Пролог. Абалиенация.
В действительности же любое «я», даже самое наивное, — это не единство, а многосложнейший мир, это маленькое звёздное небо, хаос форм, ступеней и состояний, наследственности и возможностей.
Герман Гессе
Небольшие улочки погрузились во тьму, оставляя позади еще один день. Небо было усыпано звездами, а луна, занявшая самое лучшее место на предстоящий спектакль, наблюдала за погружающимися в сладкие сны жителями тихого неприметного городка. Знала ли она, что за представление выбрала? Должно быть знала, ведь она — Луна. Вечная спутница Земли, а стало быть постоянная гостья ее обитателей. Приходит из ночи в ночь, рассматривает некогда диковинные для нее вещи, заглядывает в окна и становится хранительницей сотни секретов.
Люк вгляделся в далекое полотно над головой и пообещал себе, что не разочарует Луну. Он покажет ей отличное шоу, и она уж точно не уйдет равнодушной. Сегодня Луна не будет хранительницей его тайны, она станет свидетельницей леденящего кровь преступления. Преступления перед человечностью и законом. Его преступления.
Люк недовольно поежился, ощущая прохладу, расползающуюся по телу и сковывающую движения. Закутался в свою черную толстовку и внимательно вгляделся в окна дома выбранных им людей. Фонарь в паре метров от парня мигал, то ли оповещая об опасности, то ли давая зеленый свет. В общем-то, Люку было все равно, ведь он был собран и внимателен. Его не беспокоил какой-то там фонарь. Пускай им занимаются электрики. Ведь у всех в этом мире есть свое место: электриков — у мигающих фонарей, врачей — у коек умирающих, полицейских — на местах преступлений, место Люка — у дома семьи Хьюз. Казалось бы, нелепица, но Люк даже хотел верить в судьбу, ведь это проще всяких объяснений, да? Людям неважны выстроенные логические цепочки, судьбой можно оправдать абсолютно все. Это слово такое простое и сложное одновременно, что Люк и сам до конца не уверен, что было вложено в него изначально. Невозможность изменить ход бытия? Может быть, так. Тогда парень рискует ошибаться на ее счет.
Вернемся к началу. Судьба — феномен, на деле недоказанный, и как Люк привык думать: несуществующий. Хотите поспорить — пускай так. Мнения формируются бесконечно, бесконечно меняются и исчезают бесследно. Еще один чудесный феномен.
Парень заметил крохотный, излучающий тепло огонек, проплывающий мимо окон гостиной и останавливающийся на кухне. Вскоре загорелся свет, и Люк увидел женщину, лет сорока пяти. Ее растрепанные светлые волосы спадали на плечи, а тело покрывала ночная сорочка. Женщина выглядела уставшей и встревоженной, наталкивая парня на мысль о разбудившем ее ночном кошмаре. Что же, это один из возможных сценариев, имеющий право на жизнь. Люк мысленно обвел его красным и двинулся по направлению к двери. Совершить преступление — дело простое. И спорить тут уж точно не о чем. Сложности возникают от ожиданий. Когда в голове результат выглядит, как нечто сформировавшееся, целостное, влекущее по своей сути, ты желаешь прийти к нему, воплотить в реальность. Желаемый результат есть и у Люка, а потому и трудности, вероятно, появятся. Нужно лишь быть готовым.
Миссис Хьюз выпила снотворное и щелкнула выключателем, погружая дом во мрак, разбавляемый лишь холодным сиянием луны за окном и тусклым светом от свечи в сухой женской руке. Насколько безопасно Элен ощущала себя под собственной крышей? Люка всегда удивляла эта особенность, ведь люди всегда осторожны и подозрительны по отношению друг к другу, но стоит им переступить порог своего гнездышка, захлопнуть дверь и пару раз повернуть ключ в замочной скважине, и те ощущают себя в самой благоприятной и не опасной среде из всех возможных. И ведь многие из них прекрасно знают, что проникнуть в их обитель труда особого не составит, если «нежеланный гость» хоть немного способен думать наперед.
Вот и сейчас Люк без особых трудов открыл заднюю дверь. Фокус здесь прост: нужно лишь овладеть мелкой моторикой, и, умело управляясь с отмычками, проникнуть в помещение. Встречались, несомненно, трудности и на этом этапе. Люди поумнее усложняли систему, покупали особые замки, окружали дома заборами, садили собак в будки и использовали другие, не всем доступные средства. К счастью, если твоей целью не являлся кто-то конкретный, ты мог без проблем обойти эту неприятность.
