Убийца
Накинув на голову глубокий капюшон, скрывавший почти всё лицо, Адель последовала за эрцгерцогом на выход из кареты. Её взгляд скользнул по роскошному интерьеру, прежде чем она ступила на брусчатку.
Их выезд из императорского дворца был не просто поездкой, а целой процессией. Карета сопровождалась дюжиной рыцарей, закованных в сияющие доспехи, во главе с их капитаном. Величественные ворота дворца распахнулись, и они выехали на шумные улицы столицы.
Окутавшись в длинные плотные плащи, скрывающие их фигуры и намекающие на высокий статус, Эрнест и Адель высадились на главной площади. Шум толпы и гомон торговцев мгновенно обрушились на Адель. Эрцгерцог, не задерживаясь, повёл её по лабиринту узких переулков, которые, казалось, скрывали их от любопытных глаз.
Однако такая необычная компания не могла остаться незамеченной. Двое в непроницаемых капюшонах – словно тени или тайные фигуры – в сопровождении дюжины рыцарей во главе с капитаном знаменитого ордена "Белой лилии" невольно привлекли внимание горожан. Шепот пополз по толпе, головы поворачивались, взгляды следовали за ними, пытаясь разгадать, кто эти загадочные путники и куда держит путь столь важная процессия.
Выйдя на шумную торговую улицу, где витал аромат свежей выпечки и кожи, Эрнест направился к одному из известных бутиков, чья витрина манила сиянием драгоценностей. Сняв капюшон, он вошёл, и Адель последовала за ним, оставаясь у входа, не опуская свой.
Внутри их встретила молодая женщина в строгом, но элегантном платье, стоявшая за прилавком, уставленным блестящими витринами.
— Добрый день, леди, — произнёс Эрнест, его улыбка, как и всегда, была обворожительно пленительной, скрывая истинные намерения эрцгерцога за фасадом непринуждённого обаяния.
— Приветствую Вас, господин. Вы прибыли для подарка для дамы? — девушка за прилавком сразу же обратила внимание на Адель, которая остановилась возле входа, всё ещё окутанная тайной глубокого капюшона. В её голосе прозвучало лёгкое любопытство.
— Да, именно так, — Эрнест перевёл взгляд на витрины, его глаза скользили по рядам сверкающих украшений. — Что подойдёт девушке с серыми глазами?
— Если говорить о камнях, то аметист, голубой топаз, бриллиант... — начала перечислять продавщица, явно готовясь к долгому объяснению.
— Покажите, что есть? — перебил её юноша, его нетерпение было очевидно.
Девушка за прилавком быстро обошла витрину и ловко вынула из неё несколько подставок с украшениями: изящные серьги, тонкие браслеты, роскошные ожерелья и нежные подвески. Все они были украшены сияющими драгоценными камнями, которые переливались и искрились в свете ламп, создавая настоящий фейерверк блеска. Эрнест взглянул на Адель, словно спрашивая её мнения, а после указал на несколько приглянувшихся ему украшений.
— Прекрасный выбор, господин, — улыбнулась продавщица, явно довольная решением Эрцгерцога. — Возможно, вас интересует что-то ещё?
— Леди, — эрцгерцог обратился к Адель, его голос звучал мягко, — вам что-то нравится?
Адель, повинуясь его вопросу, медленно ступила вперёд, подходя ближе к прилавку. Она внимательно осматривала витрины, её взгляд скользил от одного сверкающего предмета к другому. Яркий блеск камней озарил её, заставляя на секунду невольно зажмуриться. И в этот миг, когда глаза привыкали к яркому свету, в её сознании вспыхнул новый образ:
"Море скрывалось за горизонтом, лишь тонкая полоска бирюзы отделяла небо от водной глади. Яркое летнее солнце отбрасывало мириады бликов, которые заставляли жмуриться от их ослепительного сияния. Легкий морской бриз касался кожи, даря неведомое, приятное тепло и запах соли."
Это короткое, но яркое воспоминание наполнило Адель странной, глухой ностальгией, словно оно было уплывающим прошлым, что глубоко засело внутри неё, но никак не могло полностью проявиться. Она почувствовала себя дезориентированной. Последние воспоминания – шумный город, шахматный турнир, теперь море – совершенно разнились с теми, что она видела раньше: Кассиус, что стирал ей воспоминания, и Эрнест, который разочарованно вытирал кровь с рук и жалел, что она по другую сторону. Эта резкая смена контекста и тона между обрывками прошлого лишь усиливала её внутреннюю путаницу, делая ещё более невозможным различить, что из этого действительно настоящее, а что лишь обманчивая игра разума.
— Что-то приглянулось? — уточнил Эрнест, внимательно вглядываясь в глубокий капюшон, который так искусно скрывал замешательство Адель после обрывка воспоминания о море.
Адель ничего не сказала. Её рука, дрогнув, указала на изящную заколку с голубым топазом, который нежно переливался в свете ламп. Этот камень, мягкий и яркий, казалось, был единственным, что привлёк её внимание сквозь пелену внутренних переживаний.
— И заколку, — сообразил Эрцгерцог, его улыбка стала шире. Он, не откладывая, протянул руку к продавщице.
Адель вновь отошла от витрины, стараясь не привлекать лишнего внимания и не поднять шума. Её взгляд невольно скользнул к окну. За стеклом, у самых дверей бутика и вдоль окон, плотной стеной расположились рыцари "Белой Лилии". Их доспехи едва заметно поблёскивали, а капитан Ридель стоял чуть в стороне, его взгляд был неотрывно прикован к девушке с улицы, словно он внимательно надзирал за каждым её движением, даже находясь на расстоянии. В его лице не было ни тени заботы, лишь холодная, отстранённая бдительность.
