майэ'раами 3

Лео уходил, оставляя Мару в полумраке собственной спальни, и на сердце его было неспокойно. Вовсе не из за того, что случилось с ней и Эйлир, с этим ему ещё предстояло разобраться, и все выяснить. Странно, но он волновался потому, что оставил Мару одну в таком состоянии. В этот момент её глаза больше всего были похожи на глаза потерянного ребёнка, и сердце Лео разрывалось между необходимостью защитить её имя, честь и достоинство и желанием быть рядом. Обнять, шептать слова утешения, укрыть собой ото всех бед этого мира. Но время! Жалкие десять минут, за которые ему предстояло решить ситуацию, в которой оказалась его… девочка?!

Неловкая мысль на миг обескуражила демона, но не позволила ослабить решимость, с которой под пологом невидимости он оказался в ложе, где сидели Мара и его бабушка.

– Какого ты творишь? – едва шевеля губами, поинтересовалась Лаисса, так и не взглянув на Лео, ни жестом, ни эмоцией не выдав, что ощутила его присутствие.

Он не сказал ни слова, лишь позволил ей почувствовать запах крови двух женщин, чьи образцы были в его руках.

На краткий миг зрачки женщины расширились, выдавая её обеспокоенность, но тут же она расслабленно откинулась на спинку стула и едва уловимым жестом сняла тонкий ажурный браслет со своей руки, позволяя ему беспрепятственно упасть на пол.

– Помощь? – изогнув бровь и улыбнувшись так, словно заслушалась великолепным исполнением арии, спросила она.

– Сам, – донес до её слуха легкий ветерок.

К тому времени, как он покинул ложу своей бабушки и оказался на лестнице, где всего несколько минут назад нашел Мару, Лео имел четкое представление о своих дальнейших действиях. Совсем скоро закончится второй акт, и здесь окажется столько демонов, что не окажись он тут раньше их, молодая неопытная демоница, совершенно не умеющая играть по правилам их общества, оказалась бы в безвыходном положении. Хотя, как сказать… выход был… в стационар для нестабильных.

Но не теперь.

Игры он любил и, скользя взглядом по идеально чистой лестнице, вдыхая свежий воздух, не несущий в себе и толики кровавой ноты, Лео испытывал предвкушение. И вовсе не предстоящий спектакль его интересовал, он хотел крови и боли тех, кто подставил его… да, ЕГО девочку. Хотел почувствовать идеальную мелодию чужого страдания, сплетающуюся нота к ноте под его чуткими пальцами. Разве может быть что то лучше, чем возмездие?

Легкая улыбка скривила идеальные губы, когда он открыл ладонь, в которой лежал браслет Лаиссы с пятью маленькими колечками, нанизанными на тонкую цепь. Изящные длинные пальцы нежно коснулись два крайних колечка, с губ сорвался короткий приказ, и уже через мгновение перед демоном стояло две прислужницы, носящие золотую кровь его бабушки. Не теряя времени, он легко, словно ножом прорезая масло, погрузил ладонь в грудь существа, извлекая прозрачный сосуд, на дне которого лежала капля, удерживающая существо в рабстве. Быстро вынув из кармана фиал с кровью Мары, одним ловким движением перелил часть содержимого в извлеченный сосуд, проворно возвращая его на место. Оставшуюся часть крови девушки предусмотрительно убрал в карман брюк… на будущее.

– Преобразись, – короткий приказ, и под его взглядом золотые волосы прислужницы Лаиссы струятся уже серебряным водопадом по спине, а черты лица, меняются в знакомые и столь дорогие ему. Черты, что не отпускают и продолжают мучить непонятным чувством, терзая душу.

Изменилось тело, осанка, взгляд. Под завершающий аккорд преображения Лео поднял раскрытую ладонь к лицу девушки, и по мере того, как опускал он её, рождался образ женщины, что так поразила его этим вечером. Необычайной красоты платье, словно сотканное из снега и льда, легким водопадом заструилось по тонкому стану. Засверкали призрачным сиянием холодных звезд волосы, сплетаясь в причудливую прическу.

Он воссоздавал образ таким, каким помнил. За этот немыслимо долгий вечер он запомнил каждую деталь, каждый штрих, такую женщину забыть было уже невозможно.

Создав в сознании модель поведения для прислужницы, он коротко кивнул и просто велел ей отправиться наверх к Лаиссе, неизменно контролируя все действия своего творения. В то же время он уже приступил к преображению второй 'женщины'.

К тому моменту, как на лестнице послышались быстрые шаги явно спешащих увидеть 'событие века' демонов, Лео успел весь известись.

'Ну что же так долго?!' думал он, желая поскорее оказаться рядом с той, что оставил в своем доме.

И вот, услышав долгожданные шаги, бесшумно выдохнул:

– Наконец то.

Бесцеремонно притянув к себе 'Эйлир', прижал к стене и с достоверной видимостью неистовой страсти припал к ее губам.

Он слышал, как несколько демонов поспешно приближаются к нему сверху. Ощущал, как дрогнули их сердца, когда был сделан первый вздох, и как на краткий миг замерли, стоило им приблизиться к нему на достаточное расстояние, чтобы узреть, чем он тут занимается. Отстранившись от губ, которые до этого, казалось, беззастенчиво целовал, обернулся к тем, что в нерешительности переминались с ноги на ногу за его спиной.

'Эмирелис, Яр, сопляк… имя не помню',   машинально подметил он, растягивая губы в довольной улыбке.

