Блёстки, Кровь и Тьма

Обнимаю себя руками и в тысячный раз повторяю:

— Я бедная потерявшаяся девушка. Совсем ничего не помню...

Это ложь, конечно. Всё я помню.

Меня зовут Ренна Моро, мне восемнадцать, моя цель — пробраться в царство врагов, чтобы преподнести себя им, а затем их уничтожить.

Мокрый, скользкий мусор царапает мои босые ступни. Я бреду по громадной свалке, аккуратно перешагивая острые предметы. Вечный дождь насквозь промочил старый плащ, который совсем недавно тоже был частью выброшенного хлама. И больше на мне ничего. Не самое приятное одеяние, но я готова потерпеть ради роли.

Вокруг только ночь, и ливень, и тьма. Позади высится чёрная стена Бездны. А впереди — последний оплот жизни.

Кримзон-Сити.

Светящейся короной город магов стоит над свалкой и разбивает мне сердце. Его небо режут лучи ярких лазеров и прожекторов. Даже сюда доносится музыка. Должно быть, они танцуют. Как будто не знают, что происходит.

Я не могу отвести глаз от этого пира во время апокалипсиса. Только дураки веселятся на пороге смерти.

По крайней мере кое в чём я и сиятельные жители города равны: счастливого будущего не будет ни у кого из нас. Миру конец, так что различия не так уж много значат. Рано или поздно исчезнут и спортивные авто, и смокинги, и золотые запонки — до последней. Просто они оттягивают этот момент как можно дольше. А я жду его с нетерпением.

И вот что я знаю: только магия вдыхает энергию в Кримзон-Сити и питает его системы жизнеобеспечения. Город не выдержал бы и года полной автономии, если бы не искра волшебства. Много искр. Повезло же ему, что у власти в нём оказались самые сильные чародеи. Их пятеро, их зовут "Пентаграммой".

Нет Пентаграммы — нет ничего.

Я лелею свою ненависть, она давно сделалась моей лучшей подругой. Так привычно чувствовать этот комок в груди. Наверняка она заменила мне душу. И хорошо. Для моей миссии это очень удобно.

Но почему именно я?

Я как милый подарок.

Знаю, как выгляжу: очень худая и бледная девушка, жалкая, не представляющая угрозы. И всё же по-своему красивая, а как иначе? Там, куда я направляюсь, ценят только красоту.

Им должно прийтись по вкусу моё тело, абсолютно белое: ни прокола, ни тату. Как чистый лист. Сырая глина. Со мною можно сделать всё, что заблагорассудится. И в этом мне предстоит убедить не только их, но и себя саму. Придётся забыть про стойкость, про тёмную решимость. Про план.

Подходя к городским воротам, я трясусь от напряжения. Это даже кстати. Несчастная заплутавшая девица тоже должна дрожать — от холода и страха. Но ограда, за которой прячутся маги, чуть не заставляет меня фыркнуть от смеха. Она высокая, устроенная на каменном основании. Но кованная и изящная, как раз в их стиле. И она ни от чего не защищает. Я легко могла бы просочиться между прутьями и остаться незамеченной. Только мне напротив нужно попасться кому-нибудь на глаза.

Например, этим двум мужчинам в форме.

Я припадаю к прутьям в попытке разглядеть их получше. Похоже, обычные люди. Городские прожектора за их спинами слепят меня. Свет отражается от грубой материи чёрных кителей, лакированные козырьки фуражек резко бликуют, а на поясах у них пистолеты. Я долго не свожу со стражников взгляда. Никогда не видела чужаков.

В конце концов, взявшись за створки ворот, пробую их пошатнуть. Перекинутая цепь тихонько звякает крупными звеньями. Я принимаюсь всхлипывать. Дёргать створки сильнее.

Один из стражников вскидывает голову:

— Ты слышал?..

— Что, ветер?

— Это был не ветер. Это оттуда. Затишье кончилось на той пятидневке. Оно опять проснулось.

Он говорит о Бездне. Бездна неумолимо наступает и откусывает всё новые территории — сейчас она уже доедает мир. Иногда засыпает, иногда вдруг распространяется с новой силой. Я подгадала время, когда Бездна преподносит сюрпризы. Они вычисляют его по календарям, а я узнаю по странному, тревожному ощущению в животе.

