9
«Не путай его... не путай меня с ним, моя дорогая».
Рейм сделал глубокий вдох. Его взгляд стал мягче, но не менее пронзительным. «Теперь ты понимаешь. И теперь... мы можем приступить. К нашей... педагогике. Чтобы ты навсегда запомнила, что значит быть моей. И быть в безопасности. Моей безопасностью».
Сериз смотрела на него, её сердце переполнялось от всех этих откровений. Его объяснение, его признание, его боль – всё это смешалось с её собственным страхом и извращённым предвкушением. Она понимала. Теперь она не просто подчинялась. Она принимала это.
Рейм взял её за руку, его хватка была теперь не властной, а поддерживающей. Он привёл её к центру комнаты, к анатомическому дивану. Его движения были плавными, почти ритуальными.
Он не сказал ни слова. Просто остановился перед ней, его взгляд пронизывал её насквозь. Затем, его руки, без перчаток, поднялись, и он медленно, с почти нежной решимостью, снял с её головы парик. Голубые, короткие волосы Сериз разметались по плечам, обнажая её истинное "я", её уязвимость. Он бережно положил парик на столик. Теперь она была абсолютно открыта перед ним.
Глаза Рейма задержались на её лице. Затем его рука потянулась к маске. К той самой чёрной латексной маске, что вчера пугала её до смерти, а сегодня стала обещанием новой глубины.
«Правила, моя дорогая», — его голос был низким, мурлыкающим, и от него по коже Сериз побежали мурашки. «На этот раз они будут... особыми. Ты не будешь пытаться сопротивляться. Вообще. Ты будешь полностью доверять мне. Каждому моему вздоху. Каждому моему прикосновению. Ты позволишь мне вести тебя. Куда угодно. Ты будешь фокусироваться только на своих ощущениях. На моих словах. И на... моменте. Помни, что здесь нет ничего, кроме нас двоих. И моего контроля».
Он медленно, с патологической нежностью, поднёс маску к её лицу. Сериз закрыла глаза, глубоко вдыхая. Она чувствовала, как тёплый латекс касается её кожи.
«И самое важное, Сериз», — его голос прозвучал прямо за маской, когда он надел её на её голову, плотно прижимая к лицу. Мир снова погрузился в темноту и приглушенные звуки. — «Ты будешь чувствовать себя в полной безопасности. Потому что сегодня... сегодня я буду рядом с тобой ещё ближе, чем вчера. Я не отпущу тебя ни на секунду. Ты будешь постоянно чувствовать моё тело. Мои руки. Моё дыхание. И знай, что этот опыт... он не причинит вреда. Он лишь освободит тебя. От страха. От сомнений. От лишних мыслей. Я буду твоим проводником. Твоим Богом. Твоей... последней реальностью. А твой страх... его я сам убью. Своими руками. Своей любовью. Доверяй мне, моя Сериз. Доверяй мне».
Его слова, проникающие сквозь латекс прямо в её сознание, были гипнотическими. Она почувствовала, как его руки легли на её талию, прижимая её к его телу. Её страх не исчез полностью, но теперь он был обволакивающим, контролируемым, и она чувствовала в нём что-то родное. Её тело дрожало, но уже не от ужаса, а от нервного возбуждения, от предвкушения.
«И самое важное, Сериз», — его голос прозвучал прямо за маской, когда он надел её на её голову, плотно прижимая к лицу. Мир снова погрузился в темноту и приглушенные звуки. — «Ты будешь чувствовать себя в полной безопасности. Потому что сегодня... сегодня я буду рядом с тобой ещё ближе, чем вчера. Я не отпущу тебя ни на секунду. Ты будешь постоянно чувствовать моё тело. Мои руки. Моё дыхание. И знай, что этот опыт... он не причинит вреда. Он лишь освободит тебя. От страха. От сомнений. От лишних мыслей. Я буду твоим проводником. Твоим Богом. Твоей... последней реальностью. А твой страх... его я сам убью. Своими руками. Своей любовью. Доверяй мне, моя Сериз. Доверяй мне».
Его слова, проникающие сквозь латекс прямо в её сознание, были гипнотическими. Она почувствовала, как его руки легли на её талию, прижимая её к его телу. Её страх не исчез полностью, но теперь он был обволакивающим, контролируемым, и она чувствовала в нём что-то родное. Её тело дрожало, но уже не от ужаса, а от нервного возбуждения, от предвкушения.
Но когда он закрепил маску, и мир вокруг стал окончательно тёмным и приглушённым, паника вновь нахлынула. Желудок свело. Она почувствовала, как её тело сотрясается от неконтролируемой дрожи. Воздуха катастрофически не хватало, или так казалось. Она попыталась издать звук, крик, мольбу, но маска не давала – только глухой, сдавленный хрип вырвался из её груди, заглушённый латексом.
