Начало и конец

Часть первая. 2002

«Что мы считаем началом, часто — конец,

А дойти до конца означает начать сначала.

Конец — отправная точка».

Томас Стернз Элиот,

«Четыре квартета»

Январь

      Годы. Они делились на месяцы, месяцы на недели, недели на дни. Те, в свою очередь, делились на минуты, секунды и мгновения. С одной стороны всё было предельно просто, но с другой — невероятно сложно. Опираясь на опыт, Драко мог сказать, что мгновения, даже самые незначительные, имели свойства становиться неотвратимыми. Количество таких моментов росло, они растягивались, превращались в года и эры, определяли границы текущего времени. Драко сожалел о нескольких моментах в своей жизни, которые находились и не находились в его власти, но все они были неотвратимыми по своей природе. В какой-то момент, оказавшись в плену между выдуманными вариантами «а что, если?», он перестал пытаться хвататься за подобные печальные мгновения: тем, что было тогда и сейчас, тем, что следовало иногда потянуть и надавить, тем, что приходило и уходило, тем, что было началом и концом. Моменты были моментами. И после этого осознания, он потерял контроль.

      Ему хотелось, чтобы всё происходило так:

      Он бы без страха стучал в кабинет и выжидал какое-то время, чтобы показать, что все формальности были соблюдены, прежде чем входил бы внутрь — уверенный и непохожий на прошлую версию себя, отчаянно желающую заслужить одобрение Люциуса Малфоя.

      Его отец заметил бы изменения; Драко провёл целый год в Европе, обучаясь зельеварению. И время должно было залечить раны, уничтожить всю ту гниль, которая присутствовала в их отношениях. Люциус бы предложил ему сесть и, возможно, даже налил бы ему стаканчик дорогого и любимого коньяка из своих личных запасов. Он бы расспрашивал Драко о степени по зельеварению и гордился бы, что его сын проявил энтузиазм, чтобы получить её и стать уважаемым... и потенциально перспективным членом общества, в котором имя Малфоев было запятнано. И что он, Драко Малфой, имея за собой крупное наследство, пошёл бы работать и пробивать себе путь в жизнь, не опираясь на богатое состояние своей семьи.

      И Драко чаще бы делился своими мыслями с отцом. Он бы рассказал, что ему очень понравилось в Сараево, и как было приятно оставаться незамеченным. Рассказал бы, что ему больше не требуется принимать Умиротворяющий бальзам перед сном. О том, как он пытался встречаться с женщинами, которые понятия не имели ни о его деньгах, ни о его имени или его семье. О том, что эти свидания не заканчивались ничем хорошим, но секс стал долгожданным удовольствием после двухлетнего заточения в стенах Поместья.

      И Люциус бы смеялся от таких чересчур интимных и неуместных подробностей. И его смех был бы таким, каким его Драко не слышал в течение нескольких лет. Сложно было предположить, когда это произошло — точно не до войны, и Драко был уверен, что последний раз, когда он слышал смех своего отца, был до момента его поступления в Хогвартс. Звук смеха Люциуса существовал лишь в воспоминаниях Драко, которые были связаны с тем временем, когда тот ещё не ходил в школу, с тем временем, когда осознание о начале отвратительной войны не стало таким отчётливым, как вкус желчи, портящий абсолютно любой смех.

      Отец бы слушал Драко, интересовался, как прошёл день. Люциус по-прежнему был бы суровым, упрямым аристократом с ровной осанкой и стойким выражением лица. И где-нибудь за его серыми глазами, в точности такими же, как и у Драко, мелькал бы образ отца, которому он так отчаянно пытался угодить, на которого так сильно хотел быть похожим до последней капли магической крови.

      И разговор между ними был бы коротким, но значимым. И это бы стало началом перемен в их отношениях — исцелением после проведённого времени в Азкабане, под домашним арестом и после целого года в разлуке. Драко бы покинул кабинет, заново познакомившись со своим отцом, трепетно надеясь, что им удастся найти путь друг к другу после того, как туман войны перед ними рассеется.

      Но вместо этого, всё пошло наперекосяк с самого начала.

