Том I: Глава 21 - Заложники тьмы.
Тишина комнаты была вязкой, словно звуки в этом месте гасли, не успев появиться. Едва слышное жужжание камеры добавляло странное чувство тревоги, будто за происходящим наблюдали сотни глаз. Свет, мерцающий над головой Агаты, словно выгорал, оставляя её фигуру наполовину в темноте.
Комната, где снималось видео, едва освещена тусклым светом лампы, отбрасывающим причудливые тени на стены. Агата сидит прямо, скрестив руки на коленях, её фигура напоминает вырезанную из камня статую. Лицо остаётся неподвижным, только глаза — холодные и сосредоточенные — сверлят невидимую точку перед собой. Это та же поза, в которой она была заснята на другой кассете — одна из тех, что нашли в комнате лабиринта. Тогда она выглядела похожей: отчуждённой, замкнутой, словно говорила не с людьми, а с пустотой.
— Вопрос №1: Нравится ли вам причинять боль другим людям?
Сначала Агата молчала. Её взгляд скользнул вниз, на собственные руки, лежащие на коленях. Пальцы слегка дрогнули.
Её сознание выдернуло её из комнаты в прошлое — тот день, тот побег. Она снова видела себя, в хаотичном движении коридоров ПОРОКа, где паника и ненависть смешались в одно целое. Помнит, как её кулак столкнулся с челюстью охранника, хруст кости, его вскрик — короткий, прерванный её ударом. Помнит, как её ноги без устали несли её вперёд, словно тело было машиной, созданной только для того, чтобы уничтожать. В глазах стояла кровь, не её, а тех, кто осмелился перегородить ей путь.
Каждое движение вспыхивало в памяти: как она вывернула руку другому, как его лицо исказилось в немом крике; как в её руках оказался металлический прут, и она, не задумываясь, обрушила его на чью-то спину. Она ощущала сопротивление, как металл рассекал кожу. И все это — ради одной цели: выйти. Выжить. Остановиться значило бы смерть.
Но что она чувствовала тогда? Власть? Нет. Это было нечто иное. Холодное, как осколок льда в сердце. Машинальное действие. Она не была человеком в тот момент, она была оружием.
— Нравится ли вам причинять боль другим людям? — снова раздался голос, чуть настойчивее.
Агата выпрямилась. Взгляд, теперь бесстрастный, вернулся к собеседнику.
— Нет, — её голос прозвучал чётко, с уверенной твёрдостью. Ни следа сомнения.
— Вопрос №2: Как вы чувствуете себя, зная, что ваши действия могут сломать чью-то жизнь?
— Я думаю, что это неизбежно. Если кто-то пострадал, значит, он оказался на пути не в то время, не в том месте. Жизни ломаются. Это закон. И мы не обязаны спасать всех.
— Вопрос №3: Считаете ли вы, что ради большего блага можно оправдать любые средства?
— Любые? Нет. Но если выбор между меньшим и большим злом — тогда да. Без этого выбор превращается в слабость.
— Вопрос №4: Вы когда-нибудь испытывали сожаление за тех, кого заставили страдать?
Её глаза блеснули почти насмешливо.
— Сожаление — роскошь. У меня нет на него времени.
— Вопрос №5: Есть ли кто-то, чью боль вы считаете заслуженной? Почему?
На этот раз Агата задержалась на долю секунды, будто задумавшись.
— Люди получают то, что заслуживают. Всегда.
— Вопрос №6: Какую эмоцию вы испытываете, причиняя боль: власть, удовлетворение, равнодушие?
— Равнодушие. Это инструмент, не больше.
— Вопрос №7: Если бы у вас была возможность всё изменить, вы бы сделали это?
Её взгляд вновь обрел твёрдость.
— Нет. Все, что было сделано, сделано ради цели. Изменения приведут к хаосу.
Агата не смотрела на них — её взгляд устремился куда-то в тень, за пределы освещённой зоны. Когда голос задал следующий вопрос, в её глазах мелькнула искра раздражения, но она быстро погасла, уступив ледяной маске спокойствия.
— Вопрос №8: Как вы объясняете себе свои поступки, чтобы спокойно спать по ночам?
— У меня нет необходимости объяснять. Всё имеет причину. Люди ошибочно ищут оправдания там, где они не нужны.
— Вопрос №9: Есть ли что-то, что заставило бы вас прекратить причинять боль?
Она качнула головой, будто отсекая саму мысль.
— Вряд ли. Иногда боль — это единственный язык, который люди понимают.
— Вопрос №10: Вы считаете себя жертвой или палачом?