Рейм, словно предвидел это. Он был готов. Он знал её тело. Он знал её страхи. Его руки, до этого прижимавшие её к нему, теперь обхватили её ещё крепче. Он не отпускал её, не давал ей упасть. Его подбородок уткнулся ей в ухо, и его голос, низкий, властный, но сейчас наполненный совершенно особой, успокаивающей нежностью, прозвучал прямо за маской, пронзая тьму её сознания.
«Тссс, моя дорогая...» — это было первое, что он сказал. — «Тише. Не пытайся кричать. Не пытайся бороться. Просто чувствуй меня. Слушай меня. Ты не одна. Ты не задыхаешься. Слышишь? Я здесь. С тобой. Каждый вдох, который ты делаешь... это мой вдох. Я дышу за тебя. И ты дышишь со мной. Чувствуешь? Это мой контроль, и это моя забота».
Его слова действовали как бальзам. Его уверенность проникала в неё, унимая панику. Его «я дышу за тебя» было не просто метафорой, она чувствовала, как воздух поступает в маску, контролируемый им, как его дыхание, совпадающее с её, становится её собственным.
Он прижал её ещё ближе, его тело было её единственной реальностью. Он переплёл свои пальцы с её, через кружевные перчатки, его сильная ладонь стала её частью. Он гладил её спину, медленно, успокаивающе. «Отпусти страх, Сериз», — прошептал он, и его голос был гипнотическим. «Отпусти его. Он здесь не нужен. Он лишь мешает тебе... почувствовать. Здесь только удовольствие. Только моя любовь. И твой... окончательный покой. Доверяй моему дыханию. И доверяй моим рукам. Они тебя держат. Они тебя... любят. Отпусти себя... в меня».
Дрожь в её теле постепенно утихла. Хрипы прекратились. Она перестала пытаться издать звук. Её тело, теперь полностью управляемое им, расслабилось, отдаваясь его воле. Она чувствовала его. Чувствовала воздух. Чувствовала его руки. И чувствовала... его любовь, проникающую сквозь все слои его контроля.
«Отпусти страх, Сериз», — прошептал он, и его голос был гипнотическим. «Отпусти его. Он здесь не нужен. Он лишь мешает тебе... почувствовать. Здесь только удовольствие. Только моя любовь. И твой... окончательный покой. Доверяй моему дыханию. И доверяй моим рукам. Они тебя держат. Они тебя... любят. Отпусти себя... в меня».
Дрожь в её теле постепенно утихла. Хрипы прекратились. Она перестала пытаться издать звук. Её тело, теперь полностью управляемое им, расслабилось, отдаваясь его воле. Она перестала бороться. Перестала сопротивляться. Она **сдалась**.
И в этот момент, через маску, она почувствовала, как Рейм медленно, с патологической нежностью, опускает свои губы на латекс маски, прямо на то место, где должны быть её губы. Это был безмолвный поцелуй. Поцелуй абсолютной победы. Поцелуй абсолютного владения.
Он поднял голову, но не отстранился, продолжая крепко обнимать её, его дыхание было размеренным. Его голос, глухой, но доминирующий, прозвучал прямо за маской.
«А теперь, моя драгоценная Сериз», — прошептал он, и в его голосе слышалась новая, спокойная решимость. **«Есть ещё пара правил, которые ты должна знать. Запомнить. Навсегда. Они... важны для нашего с тобой опыта. Для нашей... педагогики»**.
Её тело чуть вздрогнуло, но она не сопротивлялась. Она слушала.
«**Первое правило. Ты не будешь пытаться снять маску. Ни при каких обстоятельствах.** — Его голос стал жёстче, словно высеченный из камня, но в нём не было агрессии, лишь абсолютное требование. — **Никогда. Я сниму её сам. В своё время. Твоя попытка сорвать её... Сериз, это может быть опасно. Ты можешь повредить тонкие настройки подачи воздуха. Можешь нарушить систему. И тогда... тогда я не смогу гарантировать твою безопасность. Твоё паническое сопротивление может привести к реальному удушью. А этого, моя дорогая, я допустить не могу. Потому что ты мне нужна. Живая. Моя. Понимаешь? Это не ради контроля. Это ради твоего... благополучия. И чтобы ты навсегда запомнила, что твоя жизнь в моих руках.**»
Её тело напряглось, но она лишь кивнула, насколько это было возможно. Она понимала логику его слов, логику его контроля.