– Ну чего ты так напрягся? Всё только по согласию! – обратился он к Яру, который нервно сглотнув, лишь кивнул Лео. – И знаешь, – совсем тихо добавил он, приобнимая девушку за талию, – в следующий раз учти, я не люблю целовать женщин, у которых накрашены губы. У меня аллергия на косметические отдушки, – подмигнул он Яру, не без удовольствия наблюдая, как нервно дернулся глаз демона. Совсем чуть чуть, но он всегда заметит то, что его порадует! – О, уже закончилось? – будто бы только заметив, как спускаются демоны по широкой лестнице вниз. – Тогда, я, пожалуй, пойду, – махнул он на прощание продолжавшим хранить молчание демонам, словно говорил все это время сам с собой. – И не переживай, Эйлир согласилась отдать сегодня долг за свою небрежность. Конечно, она могла и не знать, что я такой чувствительный, но ты же понимаешь, как плохо это могло закончиться? Отек, зуд, раздражение! Так что малышка идет со мной, – притворно сожалея, вздохнул он.

– Конечно, – скупо сказал Яр, сверкнув злым взглядом в сторону Эмирелис.

Лео покинул оперу без особого труда, влившись в поток неспешно спускающихся к выходу из здания демонов. Рука его свободно лежала на тонкой женской талии, на губах играла беззаботная улыбка, от которой у тех, кому довелось видеть её прежде и выжить, тревожно вздрагивало сердце. Те же, кто видел её впервые, могли лишь предположить, что у Главы Золотого Дома случилось что то, что способно растопить и порадовать 'древнее' сердце. Разве кто то говорил, что этим не может быть предвкушение кровавой игры на выживание? Чем не повод?! Краем глаза он заметил, как покидает оперу Лаисса, рука об руку идя с 'Марой'. Он ещё раз взглянул на девушку, отмечая, как выражение лица прислужницы напоминает его собственное и как ей идёт его жестокость с нотками безумства и веселья на губах.

* * *

Стоило уйти Лео, как острое чувство потери, одиночества накатило на меня, словно волны прилива. Полумрак комнаты стал тяжелым, густым. Казалось, что сама тьма сгущается вокруг меня, подбираясь все ближе. Лижет ноги черными языками, обвивается вокруг шеи, лишая легкие кислорода, опутывает сознание, затуманивая разум.

'Я иду к тебе! Слышишь?!! Да ответь же ради всего святого, что у тебя есть!' – оглушающим потоком ворвался голос Каа'Лима в мои мысли.

'Слышу. Я у Лео, и со мной все вроде бы хорошо…' – вяло отозвалась я, все так же продолжая стоять на том самом месте, где оставил меня демон.

'Скоро буду',   буркнул Каа'Лим. – 'Никуда не уходи!'

– Смешно… – пробормотала я, искренне недоумевая, куда можно уйти из комнаты, которая сверху донизу испещрена силовыми потоками, что в свою очередь замысловато переплетаются друг с другом, образуя небывалой красоты клеть. – Это не спальня. Сейф! Для самого дорогого… Себя любимого!

Подавив тяжелый вздох, посмотрела в сторону широкого окна, за которым сейчас цвела ночь, раскрашивая сияющий Кайрус в мистические цвета магических огней. Волшебное, кажущееся неземным, зрелище величественного города древних существ, к коим теперь принадлежала и я. Не успев понять, как именно оказалась у окна, полностью завороженная красотой этого вида, я просто смотрела, растворяясь все глубже в атмосфере покоя, умиротворения и ночи.

Для меня сейчас главное не думать откуда на моих руках кровь. Не вспоминать образ женского изувеченного тела. Смерть красива лишь в стихах. В жизни же она необратима, а лики её страшны и уродливы. Осознание невозможности все изменить, ощущение собственной вины, червем вгрызающейся в самое сердце, заставляет его истекать болью, отчаяньем и безысходностью. Как жаль, что мы не боги, и нам не дано поворачивать время вспять…

Сама не знала, чего было больше в моих думах. Осознания того, что могло произойти по моей вине с Эйлир? Хотя я до сих пор не могла этого вспомнить. Или понимания ошибок, позволивших оборвать жизнь человеку, который был когда то целым миром для меня?

Глубоко вздохнув, почувствовала едва уловимый аромат цветущих яблонь. Это было уже привычно, не пугало и не вызывало как раньше нервной дрожи. Я чувствовала, так он говорит со мной. Дает знать, что рядом.

– И я скучаю, – чуть слышно прошептала я, вновь умолкая и погружаясь на дно собственных мыслей.

Он возник не слышно, ни дыханием, ни движением не выдав своего присутствия. Теплое ощущение мужских ладоней на моих плечах, невольно вырывает меня из задумчивого состояния. Всё это время до этого я будто бы была где то далеко, не замечая ничего вокруг… Лишь ночь, сияющую мириадами огней, волшебную и упоительную, что несла в себе покой и апатию ко всему.

– Я убила её… – хрипло прошептала я.

Не спрашивала и не отрицала, я всего лишь признавала свершившееся. Его ладони чуть крепче сжались на моих плечах.

– И что? – скупо поинтересовался он.

– И что? Как это 'и что'?! – слабо возмутилась я, не находя в себе сил объяснять такие очевидные вещи.

Его дыхание, тяжелое и горячее, опалило мой затылок.

– Даже если это и так, что с того? Ты хочешь, чтобы я осуждал тебя? Ну, так я не из той команды, малышка. Хочешь, чтобы пожалел? Не вижу в этом смысла. А, может, ты решила заняться самоедством, а заодно поплакаться мне в жилетку о том, как не справедлива жизнь?

Всего несколько фраз, брошенных вот так небрежно, и от моей апатии не осталось и следа. Внутри поднялась волна неконтролируемого гнева, а вместе с ней и я, решительно оборачиваясь к обидчику, занесла кулак для удара.

Лео без особого труда перехватил мою руку, и все ещё удерживая мое запястье, навис надо мной. Резко дернувшись, попыталась освободиться. Но легче сдвинуть скалу, чем принудить его отпустить. Встретившись с немигающим взглядом, в котором плескается расплавленный янтарь, нервно сглотнула, невольно скользя взглядом по губам, что изогнулись в хищной ухмылке. Вновь попыталась дернуться, но в этот раз мне ни на миллиметр не удалось сдвинуть его руку.

