След на паркете

Утро пахло хлоркой, старым деревом и утренним кофе, который Дэвид так и не допил, оставив его остывать в потёртой кружке с выцветшим логотипом университета. За окном капли стучали по стеклу, словно тихие слёзы, смешиваясь с далёким гулом Блэктса.
Он вошёл в зал одним из первых. Свет ещё не был включён полностью, только пара ламп под потолком лениво мерцала, отбрасывая длинные, дрожащие тени, будто призраки минувших игр. Пол скользил под подошвами - его только что вымыли, и влажный блеск отражал слабые очертания его силуэта. Всё выглядело так, будто день ещё не решился начаться, застыв в нерешительности, как он сам.
За спиной послышался плеск воды - кто-то уже был в душевых, и звук эхом отдавался в пустоте, напоминая о прошлом, когда он не был здесь один. Дэвид сбросил кофту, закинул рюкзак в угол, где он упал с лёгким шорохом, и подошёл к кольцу. Пара бросков - мимо. Он вздохнул, чувствуя, как грудь сжимается от усталости. Ещё раз. Бах. И снова. Пальцы словно онемели, отказываясь вспомнить былую ловкость. Может, дело в том, что он почти не спал, а может, в том, что сны всё ещё были полны её лица.
Перед глазами стояло лицо девушки. Мари. Сигарета дрожала в её тонких пальцах, зелёные глаза, глубокие, как лес после дождя, светились усталостью и чем-то ещё - тенью боли, которую она прятала. Голос её, хриплый, будто сломанный временем, звучал из сна, где она шептала благодарность, а потом исчезла в дверце такси, оставив после себя лишь лёгкий аромат мяты и сожаление.
«Стоило взять её номер».

- Доброе утро, господа, - раздался знакомый голос тренера, хриплый, но твёрдый, как старый дуб. За ним в зал вошли несколько игроков - кто с жвачкой, щёлкающей между зубами, кто с бутылкой воды, сжимая её так, будто это спасение, кто зевая и натягивая майку, пропитанную запахом вчерашнего пота.
Дэвид кивнул Илье, тот ответил улыбкой, тёплой, как воспоминание о детстве, и молча швырнул ему мяч, который мягко шлёпнулся в ладони.
- Сегодня у нас гостья, - сказал тренер, когда команда собралась в центре, его взгляд скользнул по лицам, как поиск света в темноте. - Она будет присутствовать на тренировках в качестве помощника. Стажировка от университета. Встречайте...

Дэвид застыл, дыхание замерло в груди.
В дверях зала стояла она.
Та самая девушка, которую он недавно вытаскивал с парковки, её тело дрожало в его руках, как раненая птица. Та, с которой курил на крыльце клуба, деля с ней слабость и тишину. Та, чьё имя - Мари - всё ещё эхом отдавалось в его мыслях, словно молитва.
На ней была строгая форма: чёрные леггинсы, облегающие её хрупкую фигуру, серый свитшот с логотипом вуза, чуть потёртый на рукавах, как будто она носила его не первый год, волосы убраны в тугой хвост, из которого выбивались тонкие пряди, будто сопротивляющиеся порядку. На вид - уверенная, собранная, но в её движениях сквозила едва уловимая дрожь, как у человека, который борется с чем-то внутри. Глаза - те же зелёные озёра, теперь чуть потухшие, с тенью, что тянулась из глубины, и он знал, что она его узнала, потому что её зрачки дрогнули, как листья на ветру.
Мари прошла в центр зала, уверенно, но с едва заметной неуверенностью в шаге, как будто несла на себе груз прошедшего дня. Она остановилась, обвела взглядом игроков, и её голос, мягкий, но с лёгкой хрипотцой, разрезал тишину:
- Всем привет. Мария. Рада быть здесь. - Она бросила короткий взгляд на тренера, а потом - на него. Прямо. На секунду дольше, чем надо, и в этом взгляде было что-то невысказанное, как письмо, которое не решились отправить.
Он почувствовал, как сердце пропустило удар, и в груди разлилась тёплая, но тревожная волна.
Илья, стоящий рядом, наклонился к нему и тихо шепнул, его дыхание пахло мятой:
- Ты это видел?.. Кто она?
- Никто, - так же тихо ответил Дэвид, голос сорвался, выдавая его. - Просто... знакомая.

