Глава 1
Мир дважды рухнул. И именно я дважды послужил тому причиной. Первый раз, когда помог взойти на трон Адриану, и второй — когда вернул на Лавур Лею. Горькая правда в том, что теперь у этой планеты не осталось ни единого шанса. Она навсегда погрязла в крови, жестокости и помоях, в которых я — груда переломанных костей, хаотично воткнутых в мясо, — и валяюсь по самым скромным меркам уже около месяца.
Он играет со мной. Он знает, что мне, как никому другому известно — меня ни за что не оставят в живых. И не оставят в покое. Он не даст моему телу просто засохнуть без еды и питья, потому что эта примитивная жажда не причинит мне достаточно боли. Но я не буду просить о конце и пощаде. Я не спешу умирать.
Я провожу сухим языком по нижней губе и чуть прикусываю ее зубами — ничего. Я больше не чувствую вкус даже собственной крови. Это странно, потому что твои руки на моей шее — теплые и пахнущие солью; ты вытирала ими слезы, — я помню до сих пор.
Берта, ты слышишь меня? Тебя больше нет рядом, но я, так уж получилось, все еще не могу перестать говорить с тобой. Вернее, молить тебя о прощении. Прости меня, Берта. Прости, моя маленькая ведьмочка, прости. Если бы ты только знала, как я жалею о том, что появился в твоей жизни. Тебя убила не Лея и даже не Адриан. Тебя убил я.
Я так скучаю, Берта, и иногда мне кажется, что я готов убить только ради того, чтобы хотя бы раз снова услышать твое ехидное и чуть насмешливое «вампирчик»...
— Вампирчик! Здравствуй, дорогой. — Я вздрогнул и, разомкнув веки, стал с усилием всматриваться во тьму. Это был твой голос. Твой, Берта, и знать, что этот голос больше тебе не принадлежит, было мучительно больно. — Надо отдать должное этой девчонке — с фантазией у нее был полный порядок. Ты знаешь, сколько забавных мыслей витало в ее симпатичной головке? Порой мне кажется, что я до сих пор их слышу.
Лея пустила по периметру комнаты огни, окрасившие мою темницу ядовито-желтым светом. На ведьме были свободные штаны и заправленная в них рубаха; стильно и просто — она никогда не любила вычурность в одежде. Твои каштановые длинные волосы, Берта, Лея заплела в две тугих косы, расслабленных у основания, отчего черты ее лица заострились, став почти на тебя не похожими.
— Ну, как ты тут? Грустишь? Страдаешь? Прощание с этим телом у тебя было эпичным. — Лея замолчала, уставившись на меня, и я опустил взгляд — я не мог, Берта, просто не мог долго смотреть в твои глаза, не находя в них тебя. — Елеазар, серьезно. — Лея недовольно повела плечом, опустившись напротив меня на корточки. Ей не нравилось, когда все шло не так, как она хотела. Но, в конце концов, я был таким же, и если бы мог выбирать и просить вселенную об исполнении желаний, рядом со мной была бы не она, а ты. Так что все честно. — После стольких лет помешательства на Лоле, ты, наконец, решил ее отпустить и переключиться на кого-то другого? И ради чего? Все, что было особенного в этой девчонке, дала ей я. Сама же Берта — или та, кем она родилась, — обыкновенная посредственность, и ты, как вампир, должен был это заметить.
— Какая тебе разница, что я чувствую? Ты ведь не за этим сюда пришла. — Звук моего голоса оказался непривычно хриплым, сухим, а язык был подобен наждачке, разрезающей до крови нёбо.
— Да нет, как раз за этим. Мне скучно. — На полу материализовался теплый шерстяной плед, на который Лея аккуратно села, вытянув ноги перед собой. Теперь я видел только профиль ее — вернее, твоего — лица, разрисованный узорчатыми тенями. — Адриан вечно чем-то занят, а тебе еще рано переходить к следующему кругу ада. И, веришь или нет, я по-настоящему сроднилась с этой девчонкой за семнадцать лет существования в одном теле. Мне правда интересно — что ты в ней такого нашел? Ты ведь мог убить ее и меня заодно, как только она рассказала тебе о том, что я побеждаю. У тебя было несколько секунд, которых за глаза бы хватило на то, чтобы переломить ей шею. Но ты этого не сделал, Елик. Почему? Если бы я не была с вами рядом каждую секунду с момента вашего знакомства, то подумала бы, что ты влюбился.
