Глава 5
Комната пахла смесью табака, дорогого алкоголя и чужого дыхания.
Тусклый утренний свет пробивался сквозь плотные шторы, рисуя полосы на полу.
Ракель открыла глаза и мгновенно поняла — это не её комната. Не её постель.
Она резко села. Простыня сползла с плеч, и холод ударил по коже.
На полу — её платье, нижнее белье, телефон.
Сердце билось быстро, глухо. В голове — туман.
— Доброе утро, Уокер.
Голос раздался из-за двери. Низкий, спокойный, слишком уверенный.
Она обернулась. Джейден стоял, прислонившись к косяку, с кружкой кофе в руке, в расстёгнутой рубашке.
Выглядел так, будто ночь для него закончилась идеально.
— Черт побери,что вчера произошло? — её голос звучал хрипло, почти чужим.
Он сделал глоток, не спеша, и усмехнулся.
— Не помнишь?Все было идеально.
— Нет, — она натянула простыню повыше, взглядом ища одежду. — И хочу знать, почему я выгляжу так.
— Потому что ты осталась, — спокойно сказал он. — Твоя идея, если помнишь.
— Я не помню, — ответила она холодно. — И, похоже, ты этим воспользовался.
Он чуть приподнял бровь, усмехаясь краем губ.
— Воспользовался? Ты серьёзно? Не переворачивай всё с ног на голову.
Она медленно встала, всё ещё закутанная в простыню. Движения — сдержанные, но в каждом чувствовалась злость.
Подняла платье с пола, отвернулась и начала одеваться — быстро, решительно.
Пальцы дрожали, но она не позволяла себе остановиться.
Он наблюдал. Нагло, жадно — с интересом.
Когда она застегнула молнию и повернулась к нему, её лицо выглядело взволнованным.
— Так вот, как ты привык обращаться с людьми, — сказала она ровно.
— Людьми? — он слегка хмыкнул. — Ты же вроде,не из тех, кто считает себя «одной из».
— Зато я не из тех, кто прячется за чужими спинами, — ответила она. — Не думай, что можешь играть со мной, Джейден.
Он сделал шаг ближе, но не касался.
— Может, это ты играешь? В жертву. В холодную, неприступную. Хотя вчера... — он осёкся, позволив недосказанности повиснуть в воздухе.
— Хватит, — резко оборвала она. — Не смей извращать то, чего не было.
Он опустил взгляд, усмехнулся, тихо, почти себе под нос:
— Конечно, не было.
Её глаза вспыхнули.
— Ты жалок.
— А ты — предсказуема, — ответил он с тихой усмешкой. — Думаешь, если уйдёшь сейчас, это всё исчезнет? Нет. Это останется с тобой.
Она шагнула ближе, их лица разделяли считанные сантиметры.
— Пусть останется. Но запомни, Джейден, — голос стал стальным, — я не одна из тех, кого можно унижать.
Он чуть склонил голову, глядя прямо в глаза:
— Проверим.
Несколько секунд — тишина, только дыхание и капли дождя за окном.
Ракель взяла свою сумку, посмотрела на него в последний раз и вышла.
Джейден остался стоять.
С минуту молчал, потом выдохнул и усмехнулся:
— Стерва.
Дверь хлопнула, и тишина вернулась.
Джейден стоял посреди комнаты, глядя на простыню, смятую, будто поле после бури.
Он долго не двигался — ни улыбки, ни привычного самодовольства. Только глухое напряжение.
Звонок телефона разорвал воздух.
Он посмотрел на экран — Кейсон.
— Уже на ногах? — голос друга был ленивый, но насмешливый.
— А ты думал, я сплю? — усмехнулся Джейден, наконец отрываясь от своих мыслей. — Заходи, дверь открыта.
Через пару минут в гостиной послышались шаги. Кейсон появился в дверях — в чёрной толстовке, с тем самым ухмыльчивым выражением, которое бесило всех вокруг.
— Ну, как прошла ночь? — спросил он, кидая взгляд на бардак в комнате. — Судя по виду, бурно.
— Можно и так сказать, — ответил Джейден, усмехаясь, но без особого энтузиазма.
— Так ты что, реально выиграл спор? — Кейсон сел на диван, растянувшись. — Говорил же, пустышка. Девочка из богатой семьи — максимум сделает вид, что недотрога.
Джейден прошёл к окну, потянулся за сигаретой, прикурил и выдохнул дым в сторону рассвета.
— Я выиграл.
— Один раз? — переспросил Кейсон.
— Дважды. — Он усмехнулся, но в его голосе не было радости. — Она пришла. И осталась.
Кейсон хмыкнул.
— Вот это я понимаю. Ставка сыграла. Так чего тогда такое лицо? Обычно после победы ты не выглядишь как человек, которому разбили зеркало.
