„Возвращение инструмента"
**Сцена: Возвращение инструмента**
Он наблюдал, как она отводит взгляд, пытаясь скрыть подступающие слезы. Ее пальцы бессознательно сжимали плед, ища утешения в его текстуре. Молчание повисло тяжелым грузом, и он знал, что запрет на связь с матерью — это рана, которая будет ныть долго.
Внезапно он поднялся с кресла, его движения были плавными и бесшумными. Подошел к сейфу, встроенному в стену, и несколькими быстрыми движениями набрал код. Дверь открылась с тихим щелчком. Он достал оттуда ее телефон — тот самый, что когда-то конфисковал.
Он вернулся и протянул ей устройство. Оно было холодным и неактивным.
— Держи, — сказал он просто.
Она смотрела на телефон, потом на него, не решаясь взять, полная недоверия и надежды.
— Но... правила... — прошептала она.
— Правила адаптируются под новые обстоятельства, — парировал он. — Я не могу дать тебе голос. Но я могу вернуть тебе твои глаза. Твой взгляд на мир.
Он взял ее руку и вложил телефон в ладонь. Затем своим пальцем провел по сканеру отпечатка. Экран ожил. Он открыл настройки, несколько раз тапнул по экрану.
— Камера разблокирована. Галерея тоже. Запись видео и доступ к микрофону — нет. Только изображение. Только для тебя. И для меня.
Он знал ее. Знал, что ее творчество — писательство, зарисовки, ведение блога — было не просто хобби, а способом дышать, осмыслять мир. Он лишил ее одного дыхания (связи), но дал другое.
Она сжала телефон в руках, и в ее глазах мелькнул знакомый огонек — смесь благодарности и тут же родившейся хитринки. Она повертела устройство, делая вид, что изучает его, а затем подняла на него игривый, кокетливый взгляд.
— Спасибо... — протянула она, а затем нарочито наивно добавила: — А... стол для творчества можно? Ну, знаешь, такой... с большим монитором? Чтобы фотографии обрабатывать? И... — она сделала паузу, притворяясь, что ловит мысль, — ...может, с совсем-совсем слабеньким выходом в сеть? Только для загрузки картинок? Ничего больше! Честно-честно!
Она смотрела на него с преувеличенной надеждой, играя роль капризной, но милой девчонки, которая просит новую игрушку. Она прекрасно знала, что он видит ее насквозь. Но эта игра, эта попытка обвести вокруг пальца самого бдительного тюремщика в мире, была частью их странного танца.
Он хмыкнул, и в уголке его рта дрогнула улыбка. Он видел все ее карты, но позволял ей делать ход.
— Стол — рассмотрю. Монитор — возможно. — Он наклонился к ней, его голос стал низким и доверительным, играя вдогонку. — А что касается «слабенького выхода»... милая, если я когда-нибудь обнаружу здесь хотя бы наногектар незаконного трафика, я лично соберу этот стол... и использую его не по назначению. Понятна договоренность?
Это было и «нет», и «может быть», и обещание новой, более сложной игры одновременно. И она улыбнулась в ответ, принимая правила.