Звуки подманивают стражника к воротам, и когда он приближается, то наконец замечает меня.

— Миз?.. — он напуган, будто увидел призрак. — Что вы там делаете, миз? Находиться снаружи нельзя.

— Простите... Я не знаю, что со мной случилось. Я совсем ничего не помню.

Мужчина молчит, вынуждая меня продолжить:

— Я брожу по пустырю уже, кажется, несколько дней. Здесь нет еды и очень холодно... Пожалуйста, помогите мне!

Голос срывается, и я прикусываю язык. Не хочу переигрывать. Лучше поменьше болтать и побольше демонстрировать уязвимость. Изображая истощение, я опускаюсь к подножью решётки. Оба стражника осматривают меня сквозь неё.

Второй мужчина вдруг хватает меня за ворот плаща и подтягивает к себе.

— Где ваш ошейник?

Вот она, загвоздка. В городе магов все жители наперечёт. Ошейники — их магические символы принадлежности, которые привязывают к хозяевам и обязывают слушаться беспрекословно. Каждый носит на себе эту удавку, потому в их ряды и нельзя проникнуть просто так. Сразу будет видно, что я чужая.

Сами стражники имеют на шеях по железной цепи. Они расспахивают мой плащ и, обнаружив наготу, отводят взгляды.

— На мне ничего не было, когда я очнулась. Эту одежду я подобрала на пустыре...

— Где вы очнулись?

— Там... у края...

Это легенда, которую я хочу им скормить. Набросок, из которого они, при желании, смогут нарисовать картину по вкусу. Мало быть безобидной, нужно быть интересной. А что может быть интереснее первого живого существа, которое вернулось из Бездны?

Кажется, стражники начинают соображать.

— Но оно расщепляет людей и вещи, — шепчет один другому.

— Почему тогда оставило целой её?

Второй, рассудительный стражник переносит вес с ноги на ногу. Он о чём-то мрачно размышляет. Первый смотрит на него выжидающе.

Они боятся, догадываюсь я. Они явно не рады, что я появилась в их смену. Наверняка просчитывают, каких проблем стоит теперь ожидать.

Возможно, им стоило бы убить странную девушку из Бездны на месте и не подвергать город опасности, но, с другой стороны... Их хозяин наверняка захочет осмотреть меня сам.

Я жду их вердикта.

Это единственный шанс, повторить всё уже не получится. Я всегда жила только ради этого момента. И запасного плана у меня нет. Но я не боюсь смерти, потому что умру в итоге все равно. Когда выполню свою миссию.

Второй стражник решается: он достаёт ключи и отпирает цепь на воротах.

— Стойте на месте. Отсутствие ошейника — это уклонение от присяги, преступление. Вы арестованы.

Мне заламывают руки. Кожу запястий кусает холодный металл наручников. Я торжествую.

Затем меня заталкивают на заднее сидение служебной машины. Забавно впервые в жизни вот так попасть в автомобиль.

Я прижимаюсь к стеклу. По крайней мере, теперь я могу смотреть на сияние города... Не подглядывать украдкой в замочную скважину, а пялиться хоть до потери пульса. И я жадно ловлю каждую увиденную картинку: улочки, увешанные неоновыми вывесками, глянцевые бока длинных дорогих автомобилей, сотни высотных зданий с острыми шпилями.

Мои глаза будто только что родились, но мои уши умнее — они уже слышали обо всём этом. Слышали много раз, вечерами. А потом услышанное становилось сном.

Всё это и похоже на сон. Розовое, красное, фиолетовое видение. Отовсюду тысячами разноцветных паучьих глаз на меня взирают витражи. Витрины с ювелирными изделиями на бархатных подушечках сверкают во тьме. Нарядные леди и джентльмены пересекают улицы. Я гадаю: это — маги? А это?.. Нет, маги, должно быть, сидят там, на верхушках всех этих небоскрёбов. Как же, пощади хаос, мне добраться до них?..