Я сглотнул и медленно провел ногтями по полу, позволив кусочкам грязи и мелким песчинкам, забившись под них, до крови разодрать истончившуюся кожу. Лея несколько мгновений пристально вглядывалась в меня, словно пытаясь прочитать на моем лице ответы на свои вопросы, пока наконец, потеряв терпение, не пошевелила пальцами, пустив мне в ладонь нож. Рука, которой я водил по полу, оказалась пригвожденной к земле. Я зашипел, кусая губы от боли, и ведьма удовлетворенно улыбнулась.
— Так-то лучше. Я лицезрела хоть какие-то эмоции. Кстати, о них. Если ты не хочешь говорить о том, что чувствуешь к этой девчонке, может быть, будешь не против услышать о том, что чувствовала она? Я ведь все знаю. Давай же. Любой вопрос. Я с легкостью на него отвечу.
Достав из руки нож, я прислонился головой к стене, чувствуя, как колотая рана ослепляет меня, лишая жизненной силы. Вампиры выносливее людей, но только тогда, когда имеют доступ к крови. Без нее мы еще более жалкие создания, чем любой из представителей человечества.
— Елеазар, эта камера действует на тебя как-то совсем удручающе. Ты стал отвратительным собеседником. С этим надо что-то делать. — Лея поднялась на ноги, подойдя вплотную ко мне; ее колени маячили где-то на уровне моей головы, почти не держащейся на высохшей шее. — Я готова поклясться, что эта девчонка любила тебя, сама того не осознавая. — Лея наклонилась ко мне, приблизив губы к моему лицу. От нее исходил дурманящий терпкий запах — запах крови. — И если ты тоже к ней что-то чувствовал, то, возможно, однажды, кто знает, вы могли бы быть очень счастливы. Вместе. Но, к твоему сожалению, я скорее отправлюсь в ад, чем позволю своему убийце почувствовать хотя бы крупицу счастья. Ты больше никогда ее не увидишь. Никогда, Елик. Ты заживо сгниешь, зная, что погубил девушку, которая любила тебя. Снова.
Я понимал, что Лея говорит это специально, что она просто пытается морально раздавить меня, но, Берта... Прошу тебя, ответь мне. Это правда? Ты любила меня? Я дернул головой, ударившись затылком о крошащуюся стену, подозревая, что медленно начинаю сходить с ума. Берта, где ты? Спаси меня, спаси, спаси... Просто, скажи, что ты меня слышишь. Скажи, что ты не ушла навсегда.
Мне кажется, что на какое-то время я потерял сознание, потому что когда снова открыл глаза, Лея уже покинула темницу. По моему лицу бежали слезы, и, черт возьми, мне было плевать, если я выглядел жалким.
Все, чего я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.
Я умоляю тебя, Берта. Пожалуйста.
Вернись.
***
— Ты как, пташка?
Подперев рукой щеку, я устало вздохнула, посмотрев на Вафадара, сидящего напротив меня за столом. После смерти Кая все на Лапидеи смешалось и пошло кувырком: дверги и эльфы теперь не так сильно сторонились друг друга, полагая, что лучше встретить опасность в компании врага, чем в одиночестве, и мы с Вафи пользовались этим, чтобы проводить завтраки вместе. В конце концов, не зря же я потратила столько времени на то, чтобы уверить всех и каждого, что не упускаю случая подколоть неуклюжего дверга. Прием пищи — чем вам не возможность подсесть к Вафадару, чтобы сотворить очередную пакость. Правда, сегодня, пожалуй, актриса во мне с чистой совестью могла взять выходной — все равно никому на Лапидеи до нас с Вафи не было никакого дела.
— Я в порядке. Просто родители в последнее время ведут себя странно. И у меня предчувствие, что это никак не связано со смертью Его Высочества, понимаешь?
— По-моему, ты как обычно себя накручиваешь. — Вафи тепло посмотрел на меня, и мне вдруг захотелось прижаться к нему, закрыть глаза и, замерев, несколько секунд слушать ровное биение его сердца.
— Нет, просто... — Я мотнула головой. — Ладно, наверное, ты прав.