Парень услышал шаги миссис Хьюз в гостиной, прикрыл за собой дверь, отчего та скрипнула, и ловко вытянул из кармана толстовки нож. Выдумывать сценарии с использованием различных орудий Люк мог и хотел, но смысла не видел. Да, можно извернуться, провернуть что-то такое, отчего вся общественность задастся вопросом: как это возможно? Но это не та цель, которую парень преследовал. Его помыслы сокрыты глубоко-глубоко внутри, и вряд ли кто-то из ныне живущих способен вытянуть их наружу. А если и способен, то проблем от этого не оберется. Почему? Потому что Люк прекрасно знал об окружившей его тьме. Она долго подступалась к нему, ходила кругами, шептала на ухо различные мрачные вещи, и в конце концов Люк сдался, отдавая свое некогда живое, бьющееся сердце. Тьма так давно с ним, что парень уже не представляет себя без этой кровожадной, алчной и жестокой спутницы. Да и не хочет представлять. Без нее он никто: брошенный, жалкий, одержимый и никому ненужный.
Миссис Хьюз похоже услышала скрип двери, ведь уже в следующую минуту ее шаги стали слышны в направлении кухни, а вскоре и огонек света в ее руке появился в дверном проеме. Она оказалась глупой. Пускай женщина и потянулась к выключателю, Люк знал, ее это едва ли спасет. Разве что взглянет на него разочек.
Стоило жертве включить свет в комнате, как парень, до этого притаившийся в темном углу рядом с кухонными столешницами, резко подскочил к ней, замечая ужас в глазах. Она даже не смогла закричать, когда лезвие, сверкнувшее в руке Люка, вонзилось прямо ей в живот. А затем еще раз и еще. Убийца и его жертва стояли напротив друг-друга, и бедная женщина, изо всех сил старающаяся держаться, только и могла цепляться за темную ткань одежды Люка. Свечка упала на пол и тут же потухла. Также угасла жизнь миссис Хьюз.
Парень пренебрежительно откинул ее тело в сторону, предварительно вытянув нож. Свет Люк вновь погасил, во избежание неприятных казусов с соседями или еще кем. Миссис Хьюз была мертва, и ее еще теплое тело в луже собственной крови и с застывшим ужасом в глазах было тому подтверждением, но как-то быстро и скучно та покинула жизнь. Люка подобное не устроило. Он ожидал чего-то более фееричного. В его стиле.
Переступив через тело женщины, Люк направился в гостиную. Его черная толстовка была заляпана кровью, кисти рук тоже, отчего парень оставил темные красные следы и на выключателе, и на дверном проеме, которого коснулся, выходя в гостиную. Люк прекрасно знал, что оставил очевидные доказательства, но он и не стремился избегать «вины» за содеянное, а потому абсолютно не волновался на этот счет. Он присел в кресло, решив быстренько обдумать продолжение своих действий. Снял капюшон и помахал головой, заставляя темные пряди волос слегка растрепаться. Пронзительный взгляд голубых глаз был направлен на кухню, где из гостиной были видны босые ноги его жертвы в серебристом сиянии луны. Он вдруг вспомнил, что обещал той незабываемое представление. А значит Люк должен был выполнить обещанное. Парень поднялся с кресла и направился на второй этаж, не скрывая своего нахождения в доме. Люк знал, что муж миссис Хьюз спит, как убитый. Более того, тот был достаточно полным и неповоротливым, и в случае чего, единственное, что могло обернуться против Люка, это габариты мистера Хьюза.
Уже поднявшись на второй этаж, Люк заметил приоткрытую дверь, ведущую в детскую. У мистера и миссис Хьюз было двое детей. Два мальчика десяти и двенадцати лет. Изначально, парень не думал избавляться от всех членов семьи, достаточно было и родителей, чьи дети ненавидели бы его всю жизнь. Возможно, попали бы в какой-нибудь захудалый, непригодный для нормальной жизни приют. Сбежали бы оттуда, были пойманы и сбежали бы вновь. Возможно, им бы пришлось ночевать на улицах, просить денег на еду, постоянно болеть. В конечном итоге, они даже могли бы стать похожими на Люка. А ведь это похуже смерти, разве нет? Но сейчас вдруг закралась мысль, что предстать жестоким убийцей куда приятнее, чем оставить двух без пяти минут сироток в живых. Люди ведь устроены так, что хуже смерти ничего не видят. А вещей похуже в мире полным полно.