      Драко даже не успел постучать в дверь, и вместо желанной уверенности он почувствовал лишь усталость от очередного провала и от того, что долго добирался с помощью международной каминной сети из Балкан обратно в Уилтшир.

      — Входи, — произнёс Люциус через тяжёлую деревянную дверь, и кулак Драко замер в сантиметре от неё.

      Глубоко вздохнув и плотно поджав губы, Драко прошёл внутрь.

      Люциус Малфой выглядел усталым. Драко остановился на этой мысли, подойдя к столу и наблюдая, как отец просматривал текст пергамента, лежащего на столе, что было для него более важным занятием, нежели сын, которого он не видел целый год. Люциус не был похож сам на себя после заключения в Азкабане с тех пор, когда Драко было пятнадцать. Он выглядел даже хуже, чем после второго срока, к которому его приговорили после окончания войны. За годы домашнего ареста он словно увядал, загибался из-за запрета использовать магию. За целый год, что они не виделись, ничего не поменялось, а лишь стало гораздо более очевидным для Драко: кожа отца стала бледнее, а круги под глазами — темнее.

      «Он давно не практиковался», — осознал он.

      — Садись, Драко, — сказал Люциус, всё ещё не поднимая глаз.

      Он позабыл, что значит это чувство. За год на расстоянии, в течение которого они обменялись всего парой писем, Драко успел забыть, насколько парализующим может быть приказ отца. Он успел забыть, как сильно это напоминало приказы, которые были отданы ему на протяжении жизни: те, которые ему нужно было выполнять, которым он был не в состоянии следовать и которые ненавидел исполнять.

      «Нет, лучше не стоит», — предпочёл бы ответить Драко. Ему бы больше пришлось по душе, если бы отец оторвал взгляд от своих грёбаных документов и поприветствовал своего сына. Вместо того, чтобы потребовать от отца сделать это, Драко лишь опустился на стул, едва касаясь его спинки.

      Наконец Люциус взглянул на него. Годы и обстоятельства должны были закалить его, но жуткое ощущение того, что он всё ещё нуждался в одобрении отца, преследовало по пятам. Драко напрягся, мышцы спины заставили его выпрямиться под желанием не дать слабину.

      Люциус протянул ему пергамент.

— Соглашение о твоей помолвке.

      Он хотел, чтобы этот разговор дал им возможность двигаться дальше, заново взглянуть на отношения между отцом и сыном после всего, что они потеряли.

      Драко не ожидал, даже не подозревал, что это именно то, что задумал его отец. Он вернулся в Поместье, — домой, — меньше часа назад, а бумаги о заключении брака уже свалились ему на голову? Драко хотел рассмеяться, и он почти это сделал. Горло щекотало ощущение, вызванное абсурдностью ситуации. Было смешно, настолько смешно, что даже оскорбительно, будто отец был совершенно равнодушен к тому, что, возможно, хотел или планировал Драко для самого себя.

      «Нет», — хотел сказать он. — «Я не приму никакого соглашения о помолвке».

      Драко чувствовал вкус слов, осознавал их форму, поскольку мог сказать их кому угодно. Но здесь, находясь напротив этого человека, он просто протянул руку и взял пергамент. Драко не мог заставить себя прочесть это.

      Он полагал, что должен был благодарить тётю Беллу за привитое хладнокровие, за то, что ему удалось не подавиться собственным негодованием. Драко обнаружил осколок шока где-то в своём разуме и раскрошил его на мелкие частицы, насильственно удалив их из головы, чтобы позволить тяжёлым мыслям занять свободное место. Он вновь обрёл способность продолжить разговор, использовав окклюменцию.

      — С кем?

      Он ненавидел себя за то, что спросил. Но единственным вариантом для него было несогласие, которое он не выразил.

      — Виктор Гринграсс был чрезвычайно воодушевлён образовать союз с нашей семьёй, несмотря на то, что наше имя запятнано.

      Слова сорвались с губ Люциуса, подобно пеплу — чему-то мерзкому, зловонному и действительно отвратительному, и это что-то закружилось в воздухе, поглощая кислород вместе с признаками несогласия.

      И всё, что Драко хотел сделать, — это бросить ему эту гадость обратно, потребовать, чтобы Люциус детально рассказал, почему же было запятнано их имя, описать в мельчайших подробностях каждый шаг, каждое принятое им решение, которое привело их всех к этой точке.