Вафи улыбнулся своей особенной улыбкой, предназначавшейся исключительно мне, и нарочито робко опустил глаза в тарелку; я обожала его за эту игривую застенчивость.
— Ваф... — Я открыла рот, чтобы сказать что-то вроде «я люблю тебя», но не успела: на поляну, где завтракали беженцы, вдруг влетел авиум, престарелый нервный старикашка с полуоблезлыми крыльями и желтыми зубами — вернее, тем, что от них осталось, — истошно крича:
— Вернулась! Она вернулась! Избранная вернулась!
— Неужели Берта?.. — Поспешно выйдя из-за стола, я кинула встревоженный взгляд на Вафадара. — Прости, мне надо идти. Увидимся позже, хорошо?
Вафадар кивнул.
— Будь осторожнее. Никто не знает, где она пропадала столько времени.
Пулей проскочив мимо трапезничающих лавурцев, я бегом припустила к шатрам, всем сердцем надеясь, что мне позволят присутствовать при допросе. В конце концов, я — дочь главы эльфийской общины, и однажды мне тоже предстоит участвовать во всяких важных собраниях, а, значит, уже сейчас нужно просвещать себя на вопрос проведения подобного рода мероприятий. Только бы отец одобрил мой благородный порыв.
Здраво рассудив, что пробираться необходимо к тому шатру, вокруг которого собралось больше всего лавурцев, я, беспрестанно извиняясь, протолкнулась к выходу и, отодвинув полог, зашла внутрь.
— Мне срочно нужно поговорить с Каем, где он? Я была в катакомбах, но там почти никого нет, и...
— Ты? — Не сумев сдержать удивленного возгласа, я, открыв рот, во все глаза уставилась на Аврору. Когда авиум возвестил, что вернулась Избранная, я, конечно же, первым делом подумала о Берте, потому что применительно к близняшкам неизменно употребляли прилагательное «Избранные» — они никогда не появлялись на Лавуре поодиночке.
— Мелисса, что ты тут делаешь? У нас важный Совет Старейшин, а ты еще не достаточная взрослая, чтобы...
— Советы Старейшин имеет право собирать только король или наследник, которого среди вас нет. — Я упрямо посмотрела на отца, ответившего мне не менее жестким взглядом. Август Лаириэль недовольно сощурил глаза, не желая устраивать сцену на глазах у собравшихся, и я удовлетворенно вскинула голову — своим бездействием, обусловленным фамильной гордостью, отец невольно дал мне разрешение остаться.
— Где Кай? Почему вы?..
— Он мертв. — Я резко перебила Аврору, памятуя, как при нашей последней встрече она обращалась с Бертой, только что потерявшей родителей. Я в принципе никогда особо не жаловала бледноволосую ведьму, но тот случай помог мне развеять некоторые существовавшие до этого сомнения окончательно. — Его убили. Мы не знаем, кто, но рядом с телом был обнаружен зазубренный кинжал, что, как известно, может означать лишь одно — Искандер нашел нас, и никто на Лапидеи больше не в безопасности.
Я обвела взглядом старейшин, надеясь, что не слишком много взяла на себя — явилась на официальное собрание, а теперь еще и говорю от их лица. Папочка должен гордиться моим умением повелевать высокопоставленной гильдией. Впрочем, в последнее время это не составляло большого труда. Смерть принца выбила почву из-под ног не только у рядовых лавурцев.
Осматриваясь по сторонам, главным образом затем, чтобы не наблюдать за корчащейся от беззвучных рыданий Авророй, я случайно встретилась глазами с Алексом. Молодой авиум, слишком рано, на мой взгляд, возглавивший общину своих соплеменников, подарил мне кривую ухмылку, выказывая своеобразное одобрение.
Трудные времена требуют отваги и решимости, которых не хватает тем, кто по праву рождения всегда чувствует себя защищенным и неуязвимым. Именно эта слепая уверенность и сгубила Лавур, когда на него пришел Искандер. Я бы хотела с гордостью сказать, что озвучиваю свои мысли, но нет — я, как и все здесь собравшиеся, росла беззаботной тепличной пташкой, каковой и оставалась до тех пор, пока не встретила Вафадара.