— Вы в самом деле ничего не помните? — спрашивает меня первый стражник. Похоже, моё изумлённое лицо внушает ему нечто вроде сочувствия. — Вы находитесь в последнем городе мира! Как видите, несмотря на бедственное положение, мегаполис процветает. Он идеален, не так ли?

Стражник будто доволен тем, что ему выпала честь представить мне город.

Конечно, если засунуть грязь в укромные углы, всё выглядит вполне прилично. Особенно удобно скрывать уродства в темноте, а солнце очень кстати не показывается уже десятки лет.

Внезапно автомобиль выруливает на открытую площадку и устремляется по кругу. Это самый центр, понимаю я. Он заключён между пятью высочайшими башнями. А в самом сердце устроилось нечто вроде крытой арены.

Судорожный вздох срывается с моих губ, когда я осознаю размах владений Пентаграммы. Мои представления дают слабую, едва различимую, но трещину. Они не зря занимают свои места. Каждый из них...

— Это башня Веридан, резиденция нашего господина.

Мы подъезжаем к архитектурному чудовищу. Строгая, готическая высотка с отделкой из зеленоватого камня нависает, как гора. От одного её вида я покрываюсь мурашками.

К моему удивлению, второй стражник не тормозит у парадного входа. Спустя минуту меня выводят к её чёрному ходу. При этом другие стражники присоединяются к моим конвоирам и окружают так, чтобы никто посторонний меня не увидел.

Или чтобы ничего не увидела я.

Я иду всё равно что с завязанными глазами. В плотном кольце из стражников тесно. Каждый из них намного выше меня. Не знаю, кем в этот момент я себя чувствую — опасной преступницей или важной особой.

Но вскоре мне напоминают, кто есть кто. Бросают в тёмную камеру и надолго оставляют в одиночестве. Видимо, темнота и тишина должны дезориентировать меня и довести до истерики, но вместо этого знакомая обстановка охлаждает кровь, горящую в моих венах. Здесь я почти как дома.

Так что я ложусь на скамью и принимаюсь ждать.

Дверь открывается медленно, словно пасть зевающей змеи. Хозяин башни входит в сопровождении целого десятка телохранителей. От них его отличает наброшенное на плечи тяжёлое пальто с железными вставками. Длинные волосы, как и всё вокруг, отдают зеленцой.

Вот уж о чьём происхождении и гадать нечего. Впервые я вижу ярчайшего мага.

Мгновением спустя он обращает на меня взгляд, и я совершенно непритворно прижимаюсь к стене камеры. Я сбита с толку, потому что ожидала увидеть волшебное, эфемерное существо. Но этот маг твёрдо стоит на земле в своих высоких сапогах, и пахнет он сырым железом.

— Повторять свои россказни не утруждайся, мне уже обо всём доложили. Кивни, если поняла.

Я послушно склоняю голову.

— За уклонение от службы обычно карают казнью. Но тебе повезло. Быть может, твоя судьба сложится менее мрачно, — говорит он. — Ты рада?

Я снова киваю.

— Мне придётся инициировать собрание, после которого тебя скорей всего ждёт церемония присяги. И ты будешь проситься ко мне, если у тебя есть хоть капля ума. Видишь ли, мир снаружи — опасное место. Взгляни на эти стены: они самые прочные в городе. Здесь ты будешь под моей защитой. Не стану говорить, что добрый. Но я хотя бы честен. Другие будут лгать тебе. Они заиграют тебя до смерти. Ты согласна?

Лишённая выбора, я молча соглашаюсь.

— Умница. Жаль, что у нас нет ничего женского. Наденешь это.

Его охранники бросают мне свёрток чёрной ткани. Разумеется, это форма, такая же, какую носят здесь все. Догадываюсь, что значит этот жест. Он вовсе не заботится о моём комфорте, а хочет показать другим, что я уже в числе его подчинённых. Отметить своими знаками.

Тем же вечером случается то, что он пообещал мне. Меня увозят прочь из башни и доставляют к порогу здания в центре главной площади. Издалека я приняла его за арену и не ошиблась. Всю внутренность здания занимает один громадный зал.

У входа меня подталкивают в спину и тут же захлопывают позади створки дверей. Как будто ожидают побега. Зря это они.

