Дыши со мной [РЕБУТ]

Я очень чутко сплю, даже сквозь сон могу просыпаться и что-то отвечать, если меня позовут или что-нибудь спросят. Уж очень хорошо буду также слышать всё, что происходит в соседней комнате, а вспылить, я могла даже при малейшей попытке разбудить меня. Даже если кто-то чихнёт за две стены от меня, или что-то скажет на улице полушёпотом — убегайте куда-нибудь в Австралию сверкая пятками. И то не факт, что я вас там не найду и не закопаю в сырую землю. И это я ещё молчу про свои ночные приступы «лунатизма», которые всегда раздражали мою маму. Я даже до сих пор страдаю этим. Могу ночью кого-то позвать, крикнуть, увидеть страшную рожу стоящую рядом, заскрипеть зубами, или до крови расцарапать свою кожу, всё это — обычное явление, для обычного человека, такого как я, и когда мне постоянно задают вопросы по типу: « — Ты чего ночью говорила?» или « — Зачем меня ночью звала?» я сразу забываюсь, потому что всего этого выловить из памяти так просто сложно.

Поэтому в окружении моих спящих подруг я, к сожалению, так и не смогла уснуть. Никки что-то бормотала и даже пару раз поднимала свою голову во сне, Гейл вообще на все мои нормальные попытки забрать у неё одеяло из железной хватки, реагировала быстро и даже успевала вовремя шлёпнуть меня по заднице, чтобы я перестала ворочаться. Так что за то время которое я провела посередине двух подруг, я успела в голове придумать что буду говорить своей маме, которая, наверное, уже весь Нью-Йорк оббегала, чтобы меня найти.

«Господи! Я даже забыла им написать! Меня точно ждёт мучительная сходка один на один с мамой и отцом за рингом, который будет бить в гонг».

Больше всего меня интересовало другое: почему со слов Гейл я поняла только то, что с Карлом у них всё — разбег по разным полюсам, если подруга толком ничего не смогла разузнать? Несомненно, он мне не нравился. Совсем. Карл никогда не внушал мне доверия, особенно, когда вот так просто, однажды с порога заявил мне, что я, ему, оказывается, нравилась всё это время, а потом начался цирк на колёсах, которого мне не нужно было. И во всё это была ввязана не только Гейл, но и Майкл собственной персоной. Я действовала так глупо и по-детски, что просто хотела привлечь к себе внимание этими выходками, а получилось так, что я использовала Майкла. Но ничего такого не было! Я просто переписывалась с ним пару раз и всё. А теперь мне просто стыдно вспоминать всё это, а потом и вовсе смотреть на то, как Карл иногда пялился на зад других девушек пока Гейл могла смотреть в другую сторону. И только из-за уважения к подруге и её чувствам, я не могла этого сказать. Потому что боялась за то, как она будет себя чувствовать.

— Камилла... приём, это Земля! — Трясёт своей рукой возле моего лица Никки, недовольно всматриваясь в мои заспанные глаза. Поднимая на девушку взгляд, я тру пальцами веки, зеваю, и снова опускаю голову.

Пока я в голове соображала, что происходит и почему Ник выглядит так красиво и как всегда по-своему «лучезарно», ко мне уже подошла и Гейл с зубной щёткой во рту, и с округлёнными глазами стала вырисовывать какие-то узоры в воздухе, чтобы я отвлеклась от разглядывания пола под своими ногами.

— Ты сидишь долго так. О чём задумалась? — Вопросительно спрашивает меня Гейл с набитым полным ртом пены, а потом уйдя в ванную на пару секунд, возвращается назад уже с более-менее приличным видом. Хоть подруга и выглядела опухшей, немного помятой — всё равно оставалась красоткой со светлой кожей, чистым нравом и детским недоумением в глазах. В то время как Ник привыкла оставаться смуглой, высокой и привлекательной девушкой не смотря на наши «походные» условия сегодня.