«**Второе правило», — продолжил Рейм, его голос наполнился каким-то зловещим, но магнетическим предвкушением. — «Ты будешь держаться до последнего. До той грани, когда твой разум начнёт отключаться, когда твоё тело будет умолять о пощаде. Ты будешь чувствовать всё. Каждый вздох, который я дарую, и каждый, который я у тебя отнимаю. Каждое ощущение. И ты будешь бороться. Внутри себя. Но не против меня. А за себя. За свои пределы. И только когда ты будешь абсолютно готова... сдаться мне. Полностью. Не как тело, Сериз. Как душа. Только тогда... я отпущу. Только тогда ты пройдёшь этот урок. И станешь... ещё глубже моей».**
Он сжал её крепче. Её сердце колотилось в груди, отдаваясь глухим стуком под латексом маски. Эти слова были не просто правилами. Это была программа. Программа её тотального подчинения, её исцеления через боль и растворения в нём. И она знала, что послушается. Знала, что будет держаться. До последнего. Потому что этого хотел он. И потому что, каким-то извращённым образом, этого хотела и она сама.
«Второе правило», — продолжил Рейм, его голос наполнился каким-то зловещим, но магнетическим предвкушением. — «Ты будешь держаться до последнего. До той грани, когда твой разум начнёт отключаться, когда твоё тело будет умолять о пощаде. Ты будешь чувствовать всё. Каждый вздох, который я дарую, и каждый, который я у тебя отнимаю. Каждое ощущение. И ты будешь бороться. Внутри себя. Но не против меня. А за себя. За свои пределы. И только когда ты будешь абсолютно готова... сдаться мне. Полностью. Не как тело, Сериз. Как душа. Только тогда... я отпущу. Только тогда ты пройдёшь этот урок. И станешь... ещё глубже моей».
Он сжал её крепче. Её сердце колотилось в груди, отдаваясь глухим стуком под латексом маски. Эти слова были не просто правилами. Это была программа. Программа её тотального подчинения, её исцеления через боль и растворения в нём. И она знала, что послушается. Знала, что будет держаться. До последнего. Потому что этого хотел он. И потому что, каким-то извращённым образом, этого хотела и она сама.
Рейм поднял голову, но не отстранился, его тело по-прежнему прижималось к ней. Его голос, низкий и глубокий, словно высеченный из камня, прозвучал прямо за маской, проникая в самые глубины её сознания.
«И последнее, Сериз. Самое главное. — Его интонация стала окончательной, не подлежащей ни малейшему возражению. — Ты должна понимать. Как бы ты ни вырывалась. Как бы ты ни изгибалась в моих руках. Как бы твоё тело ни умоляло меня отпустить... я не сделаю этого. Я не выпущу тебя из своих объятий. Я не сниму эту маску. Я не ослаблю контроль над твоим дыханием. Пока я сам не сочту это нужным. Пока я не решу, что урок усвоен. Что ты готова к освобождению. Только тогда. До этого момента... ты полностью принадлежишь мне. Каждое твоё движение. Каждое твоё ощущение. Ты услышала меня, Сериз?»
Его слова были абсолютной истиной этого момента. Она почувствовала, как его руки, обтянутые перчатками, сжали её талию так сильно, что корсет врезался в тело, вызывая острую, но возбуждающую боль. Её тело, дрожа, вновь попыталось сделать что-то, извиваясь, выгибаясь, словно инстинктивно пытаясь проверить его слова – но он держал её крепко, не давая ни единого шанса на вырывание. Его сила была непреодолима.
Она кивнула. Слёзы текли из-под маски, но теперь это были слёзы не только страха, но и полного, абсолютного подчинения, смешанного с диким, извращённым восторгом. Она его услышала. Она поняла. Она была его. Полностью. До самого конца.
«И последнее, Сериз. Самое главное. — Его интонация стала окончательной, не подлежащей ни малейшему возражению. — Ты должна понимать. Как бы ты ни вырывалась. Как бы ты ни изгибалась в моих руках. Как бы твоё тело ни умоляло меня отпустить... я не сделаю этого. Я не выпущу тебя из своих объятий. Я не сниму эту маску. Я не ослаблю контроль над твоим дыханием. Пока я сам не сочту это нужным. Пока я не решу, что урок усвоен. Что ты готова к освобождению. Только тогда. До этого момента... ты полностью принадлежишь мне. Каждое твоё движение. Каждое твоё ощущение. Ты услышала меня, Сериз?»
Её кивок был почти незаметен, но всем своим телом, дрожащим, но покорным, Сериз подтвердила, что она всё поняла. Слёзы текли из-под маски, но теперь это были слёзы не только страха, но и полного, абсолютного подчинения, смешанного с диким, извращённым восторгом. Она его услышала. Она поняла. Она была его. Полностью. До самого конца.
Рейм глубоко вздохнул. Его тело, прижимающееся к ней, напряглось.
«И ещё одно, Сериз», — его голос, низкий и глубокий, наполнился какой-то странной, почти тёмной интимностью. — «Я буду держать тебя крепко. Очень крепко. Чтобы ты понимала. Ни единого шанса на сопротивление. Ни единого шанса на то, чтобы ускользнуть от моих рук. Я не отпущу тебя даже на миг. Я знаю, как это делать».