Тёмное пространство, в котором я теперь стою, имеет совершенную круглую форму. Рисунок на его полу огромен, но я сразу же угадываю в нём очертания пятиконечной звезды. Одинокий софит светит ровно в центр, в многоугольник, образованный внутренними пересечениями лучей. Я медленно иду на свет. Там, внутри этого многоугольника, я вынуждена спуститься на ступень вниз и оказываюсь будто в углублении.

На остриях каждого нарисованного на полу луча возвышается по пьедесталу высотой как минимум с этаж. Я кружусь на месте, переводя взгляд от одному к другому. Вся конструкция призвана подчеркнуть разницу между теми, кто внизу, и теми, кто сверху. Владельцы пьедесталов наверняка будут недосягаемы, как боги, но всё же не так далеки, чтобы я не смогла разглядеть их.

Как и они меня. Здесь, в этой странной впадине, я словно кусочек пищи на громадной тарелке. Но вип-места пустуют. Кажется, ни у кого из важных персон пока нет аппетита.

Зато позади пьедесталов пестрят людскими головами многоярусные зрительные ряды. Эту публику, судя по всему, составляют подданные, также разделёные меж собой строгой геометрией. Все они нетерпеливо перешёптываются.

Каждый из тысячи обращённых ко мне взглядов пробегает по коже непривычным покалыванием. В их глазах я чужачка, странная пришелица.

Заражённая их подозрениями, я сама себе не верю. Сердце бьётся неровно, а мышцы напряжены, готовы к обороне. И в то же время я дрожу и чувствую слабость.

Внезапно на пьедестал передо мной восходит женщина.

Она — словно ожившая ретро-фотография. Волна серых волос элегантно закрывает половину бледного лица, а платье переливается от белого к чёрному, в тон густому макияжу. Будто гостья, из космоса она окружена аурой непостижимого. Мне больно на неё смотреть и хочется отвернуться, но это почти невозможно.

— Госпожа Вилайна Стил, Луч Чистоты и Красоты, — объявляет глашатай.

Собравшиеся за её спиной вскакивают с мест. На отдельном ряду, ближе всего к этой женщине, стоят семь одинаковых девушек, одетых в белые и светло-серые одежды, под стать своей госпоже. Они кланяются, и свет играет на их ожерельях.

Свет прожектора устремляется к следующему пьедесталу, на который уже поднялся известный мне зеленоволосый мужчина.

— Господин Альберих Боун, Луч Безопасности и Охраны.

Приближённые Боуна мне тоже уже знакомы. Они выстроились в идеальную шеренгу и больше не двигаются.

Стоящий на следующем пьедестале юноша переливается тёплыми оттенками. У него светлые вьющиеся волосы, среди которых затерялось несколько по-настоящему золотых прядей. Его слуги тоже обряжены в золото.

— Господин Рук Мортас, Луч Изобилия и Сытости.

Очередное движение прожектора выхватывает из темноты девушку с кобальтово-синим каре — она даже не открывает глаз. На обоих веках у неё мерцает по стразинке.

— Госпожа Айсадора Торн, Луч Знаний и Тайн.

Свита Айсадоры не издаёт ни звука. Слуги с шеями, обвитыми кружевами, молча прячут свои лица в ладонях. Это зрелище воистину завораживает.

Наконец мой взгляд переходит к последней, пятой трибуне. За ней никого нет. Несколько секунд все мы ждём появления очередного мага: ритм церемонии подсказывает, что он вот-вот должен взойти по скрытой лесенке.

Но ритм церемонии оказывается безнадёжно сломан.

— Пропащий гедонист, — шипит Боун. — Ни черта не делает, кроме торговли лицом, и даже здесь позволяет себе опоздать.

В тот самый миг, когда он договаривает, пятый маг материализуется прямо из воздуха.

Я мгновенно напрягаюсь. Это именно тот, на встречу с кем я возлагала самые мрачные надежды. Чьё лицо я представляла в своих самых мрачных мечтах.

Мужчина экзотической внешности. Узкие, хищные глаза подведены, а волосы с ассиметричным срезом переливаются ярко-красным. Галстук-бабочка, блестящий шёлковый халат.

— Господин Майлз Лэнг, Луч Культуры и Развлечений, — хрипловато представляется маг, опережая глашатая.