      Но вместо этого:

      — Конечно, отец.

      Ещё один тяжёлый вдох. Драко почувствовал, как что-то начало медленно гнить у него в горле.

      — Старшая дочь Гринграсс отказалась вступать с тобой в брак.

      Первым чувством Драко было облегчение. Он и Дафна никогда не были близки. У неё была интрижка с Блейзом пару лет назад, и она фактически украла Пэнси из жизни Драко после войны со словами про исцеление, личное пространство и плохое влияние. И это было бы объективной оценкой его характера, если бы не тот факт, что это было сказано лицемерной Пэнси Паркинсон.

      Вторым чувством Драко было замешательство. Он даже не подозревал, что у Дафны была сестра. На этот раз ему не удалось прикусить язык; вопрос вырвался раньше.

      — Насколько она моложе... та, что вторая?

      Ощущение гниения спустилось из горла в желудок при мыслях о помолвке с ребёнком, о планировании свадьбы и о правилах, которые было бы необходимо соблюдать, пока она не станет совершеннолетней.

      — На два года младше. Не то чтобы это вообще имело значение, — сказал Люциус.

      Оно абсолютно точно имело значение. Когда эта мысль заняла первую строчку среди хаоса в его голове, Драко задумался: что бы Люциус сделал, если бы ему возразил его сын? Но было легче забыть о тех словах, которые он хотел сказать, но так и не сказал, не сумев набраться храбрости. Инстинкт самосохранения в лучшем виде. Избегание проблемы было единственным способом пережить разговор с Люциусом Малфоем.

      — Как её зовут? — спросил Драко вместо этого, вновь утопая в ненависти к самому себе.

      — Астория. Ты встретишься с ней завтра, — сказал Люциус. Его губ коснулась кривая ухмылка, а затем она смягчилась, прежде чем он вновь заговорил: — Твоя мать настаивает, чтобы ты встретился с ней... чтобы ты тоже участвовал в планировании этого процесса.

      Драко не требовал объяснений. Отвращение Люциуса к тому факту, что Драко мог иметь хоть какое-то отношение к планированию собственной свадьбы, его будущего, которое только что было передано ему на листе пергамента, было очевидно. Драко глубоко вздохнул, не в силах смотреть на отца, не в силах прочесть контракт в своих руках, делать что-либо, кроме как сосредоточиться на той части спокойствия, что ему подарила окклюменция. Он наклонился к нему, чувствуя уверенность — что-то сопряжённое с храбростью — и задал вопрос, не опасаясь быть проклятым.

      — Разве у меня есть выбор? — спросил Драко, и это было похоже на вызов.

      Он стиснул челюсти, зубы заскрипели, когда отец коротко и резко рассмеялся.

      — Я сообщаю тебе это из любезности, — сказал он. — Это твой долг перед семьёй, Драко. Твоё желание независимости уже достаточно долго терпели.

      Драко попытался игнорировать зудящее напоминание о своём другом долге, который он уже отдал во имя семьи. О том, что было вырезано на коже его левого предплечья и в душе. Отголоски выжигания плоти и болезненных криков. Этот долг... это была лишь цена, которую он заплатил в обмен на хранилища, заполненные золотом, запятнанное имя, которое открывало перед ним двери, и обещания, которые могли сохранить его семью.

      Но Драко не смог сказать ничего в ответ, не мог выразить своё несогласие с тем браком, который обрушился на него в качестве подарка после долгожданного возвращения домой. Поэтому он кивнул, быстро опустив подбородок, поскольку челюсти едва могли вообще двигаться. Драко встал, морщась от той вольности, которую он позволил себе, поскольку его отец по-прежнему не дал ему разрешение уйти. Но ему уже удалось совершить маленький акт неповиновения, проявить неуважение.

      — Если это всё, — произнёс он, не отрывая взгляд от отца, когда это перестало действовать на него, как ожидание будущего, а лишь открыло окно в прошлое, испорченное неправильными решениями и поступками.

Он не стал ждать, когда его отпустят; ему хотелось скорее убраться подальше из этого кабинета. Его окклюменционный щит треснул, а грудь сжалась так, словно могла расколоться и обратиться в прах. Драко изо всех сил старался дышать, пытался расслабить горло, чтобы не позволить ему оставаться в оковах.