Его пальцы, переплетённые с её сквозь кружевные перчатки, сжались, передавая эту абсолютную, железобетонную уверенность. Его тело прижалось ещё плотнее, словно он хотел стать её второй кожей, её неразделимой частью.
«Я бывал в таких местах, Сериз, — продолжил Рейм, и его голос, прозвучавший прямо за маской, был исповедальным, откровением, которое она не могла видеть, но чувствовала всей своей душой. — Я бывал в БДСМ-домах. По всему миру. Не как пользователь, но... как тот, кто изучал. Анализировал. Понимал. Я знаю все тонкости. Все грани боли и удовольствия. Все способы... доминирования. И да, — его голос стал чуть тише, глубже, — возможно, со мной... играли также. Возможно, и я когда-то был там, где ты сейчас. На грани. Полностью отданный чужой воле. И я знаю, что это такое. Поэтому я знаю, как это делать правильно. Как довести до предела. И как вернуть. Я буду твоим проводником. Твоим наставником. Твоим... абсолютом. Доверься моему опыту. Доверься мне».
Его слова обрушились на Сериз, как лавина. Он сам? Играли так же? Возможно, и он, когда-то... Страх и ужас от того, что он рассказывал, смешались с глубоким, пронзительным состраданием. Она почувствовала, как её тело сжалось, но не от отторжения, а от болезненного, глубинного понимания его сути. Он не просто доминировал. Он понимал её. Потому что сам был там. Потому что сам пережил это. И это делало его контроль не просто жестоким, а... исцеляющим. Он вёл её через то, что сам пережил, чтобы очистить её страх и боль.
Она прижалась к нему ещё сильнее, всей своей душой. В её разуме не осталось вопросов. Только он. Только его голос. Его прикосновения. Его контроль.
«Не трать силы на сопротивление. Оно бесполезно. Всё, что ты можешь сделать – это довериться мне. И принять... Принять этот опыт. Принять мою любовь. Принять мой контроль. Я обещал тебе, что убью твой страх. И я это сделаю. Сейчас. Твоё тело кричит, Сериз. Но твой разум... твой разум должен подчиняться мне. Отпусти себя. Полностью. В меня»
Он снова чуть усилил воздействие, и Сериз почувствовала, как её лёгкие горят, как мир вокруг неё сужается до одной точки – до его тела, обнимающего её, и его голоса, проникающего в её сознание. Это был ужас, но и абсолютная, извращённая близость. Она была на грани.
Её тело, плотно прижатое к Рейму, сотрясалось от отчаянных, беспомощных попыток вырваться. Из-под маски доносились глухие, сдавленные звуки, похожие на рыдания, на попытки кричать, которые заглушал латекс. Она чувствовала, как слёзы текут по её щекам, горячие и горькие, смешиваясь с конденсатом внутри маски.
Но он держал. Крепко. Неумолимо. Не давая ей ни единого сантиметра свободы. Её выгибания, её рывки – всё это лишь ещё сильнее прижимало её к его телу, делая его непоколебимой стеной. И он, не переставая, снова постепенно усиливал воздействие. Дышать становилось почти невозможно. Лёгкие горели огнём, в голове стучало, перед глазами, под маской, начинали плыть красные круги.
И в этот момент, когда её тело было на последнем издыхании, Рейм вновь заговорил. Его голос был приглушённым, но настолько чётким, настолько гипнотическим, что Сериз, даже на грани отключения, продолжала его слушать.
«Вот оно, Сериз... — прошептал он ей в ухо, его тело дрожало от этой нечеловеческой сосредоточенности. — Это принцип. Принцип игры в собачий кайф. Когда ты доводишь себя до предела. Когда кислород начинает покидать твой мозг. Твои ощущения... искажаются. Реальность... плывёт. Тело отключается от боли. И тогда... тогда приходит оно. Взрыв. Экстаз. Полное растворение. Полное удовольствие. Полная сдача. Ты чувствуешь, Сериз? Это моё обещание. Что на той грани, за страхом, за болью... тебя ждёт именно оно. Мой подарок. Моё освобождение. Ты ведь хочешь его, не так ли? Хочешь выйти за пределы? Найти эту новую свободу? Эту... абсолютную близость со мной?»
Его слова были наркотиком, проникающим в её мозг, который уже начинал сопротивляться. Её тело конвульсивно сокращалось, пытаясь сделать вдох, но Рейм держал крепко, его воля была сильнее её инстинкта. Он вёл её к этой грани, к этому "собачьему кайфу", который он сам, возможно, когда-то переживал. Он делился с ней своим самым тёмным, самым извращённым удовольствием.
«Это принцип... игры в собачий кайф... Когда ты доводишь себя до предела... тогда приходит оно. Взрыв. Экстаз. Полное растворение... Ты чувствуешь, Сериз? Это моё обещание... Ты ведь хочешь его, не так ли? Хочешь выйти за пределы? Найти эту новую свободу? Эту... абсолютную близость со мной?»