"М. Лэнг" повторяю я одними губами и чувствую желчь во рту. Никто не называл этого имени, но однажды я нашла такой вензель среди старых родительских вещей. Это точно он. Ублюдок, который пытал мою семью, уничтожил моё детство и сделал меня той, кто я есть.

Он занимает место с видом, будто заслуживает почёт и уважение. Стоящая за ним свита с атласными чёрными бантами мгновенно делится на оркестр и танцевальный ансамбль. Мне искренне жаль этот цирк рабов. Театр несчастных кукол.

Я солдат, я точное орудие, но только не тогда, когда смотрю на него. Моё дыхание становится прерывистым, грудь тяжело поднимается и опускается, а в голове пульсирует лишь одна мысль: "Ему пора умереть". Я знаю, что должна дождаться момента, когда маг будет беззащитен. Но желание настолько сильное, что я едва удерживаюсь от того, чтобы наброситься на него прямо здесь и сейчас. Даже сотни свидетелей и охрана не слишком меня смущают.

Пока я не разделаюсь с ним, кинжал ненависти будет продолжать ранить саму меня. Я успокоюсь только когда почувствую, как его кровь стекает по моим рукам.

Но как же молодо этот Лэнг выглядит, по виду он едва ли не мой ровесник... Впрочем, только хаос знает, на какие виды преображений и иллюзий способны эти маги. Они во много раз ярче, чем я себе воображала, особенно теперь, когда сияют во славе, и я впервые начинаю осознавать, с кем имею дело. Мои собственные простота, безликость и несуразность становится совершенно очевидны. Пожалуй, людям среди магов действительно не место. Или им не место среди людей.

Меня отвлекает златовласый Рук Мортас:

— Старина Альберих, что ты нам приготовил?

— Как вы знаете, плановая церемония присяги ещё не скоро, однако сегодня придётся провести внеочередную. Нам предстоит решить судьбу этой особы. Она перед вами — как видите, абсолютно ничья. Сперва я решил, что нашёл клятвопреступницу и беглянку, но в архиве присягнувших о ней ни единой записи. В Кримзон-Сити её прежде не было. И всё ведёт к тому, что она вовсе явилась из небытия.

— Как занятно. Она простой человек без признаков способностей. На ней нет следов какой-либо магии.

— Она утверждает, что потеряла память. Её самое первое воспоминание якобы связано с границей Бездны. Может, Торн поведает нам, что всё это значит?

Я оглядываюсь на девушку с закрытыми глазами, Айсадору. Почему её спрашивают?

— Абсолютно невозможно, — возражает чародейка. — Это явление я полностью изучила. Там ничего нет. Это не туман и не другая субстанция, за которой ничего не видно. Скорее, повреждённая ткань мироздания. Повреждённая необратимо. Отсутствующий кусок... Оттуда не выйти.

— И всё-таки... Если бы это оказалось правдой... — Вдруг оживляется госпожа с серыми волосами. — Полагаю, у нас бы появилась надежда? Айсадора, дорогая, прошу тебя.

Затем она обращается прямо ко мне:

— Скажи мне, детка, ты готова сотрудничать?

Я искренне не понимаю, чего от меня хотят. Я прячусь за мокрыми, спутанными прядями и позволяю маске невинной девы ответить за меня:

— Конечно... Всё, что вы скажете... Прошу, только дайте мне шанс! Клянусь, я не хотела нарушать никаких запретов. Теперь вы меня накажете? Понимаю, моя ситуация выглядит подозрительно. Но я не знаю, как очутилась в той зоне. Всё, что я помню, — это мрак и дождь... Признаться, я сама боюсь... боюсь правды о моём прошлом, понимаете?

Что же мне теперь делать? Я лишь надеюсь на ваше милосердие, возлюбленные господа... — Благоговение, которое прорывается сквозь эти слова, почти настоящее.

— Ну-ну, — как капризное дитя останавливает меня Вилайна. — Так леди Айсадора ничем тебе не поможет. Просто расслабься и ещё раз подумай о той минуте, когда проснулась.