Ранее в карете Эрнест скорее приказал, чем попросил, не снимать капюшон и не разговаривать, так как многие бутики знают даже её голос. Адель смиренно следовала его указу и молчала.
— Мы закончили, леди, — мысли девушки оборвал голос Эрнеста, который уже закидывал на голову свой капюшон, готовясь выйти. — Не желаете прогуляться по красному бульвару?
Вместо согласия, Адель лишь слегка присела, делая некий реверанс. Юноша усмехнулся, вынырнув из бутика сразу за девушкой. Они поспешили дальше, через торговые бутики и лавки, которые пестрели ненавязчивой рекламой и вывесками, сверкающими в осеннем солнце. Казалось, что это последний тёплый день перед долгими месяцами холодной зимы.
Пройдя несколько рядов, они вышли на бульвар, выложенный красной плиткой. Рыцари, окружив их со всех сторон, задерживали на себе взгляды любопытных прохожих, создавая некий живой щит. Эта плотная свита, помимо обеспечения безопасности, позволяла Адель хоть и шёпотом, но говорить, поскольку их голоса были бы заглушены шумом улицы и присутствием стражей.
— Что это за место? — прошептала Адель, её голос был чуть охрипшим от непривычки. Она обвела взглядом широкую, залитую солнцем аллею, по обеим сторонам которой возвышались величественные деревья, усыпанные последними золотыми листьями. Горожане прогуливались неторопливо, их смех и разговоры смешивались в единый, приятный гул.
Эрнест, уловив её вопрос, чуть склонил голову к ней.
— Это Красный бульвар. Здесь жители столицы любят прогуливаться по выходным, наслаждаясь тёплыми днями. Тут часто устраивают ярмарки и праздники. А вон там, — он указал рукой в сторону, где вдалеке виднелась высокая, украшенная шпилями башня, — находится Храм Семи Богов. Это одно из самых древних сооружений в столице.
Адель проследила за его взглядом. Башня действительно выглядела очень старой, её камни были тёмными и массивными, а шпили, казалось, касались самого неба. От неё веяло древностью и непоколебимостью. Чувство, которое она испытывала к этому месту, было странным — смесь благоговения и необъяснимой тревоги.
— Тут очень красиво, — произнесла Адель, оглядываясь. Её взгляд скользил по золотистым кронам деревьев и красной плитке бульвара, по счастливым лицам прохожих. Несмотря на внутреннее напряжение, красота момента на мгновение отвлекла её.
— Но вы прекраснее, — игриво улыбнулся Эрнест, его глаза блестели. Он, казалось, наслаждался каждым моментом их прогулки и каждой возможностью произнести комплимент.
— Как и всегда, льстите мне, — девушка находилась в напряжении, но постоянные, пусть и нежные, комплименты эрцгерцога начинали надоедать. В её голосе проскользнула едва уловимая нотка усталости.
— Ни в коем случае, леди Балфо, — его речи были сладкими, как мёд, но он, словно уловив её настроение, сменил тему. — Думаю, что нам пора возвращаться.
Эрнест повёл Адель обратно через ряды лавок и бутиков, где шум и суета снова заглушили их голоса. Рыцари по-прежнему плотно окружали их, образуя непреодолимый круг.
Они почти достигли того места, где их ждала карета, когда всё произошло слишком быстро. Сбоку, из одного из переулков, вылетела брошенная в спешке тележка торговца, гружёная пустыми корзинами. Она с грохотом перевернулась, и в то же мгновение, испугавшись резкого звука, лошадь, припаркованная у соседней лавки, резко рванула с места, дёрнув за собой повозку.
На несколько секунд на бульваре воцарился хаос. Люди шарахнулись в стороны, пытаясь увернуться от несущегося экипажа. Инстинктивно, Эрнест резко дёрнул Адель за руку, оттаскивая её в сторону от внезапной опасности. В этой суматохе, когда Адель пыталась удержать равновесие, её плащ зацепился за что-то острое. Материал жалобно треснул, и, чтобы избежать падения и освободиться, девушке пришлось резко сбросить его.
В этот момент глубокий капюшон соскользнул с её головы. Белоснежные волосы, подобно шёлковому водопаду, растрепались на ветру, полностью открываясь взорам изумлённых прохожих. Её бледная кожа и глаза сиреневого оттенка теперь были видны всем, кто оказался достаточно близко, чтобы заметить эту ошеломляющую картину посреди общего переполоха. Рыцари тут же пришли в движение, но было уже поздно.
— Это Вайолет Оркус! — послышался среди прохожих резкий, пронзительный крик. — Убийца! Убийца!
Слова, брошенные в толпу, словно камни, вызвали мгновенную реакцию. Лица людей исказились от страха и ненависти, некоторые шарахнулись прочь, другие начали напирать, а крики "Убийца!" подхватили и другие голоса. Рыцари плотнее окружили Эрцгерцога и Адель, ощетинившись доспехами и оружием, пытаясь сдержать нарастающую агрессию толпы.
Адель, оглушённая внезапным обвинением и нарастающим гулом, инстинктивно присела на корточки, закрывая голову руками, словно пытаясь защититься от невидимых ударов. Это имя — Вайолет Оркус — стало ключом, которое породить в её сознании новое, совершенно иное воспоминание:
"— Теперь твое имя Вайолет. Малышка Лета, — ласковый женский голос произнес эти слова с нежностью и заботой, словно окутывая её теплым одеялом.
Адель открыла глаза и увидела перед собой девушку с белыми волосами и голубыми, словно безоблачное небо, глазами. Она тепло улыбалась, и эта улыбка была полна искренней любви. Адель взглянула на свою маленькую ручку, которая так крепко держала указательный палец этой девушки.
— Вайолет Оркус, — повторил юноша рядом, приближаясь. Его серые глаза искрились любовью, когда он поцеловал девушку в лоб, подтверждая эту новую, данную ей личность."