Его слова были наркотиком, проникающим в её мозг, который уже начинал сопротивляться. Её тело конвульсивно сокращалось, пытаясь сделать вдох, но Рейм держал крепко, его воля была сильнее её инстинкта. Он вёл её к этой грани, к этому "собачьему кайфу", который он сам, возможно, когда-то переживал. Он делился с ней своим самым тёмным, самым извращённым удовольствием.
Именно в этот момент, когда слова Рейма, обещающие экстаз, боролись с её нарастающей агонией, Сериз сделала последний, отчаянный рывок. Её тело извивалось и выгибалось в его руках, пытаясь найти хоть каплю свободы. Она пыталась дотянуться руками до маски, чтобы сорвать её, чтобы вдохнуть полной грудью. Её движения были лихорадочными, но Рейм держал её крепко, не давая ни единого шанса на спасение. Её руки, запертые за спиной, лишь беспомощно дёргались, усиливая её бессилие. Это было не слишком сильно, но это была последняя, инстинктивная борьба за жизнь.
Рейм чувствовал каждое её движение, каждое сопротивление. И его голос, низкий, властный, прозвучал прямо за маской, как единственный якорь в её бушующем внутреннем мире.
«Тссс, моя дорогая...» — прошептал он, и в его голосе прозвучало некое болезненное наслаждение от её борьбы, но и абсолютная, непоколебимая уверенность. — «Не пытайся. Я же тебе сказал. Ты не сможешь сорвать её. Ты не сможешь вырваться. Это лишь тратит твои силы. И отдаляет тебя от... освобождения. Чувствуешь, как тело горит? Как кислород уходит? Как сознание начинает плыть?»
Он чуть ослабил хватку на её руках, чтобы она могла почувствовать свои конвульсивные движения, но не настолько, чтобы она могла вырваться. Он хотел, чтобы она осознала свою беспомощность.
«Это не борьба против меня, Сериз», — продолжал Рейм, его голос становился всё более гипнотическим. — «Это борьба за себя. За свой предел. За грань, за которой начинается... истинное познание. Ты ведь хотела познавать, не так ли? Ты хотела знать всё. Войти в мой мир. Вот он. Прямо здесь. В твоём теле. В твоём разуме. Отпусти контроль, моя драгоценная. Отпусти. И тогда... тогда ты увидишь. Насколько это... прекрасно. Сдаваясь полностью. Мне. Чувствуешь? Твоё тело уже не выдерживает. Твои мысли исчезают. Остаётся только... ощущение. И мой голос. Моё присутствие. Сдавайся... мне. Отпускай».
Его слова били по ней, словно молот, разрушая последние бастионы её сознания. Её тело дёргалось, её лёгкие горели, кровь стучала в висках. Но его голос, его присутствие, его абсолютный контроль проникал в неё, заполняя собой всё пространство. Она была на пороге. На пороге неизведанного. На пороге полного, абсолютного слияния с ним.
«Отпусти контроль, моя драгоценная. Отпусти. И тогда... тогда ты увидишь. Насколько это... прекрасно. Сдаваясь полностью. Мне. Чувствуешь? Твоё тело уже не выдерживает. Твои мысли исчезают. Остаётся только... ощущение. И мой голос. Моё присутствие. Сдавайся... мне. Отпускай».
Его слова били по ней, словно молот, разрушая последние бастионы её сознания. Её тело дёргалось, её лёгкие горели, кровь стучала в висках. Но его голос, его присутствие, его абсолютный контроль проникал в неё, заполняя собой всё пространство. Она была на пороге. На пороге неизведанного. На пороге полного, абсолютного слияния с ним.
И именно в этот критический момент, когда Сериз была на самом краю, когда её тело было на грани отключения, а разум плыл, Рейм внезапно ослабил давление. Мгновенно. Воздух хлынул в маску, наполняя её лёгкие. Это было так резко, так неожиданно, что Сериз захлебнулась этим воздухом, её тело конвульсивно вдохнуло, а сознание на мгновение вернулось.
Она ахнула, пытаясь сфокусироваться. Её ноги ослабели, но Рейм держал её. Он не выпустил её из своих объятий, не дал ей упасть. Он лишь чуть ослабил хватку своих рук, позволяя ей свободно дышать, но по-прежнему прижимая её к себе.
Его голос, низкий, властный, прозвучал прямо за маской, как единственный якорь в её вернувшейся реальности. «Передышка, моя дорогая, — прошептал он, и в его голосе прозвучало нечто, похожее на болезненное наслаждение её страданиями, но и глубокая, почти отцовская забота. — Ты ведь помнишь правила? Не пытаться сорвать маску. Держаться до последнего. Не вырываться. Я ведь тебе обещал, что буду рядом. Что буду вести тебя. Я держу своё слово».