      Драко не хотелось, чтобы их воссоединение прошло таким образом. И даже если бы ему представился шанс сделать это снова, чтобы каким-то образом исправить серию ошибок, которые повторялись в течение нескольких минут, Драко подозревал, что вряд ли знает, как это сделать. Были моменты — несколько из них, и он растратил их все до последнего.

***

      — Уход за магическими существами? — спросила она с надеждой и осторожностью.

      Драко, казалось, не мог оторвать взгляд от изящных пальцев Астории, которые выглядели почти сюрреалистично: с тонкими костяшками, заключёнными в бледную и безупречную плоть. Все движения её рук казались отточенными и спланированными, когда она сжимала суповую ложку — элегантно, с едва уловимой дрожью.

      Она старалась. Он старался. И всё же Драко чувствовал, как вокруг них образовалось облако неудач. Он боролся с гримасой, заставляя себя смотреть на что-то другое, кроме как на её ложку, когда она осторожно ела суп, придерживаясь идеального этикета чистокровной семьи.

      — Ненавидел, — сказал он. — Я не очень люблю животных. Я был... эм... — Драко не мог вспомнить, когда знакомство с кем-то было таким неловким. Каждое исследование чужих интересов было похоже на использование чар, которые не попадали в цель. — Однажды на уроке на меня напал Гиппогриф.

      Вот. Он поделился чем-то личным, ведь так поступают люди, верно? Ему хотелось броситься с моста.

      — Я слышала об этом, — сказала она. — Я была на первом курсе тогда.

      Он согласно кивнул. Ведь Драко знал об этом. Они уже прошли ту стадию, когда им пришлось узнать возраст друг друга, показать дом, а теперь настало время поговорить о любимых предметах.

      На этот раз Драко стал наблюдать за её рукой, когда она опускала суповую ложку. Её пальцы и запястья, похожие на птичьи лапки, казались такими хрупкими. Драко не знал, как нужно вести себя с хрупкими вещами. По его опыту, он их нередко разбивал.

      — Ты будешь есть? — спросила она. Это не прозвучало как обвинение. Это не прозвучало сердито. В основном, её вопрос, казалось, источал любопытство и робость. Мускулы её губ напряглись как раз настолько, чтобы он заметил, но взгляд оставался спокойным, когда она переводила его с Драко на тарелку. Он задался вопросом: сколько в неё было вложено усилий, чтобы добиться такой грации? Это было впечатляюще. Она была прекрасна. И Драко ничего не чувствовал к ней.

      Он взглянул на свою тарелку.

      — Да, конечно, — Драко взял ложку, но не притронулся к еде. — Летаешь? — спросил он. — Любишь квиддич?

      Она поморщила нос, а затем моргнула, следом распахнув глаза. Они были красивого синего оттенка. Она была хорошенькой. Драко знал её от силы десять минут и уже полагал, что красоты и изысканных манер будет недостаточно.

      Она была птицей, но ему казалось, что её посадили в клетку.

      — Летать мне... не очень нравится, — ответила Астория с лёгким колебанием, чтобы он не заметил её усилий. — Это твоё любимое занятие?

      Драко попытался улыбнуться и подарить ей каплю доброты, которая бы указывала на то, что он тоже старался. Мускулы на его щеках сопротивлялись; они напряглись, указывая на лукавство.

      — Вообще-то зелья. Хотя полёты на метле находятся на втором месте.

      Астория положила ложку и следом опустила руки на колени.

      — Я не сдавала С.О.В. по зельеварению, — она замолчала, и он почувствовал, что Астория изучает его. Не видя её крошечных ручек, Драко сосредоточился на её тёмных волосах: блестящих и гладких. — Астрономия? Думаю, до школы ты был хорошо знаком с этим предметом, учитывая твою родословную Блэков.

      Драко нервно рассмеялся.

      — Мои знания о небесных телах... обширны.

      Он улыбнулся.

      Она улыбнулась.

      Момент прошёл.

      Астория тяжело вздохнула, её хрупкие руки снова появились из-под стола, и она аккуратно положила их на его поверхность.