Парень отчего-то хмыкнул, вспоминая свои рассуждения об ожидаемом результате и возможных трудностях. Ему это показалось забавным, ведь вот он, момент, когда он или добьется того, чего хочет, или все будет напрасно. Люк подошел к двери, легонько толкая ее заляпанной кровью рукой. В слабо освещенной комнате по разные стороны от окна стояли две кровати. И, если старший сын прибывал в мире грез, то младший сидел, закутанный в одеяло, и испуганно глядел на незваного гостя. Похоже, тот услышал шаги на лестнице или, может, проснулся от плохого предчувствия. Дети ведь так чувствительны.
Люк поднес палец к губам, прося ребенка не шуметь, чтобы себе самому хуже не сделать. Прикрыл дверь и подошел к кровати старшего мальчика. Тот начал ерзать, просыпаясь, похоже, но Люк тут же предотвратил все попытки ребенка очнуться. Теперь его мир — это мир грез. Такой далекий и близкий одновременно. Вытащил нож из маленького тельца, отчего на светлом постельном белье тут же появились пятна крови. Люк вздохнул, поворачиваясь к младшему. Тот все еще сидел на кровати, дрожа от страха. По лицу катились слезы, и парень даже замер на мгновение, не готовый столкнуться с настолько сильными человеческими эмоциями. В бледном маленьком ребенке, кажется, было сосредоточено все то, что Люк и желал увидеть в глазах смотрящих на себя. И вот он видит, но ощущения не те. Быть может, проблема в самом моменте.
И все же, нужно закончить. Люк всегда доводил начатое до конца, а потому подошел к мальчику и присел рядом, вглядываясь в его лицо.
— Если тебя это утешит, все будет быстро, — произнес парень, заставляя мальчика захныкать значительно громче, а затем и вовсе сорваться на крик. Люк поморщился, услышав едва различимые звуки из родительской спальни и подозревая, что глава семейства проснулся. Парень оскалился и прервал жизнь второго ребенка. Нож вонзился в грудную клетку, заставляя раздражающий Люка крик стихнуть. На глазах мальчика застыли слезы, а Люк, в очередной раз, вытягивая нож из тела, спокойно оглядел комнату, не почувствовав и капли удовлетворения. После чего вышел в коридор, закрывая за собой дверь.
Остался только мистер Хьюз. Мужчина сам вышел из комнаты, и в отличие от своей жены, тут же отреагировал и кинулся на Люка, в этот момент вышедшего из детской. Парень на мгновение растерялся и почти скатился с лестницы, когда мистер Хьюз толкнул его, но удержался за перила и прорычал от недовольства. Мистер Хьюз вновь кинулся, отчаянно желая отомстить за семью. Даже, если внутри у мужчины теплилась надежда, что жена и дети в порядке, реальность игнорировать было невозможно. Кровь на одежде Люка, нож в его руках. Мистер Хьюз сразу все понял. На этот раз Люк успел среагировать и увернуться, хватая мистера Хьюза за руку и заламывая ее. Он вырывался, противостоял Люку как мог, и парень, прекрасно осознающий, что слабее, пнул мужчину в колено, после чего толкнул, заставляя с грохотом скатиться с лестницы. Шум уже не помеха, ведь глава семьи — последний. Мистер Хьюз сильно ударился головой и простонал, лежа на полу первого этажа. Люк удивился, что тот вообще выжил, но решил для себя, что дело в телосложении и удаче. Он, не торопясь, спустился и присел на корточки перед мужчиной. Схватил его за волосы, заставляя посмотреть на себя и полушепотом произнес:
— Я убил твою жену и детей. И это твоя вина, — он не пояснил своих слов, но заметил непреодолимо сильную боль смешанную с чуть ли не отчаянием во взгляде жертвы. Люк поднес нож к горлу мистера Хьюза, и помедлив еще пару секунд, перерезал его, после чего отошел в сторону, наблюдая за последними секундами жизни отца семейства. Он позволил холодной, едва ли не безумной улыбке исказить лицо, когда мужчина издал последний вздох. Люк присел в кресло, предварительно откинув нож на журнальный столик. Потянулся к телефону и позвонил в полицию. Этот этап парень наизусть выучил, а потому и медлить ему не за чем.