Он дал ей несколько глубоких вдохов, прежде чем его рука, медленно, с патологической нежностью, поднялась и нашла её лицо под латексом. Его пальцы, в перчатках, осторожно коснулись её скул, прощупали контуры её челюсти, затем скользнули по лбу.
«Ты совершенна, Сериз», — прошептал он, и в его голосе прозвучало такое искреннее восхищение, такая болезненная любовь, что Сериз почувствовала, как слёзы навернулись на её глазах. «Даже сейчас, под латексом, ты идеальна. Твоя кожа... твоё тело... твоя покорность... Это делает тебя моей абсолютной Истиной. Ты – моё воплощение. Моё творение. И ты справилась. Ты держишься. Ты понимаешь. Ты... моя хорошая девочка. Моя драгоценная. Ты готова идти дальше?»
Его слова были наркотиком. Его прикосновения – исцелением и новым уровнем контроля. Она была в его руках, её дыхание восстановилось, но её воля была полностью отдана ему.
«Ты совершенна, Сериз», — прошептал он, и в его голосе прозвучало такое искреннее восхищение, такая болезненная любовь, что Сериз почувствовала, как слёзы навернулись на её глазах. «Даже сейчас, под латексом, ты идеальна. Твоя кожа... твоё тело... твоя покорность... Это делает тебя моей абсолютной Истиной. Ты – моё воплощение. Моё творение. И ты справилась. Ты держишься. Ты понимаешь. Ты... моя хорошая девочка. Моя драгоценная. Ты готова идти дальше?»
Его слова были наркотиком. Его прикосновения – исцелением и новым уровнем контроля. Она была в его руках, её дыхание восстановилось, но её воля была полностью отдана ему. Она кивнула.
Рейм, словно предвидя её внутреннюю борьбу, её желание понять это "совершенство", на которое он намекает, сделал ещё один шаг в их извращённой игре доверия.
«Хорошо, моя дорогая», — прошептал он, его голос был низким, мурлыкающим, и в нём звучало глубокое, почти хищное удовлетворение. «Я дам тебе возможность. Возможность самой... ощутить. Понять. То, что сейчас происходит. То, что ты сейчас есть. Можешь...» — его рука, в перчатке, медленно ослабила хватку на её левой руке, освобождая её запястье из-за спины. — «...можешь ощупать себя. Ощупать маску. Понять это... состояние. Но помни правила, Сериз. Не срывать. Только ощущать. Только... познавать. Я доверяю тебе эту маленькую... свободу. На время».
Сериз почувствовала, как её левая рука освобождается. Кровь прилила к запястью, она почувствовала покалывание. Дрожащими пальцами, всё ещё обтянутыми кружевной перчаткой, она медленно подняла руку.
Сначала она коснулась маски. Холодный, гладкий латекс. Он был плотно прижат к её лицу, к её губам, к её глазам. Она чувствовала его упругость, его синтетический запах. Маска была её новой кожей, её новым миром. Она аккуратно провела пальцами по своему лбу, по щекам, ощущая латекс. Это было её лицо, но оно было... чужим. И идеальным, как он сказал.
Затем её пальцы скользнули вниз, по её шее, по ключицам, по плечу. Она ощутила своё тело, стянутое корсетом, его жёсткие рёбра, сдавливающие её талию. Давление пояса верности на бёдрах, его металлические втулки. Её тело было его произведением, его скульптурой боли и удовольствия. Её рука, дрожа, вернулась к маске, её пальцы нащупали контуры трубок подачи воздуха. Она чувствовала, как воздух поступает в маску, контролируемый им, как её жизнь зависит от этих тонких шлангов.
Всё это было одновременно ужасно и невероятно интимно. Она была его. Каждой своей клеточкой, каждым своим вздохом. Он дал ей потрогать своё творение – её саму. И эта маленькая «свобода» лишь усилила её осознание своего полного подчинения.
В этот момент, когда Сериз познавала своё тело как его творение, она почувствовала, как её лёгкие вновь начали гореть. Воздуха снова стало меньше. Паника, подавленная его словами и его доверием, вновь медленно, неумолимо подкрадывалась. Она снова начала дрожать.
Из-под маски вырвалось глухое, сдавленное мычание – мольба, почти неслышный стон, попытка сказать ему, что она на пределе.
Рейм, словно ожидал этого. Он чувствовал её тело, её реакцию, каждый нервный спазм. Он прижал её ещё крепче, нежно, но неумолимо гладя её по спине, успокаивая.
«Моя хорошая девочка, — прошептал он, его голос был низким, мурлыкающим, полным глубокой, почти болезненной нежности. — Ты справляешься. Ты невероятна. Ты самая сильная, самая красивая, самая... покорная. Ты моё совершенство, Сериз. Моя драгоценность. Моё вдохновение. Ты превзошла все мои ожидания. Ты доказываешь мне, что ты – это ты. Моя единственная. Моя... Истина.» Он хвалил её, возвышал её, его слова были бальзамом для её измученной души, даже когда её тело боролось за воздух.