— Аврора, что с вами случилось? Где Иветта и Берта? — Иосиф, глава двергийской общины, демонстративно отвернувшись от меня и Августа, подошел к ведьме, по-отечески положив руку ей на плечо. Полагаю, с его стороны это было нечто вроде акта сочувствия, на который близняшка, слишком поглощенная собственной болью, не обратила, увы, никакого внимания. Все на Лавуре знали, что она была довольно близка с Каем; некоторые даже предполагали, что близка чересчур, но доказательств сему ни у кого не находилось, так что слухи так и оставались слухами. Завистливыми, грязными, но абсолютно пустыми.
— Как же так?.. Кай... Иветта... Это все она, она сказала мне о том, что я их потеряю. Проклятая...
— Аврора? — Я окликнула близняшку, с каким-то лютым усердием заламывающую собственные руки, и та вздрогнула, словно мой голос ударил ее невидимой плетью.
— Иветта мертва. Берта убежала с Мортом. Полагаю, она больше не на нашей стороне.
Среди старейшин поднялся испуганный гул, кто-то, схватившись за сердце, пробормотал «это конец» и изумленно затих. Алекс, единственный юнец среди собравшихся, не считая меня и Авроры, скрестил руки на груди, дрогнув крыльями, выглядывающими из-под полов длинного плаща, небрежно наброшенного на плечи.
— Ты уверена? Берта убежала с Елеазаром? — Я повела бровями, из последних сил сдерживая желание закатить глаза. — Она ведь знает, что он предатель. Может быть, ты хотела сказать, что он похитил ее? Потому что все это...
— Я же сказала — она ушла с ним. — На этот раз Аврора перебила меня, резко повысив голос. — Вполне осознанно и добровольно, бросив меня с Иветтой, истекающей на моих руках кровью. Морт напал на нас. Он... он убил Иветту, а потом они с Бертой ушли, воспользовавшись печатью. Держу пари, что и в смерти Кая не обошлось без их участия. — Аврора говорила слишком механично, как будто пересказывала однажды заученный текст, в достоверности которого пыталась убедить саму себя. Я недоверчиво воззрилась на нее, мысленно прокручивая в голове одну и ту же фразу: Елик не мог этого сделать. Он бы никогда не убил Избранную, и Берта ни за что бы добровольно не вверила себя в руки убийцы просто так, без всяких на то особых причин. Но, судя по одобрительным покачиваниям головами, подобного мнения придерживалась я одна. Я чуть не крикнула «очнитесь, это же Елик!», но вовремя спохватилась. Чтобы оставаться в курсе всех происходящих событий, мне нужно быть хладнокровной, вести себя взвешенно и осознанно, что подразумевает под собой — не давать волю эмоциям и не позволять личным привязанностям брать верх над разумом. По крайней мере, на глазах у отца и других старейшин.
— Эту информацию необходимо проверить.
— Ты думаешь, я вас обманываю, Мелисса? — Аврора с вызовом посмотрела на меня, вынуждая пойти на попятную. И, правда, какие еще основания, кроме собственной интуиции, я имею, чтобы не доверять Избранной? Последней Избранной, оставшейся на нашей стороне.
— Нет, просто, кто знает, возможно, ты ошиблась или что-то не так поняла. Не стоит делать поспешных выводов.
— Я согласен с Мэл. — Алекс, кивнув, обратился к старейшинам, на этот раз открыто поддержав меня уже второй раз за сегодняшнее собрание. Я подозрительно прищурилась, гадая, с чего бы это вдруг авиум решил проявить такое участие — еще будучи на Лавуре, мы с ним переносили друг друга с неподдельным трудом. Алекс казался мне слишком самоуверенным и заносчивым. Возможно, даже немного похожим на меня. Вернее, на ту мою часть, с которой я безуспешно пыталась бороться. — Последнее, что нам сейчас нужно, — это опрометчиво лишиться потенциальных союзников. Боюсь, победить Искандера под силу только ведьме, так что я все же надеюсь, что произошло какое-то недоразумение, и Избранная ушла с предателем против своей воли. И, конечно же, что она до сих пор жива.
— Да, все это верно, только... — Иосиф искусственно кашлянул, исподлобья посмотрев на участников Совета. — Что делать дальше? Мы не знаем ничего наверняка, не можем попасть на Лавур и ко всему прочему лишились наследника. Стране нужен лидер, который поведет ее за собой. Без него мы бессильны.