И вдруг замерла, не отрывая глаз от его, понимая, что вовсе не хочу вырываться. Не хочу, чтобы он отпускал. И мне уже все равно, что он только что сказал и как.

Его рука еще крепче сжала мою. Я замечаю на самом дне его глаз пламя, готовое в любой момент вырваться из плена. И я, забыв о сопротивлении, казалось, лишь совсем чуть чуть придвинулась ему навстречу…

Я была уверена, что мое мимолетное движение останется незамеченным, но вот вдруг его руки со всей силы прижали меня к мужской груди. Крепкие ладони жадно заскользили по телу, обжигая своим касанием. Настойчивые губы яростно накрыли мой рот, сминая, подчиняя себе, вдыхая в меня сладкий огонь, дикий вкус которого я не испытывала никогда прежде. Меня целовали так, словно я была воздухом, всем миром, единственной реальностью. И я отвечала неистово, как мечтала уже очень и очень давно. Я словно стирала со своих губ всю боль разлуки и отчаянье, впитывая надежду, что однажды он вновь захочет быть со мной. Что, наконец, вспомнит!

Реальность призрачной дымкой растворялась с каждым уверенным движением, пылким прикосновением к телу. Его руки ласкали мою спину, будоража мимолетными касаниями к оголившейся коже там, где его удлинившиеся когти задевали ткань платья, хрупкая материя которого бесполезными кусочками опадала к ногам.

Я уже и сама не заметила, как удлинились и мои клыки, как огонь неудержимой лавой разливается по моим венам, а на языке распускается дивный букет нашей крови. Ткань его пиджака легко разошлась под моими прикосновениями. Каждое его касание, каждый поцелуй отзываются импульсом безумия во всем теле, заставляя жадно выгибаться навстречу, прижимаясь и одновременно стараясь притянуть его ещё ближе. Одежда уже вызывает ощутимую боль. Она сейчас лишняя и ненужная здесь…

Когда его ладони скользили уже по моей обнаженной спине, а лиф платья соскальзывал вниз, резко попыталась снять с него рубашку, отрывая пуговицы, которые, выбивая немыслимый ритм, прыгали по полу, вызывая еще большее раздражение и сожаление от того, что рубашка все ещё на нем. Его ладони впились в мои ягодицы, отрывая ноги от пола, и я, уже ни о чем не думая, обвила их вокруг него. Его губы сладкими поцелуями исследовали моё лицо, шею, грудь.

Яростно сжала воротник уже ненавистной рубашки, потянув их в разные стороны. Треск ткани и вот она, наконец то, упала с его плеч двумя лоскутками.

Он же сделал прерывистый вдох и понес меня куда то, а я никак не могла найти в себе сил перестать трогать его волосы, крепче сжимать его плечи, царапая кожу, и впитывать в себя дразнящий аромат его ни с чем несравнимой крови. Здесь была тоска и голод, яростный рев пламени моего одиночества и того, что я уже никому и никогда не смогу отдать, желание обладать тем, кто был так нужен.

Лео прижал к себе так крепко, словно боялся, что я вот вот исчезну из его рук. Чуть отстранившись, попыталась, наконец, избавиться от последней преграды на пути к нашему воссоединению. Но вот только мне никто не позволил. Вырвав краткий вдох от неожиданности, спину обжог холод равнодушного ко всему камня, и я оказалась прижатой к стене. Руки Лео жадно сжали мои запястья, отводя их за голову.

– Не так быстро, милая, – слова, произнесенные хрипло, были лучше самой искусной ласки, заставляя трепетать, горячим, прерывистым дыханием опаляя шею.

И вновь он понес меня куда то, покрывая мои губы страстными поцелуями, плавя тело под жаркими прикосновениями. И, когда я неожиданно поняла, что вновь стою на своих ногах и больше не чувствую его рядом, чувство острой потери едва не разорвало гулко стучащее сердце. Открыла глаза и с трудом попыталась осмыслить где я. Полумрак развеян лишь бледно голубым отсветом магических огней, под ногами камень, да и само помещение больше всего напоминает грот, поскольку совсем рядом тихо плещется вода, от которой идет пар. Лео нежно обнял мои плечи, чертя пальцами горячие дорожки на коже, вызывая рой мурашек. Он обошел меня со спины, и его губы нежно целуют мою шею, едва ощутимо, спускаясь все ниже. Его руки накрыли мои бедра, а легкая ткань платья, заструившись по ногам, стекла вниз маленькой лужицей.

Почувствовала, как от его прикосновений приятно тяжелеет низ живота, и возбуждение наполняет все мое естество. Воздух вокруг наполнился пряным ароматом моего желания и острыми нотками крови. Страсть так сладко переплела два этих аромата, что мне пришлось напомнить себе быть более выдержанной. Ласки его рук, что скользили по моим ногам, с каждой секундой становились всё жарче. С силой сжала кулаки, чтобы не обернуться и не испортить эту сладкую пытку своим нетерпением. Длинные когти легко вспарывают кожу на ладонях, но я не чувствую боли. Лишь ощутила ещё больше крови… моей крови, что взрывает одним своим запахом мир вокруг, расколов его на мириады осколков.

То, что происходило дальше, было больше похоже на отдельно взятые фрагменты мозаики, когда я оказываюсь прижатой к крепкой мужской груди и, рыча сквозь сжатые губы, толкаю его на стену. Осыпается каменное крошево, а Лео, подхватывая меня на руки, прижимает к себе с такой силой, что сквозь дурманящую пелену страсти, чувствую боль, которая лишь ещё больше распаляет мое желание. Все, что осталось в этом мире, это его губы, поцелуи. Такие разные, такие дурманящие. То жесткие и властные, то нежные и ласкающие. Его руки, что так крепко держат меня в своей власти. И, кажется, что между нами больше нет ни единой преграды, что смогла бы сдержать от последнего шага.