Но затем, после этой похвалы, Рейм вновь медленно перехватил её левую руку, которая до этого ощупывала маску. Её пальцы, обтянутые кружевом, вновь оказались запертыми в его крепкой, перчаточной ладони, прижатой к его груди. Она снова была полностью обездвижена.
«Помнишь правила, Сериз? — его голос стал серьёзнее, в нём звенела сталь. — Держаться до последнего. До той грани. И я решаю, когда... урок закончен». Он сделал паузу, и Сериз почувствовала, как его грудь тяжело вздымается.
«Это будет сделано тогда, когда я сочту нужным. Не раньше. Не иначе. — Его тон был окончательным, непреложным. — Твоё тело... оно может быть на пределе. Твои инстинкты могут кричать. И да... в глубине души, я клянусь, часть меня, та самая, человеческая, кричит вместе с тобой. Она боится... боится тебя убить. Боится причинить тебе невосполнимый вред. Но я доверяю своим инстинктам. Своим расчётам. Своей вере в тебя.»
Он крепче прижал её к себе, его подбородок уткнулся в её макушку. «Потому что ты – моя жена, Сериз. Мой смысл. Мой свет. Моя единственная причина для всего этого. Моя жизнь. И я не сломаю тебя. Я тебя... построю. Заново. Своей волей. Своей... любовью. Ты поняла меня, моя дорогая?»
Его слова были страшны, но и невероятно интимны. Она почувствовала его борьбу, его внутренний конфликт: доминанта, который должен подчинить, и любящего мужа, который смертельно боится причинить вред. И она поняла. Она доверяла ему.
«Отпусти контроль, Сериз. Отпусти. Сдайся. Это будет... твоим освобождением. Отпусти себя. Полностью. В меня. Пусть мрак поглотит тебя. И потом... потом придёт свет. Мой свет. А сейчас... просто чувствуй. Чувствуй, как твоё тело умирает. И как твоя душа... сливается с моей. Ты справишься, моя жизнь. Ты же сильная. Ради меня. Отпусти...»
Его слова, его голос, его прикосновения – всё это превращалось в единый, невыносимый поток ощущений, который нёс её сквозь боль, сквозь панику, сквозь нарастающий мрак сознания к той самой грани, за которой, как он обещал, ждал экстаз. Она выгибалась, боролась, почти кричала, но всё глубже погружалась в его контроль.
Рейм дожал. До сильного предела. Безжалостно. Не ослабляя хватку ни на миллиметр. Его тело, крепко обнимающее её, было непоколебимым. Давление в маске достигло той точки, когда воздух поступал лишь в микроскопических дозах, не способных поддерживать полноценное сознание. Лёгкие Сериз горели, в ушах стоял пронзительный звон, а перед глазами, под маской, плясали яркие, хаотичные вспышки, словно звёзды в безумном танце. Её тело выгибалось в последней, отчаянной агонии, пытаясь вдохнуть хоть каплю жизни. Конвульсии прошлись по её ногам, бёдрам, спине. Она была на самом краю.
Мы не знаем. Возможно, в его планах она должна была потерять сознание. Возможно, это было частью его "методики", чтобы довести её до полного отключения, до того самого "собачьего кайфа", о котором он говорил. Кто знает, что творилось в голове этого гения контроля, этого сломленного титана? Его взгляд, сквозь маску, был прикован к её извивающемуся телу, к её дрожащим мышцам, к её последней борьбе.
Его губы, едва касаясь латекса её маски, прошептали последнее слово, которое растворилось в её погружающемся в темноту сознании: «Моя...»
И затем... тьма.
«Отпусти контроль, Сериз. Отпусти. Сдайся. Это будет... твоим освобождением. Отпусти себя. Полностью. В меня. Пусть мрак поглотит тебя. И потом... потом придёт свет. Мой свет. А сейчас... просто чувствуй. Чувствуй, как твоё тело умирает. И как твоя душа... сливается с моей. Ты справишься, моя жизнь. Ты же сильная. Ради меня. Отпусти...»
Его слова, его голос, его прикосновения – всё это превращалось в единый, невыносимый поток ощущений, который нёс её сквозь боль, сквозь панику, сквозь нарастающий мрак сознания к той самой грани, за которой, как он обещал, ждал экстаз. Она выгибалась, боролась, почти кричала, но всё глубже погружалась в его контроль.
Рейм дожал. До сильного предела. Безжалостно. Не ослабляя хватку ни на миллиметр. Его тело, крепко обнимающее её, было непоколебимым. Давление в маске достигло той точки, когда воздух поступал лишь в микроскопических дозах, не способных поддерживать полноценное сознание. Лёгкие Сериз горели, в ушах стоял пронзительный звон, а перед глазами, под маской, плясали яркие, хаотичные вспышки, словно звёзды в безумном танце.