— Ни тем, ни другим. Эти роли слишком примитивны. Я — результат обстоятельств.
— Вопрос №11: Вам доставляет удовольствие наблюдать за страданиями других?
На её лице мелькнула почти тень улыбки.
— Нет. Удовольствие — это эмоция. Здесь не место эмоциям.
Каждое её слово звучало отчётливо, будто вырезано из стали. Ответы не содержали лишних эмоций, только хладнокровная прямота, будто она заучила эти фразы или повторяла их в уме тысячи раз до этого. Однако за поверхностью спокойствия пряталась другая Агата — та, что вспоминала, анализировала, взвешивала. Она будто бы отрезала каждую эмоцию от себя, оставляя лишь голую логику.
Камера зафиксировала её взгляд — пронизывающий, как холодный нож, — когда она отвечала на последний вопрос. Было невозможно сказать, думала ли она о чём-то ещё или полностью сосредоточилась на разговоре. Впрочем, это не имело значения. Всё в её позе, в манере говорить, в том, как её пальцы спокойно лежали на коленях, кричало о том, что она контролирует не только себя, но и тех, кто задаёт вопросы.
После последнего ответа Агата осталась неподвижной, но её пальцы едва заметно сжались. Камера уловила это движение, будто выдавая тот момент, когда её железная выдержка дала трещину. Секунду спустя она расслабила руки, сложив их на коленях, и медленно посмотрела в сторону. Это был единственный знак, что внутри неё всё ещё бурлят мысли, которые она не озвучивает.
~
— Где Билли? — с тихой, но явной злостью спросила Агата у Алби, её голос резал воздух.
Алби молчал, словно не слышал её слов. Его глаза были устремлены куда-то вдаль, туда, где холодный горизонт размывал линии между реальностью и страхом.
— Я спросила, где он? — настаивала она, шагнув ближе, словно пытаясь вырвать из него ответ.
— Похоронен, — резко бросил он, внезапно обернувшись. Его лицо было маской усталости и гнева. — Ты хотела это услышать? Ну вот, пожалуйста.
Слова ударили по ней, как удар кулаком в грудь. Агата на миг замерла, будто пытаясь осознать смысл сказанного. Нет, Билли не был её другом, но он был частью этой кошмарной реальности, частью их общего ужаса.
Она опустила взгляд, сжав челюсти, чтобы не выдать дрожь в голосе. Сделав шаг назад, она подняла голову к небу, будто ища там что-то, что могло бы дать ей силы, и ушла, оставив Алби одного.
~
Медпункт
Минхо вошёл в медпункт, толкнув дверь локтем. В помещении было тихо, если не считать тихого, неровного дыхания. Бен сидел на полу у стены, обняв руками колени. Его голова была опущена, лицо скрыто, но дрожь в плечах выдавала, что он далеко не спокоен.
Минхо остановился на пороге, рассматривая его, а затем медленно подошёл и сел рядом.
— Ты тут долго собираешься киснуть? — начал он, но в его голосе было меньше насмешки, чем обычно.
Бен никак не отреагировал. Его пальцы судорожно сжимались на ткани штанов.
— Эй, я вообще-то пытаюсь развеселить тебя, — снова заговорил Минхо, вытягивая ноги перед собой. — Чёрт, да я почти шутку придумал, а ты даже голову не поднимаешь.
— Уйди, Минхо, — хрипло ответил Бен, его голос был глухим и усталым. — Мне не до твоих шуточек.
— Вот только этого не хватало, — Минхо демонстративно вздохнул и облокотился на стену. — А то мне мало смотреть, как мы все медленно схлопываемся. Ты же всегда был крепким орешком, Бен. Что случилось?
— Они победили, — тихо ответил Бен, наконец поднимая голову. Его глаза были покрасневшими, лицо осунувшимся. — Им не нужно нас ломать. Мы сами это делаем.
Минхо нахмурился, его улыбка исчезла. На миг между ними повисла тишина, наполненная болью и усталостью.
— Слушай, — сказал он, убирая привычный сарказм из голоса, — они победят только тогда, когда мы это допустим. А пока мы живы — мы всё ещё чертовски сильные.
Бен горько усмехнулся:
— Сильные? Ты это серьёзно? Мы просто инструменты.
Дверь медпункта вновь приоткрылась, и в комнату вошла Агата. Она остановилась на пороге, посмотрела на них, но ничего не сказала.
Минхо коротко взглянул на неё:
— Если ты пришла, чтобы тоже пожалеть его, то очередь за дверью.