— Моё первое воспоминание? — пробормотала Адель самой себе, её голос был еле слышен сквозь шум толпы и гул в собственной голове. Нахлынувшее видение, такое тёплое и любящее, резко контрастировало с ненавистью, которая сейчас исходила от людей вокруг.
— Леди Балфо! — голос Эрнеста был серьёзным и резким, прорезающим нарастающий хаос. Он быстро снял с себя свой собственный плащ, его движения были отточены и стремительны. — Нам следует убираться отсюда!
Не тратя ни секунды, Эрцгерцог ловко накинул свой плащ на Адель, вновь скрывая её белоснежные волосы и фарфоровую кожу от жадных, осуждающих взглядов. Рыцари, видя угрозу, готовились к прорыву.
Капитан Ридель, его лицо оставалось бесстрастным, но глаза горели холодной решимостью, подал короткий, резкий приказ. Рыцари мгновенно сомкнули ряды, образуя плотный клин, который должен был прорубить путь сквозь толпу. Эрнест одной рукой крепко схватил Адель за запястье, другой придерживая на ней свой плащ, и рванул вперёд, следуя за рыцарями.
Крики "Убийца!" становились громче, к ним примешивались ругательства и угрозы. Из толпы полетели первые мелкие предметы — камешки, комья грязи, но рыцари принимали удар на свои щиты и доспехи. Адель чувствовала, как её тело несёт вперёд волна решимости Эрнеста и стальной натиск рыцарей. Она старалась не смотреть на лица, искажённые злобой, сосредоточившись на быстро движущейся земле под ногами.
Карета была уже совсем близко. Её чёрный, лакированный бок блестел в лучах осеннего солнца, словно спасительный оазис. Последние метры были самыми напряжёнными: толпа, осознав, что её "добыча" ускользает, надавила сильнее. Но железная дисциплина Ордена "Белой Лилии" оказалась сильнее.
Рыцари буквально втолкнули Эрцгерцога и Адель в открытую дверцу кареты. Следом за ними быстро запрыгнули Капитан Ридель и один рыцарь, занимая места внутри, чтобы обеспечить непосредственную защиту. Остальные члены отряда, верхом на конях, мгновенно окружили карету, готовясь отбивать любую попытку преследования.
Дверь захлопнулась с глухим стуком, отрезая их от внешнего мира и нарастающего рёва разъярённой толпы. Кучер, не дожидаясь приказа, хлестнул лошадей, и карета резко рванула вперёд, набирая скорость и оставляя за собой шумный, негодующий бульвар. Внутри было душно и темно, но ощущение относительной безопасности мгновенно обволокло Адель.
То ли снаружи, сквозь плотные стены кареты, всё ещё доносились истошные крики "Убийца!", то ли этот обвиняющий голос пульсировал теперь прямо в голове Адель, заглушая все остальные звуки. Девушка сжалась в комок, подавленная нахлынувшими эмоциями, отчаянно пытаясь понять, что происходит.
Она — убийца? Но почему? Этот вопрос, словно ледяной осколок, вонзился в её сознание. Все эти воспоминания, которые приходили к ней обрывками — солнечный пляж, шахматный турнир, ласковые голоса, называющие её Вайолет Оркус, а теперь и образ Кассиуса, стирающего память, и Эрнеста, жалеющего, что она "по другую сторону" — казались будто из разных миров. Она понимала и принимала их как должное, стараясь сохранить уже появившееся "я", но с каждым новым воспоминанием оно размывалось, становилось глубже и всё сложнее.
Она — девушка из далёкого прошлого или же часть технологичного будущего? Эти мысли взрывали мозг, заставляя сомневаться в собственной адекватности. Внутренний хаос был таким сильным, что она едва осознавала своё окружение. Адель взглянула на Эрцгерцога, который, казалось, полностью отстранился от её состояния и спокойно разговаривал с капитаном о случившемся инциденте. Рядом сидящий рыцарь держал меч впереди себя, его поза говорила о полной боевой готовности, что ещё больше усиливало гнетущее чувство угрозы.
Всю дорогу до императорского дворца девушка молча смотрела в пол, её взгляд был затуманен, а мысли, казалось, витали где-то далеко. Она чувствовала, как дрожь от случившегося пробирает её до самых костей, несмотря на кажущуюся безопасность. Каждое покачивание кареты доставляло неприятное ощущение тошноты, усиливая внутреннюю дезориентацию.
Наконец, карета плавно остановилась перед величественными воротами дворца. Снаружи послышались шаги, и вскоре дверца распахнулась. Капитан Ридель и второй рыцарь быстро вышли, оставляя Эрцгерцога и Адель одних в полумраке салона.
— Леди Балфо, как вы? — поинтересовался Эрнест, его голос звучал мягче, чем обычно, в нём проскользнула нотка искренней заботы.
— В порядке, — соврала Адель, её голос был чуть более резким, чем ей хотелось бы. Она крепче стиснула пальцы на коленях, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Эрнест, заметив её попытку скрыть состояние, пересел ближе к девушке, так что их бёдра почти соприкоснулись. Он слегка коснулся её запястья, и даже через плотную ткань плаща он почувствовал, как мелко дрожит её рука.
— Вы можете снять капюшон, тут безопасно, — произнёс он тихим, почти умоляющим тоном. — Я чувствую вашу дрожь.
— Я, я правда в порядке, — повторила она, словно пытаясь убедить в этом саму себя. Медленно, Адель сняла капюшон, открывая взгляду свои растрёпанные белоснежные волосы и бледное лицо. На нём она попыталась изобразить улыбку, которая выглядела скорее как гримаса. — Не переживайте.