— Но последнего наследника убили. Не хотите ведь вы сказать, что?.. Где вы собираетесь искать нового короля? — Вольдемар Стреглазов шагнул вперед, заставив остальных старейшин интуитивно отступить назад. Господин Стреглазов являлся представителем старинного рода каменных волков, члены которого испокон веков были приближены к короне. Широкий в плечах, высокий, бугристый и массивный, он внушал страх и входил в круг доверенных советников Его Высочества. По крайней мере, до дня убийства Кая.
— Существует древний обычай, придуманный нашими предками много столетий назад. — Слово взял мой отец, сохранявший, несмотря ни на что, ясность рассудка и невозмутимость. Августа Лаириэля не так-то просто было напугать или вывести из себя. — К сожалению, несчастье, случившееся с Его Высочеством, не ново. Лавур и раньше оставался без законного наследника, и тогда трон занимал другой несомненно достойный кандидат.
— Я знаю, куда вы клоните, Август. Но престол вот уже много столетий принадлежит каменным волкам, а то, что вы хотите предложить, это...
— Справедливо? Вольдемар, бросьте. Времена меняются. Возможно, то, что случилось двадцать лет назад, лишь доказывает, что каменные волки больше не должны управлять Лавуром.
— Следите за словами, господин Лаириэль! — перешел на рык Стреглазов. — Что-то я не припомню, чтобы вы были таким смелым, пока Его Высочество находился у власти.
— Я всего лишь служил ему, как и всякому законному наследнику, к коим остальные каменные волки, простите, не имеют никакого отношения. — Отец с прищуром посмотрел на поверженного собеседника, угрюмо сжавшего губы. — У кого-то еще, кроме господина Стреглазого, есть какие-нибудь возражения?
Старейшины молча покачали головами, а я с легким презрением отметила, как глаза почтенных господ зажглись алчным огнем. Вот же жадные до власти особы! Да таких на пушечный выстрел нельзя приближать к королю и уж тем более к престолу. Но, увы, это наш Совет, не поддающийся трансформации даже путем изгнания и революции.
Об обычае, о котором говорил отец, я, скажем так, по долгу службы читала в одной старинной книге, еще в бытность свою на Лавуре. По сути своей порядок выбора нового короля был предельно прост. В случае смерти последнего законного претендента на трон, на Лавуре устраивали нечто вроде состязаний, именуемых Тетриадой по количеству рас, представленных в Совете, принять участие в которых мог любой желающий. Разумеется, при условии своей принадлежности к какой-нибудь родовитой семье. Таким образом, возможность занять престол и навсегда вписать свое имя в историю становилась реальной для каждой населяющей Лавур расы. Много столетий основные рычаги влияния были в руках каменных волков, несмотря на наличие в Совете эльфов, авиумов и двергов, но смерть Кая пошатнула их до сей поры неоспоримое положение в монархической иерархии, что и объясняло недовольство господина Стреглазова.
— Что ж, если все согласны, я предлагаю обсудить возможные кандидатуры. Здесь собрались представители всех древнейших родов, так что, я думаю, мы обойдемся без официального объявления народу. Вряд ли кто-то еще из лавурцев согласится стать мишенью для Искандера.
Старейшины боязливо переглянулись, на мгновение забыв, что сулил им престол помимо смертельной опасности, и Август чуть презрительно изогнул губы; я довольно часто лицезрела подобное выражение на лице своего отца.
— Пока все думают, я, пожалуй, предложу себя на роль будущего короля. — Алекс выступил вперед, и я тайком закатила глаза — ничего удивительного. Выскочке, однажды обошедшему на пути к власти в своей общине других более взрослых и достойных кандидатов, всегда и всего будет мало. Но только вряд ли битва за престол окажется такой же легкой, как внутрирасовые гонки за лидерство.
— Каменные волки выдвигают кандидатуру Игната Стреглазова. Мой сын был приближенным Его Высочества и как никто другой достоин возглавить лавурцев на пути к нашей общей победе.