Чародейка с синим каре хмурится, как будто пытается что-то разобрать. Затем я понимаю: её сила позволяет ей читать в чужих головах. Лишь на мгновение я теряюсь, потому что, хоть и слышала о такой силе, но относительно её владельца мои сведения явно устарели.

Но ничего.

Годами я смотрела в Бездну, чтобы очистить своё сознание. Это зрелище и теперь стоит у меня перед глазами. Бездна выглядит, как чёрное ничто, колыхающееся море ночи. Ей нет ни края, ни конца, и она бы походила на ещё одно небо, если бы не отсутствие звёзд. И, чем дольше я на неё смотрела, тем сильнее она раскрывалась навстречу, как будто звала к себе.

Я искренне люблю Бездну и преклоняюсь перед ней. Вдохнув, я читаю про себя знакомый гимн:

"В царство теней я покорно войду

И перед Ней на колени паду.

Та, кто безлика

И без души,

Участь мою справедливо реши.

Волны твои режут тоньше клинка,

Тьма твоя льётся издалека.

Та, кто повсюду

Сеет лишь ночь,

В Бездну впусти свою верную дочь."

Я верю, что гимн поможет мне сопротивляться магии. Ведь рядом с Бездной магия слабеет, а я принесла с собой её частичку.

Отбросив всё лишнее, я принимаюсь повторять гимн, как если бы в руках у меня были чётки, и постепенно поддаюсь приятному трансу.

Айсадора чуть слышно стонет.

— Её разум... в нём очень мутно. Ничего не разглядеть. Чернота. Но я слышу слова. "Дочь" и "Бездна". Дочь Бездны? Что бы это могло значить...

— Девчонка и тебе неподвластна, Торн? Тогда на что ты вообще годишься? — Боун зло щурится.

— Если её действительно прислала Бездна... Мы должны немедленно изгнать её из города, — брезгливо бросает Айсадора. — Великое Вне не делает вежливых жестов. Вероятно, оно просто ищет брешь в наших щитах. Эту замарашку вообще нельзя было сюда пускать! Зачем ты притащил такую гадость?!

Кривой рот Боуна дёргается от раздражения.

— Обойдёмся без истерик. Она в любом случае будет обезврежена, когда станет чьей-то из нас. Со своей стороны, как её хозяин я смогу гарантировать наибольшую безопасность. Так что просто поскорей определимся, кому достанется это последнее в году и весьма неожиданное жертвоприношение.

— Жертвоприношение? Ну у тебя и манеры, Альберих, дорогуша! Прекрати демонизировать Пентаграмму. Позволь девочке искренне полюбить этот символ, как любим его мы. — Монохромная красавица подаётся вперёд, опираясь на край трибуны локтями. Голос у неё такой ласковый, что даже зловещий. — Пентаграмма, моя дорогая, это в первую очередь звезда. Путеводная звезда для всех вас. Это надежда. Час истины, мечта. Блеск, молодость и вечность. Пентаграмма — это идеал! Да, наша звезда не греет, но светит. И светит ярко. Позволь же пролить её свет на тебя. Кристаллизовать тебя. Под нашим началом ты станешь лучше, чем когда-либо. Пентаграмма — это зов, на который ты шла всю свою жизнь. Так добро пожаловать!

Я вздрагиваю и едва не тянусь закрыть уши. Эта женщина, как демоница, соблазняет меня чем-то противоположным всему, к чему я привыкла. Звёзды, свет, блеск — всё это атрибутика моих врагов. Но ею так легко увлечься... Приходится вспомнить слова родителей. Зло красиво, добро аскетично. А Пентаграмма — не моя надежда и не моя мечта. И сюда меня привёл другой зов.

— Нет смысла так стараться, Вилайна. Девчонка не в себе, она и слова не поняла, из того, что ты сказала. С тем же успехом ты могла бы очаровать её составом своих духов.

— А что это ты встреваешь? Не вздумал ли ты сам её прикарманить?

Наваждение чуть ослабевает, и я наконец понимаю, что сила чёрно-белой женщины — обольщение. Значит, со мной всё в порядке.

— Может, бросим жребий? — весело предлагает Рук, но эти двое его просто не замечают.

— Её поймала моя стража. В мой день.

— Но на моей территории. Ты же не будешь спорить, что свалка — побочный продукт Чистоты?