Раздались гудки, затем Люк услышал приятный женский голос. Потер переносицу, забывая, что руки заляпаны, и устало вздохнул.
— Девять один один. Чем могу помочь?
— Приезжайте. Здесь все мертвы, а я очень устал. Не хочу долго ждать, — отозвался парень, подозревая, что его собеседница сейчас сильно напряглась.
— Где вы находитесь? И кто вы? — Поинтересовалась женщина, отчего Люк слабо улыбнулся.
— Отследите номер, — и он повесил трубку, откидываясь на спинку кресла. Рассмотрел интерьер гостиной, отмечая для себя, что жить в подобном он бы точно не стал. Слишком скучно, безвкусно и непримечательно. Парню такое абсолютно не нравилось.
Прошли томительные минуты, когда Люк услышал вой сирен и заметил свет фар. Парень не двигался с места, продолжая сидеть, откинувшись на спинку кресла, когда двери машины хлопнули, и к дому приблизились двое полицейских. Сначала они постучали и попросили открыть дверь, отчего Люк мысленно назвал их идиотами, а не блюстителями порядка. После послышались позвякивания, и дверь отворилась. Полицейские тут же заметили тело мистера Хьюза и схватили пистолеты, лишь сейчас понимая, что вызов был далеко не ложный.
— Тело миссис Хьюз на кухне. Дети в спальне на втором этаже, — оповестил Люк, не поворачивая головы в сторону хранителей правопорядка. Парень вообще не двигался, позволяя странной природы усталости взять над собой верх.
— Ты кто? — Тут же спросил один из полицейских, пока второй щелкал выключателем, — Поднимись и держи руки над головой!
Люк презрительно хмыкнул и сделал, как тот велел, после чего сознался:
— Я убийца, гений, — Люк осмотрел полицейских и продолжил: — Наручники? Или еще постоим?
***
Люк потерял счет времени. Казалось, уже целая вечность с той злополучной ночи прошла. Его арестовали, привезли в участок, заставили заполнить бумаги и ответить на ряд вопросов. Затем посадили в клетку. А клетки Люк терпеть не мог. Парню казалось, что он только и делает, что сидит в клетке, хотя в подобной ситуации с полицией и нарушением закона был впервые. В общем и целом, он знал, на что шел, но это ведь и не тюрьма была даже. Просто клетка, в которой он чего-то ждал. А ждать парень не хотел. В его представлениях было что угодно, но не эта затертая уродливая камера, из мебели в которой — одна раскладушка с твердым матрацем. Ну и, конечно, грязный унитаз, к которому даже подойти — один из подвигов Геракла. Люк понимал, что таким образом его просто пытаются наказать. Сломать ментально, чтобы он плакал и просил прекратить, чтобы вызывал жалость одним своим видом, но Люк не собирался потакать. Он всегда шел напролом, желая лишь быть услышанным. Всегда боролся и никогда не сдавался, пускай это и приносило сплошные разрушения и жертвы. И первым, с кем парень схлестнулся, был его отец. Идеальный, авторитетный. Единственный, на кого Люк ровнялся, обошелся с ним, как с пустым местом, и этого парень простить не смог. Да и вряд ли когда-нибудь сможет. Ему сделали больно: разбили сердце, растоптали его достоинство и выбросили на улицу, словно котенка.
Как Люк понял, ждал он суда, решение которого повлияло бы на его «судьбу». Целыми днями парень только и сидел на холодном сером полу в камере, опираясь на стену позади себя. Раны и синяки едва ли успевали заживать, когда какой-нибудь блюститель порядка решал принести Люку его обед или ужин (парень потерял ориентир), а заодно и наградить его парочкой новых ссадин и гематом. Так он уже имел в наличие: яркий сине-зеленый фингал прямо под левым глазом, разбитую губу, открытую рану на лбу, из которой поначалу то и дело сочилась кровь, несколько небольших ссадин, синяки по всему телу, и, возможно, даже сломанные ребра, ведь дышать было тяжелее, чем раньше. Было ли у парня чувство несправедливости? Нет. Он вроде как понимал, что побуждает этих людей так относиться к нему, но не мог принять их глупые эмоции на рабочем месте. Так по-идиотски вымещать на нем свой гнев, когда у тебя есть дубинка и пистолет, когда ты полицейский, которому можно и немного обойти правила, ведь именно ты следишь за их исполнением.