Моё желание сорвалось с губ низким стоном, когда он горячо покрывал поцелуями мое лицо и губы, а его пальцы, яростно следуя за губами, жарко прикасались к шее, когда встретились с холодным металлом цепочки. Не осознавая, что делает, Лео завел ладонь за мою шею, и в его пальцах оказался маленький шарик жемчужины, что с недавних пор всегда была со мной, скрытая от посторонних глаз. Ни кем не замеченная она пряталась под моими волосами.

Его подарок… Что стал моим спутником и грел особенно холодными ночами.

Перемену в настроении я почувствовала в тот же миг, как его пальцы сомкнулись на кулоне и не спеша потянули его по тонкому плетению цепочки, так, чтобы можно было рассмотреть. Он продолжал удерживать меня одной рукой, в то время как я следила за выражением его лица, когда разомкнув ладонь, он увидел то, что я так долго не решалась показать ему. Черная жемчужина в объятиях серебряного металла мерцала с его раскрытой ладони. Лео нахмурился, чуть прищурившись, словно пытаясь что то вспомнить, а потом посмотрел на меня. Мне показалось, если сейчас я не скажу правильных слов, то между нами одна за другой начнут закрываться плотные двери, уже навсегда отрезая друг от друга.

– Откуда это у тебя? – чуть хрипло и прерывисто спросил он.

Я совсем немного промолчала, всего лишь стараясь понять, о чем он думает сейчас. Но, наверное, было бы легче дотянуться до звезд, чем угадать мысли Лео. Устало прикрыла глаза, молясь всем богам, чтобы он все понял правильно.

Чтобы это не был последний раз, когда он касается меня.

Что бы… что бы…

– От тебя, – тихо сказала я, нерешительно заглянув в его глаза, что так пристально смотрели сейчас на меня. Казалось, целую вечность он не говорил ни слова, лишь смотрел на меня так, будто пытался заглянуть куда то несоизмеримо глубоко, понять услышанный сейчас ответ.

– Это я дал тебе?! – неподдельное изумление не смогло затеряться в вопросе, что был задан так тихо, что я даже не поняла, как смогла его разобрать.

– Да, – прямо встретила его взгляд.

Я бы так хотела, чтобы сейчас он увидел в моих глазах ответы на все свои вопросы, чтобы понял, наконец, что есть вещи важнее слов. Несоизмеримо важнее и больше. Вещи, рассказывать о которых, таким как он, не имеет никакого смысла. Ведь слова не заставят его поверить, а позволят лишь усомниться и извратить любую истину в ложь. И не потому, что он привык только так, а потому, что, такие как он, не верят никому и ни во что.

Что то такое надломилось в его взгляде, раздваиваясь, словно обретая два смысла, заплескалась нежность, будто окаймленная отблесками жестокости и недоверия. И эти противоречия никак не желали отпускать его, оставляя место для чего то одного.

Меня уже начало ощутимо трясти от осознания того, в каком положении я сейчас находилась. Что на мне нет ни единого лоскутка ткани, а мое тело измазано в крови мертвой женщины и, что мы только что чуть не совершили… Я с горечью представляла, как говорю: 'Извини, я пойду, пожалуй'. Затем прикрывая руками "интересные" места, семеню на выход…

Прервав мои тяжкие мысли, сильные мужские руки легко подхватили меня, отрывая от пола, и, подойдя к гроту, начали медленно погружать в горячую воду, которой он был наполнен. Лео не произносил ни слова, лишь бережно прижимал к себе, опускаясь все глубже.

Поначалу, я всё ждала, когда он начнет задавать вопросы, но Лео продолжать хранить млчание. Устроив меня у себя на груди, он запустил свои пальцы мне в волосы и, нежно массируя кожу головы, стал смывать с них кровь. Скользя вниз по моим плечам, точно так же стирал кровавые пятна там, поглаживая мои руки. Под ласками теплой воды и его деликатных действий всё куда то исчезало, растворяясь на самом дне грота, что стал гостеприимным пристанищем в этот вечер для нас. Когда ладони Лео с особой нежностью погладили мою шею, мое сердце вдруг забилось так сильно и прерывисто, словно очнулось от долгого перерыва. Дыхание оборвалось на вдохе, когда руки мужчины переместились на грудь, а пальцы чуть сжали соски, что тут же затвердели от чувственного прикосновения. Дыхание участившись, все больше и больше срывалось под его ласками. Медленно выводя узоры на моей коже, его ладонь заскользила по моему животу вниз, вторая – продолжала неспешно ласкать грудь. Я, уже не таясь, дерзко выгибалась навстречу сладостным прикосновениям, предвкушая, как его пальцы коснутся влажной горячей плоти. Ждала этого, сгорая и отдаваясь эмоциям и мужчине без остатка.

Так долго ждала…

Нежное, едва ощутимое касание, и все мои мысли, боль, проблемы, вся недосказанность между нами улетают прочь. Я прижалась к нему своими бедрами, полностью потеряв контроль над своим телом. Его брюки – единственная преграда между нами, нисколько не мешали мне ощутить насколько сильно его возбуждение.

Я поняла, что все, что я могу и хочу сейчас сделать, это развернуться к нему, найти горячие губы и наслаждаться ими, пока его умелые ласки возносят меня всё выше и выше. Его безупречные пальцы будто точно знают, как доставить мне удовольствие, сделать так, чтобы я позабыла обо всем на свете. Страстные ласки. Жаркие прикосновения. И вот мое тело будто оторвали от земли. Мир раскололся на тысячи осколков, унося сознание за границу реальности. Я прогнулась в спине, не сдержав крика, откинула голову назад. Сквозь нежные прикосновения, шепот, срывающийся с мужских губ и ласкающий распаленную кожу ни на что не похожими звуками, смысл которых остается лишь угадывать.

Немного придя в себя, с устало прикрытыми глазами, удобно устроилась на груди мужчины, о котором так долго мечтала.

Лео не спешил отпускать меня или разрушать необычное волшебство, поселившееся в моей душе, глупыми вопросами, на которые я не желала бы отвечать. Не сейчас. Разве могла я в данный момент думать о чем то, кроме его прикосновений, о том, что, наконец то, он рядом… И пусть после случившегося я навыдумываю себе гораздо больше, чем есть на самом деле… Пусть так. Мне ценно и это малое.