Джейден молчал. Сигарета дымилась между пальцами, пепел сыпался на пол.
— Она другая, — наконец сказал он. — Не такая, как все.
— Да ладно, — фыркнул Кейсон. — Все они «другие», пока не поймут, кто здесь главный.
— Нет, ты не понял, — Джейден повернулся к нему. Взгляд — жёсткий, непривычно серьёзный. — Она не играет. У неё внутри... тьма, Кейсон. Настоящая.Она многое скрывает.
Тот усмехнулся, поднимая бровь.
— Ты, похоже, впечатлился.В ней нет ничего,я уверен.
— Вчера я думал, что просто забавлюсь, — продолжил Джейден, словно не слушая. — Но когда она посмотрела на меня утром,будто видела насквозь. Будто знала, что я блефую.У нее явно осталась глубокая рана,после аварии.
Кейсон фыркнул.
— Так ты проиграл, выходит?
— Нет, — усмехнулся Джейден. — Пока нет.
Он затушил сигарету о край стола и добавил:
— Но если я не узнаю, что она еще скрывает — проиграю по-крупному.
Кейсон прищурился.
— Думаешь, это всё не просто девчонка с травмой и богатым папашей?
— Уверен, — тихо сказал Джейден. — И, чёрт возьми, у меня ощущение, что это она начала игру, а не я.Если это так,я сломаю ее полностью.
Кейсон рассмеялся.
— Тогда тебе конец. Ты всегда проигрываешь тем, кто играет тише.
Джейден не ответил. Только снова посмотрел в окно — туда, где на горизонте медленно растворялась её машина.
—
Дом Уокеров возвышался над городом, как крепость.
Стекло, камень, охрана.
Тишина — та, в которой каждый шорох звучит как признание.
Когда Ракель заглушила двигатель и вышла из машины, солнце уже поднялось над крышами.
Серебристый автомобиль блестел после дождя, но руки дрожали, когда она закрывала дверцу.
Каждый шаг к дому казался допросом.
Дверь открыла Мэри — домработница, женщина, которая всегда молчала, когда не спрашивали.
— Мисс Уокер, мистер Этан ждет вас в кабинете, — произнесла она тихо.
Сердце Ракель пропустило удар.
Отец никогда не ждал. Он приказывал.
Она вошла.
Кабинет пах сигарным дымом и старым деревом. В полутьме горела только настольная лампа.
Этан Уокер сидел за массивным столом, идеально выпрямленный, в костюме, будто уже готов к переговорам с судьбой.
Он не поднял головы, когда она вошла.
Только медленно перелистнул страницу в папке перед собой.
— Нагулялась? — тихо спросил он.
Ракель стояла у двери.
— Я просто задержалась.
— Задержалась? — он произнёс это слово почти ласково, но в каждом звуке слышался холод. — Ночью,у какого то парнишки?Так еще и возвращаясь к старым ошибкам.
Она сжала ткань за спиной.
— Это не то, что ты думаешь.
Он поднял глаза.
Взгляд Этана Уокера — тот, от которого люди теряли дар речи. Стальной, без права на слабость.
— Я думаю, — произнёс он, — что ты продолжаешь делать вид, будто можешь жить как обычная девочка.
Проблема в том, Ракель, что ты не обычная.
— Да, я знаю, — сказала она тихо. — Я — напоминание о твоей ошибке.
На мгновение его лицо изменилось.
Не злость — боль. Но она исчезла быстрее, чем её можно было заметить.
Он поднялся. Медленно, почти торжественно, подошёл к окну.
— Я дал тебе шанс начать заново. Новая академия. Новая жизнь. И что ты делаешь? Идёшь туда, где снова может всё закончиться.
— Я просто была на вечеринке, — сказала она. — Мне нужно хотя бы что-то ощущать, кроме вины.
Он обернулся.
— Вина — это то, что держит тебя живой, — резко ответил он. — Забудешь, и снова сядешь за руль. И снова кто-то умрёт.
Тишина упала между ними.
Ракель закрыла глаза на секунду, выдыхая.
— Я не садилась за руль, — прошептала она. — Я просто пыталась дышать.
Этан посмотрел на неё долго. Потом вернулся к столу, достал конверт и бросил его ей.
— Это твоя новая охрана. Имя — Коллинз. С этого дня он будет сопровождать тебя в академию и обратно.
Ракель сжала конверт.
— Ты ставишь за мной надзирателя?
— Я защищаю то, что осталось от моей дочери, — сказал он тихо.
Она хотела ответить. Закричать. Уйти.
Но вместо этого просто прошла к двери, остановилась на секунду и произнесла:
— Ты не понимаешь, отец... я уже не та, кого можно спасти.
И вышла.
Дверь закрылась мягко, но в этом звуке было что-то окончательное.
Этан остался один.