      — Это... неловко, — сказала она. Драко чуть не утонул в супе, радуясь, что не он сказал это.

      — Слишком.

      — Как ты думаешь, эльфы нас подслушивают?

      — Почти наверняка.

      — Что ж, стало немного легче, — сказала она.

      Драко приподнял бровь. Он не мог понять, как тот факт, что его домашние эльфы подслушивают один из самых мучительно неловких разговоров в его жизни с намерением передать всё родителям, может стать причиной чьего-то облегчения?

      Астория тихонько посмеялась над его замешательством. Она была всего на два года младше? Боже, когда она хихикнула, сложилось впечатление, что она ещё моложе.

      — Я могу представить, что единственное, что может быть хуже, чем участие в этом разговоре — это его подслушивание.

      Он откинулся на спинку стула, пребывая в лёгком шоке. Не из-за её оценки их разговора — объективно он был ужасен, — а скорее из-за того, в чём она призналась. Он предположил, что, видимо, некоторые пташки были плотоядными и ей стоило попасть в Когтевран.

      Драко вновь попытался улыбнуться, постарался найти что-нибудь, что мог предложить девушке напротив. Но он не мог избавиться от напоминания о том, что не имело значения, что Драко мог ей предложить; он уже должен был дать ей свою фамилию, подарить наследника... у него скрутило живот. Боже, это просто ночной кошмар.

      — Думаю, скоро станет лучше, — сказала она, с любопытством сдвинув брови к центру и глядя на него. Он осторожно накрыл её ладонь своей на случай, если она захочет сбежать. Но Астория этого не сделала, и на мгновение Драко обхватил её пальцы, стараясь не обращать внимания на то, насколько хрупкими они ему казались.

      — Конечно, станет, — сказал Драко, заставив себя улыбнуться. — У нас будет много времени, чтобы... разобраться с этим.

Она улыбнулась в ответ, и это выглядело так же натянуто, как и его собственная улыбка.

***

      — Ты обижаешься? — спросил Драко.

      Это было первым, что он спросил, перешагнув через камин в поместье Ноттов. Тео нахмурился, развалившись на шезлонге, и глубокий вздох сигнализировал, что он явно узнал голос.

      — Ты вернулся домой два дня назад, а я только сейчас вижу тебя, — сказал Тео, спуская ноги на пол и теперь выглядя не столь хмурым, сколь обиженным. — Конечно, я обижен.

      Драко отряхнул пыль со своих брюк, пытаясь сдержать смех, который, как он знал, ждал от него Тео.

      Он провёл свой первый день дома, измученный путешествием, напряжённый от того, что ему снова пришлось увидеть отца, и ошеломлённый новостью о неожиданной и нежелательной помолвке. Следующий день он провёл, погрузившись в мысли, готовясь к встрече со своей невестой, проведя её, а затем расслабляясь и избавляясь от неприятных переживаний.

      Наконец, вырвавшись из-под контроля отца, Драко выдохнул: его плечи опустились, грудь разжалась, а дыхание стало глубоким. Он мог быть самим собой, мог чувствовать себя нормально; ему не нужно было зацикливаться на каждом произнесённом слове и каждом действии, которое он намеревался совершить.

      Тео встал и закатил глаза.

      — Сейчас я собираюсь обнять тебя, — сказал он, приближаясь.

      — Это необходимо?

      — Год — это чертовски долго. Я тебя обниму.

      Драко позволил. Он даже не мог заставить себя изобразить раздражение, ведь Драко скучал по своим друзьям. Скучал по этой части своей жизни в Англии. Что касается всего остального, что происходило здесь в течение двух дней... что ж, он мог прекрасно обойтись и без этого.

      — Да-да, я тоже скучал по тебе, — сказал Драко, высвободившись и сев туда, откуда только что встал Тео.

      — Ты недостаточно часто писал, — сказал Тео.

      Драко засмеялся.

      — Моя мама говорит то же самое.

      — Нарцисса — мудрая женщина. Несмотря на брак с твоим отцом.

      — Да, но знаешь, ведь никто не идеален.

      Последовавшая тишина напомнила Драко о тех моментах, когда он осознавал, что его отец не был идеальным. Он знал, что Тео испытывал нечто подобное в отношении ныне покойного Нотта-старшего.