Прошло еще какое-то время, прежде чем Люк побывал на слушание и получил свое решение суда. Парень был несказанно рад выбраться из «клетки» хотя бы ненадолго, но, послушав слова судей, прокуроров и не самого компетентного адвоката, прыснул от недовольства. Они сочли его безумцем, коим он уж точно не был, ведь отдавал себе отчет во всем. Но отчего-то слова одной хрупкой девчонки, что приходила к нему пару раз, беседовала и спрашивала всякое, были значительнее, чем его собственные. И ведь Люк как знал: нельзя было вдаваться в подробности своей жизни, нельзя было давать ей крошкой информации больше, чем того требовала ситуация. Теперь уже ничего не попишешь, парня заверили в необходимости принудительного лечения в одной из психиатрических больниц для недееспособных и частично недееспособных преступников, более того, Люк рисковал провести там значительное количество времени. Но и эта переменная была допустима, ведь парень пускай и не рассчитывал поехать в лечебницу, раздумывал о том, что она из себя представляет.
Люка привели в порядок. Ссадины, не успевшие зажить, обработали и заклеили пластырями. Дали комплект чистой одежды, пускай, которую и нужно было сменить по прибытию. Тело в кой-то веки было чистым, а темные пряди волос не слипались между собой. В общем-то, Люк чувствовал себя значительно лучше и даже стал думать, что его ссылка не так плоха.
Люк занял место в автобусе. Наручники с него снимать никто, разумеется, не собирался, но с этим можно было смириться. Парень облокотился на окно и стал вглядываться в пролетающие мимо пейзажи, когда к нему вдруг обратился темнокожий мужчина, волосы которого были заплетены в дреды, а на груди красовался маленький крестик.
— И какой тебе дали срок? — Поинтересовался он, глядя на Люка. Мужчина сидел на другом ряду, прямо напротив парня. Сопровождающие их полицейские запрещать переговариваться не стали, но внимательно слушали.
— Вечность, — неосознанно ответил Люк, даже не понимая, что имеет ввиду, но точно не свой срок заключения в больнице для душевнобольных. Он пришел в себя, словно обжегся словом, вылетевшим из его уст, и внимательно вгляделся в мудрые темные глаза собеседника.
— Меня зовут Тони, — представился мужчина и дружелюбно улыбнулся, — Я бы пожал тебе руку, но увы, — продемонстрировал свои руки в наручниках, посмеиваясь, как старичок, — За что же тебе целую вечность?
— Я очернил свое сердце, Тони, — кивнул на крестик, покоившийся на груди мужчины, — А ты свое отчаянно спасаешь, похоже.
— Не сердце, нет, — отмахнулся он, — Душу. Я спасаю свою душу, парень. Ведь важнее души у нас ничего нет. Сердце лишь орган, рано или поздно оно остановится, но душа. Душа взлетит туда, прямо к Богу, — Тони указал пальцем наверх, но Люк даже не посмотрел, промычал что-то в ответ и отозвался:
— Я свою душу уже продал. И поверь, она ни за что никуда не упорхнет, потому что заточена, и едва ли сможет освободиться, — Люк вновь перевел взгляд на проносящиеся за окном пейзажи, видимо, считая, что разговор окончен, но Тони вновь нарушил тишину.
— Душу нельзя продать, парень, — он глянул куда-то сквозь, делясь своими размышлениями.
— Правда? И почему же? — Люк искренне заинтересовался в разговоре. Его всегда прельщали подобные темы, ведь люди всегда по разному интерпретируют Высшую силу, но по итогу это пустое. Всегда в их убеждениях все абсолютно. Абсолютно белое и абсолютно черное. Несуществующее.
— Наши души вовсе и не наши. Все они во власти Бога. И только ему решать, что же произойдет с твоей. Да, возможно, ты совершил ошибку, поддался искушениям Дьявола, но это его работа. Все мы иногда поддаемся, главное лишь вовремя понять, остановиться, тогда мы обретем себя и сможем открыться Богу.
— Проблема в том, что Бог мне не нужен, Тони, — Люк криво усмехнулся и прикрыл глаза, остаток пути проведя в полудреме.
Слова Люка отрезвили Тони. Мужчине отчего-то показалось, будто его обступила непроглядная тьма. И это ощущение не предвещало ничего хорошего.