Эрцгерцог внимательно посмотрел на неё. В его глазах читалась смесь беспокойства и понимания. Он глубоко вздохнул, затем отстранился, восстанавливая дистанцию между ними.
— У вас ещё встреча с Императором сегодня, — напомнил он, и в его голосе прозвучала лёгкая усталость. — Я могу отменить её.
— Не нужно, — коротко ответила Адель.
— Мы работаем над общественным мнением, — начал Эрнест, его тон стал более деловым, словно он перешёл к обсуждению стратегии. — Хоть вы и заключённая Его Величества, он достаточно лоялен к вам, так как уверен, что вы изменились.
— Это большая честь, — лишь ответила девушка, чувствуя, как щемит в груди. Слова Эрнеста звучали одновременно обнадёживающе и странно. "Изменилась" — это подразумевало, что раньше она была какой-то другой, что вновь сталкивало её с собственным неизвестным прошлым.
— Как много вы уже вспомнили? — голос Эрцгерцога стал более проницательным, в нём прозвучала скрытая надежда или, возможно, любопытство.
— Немного, — коротко оборвала Адель, стараясь скрыть истинный масштаб своих хаотичных воспоминаний.
Карета вновь тронулась, возможно, въезжая на территорию дворца, и её плавное покачивание вновь заставило голову закружиться, напоминая о хрупкости её текущего состояния и нестабильности вновь обретаемой памяти.
— Если вы и Императору будете давать такие ответы, — словно предупредил Эрцгерцог, его голос стал чуть строже, но всё ещё звучал мягко, — то он сочтёт это за скрытие истинных мотивов. Я не в праве вас допрашивать, но мой брат очень подозрителен, поэтому ваши ежедневные встречи нежелательно отменять.
Эти слова Эрнеста повисли в воздухе, словно негласное правило. Он, возможно, сам не догадывался, насколько глубоко его слова задели Адель. Когда карета наконец окончательно остановилась, Эрнест вышел первым, оставив Адель одну в салоне наедине со своими мыслями. Юноша был прав, его предупреждение было логичным. Но с другой стороны, если говорить, что она ничего не вспомнила, это могло бы сойти за чистую монету — кто поверит такой сумбурной и фрагментированной правде?
Девушка хлопнула себя по щекам, словно пытаясь привести в чувство, поймав себя на попытке обмануть первого человека в стране. Осознание масштаба обмана и его возможных последствий заставило её сердце бешено заколотиться. Она глубоко вздохнула, собираясь с духом.
Адель медленно открыла дверь кареты. Её встретил капитан Ридель, стоявший неподвижно у выхода. Его взгляд, как и всегда, был холодным, полным откровенного презрения, словно он видел в ней лишь проблему, которую следовало контролировать.
— Эрцгерцог... — начала она, пытаясь обратиться к Эрнесту, который, казалось, уже успел отойти на несколько шагов.
— Вы можете следовать в сад, — оборвал её Ларс на полуслове, его голос был жёстким и лишённым всякой вежливости. Его пренебрежительное отношение и резкий тон лишь подчеркнули сказанные ранее слова Эрнестом: она — заключённая. Это клеймо "убийцы", брошенное толпой, теперь навсегда останется с ней, усиливая её чувство изоляции и уязвимости.
Не имея выбора, девушка последовала за капитаном Риделем по извилистым дорожкам в розовый императорский сад, оставаясь под его неусыпным, враждебным надзором.
Шаги по гравию сада были единственным звуком, нарушающим тишину, прерываемую лишь далёким пением птиц. Адель, идущая чуть позади, набралась смелости, чтобы нарушить гнетущее молчание, хотя её внутренний голос кричал о тщетности этой попытки.
— Капитан... — начала она робко, её голос был едва слышен. — Капитан Ридель.
Он остановился, не оборачиваясь, лишь слегка повернул голову.
— Да? — ответил он сухо, без малейшего намёка на интерес или снисхождение.
— Расскажите, пожалуйста, почему люди считают меня... — девушка замолчала на полуслове, слова застряли в горле. Осознание того, что она, возможно, зря начала этот разговор, нахлынуло с новой силой. Презрение, которое излучал Капитан, было почти осязаемым.
Капитан остановился полностью, резко развернувшись к Адель. Его взгляд был ледяным, пронизывающим до костей, в нём не было ни злорадства, ни сарказма, только глубокая, выжженная ненависть и непоколебимая убеждённость. Он тяжело вздохнул, и этот вздох звучал как осуждение, не требующее слов.
— Вы спрашиваете, почему они называют вас убийцей? — его голос был тихим, но тяжёлым, словно он высекал слова из камня. — Потому что это правда, леди Балфо. И никакие игры с памятью этого не изменят. Спросите себя, что нужно было совершить, чтобы весь город кричал вам это в лицо. Спросите, сколько жизней вы отняли. — Он сделал короткую, давящую паузу. — Даже отняв одну жизнь, вы стали бы убийцей... Подумайте об этом.
Ларс отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Его слова, лишённые эмоциональной окраски, но наполненные невысказанной болью и обвинением, были страшнее любой ядовитой речи. Они били прямо в суть, не оставляя Адель места для оправданий или сомнений в его искренности.
Заявление Капитана Риделя, столь хлёсткое в своей простоте и прямоте, ударило Адель больнее, чем крики толпы. Она стояла, оглушённая тяжестью его слов, и вдруг её настигло мучительное, острое подозрение. Если она причина такой боли, такой ненависти...
— Может... я доставила и вам проблемы? — робко, почти не слышно прошептала Адель, её сердце сжалось. Она слегка, почти невесомо, коснулась его локтя, словно пытаясь найти хоть какую-то опору, хоть какой-то намёк на человечность в этом ледяном колодце его отчуждения.