- Итак, разбиваемся на пары. Разминка, затем броски. Потом - трёхнаправочные и короткая игра. Голос тренера гулко отдался под сводами, как эхо в заброшенной церкви. Он держал планшет с расписанием сессии, пальцы сжимали его сильнее, чем нужно, рядом стояла Мари, пока в стороне, молча наблюдая, её пальцы нервно теребили край свитшота.

Дэвид и Илья встали рядом.
- Ты уверен, что это просто знакомая? - хмыкнул Илья, уголок его рта дрогнул в улыбке.
- Уверен, что не твоё дело, - ответил Дэвид, закручивая повязку на запястье, чувствуя, как ткань холодит кожу.
Тело ещё гудело после вчерашнего дежурства. Плечи ломило, как после долгой ноши, подбородок всё ещё чуть пульсировал от удара, оставляя слабый привкус металла. Но когда он оказался на площадке - всё отступило, растворяясь в ритме игры.

Бег. Разминка.
Дыхание быстро стало рваным, каждый вдох обжигал лёгкие. Тренер гнал их без поблажек: «Быстрее! Ниже корпус! Ноги работают!» - его голос резал воздух, как нож.

Пас - шаг. Бросок.
Пот выступает на висках, скатываясь солёными дорожками, мяч скользит, пальцы будто оживают, вспоминая былую силу.

Плотная игра. Тренировка в тройках.
Теперь - контакт. Настоящая борьба. Глеб, как всегда, хищник: руки цепкие, как стальные капканы, шаги скрипят по паркету, словно когти по камню, глаза ледяные, пронзающие, как зимний ветер. Он раздаёт короткие команды, голос резкий, как лезвие, ловит мяч и расшатывает оборону одним движением, его фигура кажется вырезанной из мрамора, холодного и непреклонного.

- Что ты там спишь? - бросает он Дэвиду, когда тот не успевает на подстраховку, насмешка в его тоне остра, как осколок льда.
- Всё нормально, - отзывается тот сквозь зубы, но сам уже чувствует, как закипает, кровь пульсирует в висках.
Илья шепчет:
- Не ведись. Играй.

Мари стоит у стойки с планшетом, её пальцы дрожат, когда она делает заметки, чернила оставляют лёгкие пятна на бумаге. Иногда она подаёт тренеру замечания - тихо, но уверенно, её голос дрожит, как струна, готовая порваться. Дэвид чувствует её взгляд - или ему кажется? - тяжёлый, как воспоминание, и что-то внутри гудит, то ли вчерашняя ночь, то ли то, как она сказала: «Ты - милый, Дэви», с лёгкой улыбкой, что разорвала его сердце.

Игра 3 на 3.
Команды меняются. Дэвид в одной - с Ильёй и молодым форвардом Тёмой, чьи глаза горят детской энергией. Глеб - в другой. Контакт становится плотнее, воздух густеет от напряжения.
Дэвид - в атаке. Уходит от опеки, делает ложный шаг, сердце бьётся в горле, - бросок с уходом назад - точно! Мяч влетает в кольцо с мягким шорохом, как шепот надежды.

Мари чуть заметно улыбается, её губы дрожат, как лепестки под дождём, но он этого не видит, слишком поглощён игрой.
Потом - в защите. Вцепляется в игрока, блокирует пас, мяч вылетает за линию, его пальцы дрожат от напряжения. Он почти не дышит, но не сдаёт темп, каждый шаг - борьба с самим собой.
Наконец - свисток.

Тренер подзывает его ближе, его глаза смягчаются на миг, как у отца, глядящего на сына.
- Хорошо сыграл. Лучше, чем вчера. Так держать.
И отходит, оставляя после себя важные слова, что ложатся на душу, как тёплая рука.
Дэвид переводит дыхание, грудь вздымается, как после долгого плача.
Секунда спокойствия. Он оборачивается - и сталкивается взглядом с Мари. Её глаза блестят, в них плещется что-то невысказанное, как слёзы, что не решились пролиться.
Она кивает, едва заметно, как цветок, клонящийся под ветром.
Он кивает в ответ, жест тяжёлый, полный молчаливого обещания.
Тонкий, немой жест:
"Мы помним. Но молчим".