* * *

Впервые, я не помнила, как уснула. Не имела ни малейшего представления, в какой именно момент времени это произошло, как и о том, где я сейчас.

Странное ощущение тепла и тяжести на моей спине и животе наводило на мысли, что Каа'Лим опять разлегся на мне во сне. Ладно, сейчас хоть не так сильно навалился (а то обычно распластается по всей кровати, сложит свои конечности мне на живот или голову, тут уж как ему захочется больше). Но когда сон чуть отступил, и вместо ощущения знакомой энергетики шаи под боком я ощутила, как крепкая мужская рука совершенно по хозяйски притягивает меня ближе к себе, сердце испуганно сжалось в груди, а спустя мгновение застучало бешеным галопом, разнося возбуждение и стыд по венам.

Безусловно, я помнила, что вчера произошло. И, конечно, я ни о чем не жалела. А что, если жалеет он? Что, если для него это ничего не значащий эпизод? А вдруг он сейчас проснется и сделает вид…

"О Боже!"

Резко зажмурившись, призвала остатки самообладания.

* * *

"Когда он последний раз засыпал в постели с женщиной? Нет, не в смысле, когда у него был секс с женщиной, а когда он именно, что позволял себе уснуть с одной из них?" Странный вопрос, ответ на который Лео не мог вспомнить. "Наверное, никогда".

Как бы сильно ему не нравилась женщина, никогда прежде он не позволял себе уснуть рядом с ней, тем самым открыться и подставить свою жизнь под удар. А сейчас? Проспал несколько часов и чувствует себя так, словно заново родился. Впервые чувствует потрясающие ощущения от того, как руки обнимают стройное тело девушки, что так доверчиво прижимается сейчас к нему спиной. Уязвимость, столь обезоруживающая в своей откровенности. Разве с ним такое бывало?

н вновь прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить в очередной раз за это короткое утро, как было восхитительно наслаждаться страстью женщины, что сейчас лежала рядом. Он снова представил её гладкую шелковистую кожу, запах, пропитанный страстью, силой и желанием, всю целиком, когда в её глазах начинали мерцать серебристые искры, а тело дрожать от поступающего оргазма. Чуть встрепенулся, чтобы отогнать вновь подступающее возбуждение и не потерять ясность мыслей. Сейчас ему необходимо было подумать и вспомнить…

– Ну, ты и скотина, Дримлеон! Самая настоящая скотина!

Девичий вопль достал молодого демона у самого выхода из летнего сада Золотого Дома. Парень легко улыбнулся, признавая всю правдивость слов, брошенных ему в спину, но так и не замедлил шага. Ну да, ему нравились девчонки. Много девчонок. Разные… Иногда одновременно… Ну и что?! Заведи она интрижку у него за спиной, он бы точно не обиделся, даже обрадовался бы, что теперь не ему одному выслушивать бесконечные истории из разряда 'как я провела день и где была'. Ему то какое дело? Он же ей не рассказывает, как на выходных его в очередной раз отравила бабка. Или, например, как вчера вновь приходила мать, делая вид, что соскучилась. Но он то понимал, что она теперь в положении и, узнав, что Лаисса выбрала его своим преемником, решила наладить мосты… Странная женщина. Он ведь ей не мешает, дает полное право устраивать без него свою личную жизнь, так сказать, без груза прошлого и обременительных обидами и злобой отношений. Он отпустил. Так зачем по новой пытаться все это расковырять?

Погруженный в такие мысли Лео и сам не заметил, как прошел вглубь их фамильного парка. Не сразу он понял, что вдруг сильно насторожило его.

Запах.

Едва уловимый, чуть горьковато сладкий, но весьма и весьма знакомый. Откуда он тут? Раз он его почуял, значит, кто то ещё не успел завершить задуманное. Еще несколько секунд, и даже следов яда не останется. Невозможно будет ни услышать этот аромат в воздухе, ни почувствовать в питье или еде, куда он может быть добавлен. Почему кто то занимается подобным среди бела дня, да ещё в их фамильном парке?

Да, чего уж там! Кто, кроме одного единственного демона из всех ему известных, мог делать это в их семейном парке?! Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, вызывая рой ледяных мурашек по спине, а в следующее мгновенье он уже сорвался с места.

Он бежал вперед, не разбирая дороги, казалось, его ведет незримая нить горьковато сладкого шлейфа яда, что вот вот оборвется, и он уже не сможет найти её. И что же тогда? Как же так, мать его?!

Состояние, очень похожее на приступ неконтролируемой паники перед неизбежным, завладевало юным демоном всё сильнее. И в то же время, непонятная злость и решимость всколыхнулись где то глубоко внутри. Будь он проклят, если не успеет!

И вновь бесконечный бег по кажущемуся однообразным парку, сквозь зеленое море растительности, совершенно не разбирая пути, пока в какой то миг он не оказался у края широкой поляны. Увиденное настолько сильно поразило его, настолько не вязалось с реальностью, в которой он привык существовать…

Она сидела на зелёной траве в самом центре поляны. Её золотые локоны крупными кольцами были рассыпаны по спине и плечам. Яркое солнце отражалось от них, рассыпаясь мириадами золотых лучиков, что делали образ демоницы особенно прекрасным. Легкое летнее платье ослепительно белого цвета чуть спущено на плечах, босые ступни ног утопают по щиколотку в траве. Но, если образ этой женщины он ещё кое как мог принять, то то, что она, улыбаясь, плакала и что то зло шептала себе под нос, было просто из ряда вон!

– Ты… ненавижу… бросил… ты… одна… вечность… одна! – доносилось до него прерывистое невнятное бормотание, в то время как Лаисса яростно сжимала пучки травы, вырывала её из земли и швыряла куда придется.

А потом она заплакала… Так горько и в то же время яростно, словно раненая волчица завыла глухо и сипло.