Ларс тут же, резко, словно от прикосновения к огню, одёрнул руку. Его реакция была мгновенной, отталкивающей, подтверждая худшие опасения Адель. На мгновение его лицо исказилось гримасой, не сарказма, а глубокой, непроходящей боли и отвращения. В его глазах вспыхнул огонёк, который Адель не могла прочесть, но который заставил её вздрогнуть.
— Проблемы? — хмыкнул он, и в этом звуке не было ни ядовитости Эрнеста, ни лёгкости. Это был сухой, горький, надтреснутый смешок, полный подавленной боли, словно от человека, который слишком давно привык к страданиям. — Да.
С этими словами он вновь продолжил идти вперёд, не желая продолжать этот разговор ни секунды дольше. Его спина была прямой и напряжённой, как струна, а каждый шаг отдавал решимостью отгородиться от неё, от её вопросов, от всего, что она представляла. Для него этот диалог был не просто неприятен, а мучителен, вскрывая старые, ещё не зажившие раны.
Подойдя ближе к беседке, в которой вчера прошла встреча, Ларс остановился, словно ожидая приказа или разрешения. Адель же, не дожидаясь его, прошла внутрь, разглядывая её пустое пространство. Небольшой столик и два стула казались горьким напоминанием о вчерашнем чаепитии с Императором, его искреннем смехе и восторженном восхищении картиной. Девушка глубоко вздохнула, её взгляд скользнул по увядающему саду, залитому мягкими лучами осеннего солнца. Красота увядания лишь усиливала меланхоличное настроение.
Однако её мысли и покой были прерваны тяжёлым, размеренным шагом приближающегося рыцаря. Его белые одеяния с вышитой чёрной розой на груди безошибочно указывали на Эфеса Аклея — рыцаря, который всегда находился подле Императора, словно его тень и неразлучный страж. Удивительно, но сейчас он был один, без своего повелителя.
Эфес Аклей и Капитан Ридель обменялись парой фраз, коротких и отрывистых, словно передавая важную информацию. Их голоса были приглушены, но Адель чувствовала напряжение, витающее между ними. Закончив разговор, Эфес кивнул Риделю и, не удостоив Адель даже взглядом, покинул сад, исчезая среди пышных кустов.
— Император ожидает вас в кабинете, — произнес Ларс, его голос был всё так же сух и официален, обращаясь к Адель. В его тоне не было ни тени сочувствия или приглашения к диалогу, лишь холодная констатация факта.
Адель вздрогнула, услышав приказной тон Ларса. Она прекрасно понимала, что эта встреча неизбежна, но после всего, что произошло на бульваре, и холодных слов капитана, ей хотелось лишь спрятаться. Словно под гипнозом, она вышла из беседки и последовала за капитаном. Каждый шаг по аккуратным дорожкам сада отдавался в висках, а воспоминания, наслаиваясь друг на друга, создавали в голове настоящий хаос. Обвинения толпы, забота Эрнеста, презрение Ларса — всё это сливалось в единый, давящий клубок.
Они пересекли парадный двор, минуя величественные фонтаны и идеально подстриженные кустарники. Внутри дворца царила тишина, нарушаемая лишь эхом их шагов по отполированному мраморному полу. Рыцари, стоящие на постах, провожали Адель и Капитана взглядами, полными скрытого любопытства и осуждения. Адель чувствовала на себе эти взгляды, словно они прожигали её насквозь, вновь напоминая о клейме "убийцы".
Ларс вёл её по длинным галереям, украшенным гобеленами и портретами былых правителей. На стенах висели изображения героев и мудрецов, чьи лица, казалось, изучали её с немым укором. Она пыталась собраться, привести мысли в порядок, но каждое воспоминание лишь запутывало её ещё больше. Кто она? Вайолет Оркус? Убийца? Или же Адель Балфо, девушка с амнезией, пытающаяся понять своё место в этом мире?
Наконец, они остановились перед массивными резными дверями, охраняемыми двумя рослыми гвардейцами. Это был вход в кабинет Императора. Ларс коротко кивнул гвардейцам, и те бесшумно распахнули створки. Адель глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ей нужно было быть сильной, даже если её внутренний мир рассыпался на осколки.
Двери распахнулись, и до Адель донёсся отрывок голоса Эрнеста, звучавший изнутри кабинета:
— ...узнай, что она скрывает.
В этот момент её взгляд встретился с взглядом Кассиуса. Император сидел за огромным письменным столом, устало потирая переносицу, словно только что закончил напряжённый разговор. Однако, увидев Адель, его лицо мгновенно изменилось. Он будто взбодрился, все признаки усталости исчезли, и он полностью переключил внимание на неё, его глаза заблестели с прежним любопытством.
— Вы всё же пришли, Адель, — произнёс Кассиус, его голос был мягким, но в нём слышалась скрытая сила.
Возле окна, на дорогом диване, сидел Эрцгерцог Эрнест. Увидев Адель, он поднялся с дивана, его движения были грациозны и непринуждённы. На его лице играла хитрая улыбка, которая не предвещала ничего хорошего для Адель. Он не спеша подошёл к ней, слегка склонившись.
— Леди Балфо, — проговорил Эрцгерцог, его тон был непривычно официален, но взгляд оставался лукавым, — надеюсь, что вы разделите со мной ужин сегодня вечером.
Не дожидаясь ответа или какой-либо реакции, Эрнест вышел из кабинета, оставляя Адель и Кассиуса наедине. Двери за ним бесшумно закрылись, отрезая девушку от внешнего мира и погружая её в напряжённую тишину личного кабинета Императора.
— Приветствую, Ваше Величество, — Адель сделала плавный реверанс, глубоко склонив голову, стараясь скрыть своё волнение и смятение после слов Ларса и намёка Эрнеста.