      — Вставай, — скомандовал Тео.

      — Это первая возможность расслабиться после того, как я вернулся, — это было просьбой. Мольбой. — Не заставляй меня.

      — Спать в твоём поместье всё ещё сложно?

      — А в твоём — нет?

      Тео улыбнулся.

      — Настоящий кошмар. Но мы не позволим этому остановить нас, не так ли? Вставай.

      — Ненавижу тебя.

      — Нет, неправда. Я — твой лучший друг.

      Тео вытащил палочку.

      — Хочешь сглазить меня, лучший друг? — спросил Драко, приподняв бровь.

      — Если не встанешь.

      — Я выбираю Блейза в качестве своего нового лучшего друга.

      Тео склонил голову, направляя палочку на Драко и, в то же время, не на него.

      — Справедливо, — признал он. — Блейз, наверно, и мой лучший друг. Кстати, он скоро будет здесь, — Тео стрельнул жалящим заклятием в ступню Драко.

      — Чёрт, хорошо. Я встаю, — сказал он, отгоняя мысли, что мог бы расслабиться здесь или даже вздремнуть. Ему следовало знать — гостеприимство Тео никогда не будет обычным.

      — Это лишь разминка. Пошли, я хочу показать тебе мой прогресс.

      Драко вздохнул, заставляя себя встать и последовать за Тео через поместье, затем остановившись перед огромным портретом одного из предков Нотта во весь рост. Они не были похожи. Схожие черты уже давно были стёрты веками и течением времени.

      Тео остановился у дальнего края позолоченной рамы и с гадкой ухмылкой отодвинул её от стены, заставив картину качнуться и открыть проход.

      — Ты обнаружил проход за картиной? — сказал Драко, вздёрнув брови.

      — Именно, — сказал Тео, почти подпрыгнув и подойдя к проходу. — А теперь смотри... — он положил ладонь на перегородку.

      Драко прислонился к противоположной стене, борясь с желанием зевнуть, но не от скуки, а от настоящего истощения.

      — И на что я смотрю?

      — Я всё ещё жив, — взволнованно произнёс Тео. Он постучал пальцами по каменному проходу, а затем несколько раз по нему похлопал.

      — Я так понимаю, здесь были защитные чары?

      Тео кивнул, потянулся к портрету и снова прикрыл проход.

      — Я, возможно, немного поторопился, когда наконец решил отодвинуть портрет. Половина моей левой руки едва не расплавилась. Блейз был очень недоволен.

      Драко не мог осуждать его, поскольку в его собственном доме тоже было множество охраняемых комнат и объектов. Но всё-таки...

      — Твоя семья облажалась, — в любом случае это была честная оценка.

      Тео пожал плечами, почему-то всё ещё чрезвычайно довольный собой.

      — Я собираюсь попасть в это хранилище, даже если оно меня убьёт. Кто знает, какие сокровища семьи Ноттов там спрятаны?

      — И пошёл к чёрту твой отец за то, что перед своей смертью не обучил тебя, как обойти эти чары, — добавил Драко.

— Точно. Кроме того, пока ты оттачивал свои навыки на континенте, я занимался тем же самым.

      Драко приподнял бровь.

      Быстро шепнув «акцио», Тео призвал что-то золотое и сверкающее, что-то, что пролетело сквозь длинный коридор.

      — Прошу, скажи мне, что это не очередной портал, — сказал Драко. — Мне кажется, что у меня всё ещё кружится голова после нашего последнего путешествия.

      Тео закатил глаза и протянул между ними цепочку. С неё свисало что-то подозрительно незаконное, но, чёрт возьми, завораживающее.

      — Тео... это... — Драко сделал шаг ближе, чувствуя, как у него округлились глаза, стоило ему уставиться на крошечные песочные часики, заключённые в золотую оправу.

      — Маховик времени, — подтвердил Тео, слегка махнув рукой, позволяя кулону начать колебаться между ними.

      — У меня есть вопросы, — сказал Драко.

      Тео рассмеялся.

      — Конечно, они у тебя есть. Разве это не лучше желания вздремнуть?