После тренировки.
Вода из душа стекала по плечам, горячая, как слёзы, сбивая напряжение, но внутри Дэвид всё ещё был на площадке: рывок, бросок, давление. И взгляд Мари - мягкий, но колющий, как игла в сердце. Он вышел последним, переодевшись в джинсы, потёртые на коленях, и тёмную худи, в которой он казался чуть меньше, чем на площадке. В зале уже гасили свет, лампы гудели, как умирающие звёзды, но у стойки всё ещё кто-то стоял.
Мари.
Она держала бутылку воды, капли стекали по пластику, как слёзы, и планшет, страницы которого были исписаны её неровным почерком, листала расписание, будто искала в нём ответы. Её пальцы дрожали, и он понял, что она ждала, хотя и скрывала это за деловым видом. Волосы выбились из хвоста, падая на лицо, как тёмная вуаль.

- Ты хорошо играешь, - сказала она, не поднимая глаз, голос дрожал, как струна, готовая лопнуть.
- Ты хорошо смотришь, - усмехнулся он, подходя ближе, его тень накрыла её, как укрытие.
Пауза, тяжёлая, как дыхание после плача.
- Спасибо за тот вечер. Я серьёзно, - её голос дрогнул, и она наконец подняла взгляд, в котором плескалась благодарность и страх.
- Мне не нужны благодарности, - ответил он, но в его тоне было что-то мягкое, почти отцовское.
- Но у нас теперь есть... ну...
- Секрет. - Он кивнул, его глаза потемнели, как небо перед бурей. - Пусть так.
- Думаешь, это повлияет?
- На что?
- На то, как ты будешь играть. Как я буду смотреть, - её слова повисли, как тонкая паутинка, готовая порваться.
Он посмотрел на неё внимательно, мягко, но не отпуская бдительности, его взгляд скользил по её лицу, как по хрупкой картине.
- Не знаю. Но если хочешь - не смотри, - его голос был тихим, но полным заботы.
Она наконец улыбнулась, уголки губ дрогнули, как лепестки под первым снегом:
- А если не смогу?
Он ничего не ответил. Только развернулся и пошёл к выходу, шаги гулко отдавались в пустом зале. И уже у двери бросил, оборачиваясь:
- Только никому. Даже тренеру.
- Я умею хранить секреты, Дэви, - её голос дрогнул, но в нём была твёрдая решимость, как у человека, который выстоял больше, чем показал.

Дэвид с Ильёй вышли из спорткомплекса в тёплый вечер сентября. Асфальт всё ещё хранил жар солнца, как память о прошедшем дне, и отдавал слабым теплом под ногами. Где-то вдалеке гудел город - неон мигал, как слёзы в ночи, скейтборды стучали по булыжникам, байки ревели, как раненые звери, музыка из окон лилась, как тихий плач. Но здесь, у стены под оградой, было тихо, только ветер шевелил листья, как шепот прошлого.
Илья жевал протеиновый батончик, его челюсти двигались медленно, с задумчивостью, и смотрел, как Дэвид крутит бутылку воды в руках, капли стекали по стеклу.
- Ну, ты сегодня зажёг, - сказал Илья, его голос был тёплым, как костёр в холодную ночь.
- Да вроде ничего, - ответил Дэвид, но в его тоне сквозила усталость.
- Серьёзно. Я думал, Глеб начнёт пениться, - Илья усмехнулся, его глаза блестели весельем.
- Он и так пенится, только холодно, как лёд, - Дэвид улыбнулся, но улыбка была слабой, как тень.
Они засмеялись. На секунду - легко, по-настоящему, как дети, забывшие о мире.