Агата, проигнорировав его колкость, подошла и опустилась на пол рядом с ними. Она ничего не говорила, просто молча сидела, уставившись перед собой.
Некоторое время все трое молчали. Лишь спустя несколько минут Минхо негромко сказал:
— Как думаешь, Агата, если бы они не забрали нас сюда, мы бы стали другими людьми?
Она подняла на него глаза, их взгляд был тяжёлым, полным вопросов, на которые не существовало ответов.
— Я думаю, мы всё равно были бы сломаны, — тихо ответила она. — Просто иначе.
Минхо грустно усмехнулся, отвёл взгляд и прошептал:
— Чёрт возьми, как же ты умеешь подбадривать.
Агата чуть качнула головой, но не ответила. В тишине они сидели ещё долго, каждый в своих мыслях, каждый в своей битве.
~
Небо над Глэйдом тяжело нависало серыми облаками, как будто отражая настроение тех, кто собрался на совет. Все — от младших скаутов до самых опытных бегунов — сгрудились вокруг, образуя круг. Галли и Алби стояли в центре, их фигуры казались особенно напряжёнными.
Галли открыл собрание короткой, грубой фразой:
— Мы больше не можем жить так, будто всё в порядке.
Алби поддержал его, обведя всех холодным взглядом:
— Смерть Билли, покалеченный Бен, проблемы с припасами. Это не случайности. Это предупреждение.
Голоса начали подниматься:
— Да они просто издеваются над нами!
— Что, если припасы больше не придут?
— А что с выходом? Мы ведь ни черта не приблизились!
Дискуссия быстро превратилась в спор. Один за другим глэйдеры выплёскивали свои страхи, обвинения и жалобы. Кто-то начал кричать, требуя, чтобы бегуны больше работали. Другие возмущались, что они итак на пределе.
Агата стояла в стороне, прислонившись к стенке. Она наблюдала за разгорающейся ссорой, но её лицо оставалось безразличным, даже слегка насмешливым.
— Мы все умрём здесь! — выкрикнул один из парней.
— Замолчи, — огрызнулся Галли. — Паника ещё никому не помогала.
В этот момент кто-то из толпы резко повернулся к Агате, ткнув в неё пальцем:
— А как насчёт неё? Разве это не её команда тогда разделилась? Разве это не из-за неё мы потеряли Билли?
Шум стих, все обернулись к ней. Агата медленно оторвалась от стены, её губы дрогнули в лёгкой, почти издевательской усмешке.
— Вы, мужчины, все одинаковые, — начала она, её голос звучал легко, почти развлекательно. — Мачо, но дешевки. Банда слабаков, сидящих в безопасности в Глэйде, пока бегуны надрывают зад.
Несколько человек переглянулись, ошеломлённые её словами.
— Ну ладно, ладно, вы тоже работаете, — с насмешливой покладистостью добавила она, приподняв ладони, словно извиняясь. — Я понимаю. Но мы тоже работаем.
Она сделала несколько шагов в центр круга, оглядывая всех взглядом, полным безразличия и скрытой злости.
— Но вы так предсказуемы. Нет, я не уверена, что вы достойны моего внимания и стараний.
Галли нахмурился, шагнул ближе.
— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Это не игра, Агата. Мы все рискуем, чтобы выжить.
Она засмеялась, коротко, громко, как будто его слова её позабавили.
— О, я знаю. Рискуете? Интересное слово. А кто, по-твоему, каждый день возвращается из этого вашего лабиринта, а, Галли? Или ты хочешь сказать, что я однажды не была там, не видела этих тварей?
— Ты сейчас не в ту степь идёшь, — прорычал он, но его голос дрогнул от раздражения.
Агата склонила голову, делая вид, что задумалась.
— Нет-нет, я просто пытаюсь понять. Это ведь так удобно, да? Найти виноватого. Чтобы все могли объединиться и чувствовать себя лучше.
— Никто тебя не обвиняет лично, — рявкнул Галли. — Но, чёрт побери, Агата, ты слишком легкомысленно к этому относишься!
Её смех снова прорезал тишину, звонкий и хлёсткий. Она едва удерживалась на ногах от своих же эмоций.
— Легкомысленно? Галли, если бы я принимала всё всерьёз, ты бы сейчас разговаривал с моей могилой!
Это вызвало тихие шепотки в толпе. Несколько человек нервно переглянулись.
— Ты даже не знаешь, что такое ответственность, — выплюнул Галли. — Ты всегда делаешь то, что взбредёт тебе в голову, и потом все расплачиваются за это!
Агата вздохнула, будто ему было сложно что-то объяснить.