В этот момент он забыл как дышать. Весь привычный мир рушился прямо у него на глазах. Мир, где его бабушка сильная и ни кем не поставленная на колени женщина. Где одно её слово вершит судьбы членов Золотого Дома. Где она всегда знает ответы на любые вопросы. Где нет страха и боли, способных покорить это сердце.

Он никогда прежде не видел её такой… беззащитной. Уязвленной. Слабой! Она всегда была его опорой, той единственной незыблемой константой жизни, в которой он мог быть уверен всегда. Отец был слаб. Им можно было управлять, и, осознавая собственную неполноценность, он старался вымещать свою злость и боль на тех, кто был слабее. Однажды он попробовал сломать и Лео. Но была Лаисса, которая словно дикая хищница чуть не уничтожила родного сына за внука. Тогда, смотря в изуродованное собственными когтями лицо сына, она сказала всего несколько слов:

– Твой сын – это единственная нить, удерживающая тебя в этом мире и заставляющая меня терпеть тебя и твои выходки, так напоминающие мне о твоем отце. Запомни, пострадает он, – она кивнула в сторону тогда ещё семилетнего мальчика, что испуганно жался в углу комнаты, баюкая сломанную руку, – в тот же день исчезнешь и ты. И упаси тебя Кайра узнать, как я буду выжигать тебя из реальности!

С тех пор Лео осиротел при живых родителях. Отец был, была и мать, но что с того. Он был отдельно от них. Даже, когда появился Илай, а у его отца родилась дочь от нового союза, он все равно продолжал быть один. Хотя нет, конечно, не один. У него был целый мир в лице невероятной, яркой и сильной Лаиссы. Именно она была той, кому он был обязан тем, кем в итоге стал.

И вот сейчас эта твердыня была готова пасть. Казалось, он воочию видел, как по прекрасному облику бегут мелкие трещины, что вот вот разрушат её окончательно. И, когда женщина решительно подняла с травы маленький фиал, наполненный прозрачной, как слеза жидкостью, то понял, что не даст этому случиться, чего бы это ему не стоило.

Он и сам не понял, откуда в нем взялась эта непонятная решимость, перед которой не устояли бы и горы, но в один миг он оказался перед женщиной, что вот вот готова была закончить свой жизненный путь. Он ударил, думая лишь о том, как выбить сосуд из женских рук. А, когда после посмотрел в заплаканные и сверкающие золотом глаза женщины, непонятная злость всколыхнулась в душе наравне с осознанием, что он ведь мог и не успеть.

– Что ты творишь?! – яростно схватив демоницу за горло и отрывая её от земли, прорычал он в её ошарашенное лицо. – Что ты задумала, мать твою?!

Некоторое время она, не моргая, лишь смотрела широко распахнутыми глазами в лицо внука. Потом медленно моргнула. Ещё раз. И заплакала так горько и надрывно, что Лео непроизвольно разжал свою хватку, с силой притягивая её к груди и начиная баюкать в собственных объятьях. Тогда он впервые почувствовал себя той силой и опорой, которой всю свою жизнь считал Лаиссу. Ведь так же как у него никого не было кроме неё в этом мире, так же одинока была и она в этот момент. Она не называла ему имени того, кого потеряла. Просто рассказала о том, что было между ними. О чувстве, которое было гораздо больше, чем вечность в одиночестве.

Лео тогда слабо понимал, как можно любить кого то больше, чем свою собственную жизнь, как можно отказаться от всего ради какой то эфемерной возможности быть рядом за Гранью, и очень обрадовался, что с ним подобного не произошло, и надеялся, что и не произойдет. Глядя на то, во что могло превратить такое чувство сильную личность, он отчаянно просил Кайру о том, что, если такое все таки случится с ним, то он бы забыл об этом в тот же миг. Чтобы не помнил ни о своих чувствах, ни о женщине, которую потерял! И тогда бы перед ним вновь распахнулся мир во всех его красках и новизне.

– Я хочу, чтобы ты кое что сделал для меня, – глухо прошептала она сиплым от слез голосом.

– Что же? – всё ещё прижимая её к груди как маленькую девочку, спросил он.

– Пообещай мне, что когда полюбишь так же сильно, как я…

'Вот уж вряд ли! Такого счастья и даром не надо', подумал про себя Лео, но вслух ничего не сказал.

– … отдай ей это, – попросила она, снимая с шеи легкую серебряную цепочку, на которой мерцала крупная черная жемчужина, оплетенная серебром, словно тончайшей паутиной. – У этого украшения должна быть сказка со счастливым концом, – тяжело сглотнув, прошептала она, опуская невесомую цепочку на широкую ладонь Лео. – Он мне обещал, – вновь всхлипнув, все же нашла в себе силы договорить она.

Лео пообещал ей тогда, что сделает, как она просит… И Бездна его побери, что в итоге он отчебучил – забыл, как и просил Кайру!

'Натуральный придурок! Кто бы тебе язык то укоротил ещё в юности', подумал Лео, прикрывая глаза и притягивая к себе ещё ближе спящую девушку.

Вспоминая прошедшую ночь, он испытывал странные ощущения. Сказать по правде, он не помнил, когда последний раз просто терял контроль над собственными эмоциями. И, если бы не увидел эту жемчужину на шее Мары… наверное, они и сейчас бы методично продолжали разносить его покои на мелкие камушки.

Желание обладать, слиться с ней в единое целое граничило с помешательством. Ему хотелось обнажить свою суть, сбросить все оковы рассудка и просто войти в неё… Что же изменилось, когда в его руках оказалась эта жемчужина, и он услышал ответ на свой вопрос?

У него в душе словно прокатилась ледяная лавина, принося с собой ни с чем несравнимые ощущения.