— Я думала об отношениях. — Устало ворчу я поднимаясь со своего места и направляясь в ванную комнату. От того, что я привела себя в порядок легче не стало. Как я копалась сама в себе, боясь за реакцию мамы — так и продолжила это делать. Осталось только ещё раз услышать от мамули « — Боже, у тебя опять лицо красное, как у прыщавого подростка. Я что, зря трачу деньги на твою косметику?» И всё начнётся по новой. Сильные и заевшие в голове слова, навечно останутся в моей памяти. Навсегда.

* * *

К нашей утренней трапезе я присоединилась не скоро. Пока приводила длинные волосы в порядок, потом долго торчала у зеркала, чтобы подправить стрелки, нарисованные одолженной у Никки подводкой, не могла понять: как я опять согласилась на всю эту авантюру с отелем и спонтанной ночёвкой, зная, что дома меня будут ждать сложа в руках ремень. Я явно где-то оплошала, особенно вчера, столкнувшись с Майклом в клубе, стараясь не выдавать недовольное лицо когда слышала как он говорил о Гейл и Карле. Он его друг, тут и нечего добавить, а как друг он будет вступаться за Карла в любом случае, даже когда он будет виновен в убийстве. Но это же глупо! Тебя поймали на лжи, так согласись с тем, что ты совершил глупость, объяснись, но не заставляй друга прикрывать твой поступок тем, что « — Твоя подруга сама во всём виновата!» Легко винить другого, когда у самого в шкафу валяются тысячу бесчинств.

— Чего ты так на меня смотришь? Я что, так стрёмно выгляжу? — Вспылила Гейл, проглатывая кусок сэндвича. Сев рядом с ней, отпихнув чуть в сторону, я хмыкнула, забирая у подруги из второй руки бутылку с соком. Никки пересаживается на соседнее с диваном кресло, скатывается чуть вниз с него, положив ногу на ногу.

— Нет, что ты? — Саркастично вырывается у меня, — Тебя можно спокойно в люди выводить, правда все разбегутся в разные стороны, выглядишь, как наркоманка после завязки.

— Ай! Вы больно укололи меня! — Гейл шлёпает меня по предплечью, и откусывая новый кусок от сэндвича — падает спиной на диван, разваливавшись и протянув ко мне ноги, которые я отпихиваю от себя.

* * *

Пришлось быстро собираться домой, когда до меня дозвонился папа, высказав, что мама готова убить даже брата за то, что он пытался покрывать, изображая меня, пока я отсутствовала, в комнате. Застёгивая ремешки туфель на лодыжках, быстро поднимаю корпус, совсем не ожидав то, что в глазах резко потемнеет, а голова начнёт с противным писком кружиться, заставляя меня схватиться за стену, чтобы не упасть на пол. Если бы не проходящая мимо Гейл, которая испуганно метнулась ко мне, чтобы я точно не потеряла равновесие, быть может, упала бы.

— Ну, Ками, — ворчит она, — ты бесишь иногда своими обмороками.

— Да ну тебя, букашка. — Хмыкаю, улыбаясь девушке, поторапливая. — Давайте, быстрее сворачиваемся и едем!

— Да всё-всё, Никки! — Обуваясь кричала подруге Гейл, а через минуту к нам уже бежала на всех порах Ника, поправляя сумочку на плече.

* * *

В машине стояла какая-то для меня странная гробовая тишина: Гейл держалась за голову, пыталась не страдать сидя на переднем сидении в машине, а Никки тарабанила пальцами по сидушке, прося меня хот бы включить музыку. Но под протестующие крики Гейл о том, что у неё болит голова, подруги вступили опять в колкую конфронтацию: где одна, смеясь, пыталась уйти от разговора, а вторая вынуждала ответить, а не молчать. Хоть у Гейл и болела голова, она всё равно очень громко спорила с Никой. Вспыхнув от их криков, я резко нажала на тормоз, от чего обе девушки потянулись вперёд.

— Камилла Джонс, какого хрена?! — Кричит Гейл, быстро пристёгиваясь и выглядывая в окно, чтобы взглянуть на сигналящую сзади машину. — Сдурела?!

— Хватит уже орать! — Отвечаю я, снова заводя машину, — Мы, тебя, Гейл, с Никой, пьяную из клуба выводили, всё понимаем, с парнем рассталась, грустно тебе, плохо — всё понимаем! Но и ты нас пойми, что мы тоже злимся и тоже устали. Если и злишься на нас за что-то, что глупо, то ты совсем не в ладах с собой, подруга!