— Располагайтесь, — Кассиус ответил сухо, даже не поднимая головы. Он уткнулся в документы, лежавшие перед ним, словно Адель была лишь незваной тенью.
Девушка, чувствуя себя неловко под его невнимательным взглядом, прошла к окну. Она посмотрела на сад, где прямо под окнами располагалась беседка, в которой они вчера разговаривали. Образ увядающих роз и солнечных бликов на листьях казался теперь далёким и мирным, контрастируя с напряжением в кабинете.
Заняв место на диване, Адель вновь посмотрела на Императора. Его лицо было задумчивым, выражая глубокую сосредоточенность. Глаза Кассиуса внимательно скользили по строчкам на пергаменте, а его рука короткими и быстрыми движениями помечала что-то пером, он полностью был поглощён чтением документа. Он производил впечатление человека, который ценит своё время и не тратит его на пустые разговоры.
В этом размеренном напряжении, пока Император был поглощён своими бумагами, Адель размышляла, что именно ей стоит сказать. Она была уверена, что Кассиус обязательно спросит её о воспоминаниях, как он делал это на каждой встрече. Анализируя обрывки своего прошлого, девушка пришла к выводу, что они отчётливо разделились на две категории: воспоминания, явно пережитые от лица Вайолет Оркус – той, что была связана с этим миром, Эрнестом, и, вероятно, кровавыми событиями, – и воспоминания, пришедшие от странной девушки из странного мира технологий, света и шума. Мира, где в ушах играл "металл кор", а размеренная жизнь кипела в постоянном движении, шуме и потоке информации, кардинально отличаясь от нынешней реальности.
Теперь Адель осознавала, что её сердце тянется больше ко второй версии себя – к той, чьё прошлое было наполнено непонятной, но притягательной энергией. Она вдруг признала, что она не Вайолет Оркус, её не тянуло к этой половине, скорее наоборот, она чувствовала отчуждение. Но тут же закрадывалось тревожное сомнение: может быть, она обманывала сама себя? Возможно, эта отталкивающая сторона её прошлого была неотъемлемой частью её самой, и отрицать её значило лишь продлевать свою внутреннюю борьбу.
— О чём задумались? — Резкий голос Императора прямо над головой отвлёк Адель от её мучительных размышлений. Он, должно быть, незаметно подошёл к дивану, пока она была погружена в себя.
— О сегодняшнем дне, Ваше Величество, — Адель слегка отодвинулась по дивану, инстинктивно стараясь увеличить расстояние между ними и не смотреть в его глаза, чтобы скрыть истинную глубину своих мыслей.
— День выдался действительно непростой, — Кассиус сел рядом, на той же стороне дивана, где сидела Адель, но на достаточно почтительном расстоянии. Он внимательно изучал реакцию девушки, не отрывая от неё взгляда. — Расскажете подробнее?
— Хотите услышать о вернувшихся воспоминаниях? — ответила Адель вопросом на вопрос, не в силах сдержать инстинктивную реакцию, хотя сразу же поняла, что это неправильно, особенно в разговоре с Императором.
— Да, — коротко и без колебаний ответил Кассиус, его взгляд оставался пристальным, словно он видел её насквозь.
Адель глубоко вдохнула. Решив, что часть правды будет лучше полной лжи, она начала говорить, стараясь максимально отстранённо изложить факты.
— Ко мне вернулось всего два воспоминания, Ваше Величество. Первое об Эрцгерцоге: он вытирал руки от крови и разочарованно говорил мне, что я по другую сторону. — Она сделала паузу, ожидая реакции, но Кассиус оставался бесстрастным. — А второе, Ваше Величество, — она собралась с духом, — это как родители называют моё имя.
Адель всё же перевела свой взгляд на Императора, пытаясь прочесть хоть какую-то реакцию на его лице. Но её не последовало. Кассиус просто смотрел на неё, его лицо оставалось непроницаемым, словно она рассказывала о погоде. Ни удивления, ни понимания, ни даже намёка на осуждение. Это спокойствие было куда более пугающим, чем любая агрессия.
— С каждым днём воспоминания будут появляться, и повлиять на это я не могу, — произнёс Кассиус, его голос был ровным, без единой эмоции, словно он констатировал давно известный факт. Вдруг он протянул руку, явно намереваясь прикоснуться к Адель, но остановился в нескольких дюймах от её кожи, словно спрашивая позволения. — Я прикоснусь?
Неожиданный вопрос, да ещё и в такой момент, застал Адель врасплох. Однако странная смесь уязвимости и искренности в его жесте, а также потребность в тепле после холода Ларса, заставили её ответить.
— Да, — тихо произнесла Адель, её взгляд встретился с его.
Кассиус коснулся её щеки горячей ладонью. Это прикосновение было неожиданно обжигающим, словно жар его кожи передавался ей, пронзая до самого сердца. Адель почувствовала, как по телу прошла волна, странная и необъяснимая.
— Ваша рука такая горячая, — прошептала Адель, почти не осознавая своих слов. Желая продлить это странное, но такое необходимое тепло, она положила свою ладонь на его руку, пытаясь удержать этот момент ещё на мгновение, прежде чем он исчезнет.
Кассиус опешил от её жеста. Он, привыкший к тому, что Вайолет всегда отталкивала его, что любое её прикосновение было скорее проявлением раздражения или даже холодной отстранённости, машинально с опаской прикасался к ней. Эта постоянная аналогия, негласное сравнение Адель с той, прошлой Вайолет, глубоко укоренилась в нём. И хотя внешне Адель могла напоминать ту женщину, её мягкие движения, нежный голос и даже выражение глаз совершенно отличались от всего, что он помнил. Это заставляло его чувствовать нечто новое, что-то, чего он давно не испытывал.