Первым пришло ощущение западни. Словно кто то ловко захлопнул за ним невидимую решетку – возврата больше нет, изменения необратимы. Вместе с тем появилось ощущение, что ему в руки не предупредив, сунули нечто хрупкое и нежное, что то, что может рассыпаться лишь от одного неловкого движения, порыва ветра. И непременно рассыпется, если он не будет осторожен и бережен. Он решил покорить внутреннего зверя, что требовал всего и сразу. Сберечь дивный дар.

Но все же, кое в чем он не смог себе отказать… Увидеть, как его девочка возносится под его откровенными ласками. Услышать, как обрывается её дыхание под его чувственными пальцами. Почувствовать запах её желания и удовольствия…

А потом он понял, что это невыносимо. Понял, что вряд ли выдержит. И сделал то, о чем Маре лучше не знать. Впервые за свою долгую и наполненную любовными утехами жизнь он сознательно 'вырубил' женщину, которую хотел больше всего на свете в момент, когда и она хотела его…

'Придурок', мысленно шикнул сам на себя.

Но он хотел дать шанс взрасти их чувству. Медленно, подобно плющу постепенно оплести сердце женщины, что сейчас нежилась в его объятьях. Она так юна, а он не такой уж старик, чтобы не знать, как важен в её возрасте период предвкушения близости, ухаживания, соблазнения. Он хотел давать ей все это медленно и постепенно, чтобы она принадлежала только ему. Чтобы каждая её мысль, желание, эмоция переплетались с ним. В кои то веки все сделать правильно не для себя, а для кого то другого. И было ещё кое что, о чем грезил в это странное утро, полное нежности, чувства обретения и прозрения. Он хотел вспомнить… и как полный дурак, даже попросил об этом Кайру.

'Идиот', устало прикрыв глаза, вновь подумал он.

* * *

Риада.

Резиденция правящей семьи.

Эрик решительно шел по коридорам резиденции правителя вампиров в Риаде, думы его были столь же мрачны, как и те проходы, что ему приходилось миновать, чтобы оказаться в приемной отца. Он вернулся домой всего месяц назад, но изменения, произошедшие за время, что он провел в поисках сбежавших из МАМ человеческих подростков, настораживали и в какой то степени пугали его. Его сестра поправилась. Казалось бы, надо радоваться, но… Но то, что предстало перед его взором по возвращении домой, мало напоминало ту Фриду, которую он помнил и называл сестрой.

Она изменилась. Не было больше той алчной, поверхностной и себялюбивой женщины, в чем то взбалмошной, где то веселой, порой агрессивной, а была жестокая расчетливая сука, от которой за километр веяло замогильным холодом и чем то, что разносило звериную панику по его венам. Когда она смотрела на него, он чувствовал, что обязан пасть на колени в тот же момент, что не имеет права смотреть в ответ, говорить с ней. Такая невероятная подавляющая энергетика исходила от неё. Нет, магически он не видел изменений, но это же не означало, что их не было? Ведь так?! Все больше он ощущал её как повелительницу, более сильную особь. И это было очередным поводом, чтобы усомниться в ней и испытывать неприязнь.

Изменился и отец. Эдриан стал тенью прежнего себя: отстраненный, замкнутый. Он везде таскался вместе с сестрой и, кажется, даже старался избегать его, не подпускать к ним ближе, чем того требовало приличие. Неужели они замыслили что то против него? Решил, что сын вот вот бросит вызов? Но Эрику это было не нужно пока. У него и так есть… было все, о чем можно мечтать. Риада замерла с пробуждением от странной болезни принцессы и укуталась в траурные, мрачные тона.

А в какие ещё?

Если по всей стране начались массовые зачистки "неугодных": инакомыслящих и потенциально опасных.

Кто будет следующим? Эрик подозревал, что следующая голова, падающая в корзину палача, будет его.

Стоило ему свернуть в широкий арочный проем, чтобы пройти в кабинет отца, как он почти столкнулся с выходящей от него Фридой. Девушка была одета во все черное: облегающие стройные ноги брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги, рубашка из плотной ткани, а сверху кожаный жилет длинной до середины бедра. Густые рыжие волосы были забраны в высокую косу, отчего черты лица девушки казались более хищными.

– Брат, – холодно улыбнувшись, поприветствовала она его так, словно плюнула. – Что то ты зачастил к отцу, к чему бы это? – поинтересовалась она, продолжая удерживать на губах ничего не значащую улыбку, больше всего напоминающую оскал.

– Всего лишь хочу передать приглашение, – как можно более равнодушно ответил он, хотя сохранять маску невозмутимого спокойствия в её присутствии становилось все сложнее. Чего скрывать, он начинал бояться её. Зелёные глаза смотрели так, будто сдирали с него кожу и с ледяным спокойствием разглядывали внутренности.

– Приглашение? Куда?

– Я расскажу об этом ему, – из чувства внутреннего противоречия, а не из за того, что это было тайной, ответил он.

Услышав такой его ответ, сестра усмехнулась и протянула ладонь:

– Расскажешь как нибудь, а пока дай сюда! Я передам, – пригвождая его к полу одним лишь взглядом.

Эрик не двинулся с места, хотя кто бы знал, каких усилий ему это стоило. Фрида будто бы утомленно вздохнула и быстрым резким движением выдрала у него из рук свиток пергамента. Конечно, она узнала это 'приглашение' без всяких объяснений: особый тип пергамента, выделанный из снятой с ещё живого животного кожи… Очень древняя традиция… столь обожаемая ею. Страх и боль впитываются в такое письмо: оно говорит с адресатом, указывая его место, заставляет чувствовать отголоски эмоций, трепетать пред грядущим владыкой Кайруса.

Сладко потянув носом воздух, Фрида удовлетворенно прищурилась, словно услышала какой то невероятный аромат:

– Наконец то…

Развернулась на каблуках и, более не обращая внимания на так и стоявшего без движения Эрика, решительно отправилась в кабинет отца, войдя к нему, даже не постучав.

– Что тебе ещё? – бледный, ничего не выражающий голос Эдриана, слабо разнесся по кабинету. Его почти угасший взор смотрел куда то сквозь женскую фигуру, что медленной кошачьей походкой двигалась в его сторону. Женщина улыбалась, и ее оскал был страшен.