— Я?! — Тыкает на себя пальцем она, обиженно снимая очки с переносицы, — Да спасибо вам, что были рядом, но я что, обязана вам в ноги кидаться?

— Могла хотя бы сказать спасибо, Гейл. — Сдержанно закатив глаза говорит ей Никки, просовываясь между передними сидениями вперёд. — Я, так-то, тоже свои дела отложила.

— Да какие у тебя могут быть дела? — Хмыкает в ответ Гейл. — С кошкой играть, да видео смотреть?

— Ну всё... — Резко сквозь зубы процедила Ника, откидываясь назад, сложив руки на груди. — Ты меня достала!

— И ты меня, поверь как!

— Да хватит уже! — Снова выпаливаю я, молясь о том, чтобы поскорее уже доехала до дома Гейл, чтобы её высадить, а следом и Нику. Они обе меня утомили в том, что обязательно им надо поругаться друг с другом. Ну если нет сил сдержать эмоции, хотя бы постарайтесь не так яро их выражать! Подруги замолчали, когда я нажала на панели какую-то музыку, заглушая их выяснение отношений, попсой. От нервов мои ногти впились в руль, от чего казалось, что потрескается лак и мой новый маникюр будет выглядеть не хорошо.

Попрощавшись с подругами, я рванула с места, крутанув руль в сторону, поднимая столб пыли и мчась на всех порах домой, обозлённая тем, что Гейл после того, как села в машину ни разу не соизволила поблагодарить нас с Никки, так ещё и успела поругаться с нами, будто это мы её бросили, а не Карл. Но помимо всего этого, сердце колотилось от того, что я боялась являться домой. Мало того, что я взяла машину отца, и он, наверное, поехал на работу на метро, стоя в толпе людей, чтобы добраться до больницы, так и мама сто процентов не уехала ещё никуда, чтобы меня встретить.

«Чёрт! Какое же мне найти оправдание на этот раз? Сел телефон? Мамочка Гейл решила оставить нас всех у неё?»

Да что за плохая ситуация? Я бы даже назвала её катастрофически плохой. У мамы Гейл с её отцом давно не было ничего общего, она одна на своих плечах тащила и старшую дочь и младшего сына, который, как только видел гостей в доме, включал в себе какого-то разбойника-бандита, который с виду вроде нормальный пацан, а на деле просто настоящий кошмар во-плоти. Ну они хотя бы с Джеки находят общий язык, а это значит, что я косвенно, но спокойна, потому что знаю с кем дружит младший.

Подъезжая к воротам дома, осматриваюсь по сторонам, потому что не хотела пересекаться с нашими соседями, по причине моей малой коммуникабельности. Хотя я и могу поздороваться, улыбнуться, перекинуться парой фраз с кем-то, но не на постоянной основе. Знаю, что они могут улыбаться, а потом по газону топтаться пока никто не видит. 2009 год, а все мыслят так, будто у нас все соревнуются у кого лучше тачка.

Мои ноги боязливо коснулись паркета в гостиной и стали бесшумно пробираться к лестнице на второй этаж, чтобы целой и невредимой успеть к вечерним сериям своего любимого сериала, но только я уже почувствовала себя настоящей «победительницей», которая успела проскочить за защищённую ограду, как с тыла сразу я услышала громкий выброс эмоций своей мамы:

— Стоять! — Я окаменела сжимая перилла пальцами, чувствую, как волосы на затылке зашевелились от страха. В ушах стало биться сердце, которое уже давно упало ниже плинтуса. Разворачиваюсь к матери лицом, встречаясь с её красными строгими глазами. Ма — дочь военного и медсестры выглядела так, словно она искупалась в ванной с пеной, от чего волосы ещё были влажными, в руке она держала кружку с кофе, поджав слегка бледноватые губы. Ещё минута, и я гарантирую, что она вцепиться своими ногтями мне в локоть и затолкает в комнату, чтобы я сидела там до конца дня без света и интернета. В нашем-то веке... — Я, конечно, разрешила тебе погулять, даже сказала во сколько быть дома... Но ты опять самовольничать вздумала! Кто разрешил тебе, юная леди не приходить домой, когда тебе было велено прибыть в одиннадцать?

