения за это. Мне безумно стыдно, что так вышло.
– Не стоит, Мелани. Я понимаю, что ты не причём, – он легко улыбнулся ей. – Твоя матерь просто жадна до власти.
– Так и есть... – тяжело вздохнула Мелани и покачала головой.
– Что ты успел натворить? – послышался громкий вопрос с конца коридора. Вайн шёл быстро, а взгляд одновременно выражал и любопытство, и недовольство.
– Ты о чём? – спросил Альфонс, когда Вайн подошёл к нему.
– Я столкнулся с Карсар в коридоре. Она выглядела такой расстроенной, что даже от моих вопросов просто отмахнулась.
Альфонс нахмурился и посмотрел на Мелани. Она кивнула и виновато поджала губы. Они подумали об одном и том же.
– Она плакала? – спросила Мелани встревоженно.
– Нет, но выглядела так, будто услышала очень грустную новость.
– Я пойду к ней, – бросил Альфонс и быстро помчался в покои.
Из-за спины донеслось недовольное «Эй!», но на объяснение времени не было. Как же не вовремя началась мигрень и как же неудачно Нарцисса услышала только начало диалога. Альфонс был уверен в этом, иначе она бы не ушла в расстроенных чувствах в покои. Стоило всё ей объяснить и развеять её тревоги, хотя это даже вызывало в Альфонсе небольшую радость. Значит Нарцисса тоже дорожила их браком.
Альфонс буквально вбежал в гостиную покоев. Там, откинувшись на спинку кресла, подперев подбородок большим пальцем, а указательным прикрывая губы, сидела Нарцисса. Она выглядела как обычно, только более сосредоточенной и внимательной. Её глаза посмотрели на Альфонса цепко и даже как-то озабоченно, и только по подрагивающим векам он понял, что Нарцисса очень переживала.
– Ты много слышала? – решил первым начать Альфонс.
– Начиная от слов леди Садария о том, что вашим семьям стоит объединиться и заканчивая её потрясающей речью о том, как тебе не стоит терпеть неполноценную жену, – убрав от губ указательный палец, проговорила Нарцисса. Она отвела взгляд от Альфонса куда-то в сторону. Голос её был ровен и безэмоционален. По нему нельзя было понять практически ничего.
– Ты не слушала дальше? – спросил Альфонс, понимая, что она ответит.
– Я не хотела слышать ответ на хорошее предложение от мужчины, который вынужденно терпит «неполноценную» жену, – и снова этот ровный тон и отстранённость. Она словно выстроила стену между ними.
– Нарцисса...
– Что? – она перебила Альфонса резко, и посмотрела на него прямо, открыто. Спустя миг в голубых глазах словно промелькнуло понимание и решительный взгляд раскололся, когда глаза заблестели от приближающихся слёз. Альфонсу показалось, что она почувствовала вину. Нарцисса поднялась с кресла, прерывисто выдохнула и несмело начала: – Я хочу сказать, что... – она смяла подол бежевого платья, а губы её задрожали, – я пойму твоё согласие на это предложение. Сквозь обиду, но пойму... – ей всё ещё хорошо удавалось сдерживать слёзы.
Альфонс буквально чувствовал, что Нарцисса хочет сказать что-то ещё. Что-то очень важное и сокровенное. То, что она долго хранила в себе, но не могла ни перед кем обличить эти чувства в слова. Она пыталась, но крепость внутри, защищённая тысячей слоёв льда и гранита, выстроенная из боли и страха, не давала пробиться тому откровению. Поэтому Альфонс постарался подтолкнуть её к этому:
– Этими словами ты меня гонишь? – удивительно, что внутри Альфонс чувствовал абсолютное спокойствие. Он знал, как выйти из этой ситуации, он знал, что в итоге Нарцисса выдохнет с облегчением и успокоится, но сейчас им нужно было прояснить некоторые очень важные моменты.
– Нет... – неуверенно ответила Нарцисса, словно не ожидала подобного вопроса. Она отвела взгляд и заговорила тихо и стыдливо: – Я, наверно, очень эгоистична. Не дав тебе ничего взамен, не принеся никакой пользы, я хочу, чтобы ты остался, хоть вновь ничего не смогу тебе предложить, – голос задрожал, но слёзы Нарцисса всё ещё сдерживала. – Этот брак стал для меня защитой и опорой. Он дал мне уверенности, но тебе не принёс ровным счётом ничего...