– Милый папа, – проурчала она, – мне пора примерить твой 'мясной' костюм на себя. Я надеюсь, ты не против? Примерки будем проводить по несколько минуточек в день. Не волнуйся, все будет хорошо.

Пока она говорила, тьма словно бы вытекала из глазниц и рта его 'дочери', стелясь по полу и подбираясь к совершенно апатичному правителю вампиров, постепенно проникая в поры его кожи, впитываясь и растворяясь внутри бессмертного, некогда сильного тела. В то время как рыжеволосая девушка вдруг растерянно заметалась. В глазах её отразилось совершенно неконтролируемое безумие и ужас. Она быстро ринулась в противоположный угол кабинета и забилась под стоящее там кресло, заскулив на одной высокой ноте, беспорядочно теребя длинную косу, Фрида бормотала себе под нос:

– Не… не хочу… отстань! Где солнце? Пожалуйста… огня… дайте же свет! Не… не… Отстань!

– Да заткнись уже! – полный силы мужской голос разнёсся по кабинету.

Фрида придушенно заскулила, не в силах перечить. Она, согнувшись в три погибели. раскачивалась в такт своим поскуливаниям, вперив безумный взгляд в пол. Мало что в тот момент напоминало в ней о той яркой девушке, что всего год назад с несгибаемым превосходством смотрела на мир вокруг.

На вид совсем ещё молодой парень решительно поднялся из широкого кресла и легко огладил длинные платиновые волосы:

– Неплохо. Ещё немного, и будет впору, – усмехнулся он собственной шутке. – Надеюсь, управимся ко времени. Как считаешь? – обратился он к вдруг замершей Фриде, что утвердительно затрясла головой в ответ на этот шутливый вопрос, словно вместо шеи у неё была металлическая пружинка.

– Как же ты меня раздражаешь, – презрительно фыркнув в сторону девушки, сказал он. – Раба своей плоти. Что может быть хуже? Только безумная раба?! – усмехнувшись, покачал он головой, подходя к зеркалу и придирчиво рассматривая свое отражение. – Мне идет? – усмехнулся мужчина, вопросительно изогнув светлую бровь.

* * *

Клан алых драконов

Резиденция дома Вандау

– Ты получил? – простой вопрос, и перед драконом ложится свиток пергамента, в то время как желтые кошачьи глаза дроу внимательно всматриваются в выражение лица друга.

Дрэй лишь коротко кивает, откидываясь на спинку стула. Сейчас время заката, и небо над ними уже налилось умопомрачительными оттенками малинового и алого цветов. В их землях закаты особенно красивы, кажется, они впитывают в себя все вокруг, изменяя и даря свой особый оттенок угасающего на дне моря солнца.

– И это все, что ты можешь мне сказать? Знаешь, где застало меня это послание? Дай ка вспомнить… Где то в непроходимых дебрях Ирэмийского леса! С Излома зимы я, как полный идиот, прочесываю королевство. И как мило, что тот, кого вроде бы должна волновать судьба Мары куда больше моего, сидит тут на своей дебильной веранде и чаи гоняет! – не выдержав, рявкнул дроу. – Знаешь, мне всегда было сложно понять, как можно так размениваться, заключая брак на века и при этом оставляя себя в полнейшем одиночестве. У дроу ведь даже детей не может быть от женщин, которые не 'наши' изначально. Вы же, – зло сплюнул он, – напоминаете мне племенное стадо! Что ты молчишь? Скажи хоть что нибудь!

– Что я должен сказать? – глухо отозвался Дрэй, смотря на горизонт.

– Ну, дай подумать, может быть, тебе жаль?

– Жаль? – усмехнулся Дрэй. – Она разорвала наши отношения, даже не позволив объяснить! Сказала, что даже примерно не понимает, как могла полюбить подобное ничтожество. Она рада, что узнала о предстоящем браке до того, как вернется вместе с демонами на Кайрус, иначе стала бы там изгоем… И, что, демоны тебя забери, ты делал в Ирэмийском лесу? Я что ли тебя туда посылал? Почему мне должно быть жаль, что ты сам, не зная зачем, добрых полгода исследовал ирэмийские болота?!

На последних словах дракона глаза дроу сначала широко распахнулись, а потом подозрительно сощурились. Корч помолчал некоторое время, а потом как то тихо и медленно спросил:

– Что за хрень ты несешь?

Спустя всего несколько часов каждый из собеседников сомневался в здравости собственного рассудка. История не вязалась в нечто общее. Как ни крути, но одно с другим не сходилось. У каждого были свои истинно достоверные воспоминания, в которые они столь истово верили. Дрэй задумчиво потирал подбородок, думая о чем то своем, в то время как дроу с растерянным видом болтал маленькой ложечкой в креманке с клубничным джемом, разбрызгивая содержимое по белоснежной скатерти.

– Кто то из нас что то не помнит… – задумчиво протянул дроу.

– И кто же?

– Склонен полагать, что ты, – выдвинул свою версию Корч.

– Как и я, склонен полагать обратное.

Корч устало причмокнул губами, взболтнул варенье в последний раз и решительно поднялся на ноги.

– Собирайся, – решительно скомандовал он, – мы уезжаем.

– Далеко? – изогнув темную бровь, поинтересовался Дрэй.

– Для начала в МАМ, потом заедем ко мне домой, а потом уже рванём на Кайрус. И, бога ради, – насмешливо осмотрев друга сверху вниз, осклабился дроу, – не смотри на меня так! От твоего взгляда прокиснуть можно. Ещё вроде не женился, а уже заделался в домоседки.

– Дело не в этом, – покачал головой Дрэй. – Не знаю почему, но от одной только мысли наведаться в Кайрус, мне не по себе… К тому же, я не могу появиться там отдельно от Иссы, так что вернуться в резиденцию дома Вандау нам придется все равно.