- Но ты не о нём думаешь, - спокойно сказал Илья, его голос смягчился, как одеяло. - Я видел, как ты на неё смотрел.
- На кого?
- Ну да, давай притворимся, что ты не знаешь, - Илья покачал головой, но без злобы.
Дэвид молчал, его плечи опустились, как под тяжестью невидимого груза.
- Слушай, - продолжил Илья, мягче, как брат. - Я не лезу. Просто... ты ведь обычно не такой. Сдержанный. Закрытый. А тут - как будто забыл, что мы вообще играем.
- Всё в порядке, Илюш, - сказал Дэвид, но его голос дрогнул, выдавая внутреннюю бурю.
- В порядке - это когда ты не выглядишь так, будто у тебя внутри всё кипит. Что между вами?
Дэвид долго молчал. Плечи чуть опущены, взгляд в темноту, где тени плясали, как призраки. Потом:
- Недавняя ночь. Она могла плохо закончиться. Но не закончилась, - его голос был тихим, как шёпот ветра.
- Ты её вытащил?
- Она была не в себе. Кто-то подсыпал в её коктейль какую-то дрянь. Я просто оказался рядом, - его пальцы сжались на бутылке, как будто держась за память.
- ...Чёрт, - Илья выдохнул, его лицо потемнело от сочувствия.
- Вот и всё, - Дэвид опустил взгляд, чувствуя тяжесть прошлого.
- Не совсем. Она теперь здесь. На площадке. Помощница тренера. Это уже не просто случайная встреча, - Илья покачал головой, его голос был полон заботы.
Илья вздохнул, его дыхание оставило облачко в воздухе.
- Ты в порядке?
- Не уверен, - признался Дэвид, его голос дрогнул, как струна.
- Тогда я рядом, - Илья положил руку ему на плечо, тёплую, как обещание.
Плечо к плечу. Молчание, тяжёлое, но утешительное. Потом Илья хлопает его по спине, лёгкий, но твёрдый удар.
- Ладно, герой. Пошли, пока я не расчувствовался, - его голос дрогнул от смеха, но в нём была нежность.
Дэвид улыбнулся. И впервые за весь день - немного выдохнул, как будто сбросил часть груза.

Смена в баре.
Дэвид вытер стойку, потёртую годами, следы от тысяч локтей и слёз остались в её деревянной текстуре, лениво следя за парой в углу, что громко выясняла отношения через коктейли, их голоса дрожали от боли и гнева. Бар мигал светом, как умирающий маяк, диджей пытался вернуть ритм, но публика уже была наполовину глухой от алкоголя, их смех звучал, как пустое эхо. Стены, обитые тёмным деревом, впитали запахи пива, табака и отчаяния, а витражи с лошадью отбрасывали мягкие тени, будто утешая.

- Ещё одно, - бросил парень с перекошенным галстуком, его глаза были мутными, как болото.
- А у тебя паспорт хоть есть? - устало спросил Дэвид, его голос был хриплым, как после долгого молчания.
Шум, голоса, ледяной звон бокалов - всё гасло внутри него, как свечка на ветру, как будто день был чьим-то чужим, вырванным из его жизни. Но руки помнили броски, сильные и точные, и голос Мари - мягкий, как ласка, но полный боли.
Он вдруг почувствовал, что смотрит в отражение - мутное, разбитое, как стекло в дверце холодильника, покрытое каплями конденсата. На скуле мелькнул шрам - тонкий, бледный, как память о падении, которого он не хотел вспоминать. И не узнаёт себя до конца, будто смотрит на чужое лицо, искажённое временем.

- Эй, Дэвид, ты с нами? - крикнул Матвей, проходя мимо с подносом, его шаги гулко отдавались по деревянному полу.
- Ага, просто думаю, - ответил он, голос звучал глухо, как из-под воды.
- Только не влюбись в барную стойку. Она холодная и совсем не отвечает, - Мэтт усмехнулся, но в его смехе была тень заботы.
Смех. Но не его. Он остался внутри, где-то глубоко, где скрывалась боль.
Дэвид опёрся на локти, закрыл глаза, чувствуя, как усталость ложится на плечи, как тяжёлое одеяло. И услышал, как кто-то у стойки тихо сказал:
- У вас есть мятный чай?
Он открыл глаза, сердце дрогнуло.
Это была не Мари.
Но голос напомнил - мягкий, хриплый, как её шепот в ту ночь, полный надежды и страха.
Он налил чай, руки дрожали, чайник звякнул о чашку, как слёзы о стекло. Поставил чашку перед незнакомцем, чьё лицо скрывалось в тени.
И на секунду увидел - всё только начинается, как новый день после долгой ночи.