— Если ты так уверен, что я виновата, почему ты ещё не привязал меня к дереву и не оставил на ночь для гриверов?
Толпа зашумела, а Галли нахмурился ещё сильнее. Их взгляды встретились, и в этой тишине искры пролетели между ними, как будто они могли убить друг друга одним лишь словом.
— Потому что я не такой, как ты, — тихо сказал он, но его голос был полон яда.
Она усмехнулась, но теперь в её глазах блеснуло что-то опасное.
— Тогда сделай милость, не пытайся меня учить, как выживать.
Галли сжал кулаки, но не ответил. Толпа замерла, напряжённая и растерянная. В этой тишине Агата развернулась и ушла, оставив за собой только отголоски своих слов.
Агата сидела на том же месте, что и всегда, под ночным небом, облокотившись на одинокое дерево. Лунный свет мягко касался её лица, подчёркивая усталость в глазах, которой она больше не пыталась скрыть. Минхо подошёл молча, с привычной уверенностью, но в его движениях чувствовалась тень усталости. Он сел рядом, выдыхая тяжело, словно пытался сбросить с плеч груз прожитого дня.
Было тихо, только звук их дыхания смешивался с ночным шёпотом ветра.
— Если бы я знала, что всё так будет, позволила бы я нам пойти в лабиринт в тот день? — неожиданно разорвала тишину Агата, медленно повернув голову к Минхо. Её голос звучал тихо, но в нём чувствовалась бездна сожаления.
Минхо встретился с её взглядом, но ничего не ответил сразу. Он вздохнул, долгий и глубокий, будто вытягивая слова из глубины себя:
— Я не знаю.
Она прищурилась, продолжая изучать его лицо, как будто пыталась найти правду в его глазах.
— А ты? Если бы каким-то чудом ты знал, чем всё закончится... Ты бы позволил нам тогда побежать в лабиринт?
Минхо закрыл глаза, его голова чуть склонилась вперёд.
— Нет, — наконец произнёс он, голос его был полон грусти. — Может, я даже подрался бы с тобой. Ты ведь упрямая. Но лучше я сломал бы тебе нос, чем позволил тебе туда пойти.
Агата усмехнулась, но в этом смехе не было радости, только горечь.
— Сломал бы нос, — повторила она тихо, глядя в сторону. — Что ж, в этом ты хотя бы честен.
Несколько секунд они просто сидели, молчаливо слушая, как природа вокруг живёт своей жизнью, не замечая их. Затем она снова заговорила, но теперь её голос звучал, как шёпот.
— Почему они так ненавидят нас, Минхо? Разве не ради их же спасения погиб Билли? Разве не ради них мы каждый день рискуем своими жизнями?
Минхо долго не отвечал. Он поднял голову к небу, словно искал ответ среди звёзд.
— Люди ненавидят то, чего боятся, — сказал он наконец. — А мы напоминаем им о том, что они боятся сильнее всего: о правде. О том, что они ничего не контролируют.
Агата нахмурилась, её глаза сузились.
— Но мы же не враги.
Минхо усмехнулся, но в его усмешке не было ни капли радости.
— Иногда легче обвинить других, чем признать, что виноват ты сам.
Она отвернулась, её взгляд снова устремился в темноту.
— Это несправедливо, — сказала она сдавленным голосом, и в её словах было больше боли, чем она хотела показать.
— Жизнь редко бывает справедливой, — ответил Минхо, облокачиваясь на дерево рядом с ней. — Но знаешь что? Мы всё ещё здесь. Мы всё ещё дышим. Это больше, чем они могли бы ожидать.
Агата закрыла глаза, позволив себе на мгновение расслабиться. Она чувствовала тепло Минхо рядом, его уверенность, которая казалась почти непробиваемой.
— Знаешь, — заговорила она чуть тише. — Иногда мне кажется, что я больше не хочу бороться. Просто лечь и дать всему закончиться.
Минхо повернулся к ней, его взгляд стал твёрдым, как камень.
— Не смей, Агата. Мы уже потеряли слишком много, чтобы просто сдаться. Если ты уйдёшь, что тогда останется от нас?
Она повернула голову, чтобы встретиться с его взглядом. И в этот момент тишина между ними сказала больше, чем могли бы слова. Минхо говорил ей: «Ты нужна нам». А она, не произнося ни слова, признавалась себе, что он прав.
— Ты всегда знаешь, как испортить мне планы, — тихо сказала она, усмехнувшись.
Минхо пожал плечами, его лицо тронула лёгкая улыбка.
— Ну, это моя работа.