Юноша, медленно убирая руку от её щеки, поднялся с дивана. Воздух между ними, только что наполненный неожиданной, мимолётной нежностью, вновь стал прохладным и формальным.
— Через несколько дней пройдёт бал, — произнёс Кассиус, его голос вернулся к обычному спокойному тону, лишённому личных эмоций. — Эрнест будет сопровождать вас вместе с Эфесом и Чёрной Розой.
Император вернулся за массивный стол, вновь принимая облик властного правителя. Он взял в руки очередную стопку документов и с характерным, резким стуком поправил их, демонстрируя своё возвращение к государственным делам. Этот жест, казался, ставил точку в их личном разговоре.
— Поняла, — коротко ответила Адель. В её голосе не было ни возражения, ни радости, ни разочарования — лишь покорность. Она знала, что выбора у неё всё равно не было. Её жизнь, её будущее, даже её свобода — всё зависело от воли Императора.
Кассиус, оторвавшись от бумаг, взглянул на Адель. Его взгляд был проницательным, словно он взвешивал каждое её движение, каждое слово.
— Эрнест рассказал мне о том, что случилось, — начал Император, его голос был ровным, без тени осуждения, но с некой окончательностью. — Пока волнение народа не снизится, я запрещаю покидать дворец.
Это был не вопрос и не просьба, а прямой приказ. Адель лишь слегка опустила глаза, принимая новую реальность.
— Как прикажете, — повиновалась девушка, в её голосе не было и намёка на протест. Она понимала, что это не обсуждается. Её статус заключённой, пусть и особой, вновь напомнил о себе. Теперь её мир ограничивался стенами дворца, пока Император не сочтёт иначе.
— Останьтесь тут ещё немного, — голос Кассиуса вдруг смягчился, что было столь же неожиданно, как и его прикосновение. Он, должно быть, заметил её покорность и, возможно, почувствовал необходимость предложить ей хоть какое-то утешение. — Можешь что-нибудь почитать из моей коллекции.
— Благодарю, — ответила Адель, и в её голосе прозвучала искренняя нотка признательности. Она осмотрела стеллажи, что расположились за спиной дивана, заполняя целую стену от пола до потолка.
Здесь были сотни, а то и больше книг, с самыми разными корешками: от старых, потёртых фолиантов, кожа которых потрескалась от времени, до новых, сияющих переплётов, украшенных золотым тиснением. Каждая книга, казалось, хранила свою историю, свой мир. Адель медленно встала с места и подошла к этим полкам, набитым до отказа книгами, древними летописями и редкими фолиантами.
Она задумалась, рассматривая корешок каждой, пытаясь подобрать что-то, что могло бы вызвать у неё интерес, увлечь и отвлечь от тяжёлых мыслей. Но в этом изобилии выбора она терялась. Перед ней расстилался безбрежный океан знаний и историй, и она не знала, с чего начать. Ей хотелось найти ту самую книгу, которая зацепит её, которая поможет понять её саму или этот мир. Она проводила глазами слева направо, сверху вниз, её взгляд метался по рядам, пытаясь найти то самое, что ей понравилось бы, что притянуло бы её внимание.
В этот момент её настигло острое осознание парадокса: изобилие выбора лишало её свободы. Слишком много путей, слишком много возможностей, и эта безграничность парализовала. Неспособность выбрать из такого множества вариантов ощущалась как настоящая несвобода.
Поняв, что изобилие выбора лишает её свободы, Адель больше не стала раздумывать. Она потянулась за первой книгой, которая ей просто приглянулась — возможно, из-за цвета корешка, или случайного названия, или просто потому, что рука сама к ней потянулась. Это был акт почти автоматический, способ выбраться из ступора.
— Помочь? — голос Императора, словно лёгкий ветерок, прошёлся по её макушке, заставляя вздрогнуть. Он снова подошёл незаметно, словно тень.
Он потянулся рукой к той же книге, к которой тянулась Адель. Его движения были точны и легки. Без видимого усилия, он вынул её из плотно стоящих книг рядом, словно она ждала именно его прикосновения.
— Держите, — Кассиус протянул ей книгу, его взгляд был сдержанным, но в нём читалось странное, глубокое спокойствие.
— Спасибо, — девушка взглянула на него вполоборота, принимая книгу из его рук. Её сердце всё ещё колотилось от его неожиданной близости и тепла.
Адель перевела взгляд на книгу в своих руках. Её название поразило девушку, словно эта книга выбрала её сама, повинуясь какой-то неведомой судьбе: "История сотворения Дритоя. Книга Начал: Триединое Сотворение". Обложка была достаточно старой, настолько, что казалось, она вот-вот рассыплется от одного неловкого движения, её кожа была потрескавшейся, а углы истёртыми.
— Интересный выбор, — произнёс Кассиус, внимательно разглядывая книгу поверх её головы. В его голосе послышалось искреннее удивление. — Не помню такой.
— Вы не знали, что у вас есть такая книга? — искренне удивилась Адель, её взгляд метнулся с древней обложки на лицо Императора, а затем вновь на книгу. Она боялась открыть её, словно внутри мог скрываться какой-то секрет, предназначенный только для неё.
— Да, — спокойно признался Император, подтверждая, что наличие этого тома в его обширной библиотеке для него самого стало открытием. — Открывайте.
С нерешительностью, Адель открыла первую страницу. Её встретила выцветшая, но аккуратная надпись посредине:
Книга Начал: Триединое Сотворение
Аккуратно перевернув лист, её встретил весьма странный текст, написанный старинным, витиеватым почерком:
"Во времена, предшествовавшие Времени, когда лишь безбрежный Ничто простиралось в вечной тишине, пробудились Три Сущности, Три аспекта Единого Начала. Первый, нареченный Зодчим Вечности, возжелал упорядочить Бесформенность. Силою мысли своей он прочертил первые контуры бытия, отделив Свет от Тьмы, Небо от Земли. Он заложил незыблемые законы мироздания, определил движение светил и установил границы владений. Его деяния стали фундаментом, на котором предстояло возникнуть Дритойской системе. Ибо сказано: "Он есть Первый Камень, без коего нет строения.""
