Поцелуй меня в Нью-Йорке [P.M]

Мистейк выворачивается из рук Вито, пытаясь дотянуться до стола.

– Фу, Мистейк, нельзя, – говорю я ей. – Тебя же уже покормили.

Собачка смотрит на меня... ну, щенячьими глазками, как бы говоря: «Но, мамочка, там столько еды. Почему она не для меня?»
Карла, улыбаясь, наклоняется, чтобы поднять блюдце Мистейк.

– Я дам тебе еще немного, – говорит она. – А потом все, ты меня поняла?

Карла кладет на блюдце еще несколько колбасок и ставит его обратно под стол. Если бы Вито не держал Мистейк достаточно крепко, собачка, скорее всего, получила бы сотрясение мозга, срываясь вниз. Секунду спустя щенок уже у тарелки, носится по полу туда-сюда, стуча миской о ножки стола.

– Боже, надеюсь, она скоро станет поспокойнее, – бормочет Пэйтон себе под нос. – Трудно будет найти ей новый дом, если она все время будет так себя вести.

Люк, в этот момент склонившийся, чтобы погладить Мистейк, резко поднимает голову:
– Ты не можешь отдать ее! Ты что, шутишь?

– Ты собираешься выгуливать ее дважды в день? – спрашивает Пэйтон. – У тебя будет время между сменами?

Я смотрю на Пэйтона, пытаясь понять, о чем он говорит. Он считает, что Мистейк будет обузой? Неудобством? Понимаю, она у нас не так уж и давно, но я ожидала, что она будет значить для Пэйтона столько же, сколько для меня... Потому что я начинаю думать, что этот щенок был одной из причин, по которой я вынуждена была остаться здесь сегодня и отложить свой полет. Этот щенок... наш щенок.

А Пэйтон хочет его отдать, и я больше никогда не смогу ее увидеть.
Если я вернусь, конечно.
Но, может быть, на самом деле он этого не хочет?

– Изабелла... – по тому, с каким грустным вздохом nonna Фиорелла произносит это имя, я понимаю, что она говорит о маме Пэйтона, – дала бы тебе хорошую оплеуху за то, что ты хочешь отказаться от того, кто нуждается в тебе. Разве так тебя воспитывали, Антонио?

Кухню вновь заполняет гробовая тишина, и я понимаю, что все здесь ждали какого-нибудь сигнала, чтобы задуматься о том, кого с ними сегодня нет. И теперь наконец Фиорелла дала им такую возможность. Все, кроме меня, уставились на стол; Люк уселся на корточках над Мистейк.

Вито откашливается, опираясь на стол:
– Мы что-нибудь придумаем.

Карла кивает:
– Как и всегда.

Я изо всех сил стараюсь не начать всхлипывать, игнорируя покалывание в моих глазах.Пэйтон был не прав там, в парке. Никто здесь не притворяется, что это Рождество ничем не отличается от других. Все сидящие здесь люди – раздавленные, грустные, несчастные – ощущают отсутствие миссис Монтелеоне (черт возьми, даже я ощущаю его, хотя никогда ее не встречала) и вовсе не притворяются, что это Рождество точно такое же, как и всегда... без нее. Они просто пытаются понять, что же им теперь делать.

Я опасаюсь, что если буду рассматривать родных Пэйтона слишком долго, то они поймут, о чем я думаю. Я также не осмеливаюсь взглянуть на Пэйтона, потому что боюсь, что расплачусь из-за жалости к нему. Поэтому я просто сосредоточиваюсь на своей тарелке.

– А у нее хороший аппетит. – Я замечаю, как nonna Фиорелла кивает Пэйтон, как бы одобряя его выбор.

Я чувствую руку на своем плече и, обернувшись, вижу Карлу. Ее темно-карие глаза блестят от невыплаканных слез, и я понимаю, что она просто пытается сдержаться.

– Итак, А да, ты теперь живешь в Нью-Йорке? – спрашивает Карла.

– Пока еще нет, – говорит Пэйтон, и я отправляю ему многозначительный взгляд: «Во-первых, не отвечай за меня; во-вторых, мы много говорили сегодня об этом, но я еще не приняла окончательного решения».

– В этом семестре я участвовала в программе по обмену студентами, – объясняю я. – Хотела узнать, на что похож Нью-Йорк, прежде чем начать учиться здесь в университете в следующем году.

Карла встает и подходит к буфету, чтобы достать бутылку вина.

– Значит, ты собираешься в один из нью-йоркских университетов в следующем году? – Она поднимает бутылку, как бы спрашивая, хочу ли я вина.

Я качаю головой.
– Я пока не уверена, – отвечаю я. – Это серьезный шаг.

– Но это твое образование, – говорит Карла, наливая большой бокал вина для Фрэнка. То, как она это делает – автоматически, словно запрограммировано, как будто она делает это по несколько раз в день, ежедневно, – и то, что у нее точно такой же острый нос, смещенный немного влево, как у отца Пэйтона, подсказывает мне, что Карла замужем за Фрэнком и является сестрой Вито.

Женщина замечает, что я ее разглядываю:
– Что такое?

– Да нет, ничего. Я просто пыталась понять, кто из вас с кем в каком родстве. Но уже догадалась, что вы с Вито – брат и сестра.

– А ее не проведешь, – шутит Вито.

Карла садится за стол и наливает себе вина.

– Ты должна рискнуть, – говорит она мне. – И Колумбийский – отличный университет, правда, Пэйтон?

– Мне нравится, – отвечает парень.

Карла снова обращается ко мне:
– Ты должна использовать свою молодость на всю катушку. Следуй за своими мечтами, пока у тебя еще есть для этого силы.

– Ты вот следовала за своими мечтами, – бормочет Вито, – из-за чего в итоге в старости ходить толком не сможешь. Если она не хочет рисковать, не надо наседать на девочку.

Карла закатывает глаза:
– Старость настигает тебя независимо от того, что ты делал в молодости. Большинство из того, о чем ты мечтаешь, трудно реализовать, но нельзя не попробовать. Изабелла, она... она это понимала.

И вновь тишина опускается на нас. Это очень удручает.

Негромкий голос Вито раздается очень кстати:
– Да, да. Так и есть.

Я вспоминаю, каким Пэйтон был, когда мы только познакомились... Ему было больно, и на самом деле не столько из-за поступка Майи. Он не хотел идти домой. Парень не хотел скрывать свои переживания, просто боялся говорить об этом. Потому что разговор равноценен столкновению с ситуацией лицом к лицу, а столкновение лицом к лицу означает боль от потери матери, жены, сестры... Цель любой скорби – это в конце концов возвращение к нормальной жизни. Но Изабелла была такой значимой частью жизни всех этих людей, что они теперь просто не знают, что такое «нормально».

-Я искренне сочувствую вашей потере, – понурившись, тихо говорю я.

Родственники Пэйтона поднимают головы, их лица грустны, и они смотрят в разные стороны. Губы у всех крепко сжаты, словно они опасаются, что вот-вот заплачут. Вито и Люк кивают мне. Фрэнк уставился в потолок, качая головой. Пэйтон молча смотрит на меня, и я вынуждена заставлять себя не отводить от него взгляда, потому что внезапно начинаю переживать, не сказала ли я чего-нибудь лишнего.