В последний, отчаянный момент, когда тьма уже поглощала её, Сериз сделала финальное, судорожное движение – её тело отчаянно выгнулось в его руках, словно пытаясь вырваться из последних сил. А затем... обмякло.
Рейм почувствовал это. Мгновенно. Её тело, до этого напряжённое до предела, вдруг стало безвольным, тяжёлым. Все движения прекратились. Её сознание отключилось. Она провалилась во тьму, в пустоту – достигшую той самой грани, за которой, как он обещал, ждал либо покой, либо экстаз.
Он не стал дожидаться ни секунды. Его пальцы, обтянутые перчатками, лихорадочно, но с абсолютной точностью нажали на скрытую кнопку на его пульте управления. В маске раздался тихий шипящий звук, и воздух хлынул внутрь огромным, мощным потоком. Она получила спасительную дозу кислорода, которая должна была вернуть её к жизни.
Рейм перехватил её тело, усаживая её на диван. Он нежно прижал её к себе, его подбородок уткнулся в макушку. Затем, его перчаточные пальцы аккуратно подцепили край маски у подбородка и стал медленно, с предельной осторожностью, приподнимать её, давая свежему воздуху хлынуть к её лицу, к её губам. Он не сорвал её резко, чтобы не вызвать шока, а медленно возвращал её в реальность, контролируя даже этот процесс пробуждения. Он чувствовал её бездыханность, её безвольность, но знал, что она вернётся. Она должна вернуться.
Его взгляд был прикован к её бледным губам, к её закрытым глазам. В нём уже не было той ярости, лишь глубокое, пронзительное облегчение и невыразимая любовь.
«Но с нами, Сериз... со мной, твоим мужем... ты можешь быть свободна. Абсолютно свободна в своих фантазиях. В своих желаниях. Мы можем делать самые немыслимые вещи. Самые запретные. Самые... невероятные. И никто не узнает. Никто не осудит. Никто не войдёт в наш мир. Потому что здесь... здесь только ты и я. И ты уже там, Сериз. Ты уже свободна. В моей власти. Понимаешь? Моя... свободная любимая».
Его голос был гипнотическим. Его слова, его логика, его любовь, его контроль – всё это слилось в единую, всепоглощающую истину. И Сериз, вернувшаяся к сознанию, дышащая, чувствующая его тепло, его волю, понимала. Она была свободна. Наконец-то. В его руках.
Рейм, удовлетворённый её реакцией, её принятием, сделал глубокий вдох. Он почувствовал, как её тело полностью обмякло в его руках, её дрожь утихла, и сознание обрело новую, странную ясность.
**Он не сказал ни слова. Лишь медленно, с предельной аккуратностью, его перчаточные пальцы вновь подцепили край маски у подбородка. На этот раз он не стал ждать. Плавным, нежным движением он стянул маску с её головы.**
Мир вернулся. Не сокрушительным взрывом света и звуков, а мягким, постепенным появлением. Глаза Сериз медленно открылись, привыкая к приглушённому свету комнаты. Она жадно вдохнула свежий воздух, её сознание окончательно прояснилось.
Первое, что она увидела, было его лицо. Рейм смотрел на неё, его глаза, хоть и были мрачными, теперь светились какой-то глубокой, почти болезненной нежностью. На его губах играла тонкая, но искренняя улыбка, которую она видела так редко.
И тут же нахлынули эмоции. Все пережитые ужас, боль, страх – всё это смешалось с осознанием его любви, его откровений, его безумной, но исцеляющей педагогики. Слёзы текли по её щекам, горячие, настоящие, уже не прячущиеся под латексом. Она тихо, прерывисто всхлипнула.
Рейм не отодвинулся. Он лишь крепче прижал её к себе, подбородок уткнулся в её макушку. **Он позволил ей поплакать. Ей нужно было выплакать всё, что накопилось за эти несколько часов ада и рая. Он гладил её по коротким голубым волосам, которые теперь были влажными от пота и слёз, его прикосновения были утешающими, но его хватка была нерушимой. Она плакала у него на плече, в его объятиях, которые были для неё и надёжной крепостью, и сладкой тюрьмой.**
«**Вот так, моя Сериз, — прошептал он ей в волосы, его голос был низким, глубоким, полным нежности и усталой победы. — Плачь. Отпусти всё. Ты справилась. Ты моя. И теперь... теперь ты наконец-то свободна. Со мной. Навсегда**».
Он крепко держал её, пока её рыдания не утихли, пока её тело не перестало дрожать. Он был её якорем, её единственной реальностью. И в этот момент, у него на плече, она чувствовала себя одновременно самой беззащитной и самой сильной женщиной на свете. Она была его. Абсолютно. Свободная пленница собственной любви.