Адель читала эти строки, и её разум пытался осмыслить древние слова. История сотворения, Три Сущности... Чувствовалось, что это не просто сказка, а нечто гораздо более глубокое.
— Это из разряда религии, — произнес Император, его голос был глубоким и задумчивым. Кассиус наклонился ближе, вчитываясь в каждое слово текста, словно пытаясь найти скрытый смысл или давно забытые истины. Он провёл пальцем по строчкам, будто касаясь самой истории. Затем, с лёгким шорохом древней бумаги, он перевернул страницу, давая понять, что готов продолжить погружение в этот неожиданно найденный фолиант.
"Второй, именуемый Пламенем Сущим, вдохнул в статичные формы энергию. Его дыхание стало неиссякаемым Источником Магии, что пронизала каждый атом творения. Он связал воедино духовное и материальное, наделил сущее потенциалом к изменению и познанию тайн мироздания. Ибо гласит пророчество: "Он есть Вечный Огонь, что зажигает искру в каждом сердце."
Третий же, известный как Садовник Жизни, воззрел на мир, лишенный движения и голоса. Любовью своею он призвал к бытию первые ростки, первых зверей, первых разумных. Он наделил их душою, способностью к росту и размножению, заложил основы жизни и смерти как непрерывного цикла. Но в сердце его таилась чистота и невинность, ибо сказано: "Он есть Древо Жизни, чьи ветви простираются во веки веков.""
Пробежавшись по строчкам новой страницы, Кассиус вновь взглянул на Адель. В его глазах мелькнул странный блеск, и он задал совершенно неожиданный вопрос.
— Есть желание посетить храм? — спросил он, его голос был необычайно мягким, почти приглашающим.
Адель не могла сдержать лёгкой улыбки, в которой читалось тонкое, едва уловимое желание поддеть его.
— Вы запретили покидать стены дворца, — мягко напомнила она, подняв бровь.
На лице Императора заиграла странная ухмылка, которая выдавала его скрытый замысел или просто его неординарный характер.
— Мы поедем вместе, — заявил он, и в его голосе прозвучала нотка вызова, словно он предлагал ей приключение.
— Хорошо, — согласилась Адель, смирившись с его решением. В конце концов, это была возможность хотя бы ненадолго покинуть стены дворца, пусть даже под пристальным вниманием Императора.
Кассиус вернулся к книге, словно их короткий диалог был лишь секундным отвлечением. С прежней сосредоточенностью он вновь перелистнул страницу, погружаясь в древний текст.
"Но случилось так, как предрекали древние свитки, что между Пламенем Сущим и Садовником Жизни возникла дисгармония. Пламя, стремясь к полноте, возжелало испытать все грани бытия, включая те, что несли разрушение и тьму. Оно стало шептать в сердца смертных и бессмертных семена раздора, испытывая их волю и чистоту помыслов. Садовник же скорбел, видя, как его прекрасные творения оскверняются чуждой волей. Чистое сердце его не могло вместить понимания тьмы, и он отстранился, сосредоточившись на взращивании новых форм жизни, пытаясь оградить их от влияния брата. Зодчий Вечности, узрев разлад меж братьями, с печалью отступил от своего завершенного творения. Он не стал вмешиваться в их спор, ибо верил в изначальную гармонию своего замысла. Ибо написано: "Создав, он предоставил миру идти своим путем." Так разошлись пути Триединого Начала. Зодчий погрузился в созерцание новых горизонтов, Пламя продолжило свою игру с равновесием сил, а Садовник ушел в глубины творения, лелея хрупкие ростки жизни. И с тех пор мир Дритойский существует сам по себе, незримо направляемый законами Зодчего, одухотворенный Пламенем и населенный творениями Садовника, неся на себе печать как света, так и тьмы, как созидания, так и разрушения. Ибо такова воля Триединого, явленная в Книге Начал."
Адель резко закрыла книгу, ощущая, как её охватывает удушье. Неожиданное головокружение вынудило её отступить от Императора, инстинктивно ища опору.
— Адель? — недоумённо произнёс Кассиус, не понимая её внезапной реакции.
— Позвольте мне вернуться в свои покои? — устало улыбнулась девушка, стараясь скрыть своё ухудшающееся самочувствие.
— Да, конечно, — ответил Кассиус, забирая книгу из её ослабевших рук.
Адель чувствовала, словно тысячи маленьких молоточков стучат по её вискам, отчего всё вокруг плыло перед глазами, усиливая ощущение внутренней дезориентации и слабости.
— Моя магия совсем ослабла, — заметил Император, внимательно глядя на состояние девушки. В его голосе прозвучало лёгкое сожаление или, возможно, обеспокоенность. — Вы не дойдёте до комнаты, поэтому останьтесь.
Адель не говоря ни слова, лишь повинуясь его указанию и собственному телу, облокотилась о спинку дивана, затем медленно обошла его и заняла место, опускаясь на мягкие подушки. Её дыхание было прерывистым, а слабость накатывала волнами, делая каждый шаг невыносимым. Слова Кассиуса о его ослабевшей магии и её собственное состояние, вероятно, были взаимосвязаны, но Адель была слишком измождена, чтобы об этом сейчас думать.
Вдруг в её глазах всё потемнело. Мир сузился до одной точки, а затем и вовсе исчез. Последнее, что она почувствовала, это горячие руки Кассиуса на своих плечах и его спокойные, уверенные слова:
— Всё хорошо.
И после этого — лишь пустота.