— Эта юная особа, без сомнений, рождена служить Культуре и Развлечениям, — вклинивается Лэнг.

Альберих и Вилайна поворачиваются к нему и хором спрашивают:

— С чего ты это взял?

— Её лицо и тело кричат мне об этом. Да и симпатичных девушек у меня всегда не хватает.

Стыдно признать, но угроза угодить в ряды его кукол вызывает настоящую тошноту. Их ливреи расшиты цветными нитями, а тела раскрашены цветными пятнами... Может, бьют здесь все, но только он при этом заставляет улыбаться. Каждая частичка меня восстаёт против этой участи.

— А её разум кричит, что ты ей омерзителен, Лэнг, — задумчиво сообщает чародейка со стразами на закрытых глазах.

Тот выглядит искренне удивлённым. Как будто ему и в голову не приходило, что его возможно не любить. Неужели он никогда не замечал отвращения в глазах своих слуг?

Мои родители ненавидели смеяться и махать, как посмешища и шуты, пряча синяки и кровь под красивыми тканями. Их миссией во благо города было дарить миру видимость радости и оптимизма.

Но в конце концов эта миссия заставила их годами избегать всего красивого. Страдать от приступов ужаса всякий раз, когда на глаза попадались яркие цвета.

Мне хочется провести его лицом по всем крючкам и заклепкам на ремнях и корсетах его ансамбля. Нельзя на него смотреть. Но это проклятое лицо подобно магниту.

Неважно. Я одинаково презираю их всех, этих снобов с задранными носами. Они даже не могут решить, кому я должна принести присягу. Будет забавно, если они передерутся из-за меня.

Мысленно приглядываюсь к ним, пытаюсь понять характеры. Всё, чтобы определить, кто в роли хозяина был бы терпим, а кто абсолютно неприемлем. Боун и Лэнг — садисты. Если они будут слишком налегать на хлыст, то здорово осложнят мне задачу. Торн каким-то образом умеет читать разумы, она опасна. А о Руке Мортасе я почти ничего не знаю. Он ничего, только прав на меня не заявляет.

Альберих смотрит на меня так, будто чего-то ждёт. Вспоминаю, что должна была горячо проситься стать его подопечной. Интересно, что мне будет, если я промолчу?

— Итак, кто за то, чтобы отдать малышку мне? — предлагает Вилайна. — Мортас, спасибо, милый друг. Ну же, Майлз, побудь и ты джентльменом.

Большинство молчаливо соглашается с её правом.

— Зачем она тебе? — не выдерживает Альберих. — Ты и так уже насобирала самую большую армию. А она всего лишь пустышка.

— Ну, будем считать, мне нравится забирать всё, пускай и бесполезное. Чтобы тебе не досталось. Не забывай, кто здесь Вершина, дорогуша.

Она не смотрит на Боуна и не видит, как тот одними губами произносит: «Сука».

— Твоё слово, милая. Назови одного из нас. Любое имя.

Не похоже, что мне дают возможность выбрать. Скорее, ответить правильно. И я пробую имя, которое звучит, как нечто ядовитое.

Как вой сирены или звук струнного инструмента.

Ви. Лай. На.

— Госпожа... Вилайна.

— Вот и всё. Бедняжка требует внимания и заботы. Я не могу бросить её на произвол судьбы. Пожалуй, я возьму её в свою свиту приближённых — так она всегда будет под рукой и присмотром. Между прочим, а у тебя самой есть имя, лапонька? — спрашивает меня чародейка. — Без него присягу не принести.

Итак, мне придётся назваться, иначе этот их фокус с ошейником не сработает. Догадываюсь, как подозрительно это прозвучит, но всё же говорю:

— Я помню одно имя... Но не знаю, моё ли оно. «Ренна», госпожа.

— Преклони колено, детка, и произнеси эти святые слова:

«Я, Ренна, клянусь почитать свою госпожу, леди Вилайну, и повиноваться её решениям. Клянусь никогда не посягать на её безопасность, не говорить о ней дурно и хранить её тайны до самой смерти. И если я нарушу эту клятву, пусть магия убьёт меня на месте.» Если имя твоё, мы все сразу это поймём.