Нарцисса посмотрела на Альфонса, и тот понял, что именно она хотела сказать. Что не просто брак принёс ей чувство защиты и опоры, а брак с Альфонсом. Что Нарцисса именно в нём видела ту защиту и опору, в которой так сильно нуждалась. И Альфонс был этому несказанно рад. Он стал для Нарциссы щитом, а значит рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.
Альфонс приблизился к Нарциссе лишь на пару шагов и спокойно сказал:
– Но предложение леди Садария я не принял.
Волнение, обида и вина, бушующие во взгляде Нарциссы, смешались с искренним, неподдельным удивлением. Она явно уже всё обдумала и не могла поверить, что её вывод, выстроенный исключительно на голом расчёте, не совпадает с настоящим решением Альфонса.
– Но почему? Это... так не может быть... – неверящим голосом сказала она.
– Почему? – Альфонс улыбнулся тому, что она самостоятельно настолько укрепилась в своей правоте, что теперь ему придётся прямо переубеждать её в обратном.
– Я объяснила, почему, – в её голос опять закралась боль. Она поджала губы и отошла подальше от Альфонса, к обеденному столу. – Сколько бы я не пыталась, но я не в силах совладать со своим страхом. Своими капризами я причиняю тебе неудобства, я обязана быть порядочной женой, но не могу даже к телу своему подпустить, – с каждым предложением её голос становился всё громче и громче, а дыхание было поверхностным. Нервным и истеричным. – От меня нет никакого проку, из-за этого я не могу родить тебе детей, но ты отказался от выгодного предложения в замен на что? На меня? – она посмотрела на него в таком отчаянном непонимании, что Альфонс чётко понял: она сама не видит в себе большей ценности. И не важно, кто это вбил ей в голову: родители, няни или Райдер, – но от подобных мыслей её нужно было избавить.
– Да, Нарцисса. Ради тебя, – Альфонс улыбнулся и подошёл к ней.
– Но я не понимаю... – Нарцисса покачала головой. – Почему?
– Потому что я люблю тебя, – Альфонс нежно обхватил её ладони своими и от этого жеста Нарцисса замерла как вкопанная. – Этого для меня достаточно. Я не хочу с тобой развода. И именно с тобой я хочу продолжать этот путь. Мне не важно, что сейчас ты не можешь побороть свои страхи, но я помогу тебе это сделать. Ты не должна бороться со своими бесами в одиночку. Для меня ты ценна сама по себе. Потому что я люблю тебя такой, какая ты есть. И я уйду от тебя, только если ты сама меня прогонишь, – Альфонс улыбнулся и качнул головой, – но я всё же надеюсь, что этого никогда не произойдёт.
Альфонс говорил это мягким нежным голосом и смотрел на Нарциссу с тёплой улыбкой. Он не чувствовал ни страха, ни смущения, только колотящееся сердце напоминало о приятном волнении. Альфонс знал, что ответит Нарцисса. И это его не расстраивало.
На щеках Нарциссы вспыхнул такой сильный румянец, словно среди белых роз расцвела другая, яркого розового оттенка. Её глаза блестели и смотрели с огромнейшим удивлением.
– Я не знаю что...
– Я понимаю. И не ожидаю ничего в ответ, – Альфонс погладил большими пальцами тыльную сторону её ладоней.
– Я не хочу тебя этим задеть, – честно призналась Нарцисса.
– Меня это не задевает, – в глазах Альфонса заблестели смешинки. – Я же так долго прождал. Думаешь, ещё не подожду?
Нарцисса облегчённо усмехнулась и проговорила такое искреннее и нежное: «Спасибо», – что сердце Альфонса наполнилось безумной радостью и счастьем. Нарцисса обвила руками его пояс и уткнулась ему в плечо, а Альфонс обнял хрупкие плечи и приложил щёку к светлой макушке. Её волосы пахли лавандой и теми самыми духами с ароматом липы и черёмухи. Альфонс чувствовал её лёгкую дрожь – Нарцисса нервничала во время всего разговора куда сильнее, чем хотела показать. Сейчас в объятиях Альфонса она потихоньку успокаивалась, а он был безмерно счастлив, что стал для неё защитником и поддержкой. Что Нарцисса в нём нуждалась так же, как и Альфонс нуждался в ней. Он был готов бороться с её страхами и защищать от всех невзгод, лишь бы только они вместе пришли к тому счастливому будущему, которое тёплой надеждой светило на горизонте.