      Драко решил проигнорировать наезд в свою сторону.

      — Откуда он у тебя?

      — Из кабинета моего отца. Вокруг него была целая куча чар, так что мне пришлось бросить все усилия на его поиски.

      Конечно же.

      — Что ты с ним сделал?

      Тео нахмурился, убирая руку, в которой держал маховик времени. Драко даже не заметил, как близко он подошёл, пока не оказался в зоне недосягаемости.

      — Почему ты так уверен, что я что-то с ним сделал?

      Драко поднял бровь и продемонстрировал впечатляющую сдержанность, не закатив глаза.

      — Ладно, я кое-что сделал.

      Бровь Драко оставалась изогнутой. Тео не мог долго справляться с желанием похвастаться.

      — Это может всё изменить. По крайней мере, я думаю, что это возможно, но ещё пока не тестировал его.

      Драко сделал небольшой шаг назад, одновременно испытывая трепет и беспокойство.

      — Когда ты говоришь «изменить»... — сказал он.

      — Время не зацикливается. Маховик перенесёт тебя куда-то в другое место, перезапустит временной отрезок и, вероятно, нарушит несколько законов путешествий во времени, с которыми сам Мерлин не справился бы, но я почти уверен, что это именно то, на что он способен.

      Тео, похоже, не заметил тень недоверия на лице Драко; он просто смотрел на песочные часы на цепочке, которые болтались в воздухе, качаясь между ними, в буквальном и переносном смыслах слова являясь маятником. Тео оторвал взгляд от маховика.

      — Я ждал твоего возвращения. Я... не сказал об этом Блейзу.

      Нет, Драко и представить такого не мог. Блейз всегда осторожно относился к будущему и вещам, которые могли на него повлиять.

      Драко глубоко вздохнул, качнув головой из стороны в сторону. Он провёл рукой по волосам.

      — Дерьмо. Тео. Отдел Тайн не знает о том, что они упустили.

      Улыбка Тео превратилась — всего на мгновение — в хмурый оскал.

      — Ну, поскольку они не захотели взять меня на работу, я вместо этого использую свой талант в личных целях.

      — У меня есть ещё один вопрос, — сказал Драко, отбросив осторожность, позволив себе стать безрассудным. — Мы собираемся протестировать его?

      — Нет. Не сейчас, — искренне разочарованно ответил Тео. — Есть ещё то, над чем стоит поработать. Но в скором времени, — вздохнул он с улыбкой. — Я знал, что могу рассчитывать на то, что ты согласишься сделать со мной что-нибудь глупое.

      Драко знал, что это будет глупо, откровенно по-идиотски. Но, если ему и суждено было сохранить семейное наследство, жениться на незнакомке и гнить в мавзолее, который являлся древним поместьем, он мог позволить себе немного идиотизма, подпитываемого сильным любопытством.

      — Что ж, если ты сможешь заставить его работать до следующего месяца, то сможешь вытянуть меня из долбаного министерского проекта по выводу тёмных артефактов из эксплуатации.

      — Поместье Малфоев тоже в списке?

      — В следующем месяце они уже приступят к работе.

      Тео намотал цепочку маховика поверх своей ладони — один, два, три раза — пока не сжал крошечные часы в кулак. Так они казались гораздо меньше и теперь напоминали игрушку, а не чрезвычайно нелегальную экспериментальную магию, которой они на самом деле и являлись.

      — Значит, они нашли кого-то, кто может позаботиться о твоём доме? — сказал Тео с насмешкой. — Им потребовалось всего четыре года.

      Маховик исчез в кармане Тео. Драко не мог оторвать взгляд от блестящего золотого сияния.

      Он фыркнул. Они определённо нашли кого-то, кто мог взяться за очищение Малфой-Мэнора.

      — Я так понимаю, Люциус тоже недоволен? — спросил Тео, прежде чем призвал домашнего эльфа с просьбой принести шампанского. Эльфийка появилась и сразу же исчезла с хлопком.

      — Я слышал, как он кричал из другого крыла, когда ему сообщили, кто займётся поместьем.

      — Что ж? — подсказал Тео. — Кто это?

      — Гермиона Грейнджер.