Когда вперед вышел Иосиф, назвав имя Градимира Вардака, я, опомнившись, перевела взгляд на отца, и от нехорошего предчувствия у меня на мгновение парализовало конечности — Август Лаириэль с убийственным спокойствием смотрел прямо на меня, заложив руки за спину. И я знала, что это значит. Что бы он ни сказал сейчас, я должна согласиться и выслушать объяснения позже, тогда, когда уже невозможно будет ничего изменить. Безропотное послушание в вопросах, касающихся власти, — это неотъемлемая часть поведения дочери главы эльфийской общины.
— Четвертым участником Тетриады станет моя дочь, Мелисса, — отчеканил отец и, заметив попытку господина Стреглазова что-то возразить, добавил: — Закон не запрещает королеве быть основателем правящей династии.
Я, стараясь не подавать вида, что до чертиков напугана, медленно сглотнула. Прекрасные поля Андромеды, неужели отец сошел с ума, совсем потеряв голову от возможности оказаться поближе к престолу? Что я, целительница, смогу сделать против обученных громил, вроде Игната или Градимира? Да, я как любая преемница в свое время проходила соответствующую подготовку, но уже много лет не практиковалась ни в чем, хотя бы отдаленно напоминающем боевые искусства, выбрав совершенно другой путь. Я не смогу стать королевой. И я не хочу ей становиться. Потому что взойти на трон значит навсегда потерять все, что я люблю. Потерять того, кого я люблю.
— Итак, если все уверены в своем выборе... — Иосиф, смотрящий на моего отца, не менее внимательно, чем я, развел руками, собираясь подвести итог сегодняшнему собранию.
— Господа, вы, кажется, забыли об еще одной расе, которая может претендовать на трон. — Аврора, сидевшая до этого момента в углу, тихо всхлипывая и размазывая по лицу слезы, вдруг поднялась на ноги и неожиданно уверенной походкой направилась в сторону старейшин.
— Аврора, ведьмы никогда не принимали участия в Тетриаде. Само название состязаний...
— Как сказал твой отец, времена меняются.
— И кого же в таком случае ты хочешь предложить? Уж не себя ли? Ты не являешься представителем древней династии, что само по себе уже противоречит правилам. — Я не удержалась от скептической усмешки. Хотя, впрочем, если забыть об установленных порядках, у Авроры шансов победить было определенно больше, чем, например, у меня.
— Я говорю о Марке. И он не просто ведьмак. Он — сын убитого короля. По правде сказать, прав на престол у него больше, чем у любого из выдвинутых кандидатов.
Старейшины недовольно переглянулись. Если смириться с наличием на престоле друг друга они еще кое-как могли, то вот допустить на него ведьмака или, другими словами, расу, столетиями презираемую на Лавуре, к слову, по не вполне понятным мне причинам... Аврора не понимала, что настаивала на невозможном. Видимо, от горя бедняжка совсем потеряла ощущение реальности.
— Аврора, прости, но мы не можем удовлетворить твою просьбу. Ведьмы никогда не занимали лавурский престол. — Я отметила, что отец сделал особый акцент на слове «никогда», словно предполагая, что именно его смысл может не дойти до близняшки.
Смиренно выслушав главу эльфийской общины, Аврора нахмурилась; черты ее лица стали до невозможности жесткими, даже слегка угловатыми.
— Господин Лаириэль, я хочу напомнить вам, что от ведьм зависит, взойдет ли вообще кто-нибудь из вас на лавурский престол. Или вы планируете победить Искандера без нашего участия?
— Аврора, а с чего ты вообще взяла, что Марк согласится? — Мой своевременный вопрос позволил, казалось, уже отчаявшимся подобрать правильный аргумент старейшинам выдохнуть. Только Алекс по-прежнему взирал на всех с ленивым равнодушием, видимо, априори не сомневаясь в своем превосходстве над соперниками вне зависимости от их расы и количества.
Вдруг возникшая в шатре тишина заставила ведьму на мгновение смешаться. Она, опустив глаза, тряхнула волосами, спутанными и грязными, некрасиво липнущими к потной шее и лицу. Интересно, где она провела все эти дни после бегства Берты и смерти близняшки?
— Мне нужно лишь согласие Совета. Я смогу уговорить Марка.
— И если мы не согласимся?..
— Никакой помощи в войне с Искандером вы не получите.
Кто бы мог подумать, что в этой светлой правильной головке живет такой беспощадный манипулятор. Фактически Аврора не оставляла старейшинам выбора. Только вот как она собралась исполнять пророчество, оставшись единственной хотя бы потенциально способной помочь Избранной? Я сморщилась — никогда не любила всю эту прорицательскую чепуху.