Он опёрся руками о стол, уставившись в фотографию — его дочь.
И старый заголовок газеты внизу снимка:
«Авария на трассе. Погибла студентка. За рулем — дочь Этана Уокера».
Он выдохнул, сложив фото обратно в ящик, и прошептал едва слышно:
— Ты ошибаешься, Ракель. Я не дам тебе умереть. Даже если придётся лишить тебя жизни.
—
Комната Ракель была ещё полусонной: утренний свет крапом просачивался сктор через толстые шторы, бросая бледные полосы по паркету. Часы на тумбочке показывали — 8:02. Сердце ещё не улеглось, но в голове постепенно вставали обрывки ночи, как плохо смонтированный фильм.
Она прошла к платяным шкафам, не глядя по сторонам, и с техничной аккуратностью сорвала с кресла халат.Все вещи — как на минном поле: платье, туфли с отпечатками ночи, его рубашка, которую она в ужасе распознала и забрала. Ракель не думала, она действовала: снимать, собирать, прятать. Действовать — это было проще, чем думать.
Дверь в ванную захлопнулась за ней тихо. Пар от душа ещё не бил по стеклу — вода холодила комнату, но включённый кран давал обещание тепла. Она быстро сняла халат, отбросила её на край ванны, и напор горячей воды обрушился на плечи, растекаясь по спине. Мягкий удар воды — как маленькое наказание и как лекарство одновременно.
Под струями Ракель закрыла глаза. Вода смывала грязь — но не ту, что на коже. Смылась роса ночи, а вместе с ней вспыхивали образы: лицо Эммы, паника, металл, звук — всё шло в один длинный моток воспоминаний. Она пыталась ухватить концы — но они скользили, как мокрый шнур.
Мысль про отца всплыла сама собой, как холодное предупреждение. Его голос в кабинете — не крик, а снижение температуры в комнате.И в душе — не пауза, а щель между тем, кем она была и кем должна быть. Вода барабанила по плитке, перекрывая этот внутренний голос на мгновения, но не навсегда.
Телефон на тумбе вибрировал. Она взяла его, губы ещё сжатые, и на экране — два сообщения. Первое — без имени, без эмодзи: «Ты в порядке?» — от Оливии. Второе — короткое имя в списке звонков: Оливия— пропущенный вызов. Ракель взяла телефон, но сначала задержала взгляд на сообщении новой знакомой.
Она ответила сухо: «Все хорошо», и отправила. Сообщение улетело, как камень, брошенный в глубокую воду — круги пойдут, но пока ничего не видно. Затем поставила телефон в коробочку на тумбочке; не слушать не значит забыть.
Вода попала в глаза, но не смыла то, что сидело глубже. Ракель обвела рукой лицо, пытаясь стереть следы ночи. Душ был ритуалом — не искуплением: она знала, что вода не снимет общества взглядов, не отменит фамилию, не вернёт Эмму. Можно было смыть пыль и запах, но не тень в груди.
Ракель вышла из душа, окутанная мягким облаком пара. Капли воды стекали по её плечам, оставляя за собой прохладные следы. Она обмотала тело белым полотенцем, шагнула в комнату и на мгновение прикрыла глаза. Сегодня она решила — никакой академии. Никаких людей, взглядов, шепотов за спиной. Этот день принадлежал только ей — редкая свобода, в которой можно было просто дышать.
Подойдя к туалетному столику, Ракель провела пальцами по холодной поверхности. Всё здесь было до безупречности аккуратно: зеркала без единого пятна, духи, кремы, кисти, словно выстроенные по линейке. Она села и, глядя на своё отражение, нанесла на пальцы немного крема. Медленно, плавно начала массаж лица, будто пытаясь стереть усталость и остатки сна.
Но взгляд скользнул вниз — к шее.
И она замерла.
На коже — следы. Алые, тонкие, будто отпечатки чужих пальцев... или губ.
Мир вокруг будто застыл. Воздух стал плотным, липким. Сердце пропустило удар, потом второй. Ракель провела пальцами по коже, словно могла стереть это — стереть прошлую ночь. Но следы не исчезли. Только кожа вспыхнула розовым от прикосновения.
Перед глазами вспыхнули обрывки — смех, дыхание, приглушённый свет, его руки, шепот, которого она не хотела слышать.
И снова — этот холод внутри. Осознание, что граница между "просто остаться" и "позволить" стерлась слишком быстро.
Руки задрожали. Она оттолкнула баночку с кремом, и та глухо ударилась о столешницу.
В груди поднялась волна паники — внезапная, хищная.
Сначала дрожь в пальцах, потом — пустота в лёгких. Воздуха не хватало, будто кто-то сжимал горло изнутри. Сердце колотилось, в висках стучало, а в голове рвались фразы: "Хватит. Просто хватит."