      Тео ничего не сказал. Сначала. Он переступил с ноги на ногу, и Драко услышал, как в его кармане зазвенела цепочка маховика, напоминая ему о своём существовании.

      — О чём, чёрт возьми, они вообще думают?

      Драко не знал. Он подумал о том же, когда его мать сказала ему, объясняя гнев отца, пронзивший его по причине неуважения к их дому. Но не имело смысла посылать сюда волшебницу, которую пытали, у которой была такая личная и неприятная история с этим местом и его семьёй.

Хотя, к большому сожалению, людей, подвергшихся пыткам в его доме, было определённо больше нуля, включая трёх его нынешних обитателей, это казалось невыполнимой задачей — найти кого-то компетентного, кто не испытывал подобного в стенах этого дома.

      — Гермиона Грейнджер, — повторил Тео, и в его голосе было нечто задумчивое. — Она будет заниматься этим на протяжении нескольких лет.

      — Эта мысль тоже приходила мне в голову.

      — Нет, правда, — продолжил Тео. — Между тем, сколько дерьма совершила ваша семья и ею... давай обратим внимание на детали... пройдут годы, прежде чем твой дом наконец избавится от оков Министерства.

      Драко стиснул зубы, полностью осознав это. Это было первым, о чём он вообще подумал.

      — Думаешь, она такая же невыносимая, как и раньше? — спросил Тео.

      — Я не сомневаюсь, что всё может быть ещё хуже.

      Ногти Драко впились в ладонь. Он даже не осознавал, что сжал руку в кулак.

      — Мы не такие невыносимые, какими были раньше, — сказал Тео.

      — Я не собираюсь называть её по имени, если ты клонишь к этому.

      — Я знаю. Может быть, ты мог бы... рассказать ей о чём-то...

      — Этого не будет.

      Тео мягко улыбнулся, хотя это было натянуто. Он кивнул.

      Эльфийка вновь возникла рядом с ними с бутылкой шампанского. Тео облегчённо вздохнул, а затем протянул Драко напиток.

      — Что ж, с возвращением, — сказал он, слегка приподняв свой бокал, и его лицо скривилось от жалости. — Может, всё не так плохо, как ты думаешь?

      Драко засмеялся, залпом выпив шампанское и слегка вздрогнув, когда пузырьки заклокотали в горле.

      — Может быть, тебе стоит заставить маховик работать и это позволит избежать того, что Грейнджер выведет из эксплуатации мой дом.

      — Ты говоришь, что мы...

      — Я понял, что ты в течение двух лет пытался снять чары. Если мне придётся страдать из-за того, что Гермиона Грейнджер разрушит моё родовое гнездо, то твоя задача — отвлечь меня.

      Тео нахмурился.

      — Она свидетельствовала в твою пользу.

      Драко нахмурился в ответ.

      — Я планирую избегать её. Могу даже постараться не замечать её, если приложу усилия.

      Тео вытащил маховик времени из кармана, позволяя ему вновь повиснуть на пальцах.

      — Что бы ты изменил? — спросил Драко, снова отвлёкшись на блестящий металл.

      Тео пожал плечами.

      — Не знаю. Это большое давление, да? Возможность что-то изменить. А ты?

      — Не знаю. Всё это? Ничего? Не знаю, — сказал Драко. Он понимал, что имел в виду Тео. Возможность изменить события — внезапно нечто такое масштабное, такое всеобъемлющее — казалась чем-то совершенно нереальным.

      — Что ж, у нас будет много времени, чтобы разобраться с этим.

      Драко чуть не вздрогнул, поражённый тем, что услышал слова, которые он сказал Астории накануне.

      Тео подмигнул ему, явно не подозревая о том, что нечто сломалось в Драко.

      — Я постараюсь сделать это прежде, чем Грейнджер перевернёт твою жизнь.

      Возможно, именно в этот момент он изменится: найдёт способ держать Грейнджер подальше от своего дома. Или, может быть, он выбрал бы нечто меньшее, например, ложь, которую он преподнёс Астории: что они во всём разберутся. Или, вероятно, выберет момент возвращения в Уилтшир, чтобы прямо пойти в кабинет отца. Или, как вариант, выберет что-то, что было ещё раньше: во время войны или до войны. Так много моментов. Но так мало времени.