— Хорошо. — Отец, переглянувшись со старейшинами, выдохнул согласие; на лбу у него при этом вздулась вена, что говорило о том, что он был чем-то недоволен, а все недовольства Августа Лаириэля обычно касались нарушения его детально продуманных гениальных планов. Интересно, в который из них вмешалась Аврора? — Если господин Златокрылов изъявит желание участвовать в Тетриаде, Совет утвердит его кандидатуру.
— Спасибо, господа. — Аврора улыбнулась, довольно сверкнув глазами. — Если позволите, то прямо сейчас я хотела бы вас оставить. Мне необходимо привести себя в порядок. Я слишком сильно спешила увидеть Его Высочество, и... — Голос близняшки дрогнул, и она сжала кулаки, вероятно, приказывая себе собраться. — Прошу меня извинить. — Вцепившись правой рукой в интрадор, ведьма через несколько секунд исчезла в серебристом свечении. Я проводила ее задумчивым взглядом. Уж слишком сильно Аврора обрадовалась согласию старейшин, и это странно, потому что объективно — каковы шансы, что брат принца, всю жизнь попрекаемый Советом, согласится иметь дело с ненавистными ему старейшинами? Я не верила, что Марк когда-нибудь добровольно захочет возложить на себя бремя никогда не прельщавшей его власти. Да и вообще, зачем Авроре понадобилась усаживать его на трон?
— Полагаю, на этом собрание можно считать оконченным. В ближайшее время необходимо объявить подданным о Тетриаде, а пока кандидаты могут готовиться к состязаниям.
— Август, а что насчет вампиров? Кто-нибудь связывался с главой Ночной Стражи? Кто знает, может быть, не только ведьмы решат нарушить древние традиции и принять участие в битве за трон. — Вольдемар улыбнулся каким-то собственным мыслям, вероятно, даже не обратив внимания на то, что своим вопросом превратил моего отца из негласного лидера Совета в вполне себе официального регента. Вежливый кивок Августа в сторону каменного волка красноречиво дал мне понять, что глава эльфийской общины пришел к похожим выводам.
— Вчера вечером я имел недолгую беседу с Виктором Мортом. По его словам, вампиры не заинтересованы в Тетриаде и предпочитают по-прежнему оставаться вассалом короны при условии сохранения исторически принадлежащих им прав.
Удовольствовавшись ответом, старейшины один за другим стали покидать шатер, и я шагнула в сторону, освободив им проход, с нетерпением ожидая, когда полог опустится за последним из них. И как только это произошло, без всяких прелюдий выпалила напрямик, обращаясь к отцу:
— Папа, что все это значит? Ты должен был выдвинуть кого-то другого. Не меня. Ты ведь знаешь, что я не смогу...
— Мелисса, дай мне сказать. — Тихое замечание отца мгновенно остановило мой словесный поток. Слишком сильна была привычка во всем его слушаться, умело привитая мне еще в детстве. — Прежде всего, я вовсе не жду, что ты выиграешь. Мало того, от тебя этого и не требуется.
Я мотнула головой, ни капли не понимая, что отец имеет в виду. И одновременно предчувствуя нечто ужасное, потому что ни в одной из реальностей Август Лаириэль не мог просто так отказаться от возможности привести свою общину к власти.
— Я хочу, чтобы во время каждого из состязаний ты помогала одному из участников и делала все, от тебя зависящее, чтобы победил именно он.
— И кому я должна помогать?
— Александру Воланту.
— Алексу? — Я настолько опешила, что, по-моему, выкрикнула имя громче, чем изначально планировала. — О, прекрасные поля Андромеды, зачем?
— Мелисса, мы живем в мире, в котором все законы, которые были когда-то непреложными, уже не имеют былого могущества. Каменные волки сотни лет занимали престол вовсе не потому, что являются мудрыми правителями. Они удерживали власть силой. И ни что не помешает им сделать это и сейчас вне зависимости от исхода Тетриады. Я бы смирился с волком на троне, если бы не одно маленькое «но». На их браки наложено слишком много запретов, которые не позволяют другим расам претендовать на что-то большее, чем просто место в Совете. К счастью для нас, сейчас каменные волки не настолько могущественны, чтобы побороть несколько общин сразу. По отдельности – да, конечно, но стоит кому-то объединиться, и у волков не останется шансов. Эльфы и дверги сотни лет враждуют, ведьм почти не осталось, впрочем, их я никогда и не брал в расчет. Вампирам корона не интересна. Остаются авиумы.