Бриллиантовые глаза смотрят испытующе. Призрак сопротивления вспыхивает и тут же оседает на дне моей души. Я опускаюсь и шёпотом повторяю то, что она сказала. И думаю: "Будь по-твоему, госпожа. Ты умрёшь последней. Я уже знаю, с кого начну".

Никто меня не трогает, в центре зала я совсем одна, но что-то холодное и колючее вдруг смыкается на моём горле. Это удавка. Я с удивлением обнаруживаю, что она издаёт какой-то странный... гул.

— Поздравляю. Теперь поднимись и займи своё место среди моих любимиц, — раздаётся голос Вилайны.

Только вот рот её закрыт. Хаос пощади, я слышу её прямо в своей голове...

Я растерянно оглядываюсь, сомневаясь, как именно я должна подняться. Кажется, моя новая хозяйка понимает это замешательство.

— Возле каждого из пяти выходов есть скрытая лесенка, — подсказывает чародейка.

Но и без этих слов я почему-то чувствую, куда идти. Покинув многоугольник, я аккуратно приближаюсь к выходу между сегментами трибун Чистоты и Безопасности. Какая-то странная ниточка ведёт меня в этом направлении, не давая сделать и шага в сторону. Уже вблизи я вижу, что по обеим сторонам от входа действительно есть ступени, сливающиеся над дверями в один подъём.

Как только я поднимаюсь вверх, ниточка ослабевает и вскоре исчезает полностью. Теперь я могу расслабиться и отдышаться.

Это ужасно. Собственное сознание и тело кажутся мне осквернёнными присутствием чужеродных приказов. Это даже хуже, чем сила Айсадоры — её я хотя бы не ощущала так явно.

Одинаковые девушки с чёлками, сидящие прямо за своей госпожой, сдвигаются, освобождая мне место. Все они одеты в тесные белые платья с разрезами до середины бедра и воротничками под горло.

Девушки искоса поглядывают на меня, а одна выдавливает робкую улыбку. Я сажусь возле них и теперь могу рассмотреть зал с новой перспективы. Мне даже видны шикарные волосы Вилайны, убранные на одну сторону, и её открытая шея.

— А знаете что, милейшие? — сладкоречиво тянет чародейка. — Я сегодня добрая, так что обещаю поделиться с вами этим любопытным приобретением. Можете брать её к себе на время, только по очереди. И пускай сначала освоится, а то бедняжка не выдержит потрясений.

Я судорожно сглатываю под всеобщие аплодисменты в честь щедрости моей госпожи.

После присяги члены Пентаграммы начинают собирать пожертвования. Богатенькие горожане, которые, видимо, не горят желанием работать руками, откупаются от правителей драгоценными камнями вроде рубинов.

Я наблюдаю, как горы подношений растут перед пьедесталами. Слегка неравномерно...

Затем зал затихает, а маги будто вспоминают, что они — владыки тайных искусств, и демонстративно готовятся к ритуалу. Я ожидаю скорее мистификации, чем ощутимых проявлений. Поэтому забываю, как дышать, когда в центре зала, прямо в многоугольнике, где я стояла, вдруг вспыхивает и устремляется вверх столп пурпурного света.

Всё вокруг — трибуны, арену, сам город, как я в этот момент уверена, заполняет собой странная вибрация. Импульсы силы бегут по всем поверхностям.

Айсадора снова хмурится и говорит, что системы Кримзон-Сити ею проверены и исправны.

— Воздух очищен, — выдыхает Вилайна.

— Барьеры выставлены, — заявляет Альберих.

После секундной задержки Рук сообщает:

— Фундаменты укреплены.

— И запас электричества пополнен. — Лэнг вальяжно разминает шею. — Ни в чём себе не отказывайте.

У ритуала оказывается светское послевкусие.

Волна восторженных аплодисментов катится по залу. Публика наперебой благодарит правителей, кланяется. Некоторые из пятёрки даже позволяют особо почётным гостям с собой заговорить. Я слежу за каждым рукопожатием, за улыбками и другими потенциально важными проявлениями личных связей.

И не могу перестать смотреть на тающие вокруг голов магической пятёрки нимбы.