За спиной у мамы появился отец, вышедший с кухни. Не на работе... значит действительно я оплошала сильно.

— Почему мы с матерью должны искать тебя по всему Нью-Йорку? Хочешь сидеть дома до конца лета и в четырёх стенах ждать начала учебного года? — Он был тоже рассержен, но на растерзание меня отдать маме пока явно не был готов. Никогда вроде и не был. Хоть и злился, папа немного закрыл меня спиной от мамы. В эту минуту я была снова ему благодарна.

— Нет... — тихо сказала я, — Я была глупа и не осторожна. Простите меня пожалуйста! Я не подвергала себя опасности, машина цела, я тоже, всё нормально. — Протягиваю папе ключи от машины, которые он недовольно у меня забирает, качая новой.

— Камилла... — Рычит женщина, — ты — наказана, негодяйка!

— Но мне семнадцать!

— А мне сорок! — Складывает руки на животе она, — И я, вместо того, чтобы отдыхать и работать — трачу время, нервничая за такую дочь, как ты!

— Ну, мам, это, как-то вообще не честно! Ничего же не произошло, я ответила папе где была...

— Ты ещё забыла сказать, что твой брат тебя прикрывал. — Встревает папа, — Иди к себе лучше, не спорь с мамой.

— Уйдёт она к себе, как всегда, да?!

— Эллен, перестань, она всё поняла.

— Да, поняла я всё! — Вскидываю руки, показывая родителям, что действительно осознала проступок. Мама разворачивается, уходит из гостиной, громко топая ногами, а я, улыбаясь усталому папе поднимаюсь к себе.

«Пронесло».

Но зайдя в комнату, дверь не успела даже закрыться, как ко мне зашёл папа. Он поправил на запястье часы, собирался быстро на работу, опираясь о стол, я внимательно смотрю на то, как он тихо ко мне обращается:

— Мы сильно волновались, хотели даже вызывать девять один-один... — Его слова следом были и вовсе мне как обычно понятны. Он не обижался на меня также сильно, как мама, но всё-таки хотел показать, что переживал, ну и опять подправить мне мозги. — Ты же могла просто мне сразу сказать куда поехала, а не оставлять нас с матерью волноваться.

— Я же написала тебе.

— Утром? — Хмуриться он.

— Ну прости меня! Я не хотела.

— Твоя беспечность тебя и погубит, если будешь так делать.

— Да-да...

— Вот можешь сколько угодно глаза закатывать, но когда, вот у тебя появятся свои дети, ты поймешь меня и мать.

Почему живя в двадцать первом веке я всё ещё обязана слушать то, что мой удел — это страдать и подчиняться. Меня не отпустят куда-то переехать из Америки, не разрешат раньше замужества съехаться с мужчиной потому что, по словам мамы, они просто привыкают к удобству, которое ты создаёшь ему, а потом будут отказываться от женитьбы на тебе. Женщина даже на примере показала мне как это бывает. Её старший брат, мой дядя Питер, которому уже скоро будет пятьдесят, живёт с женщиной, которая родила ему двоих детей, живут они вместе, — и больше ему ничего не надо. Но одно дело наблюдать это в жизни, а другое — проверить это всё на своей шкуре, что не очень хочется.

— Пап, я обещаю, что больше такого не будет... Честно.

— Я надеюсь на это. Всё, я уехал на работу.

Вот так всегда. После долгой лекции: « — Нужно себя беречь, неизвестно какие отшибленные по улицам мотаются, а ты ещё одна, и девочка! Немыслимо!» — я всегда не могла прийти в себя и сидела на одном месте словно берёза, которая росла в своё удовольствие, а потом, когда она всем надоела, её просто срубили, оставляя только один пень. Всё должно поменяться, я это чувствую, иначе я просто сойду с ума в этих давящих рамках, из которых я уже успешно успеваю вылазить. На дворе две тысячи девятый, а я всё ещё думаю, как бы мне не сгореть в принципах этого мира.