— Ты хочешь, чтобы мы заключили с ними союз?
— Именно. — Отец удовлетворенно кивнул, выказывая должное уважение моей «феноменальной» догадливости. — И, когда дело идет о военном сотрудничестве, ничто не скрепляет его прочнее брака.
— Папа, нет. — Я на секунду зажмурилась, судорожно пытаясь сообразить, каким еще образом можно интерпретировать слова отца, кроме единственного пришедшего мне в голову, самого очевидного варианта. — Ты ведь не хочешь сказать, что я... что я должна собственноручно помочь Александру Воланту стать королем, а потом еще и выйти за него замуж?
Отец ничего мне не ответил, и это молчание объяснило мне все лучше любого озвученного вслух согласия.
— Папа, но я не хочу. Он мне совсем не нравится. Я думала, ты оставишь за мной право выбора. Я думала...
— Мелисса, ты — моя дочь. Ты — будущее нашей общины. И я всегда учил тебя, что, прежде всего, ты должна думать не о себе, а о своем народе, которому твой брак с Александром не просто желателен, а необходим, чтобы вернуть былое величие.
Я опустила голову, увлеченно кусая губы. Все во мне сопротивлялось желанию отца, но что я могла сделать? Отказаться значило подвести своих соплеменников, отдать власть волкам и поставить свои интересы выше интересов эльфов. Я ведь не могла признаться отцу, что уже люблю другого. Дверга, брак с которым никогда не был возможен даже в моих самых дерзких мечтах.
— Так что, Мэл, я могу на тебя рассчитывать?
— А что если у него не получится победить? — Я ответила вопросом на вопрос, намеренно желая разозлить отца. В конце концов, как безвольная игрушка, вынужденная жить по правилам кукловода, дергающего за ниточки моей судьбы, я имела право хотя бы на то, чтобы быть этим недовольной.
— Получится. Ты ведь будешь во всем ему помогать. Да и Александр совсем не за красивые глаза получил место главы общины в свои-то годы.
— Но все же если...
— Никаких «если», Мэл, — жестко оборвал меня отец. — Я жду твоего ответа.
Я вскинула голову и резко втянула носом воздух, чуть не выкрикнув «нет». Нет! Нет! Нет... Нет, я не имела на это права. Прикрыв глаза, я на несколько секунд мысленно воскресила в сознании образ Вафадара, его улыбку, ямочку на щеке, теплые янтарные глаза, голос. Какая же я глупая. И жестокая — я не должна была позволять себе в него влюбляться.
— Я согласна. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы Алекс победил в Тетриаде и стал королем.
— Я знал, что могу на тебя положиться. — Август опустил плечи, из последних сил удерживая на лице маску мудрого отца и правителя. — На этом все. Я рад, что мы с тобой друг друга поняли.
Кивнув на прощание, я попятилась к выходу, чувствуя себя так, словно шагнув за порог, начну стремительно падать в пропасть, из которой нет абсолютно никакой возможности выбраться. Оказавшись на свежем воздухе, я рассеянно посмотрела вперед, невольно зацепившись взглядом за фигуру Вафадара, так часто искомую мной в толпе. Бежать. Бежать так быстро, как позволяют силы. Бежать туда, где не слышно его дыхания и стука сердца. И больше никогда не смотреть ему в глаза. Потому что если я это сделаю, то снова утону в них, и никогда не смогу исполнить то, что только что пообещала отцу. Никогда не смогу исполнить то, что должна.
***
Иногда мне кажется, что я могу ей управлять. Стоит только приложить чуть больше усилий, и она сделает или скажет то, что мне захочется. Но потом появляется тьма. Густая, липкая, давящая бестелесной массой на затуманенный разум. Она заполняет мои глаза, проникает в уши и связывает язык, оплетая его тугой змейкой.
Я бы хотела вернуться к тебе, Елик. Я пыталась, клянусь.
Но она сильней.