Поцелуй меня в Нью-Йорке [P.M]

Энтони откашливается, и татуировщик, сощурившись, смотрит в нашу сторону, словно пытается разглядеть нас в темноте. Секунду спустя он возвращает взгляд к экрану.
– Эй, бро, мы не галлюцинация. – Мне кажется, или голос Энтони внезапно стал более... бруклинским?
Татуировщик выталкивает себя из-за стола и выпрямляется. Слегка покачиваясь, он из-за всех сил пытается казаться трезвым.
– И чем могу помочь?
Энтони снова закатывает рукав, открывая татуировку с именем Майи:
– Я хочу скрыть ее.
Мастер свешивается с прилавка, чтобы лучше рассмотреть татуировку:
– Но, чувак, она же офигенна.
– Верно, – соглашается Энтони. – Но я все равно хочу ее скрыть.
– Тебе же ее Филомена делала? – Татуировщик задумчиво гладит свой подбородок, как напыщенный сноб в художественной галерее. – Я точно могу сказать по тому, как закручивается буква «Й», словно она сама себя пытается съесть. Тут проблема, чувак... Она убьет меня, если узнает, что я осквернил одну из ее работ...
Энтони смотрит на меня и закатывает глаза, поэтому я делаю шаг вперед и говорю с мастером так, как мне иногда приходится разговаривать со своей подругой Хизер, когда она выпивает слишком много.

18:45

Татуировка Пэйтона почти готова. Он не наблюдает за тем, как татуировщик – мы выяснили, что его зовут Джо, – рисует на его руке. Вместо этого Пэй смотрит на меня, а я делаю все возможное, чтобы скрыть охвативший меня ужас. Джо сделал из имени Майи огромный бесформенный русалочий хвост. Щечки русалки скорее похожи на звезды. Думаю, Джо хотел придать русалке изящную плывущую позу, но она выглядит так, словно танцует под джаз, растопырив пальцы на руках. А лицо... Скажем так, выражение ее лица очень подходит человеку, которого только что ударили током.

Кажется, это первая попытка Джо нарисовать русалку. Но это же была его идея!
Минут пять назад Пэйтон  спросил меня, стиснув зубы от боли:
– Ну и как оно?

Я в ответ лишь покивала ему головой. Собственному голосу я в тот момент не доверяла: боялась, что он будет звучать так же испуганно, как я себя чувствовала. И я до последнего надеялась, что Джо собирается сделать что-то по-настоящему стоящее со всем этим своим «дизайном», что меня, в итоге, приятно удивит. Но нет, это все как началось ужасно, так ужасным и осталось. А когда я поняла, насколько татуировка будет уродливой, было уже слишком поздно.

Возможно, пару месяцев спустя Пэйтон сможет пойти в другой тату-салон и попросить просто закрасить это «произведение искусства». Большим черным прямоугольником с ручкой. Будет всем говорить, что он захлопнул дверь перед ее именем.

– Ну, все готово, мужик. – Джо кладет иглу на столик из нержавеющей стали (с поразительной осторожностью для парня, который явно все еще под кайфом и видит вокруг единорогов и переливающиеся радуги) и, откидываясь на спинку кресла, любуется своей работой. – Может, нескромно с моей стороны так говорить, но получилось реально круто.

Пэйтон садится. Я изо всех сил стараюсь не съежиться и улыбаться как можно более ободряюще, но, судя по тому, как напряжены мои щеки, я могу изобразить в лучшем случае оскал.
Пэйтон опускает взгляд на руку. Его взору предстает кривобокая, чересчур румяная, танцующая под джаз русалка. Его губы дергаются, и он подносит руку ближе к лицу. Я инстинктивно бросаю взгляд на инструменты Джо, надеясь, что Пэйтон при всем желании не сможет до них дотянуться. Я уже жду, что он вот-вот сорвется... Не знаю, как... Может, возьмет иглу и сам наколет Джо тату в отместку. Но Пэйтон не делает этого. Вместо этого он спокойно сидит, пока Джо перевязывает его руку, платит ему за работу и благодарит его. Затем он выводит меня из салона обратно на улицу.
Не может же ему на самом деле нравиться эта татуировка?

Несколько минут спустя мы сидим в закусочной на Восьмой улице. Мы прошли по меньшей мере мимо пяти тату-салонов, прежде чем добраться сюда. И каждый раз я задавалась вопросом, думает ли Пэйтон о том же, о чем и я: возможно, нам стоило зайти в какое-нибудь другое место, чтобы избавить его руку от Майи?
Теперь мы сидим за столом друг напротив друга, и между нами стоит тарелка с картофелем фри, покрытым сыром. Я не думала, что так скоро проголодаюсь после пиццы, но картошка очень вкусная. Может, я так надышалась дымом от травки, что во мне проснулся зверский аппетит? Я смотрю на руку Пэя и понимаю, что больше не могу сдерживаться – мне нужно знать правду.

– Как она тебе... нормально? – спрашиваю я тихо.

Он опускает взгляд на повязку. Мне кажется, что та уродливая татуировка просвечивает сквозь нее.
Парень пожимает плечами.

– Это всего лишь моя рука, – отвечает он, прежде чем засунуть картошку себе в рот.

Я внимательно рассматриваю лицо Пэйтона, пытаясь понять, шутит он или нет. Нет, похоже, не шутит.
Он  кажется совершенно серьезным.
Но сейчас я вспоминаю, чему научил меня целый семестр, проведенный здесь. Дома у нас сложилось превратное впечатление об американцах. Мы уверены, что у них нет чувства юмора. А это, совершенно точно, неверно. Так же как неправильно мнение о том, что мы, британцы, не слишком эмоциональны. Если бы это было так, я бы не рыдала денно и нощно, когда Чейз заявил, что у нас ничего не выйдет... И сейчас бы не упала на стол от смеха.

Вскоре я ощущаю, как меня уже мутит от хохота. Я смотрю на Пэя, вытирая слезы с глаз:

– Прости. Я не должна была тащить тебя...

– Не извиняйся, – отвечает парень, скрестив руки на груди. Он улыбается и качает головой... Думаю, в большей степени он осуждает самого себя. – В смысле, как бы я ни старался скрыть ее имя, мне все равно жить с этим. Оно не исчезло, просто... спрятано.

После этих слов улыбка пропадает с лица Пэйтона. Наверное, он подумал о том же, о чем и я: так можно сказать не только о татуировке.
Его улыбка возвращается так внезапно, что я, можно сказать, удивлена смене его настроения.

– Ну, что дальше? – спрашивает Пэйтон. Когда я непонимающе смотрю на него в ответ, он указывает на мою сумку, которую я повесила на спинку стула: – Книга.

– Ах да. Точно! Нам надо взглянуть, каков третий шаг... Иначе я опять застряну в своих мыслях.

Я снова не могу остановить льющийся из меня поток слов.

– Это было так ужасно? – спрашивает он. Я не хочу отвечать на этот вопрос, потому что не знаю, что сказать. Наверное, надумав поделиться с Пэйтоном своими проблемами, я бы рассказала о том, как Чейз не только разбил мое сердце, но и уничтожил мою любовь к этому прекрасному месту. Как всего пятью словами – «Я просто этого не чувствую» – он заставил меня захотеть буквально сбежать домой. Как он лишил меня Колумбийского университета и надежд на светлое будущее.

Не знаю почему, но я не хочу, чтобы Пэйтон знал, как много времени у меня уходит на мысли о Чейзе. Поэтому я в буквальном смысле прячусь за книгой, отыскивая третий шаг. Прочитав заголовок, я хмурюсь... Это будет непросто.

2. Отыщите новую версию себя