Поцелуй меня в Нью-Йорке [P.M]

Я смотрю вниз на Девятую улицу и вижу группу людей, дрожащих от холода перед кофейней. Похожи они на колядующих? Понятия не имею. Точно так же, как я понятия не имею, есть ли среди них наш таинственный Винни. Я не могу признаться Аиде в том, что не знаю, кого ищу, потому что я уже все уши ей прожужжал о том, какими хорошими друзьями мы были с Винни. Зачем только я это сделал? В общем, я делаю вид, что из-за всех этих пальто, шарфов и шапок просто не могу разглядеть старого приятеля. Когда мы подходим ближе, я понимаю, что мы с Аидой собираемся понизить средний возраст этой группы лет примерно на двенадцать. Я останавливаюсь в нескольких метрах от них с Мистейк, изо всех сил пытающейся вырваться из моих рук, чтобы скорее бежать к новым людям – не знаю уж зачем, может, тоже хочет колядовать, – когда я наконец узнаю кое-кого (правда, совсем не того, кого ожидал) среди певцов.
– Привет, Чиз! – кричу я невысокому пареньку, который пытается выбраться из толпы, попутно теряя свой колпак Санты.

Зажатый под мышкой аккордеон издает несколько жалобных нот, пока его хозяин пробирается к нам сквозь людей.

– Это же не настоящее имя, правда? – шепчет мне Аида.

– Нет, – бормочу я в ответ, понимая, что либо забыл, либо вообще никогда не знал, что настоящим именем Чиза было Винни Маккарти. Он перевелся в другую школу где-то перед старшими классами. По идее, его вообще не должно было быть в той группе. – Мы прозвали его так из-за любви к сыру.

– Пэйти, ты пришел!

Теперь Чиз – Винни – обнимает меня, чуть не роняя при этом свой аккордеон, и на меня накатывает волна воспоминаний. Я вспоминаю, что Винни Маккарти был странным мальчишкой, который звал меня Пэйти с тех самых пор, как мы стали членами клуба скаутов. А я его с тех самых пор ненавидел.

– Рад тебя видеть, чувак! – улыбается Чиз.

– Да-да, – говорю я, пытаясь абстрагироваться от воспоминаний о том, как моя кузина Мари рассказала мне, что в восьмом классе Чиз пытался сразить ее наповал серенадой. Он пел... Ну, Мари не разобрала, что именно он пел, потому что она едва слышала его голос из-за аккордеона. Если бы я знал, что на мое сообщение ответил Чиз.

– Так, друзья, нам пора начинать. – Одна из женщин в группе – за пятьдесят, невысокая, грузная и очень деловая – подходит к обочине, собирая вокруг себя людей. – Мы начнем с Девятой улицы и двинемся на запад. Надеюсь, у вас у всех есть песенники и все вы помните свои песни. А вы еще кто такие? – Женщина уставилась прямо на нас с Аидой.

– Нет-нет, Глэдис, все в порядке. – Чиз хлопает меня по плечу, и я чуть не роняю Мистейк, которая громким лаем выказывает мне свое недовольство. – Это мой друг детства. Один из лучших певцов, которых я знаю.

Мне начинает казаться, что Чиз мог спутать меня с каким-то другим Пэйти. Я не умею петь. Но Глэдис спрашивает у Чиза, какой у меня голос, и парень уверяет ее, что я пою басом, а Аида – меццо-сопрано. Глэдис, похоже удовлетворенная услышанным, ведет группу по Девятой улице, бормоча что-то о том, как все удачно сложилось, потому что им как раз не хватало баса и меццо-сопрано.

Я пропускаю группу вперед на почтительное расстояние, прежде чем следую за ними. Потом поворачиваюсь к Чизу, который идет слева от меня – Аида шагает справа, – и спрашиваю:
– Что это было?

Чиз в ответ лишь ухмыляется. Он смахивает на хорька, и это меня пугает.

– Не волнуйся об этом, просто держись позади и вовремя шевели губами.

И затем он обнимает меня, как будто мы и впрямь старые друзья.
Мистейк пару раз обнюхивает его и недовольно отворачивается. Думаю, можно даже не пытаться накормить ее сыром.

– Рад тебя видеть, мужик. Но буду честным... я, гм... – Чиз бросает взгляд на Аиду. – Я немного разочарован, что ты привел свою новую девушку.

Я собираюсь спросить его, что он имеет в виду, но Аида меня опережает:
– Вообще-то я здесь только потому, что мой рейс домой отменили.

С каждой улыбкой Чиза я все больше жалею о том, что пришел сюда, и о том, что вообще отправил сообщение в групповой чат.

– Так что ты делаешь в этом хоре? Ощущение, что тут только старушки, домохозяйки и ты. – Я быстро оглядываю толпу. – Ты здесь вообще, похоже, единственный парень.

– Вот именно. – Теперь Чиз не только улыбается своей хорьковой улыбкой, но и кивает головой в такт ходьбе. – Я просто гений, мужик! Я здесь единственный жеребец, которого все хотят оседлать.

Я слышу, как Аида издает звук отвращения.

– И что это значит? – усмехаюсь я.

– Ну, знаешь, они – пантеры, – объясняет Чиз. – А я великолепная мясистая жертва, которая так и просит, чтобы ее сожрали живьем.

Первые ряды певцов из группы начинают переходить дорогу, и одна из женщин, явно старше моей мамы, поворачивается к нам и посылает Чизу воздушный поцелуй. Он в ответ отправляет ей такой же поцелуй, а я умоляю свой мозг не представлять то, что может произойти между этими двумя после того, как мы здесь все закончим.
Мы наконец тоже переходим через Первую улицу, и Глэдис подводит нас к дому, с которого мы, вероятно, и начнем. Она просит кого-то из певцов нажать на дверной звонок, и, когда дверь открывает пожилой джентльмен в красно-черном свитере, Глэдис поворачивается к нам лицом, указывает на Чиза, веля тому подготовиться, а затем поднимает руки, чтобы мы начали петь... кто бы знал, какую песню! Никто не дал нам с Аидой песенники.

Что за дитя, что сладко спит
На руках Марии?

О, эту я знаю. Вроде бы. Мы пели ее в средней школе. Я двигаю губами, надеясь, что слова сами придут ко мне, но ничего не выходит. Я помню, что там упоминается Христос и два раза Мария. Еще вроде там про пастухов что-то было.
Я поворачиваюсь к Аиде, которая на самом деле поет – и очень даже неплохо – вместе со всеми. Она бросает на меня вопрошающий взгляд: «Ты что, серьезно?» Ой, да ладно! Не надо смотреть на меня так, словно я не помню слов национального гимна!

Я знаю часть про «дитя, сын Марии», и это конец первого куплета. Певцы замолкают, и Чиз оглушает Девятую улицу аккордеонным соло, которое определенно далеко от классической версии. Я снова пытаюсь вспомнить, какие слова идут дальше. А потом решаю: «Ну и черт с ним, буду петь все, что в голову придет, и надеяться, что за остальными голосами меня не будет слышно».

Что за дитя? Я без понятия.
Я не просил детей...