Меландия

— Хорошо, — опустив тяжелый телефон, Мелани осторожно выглядывает из-под розового капюшона Аниной толстовки. — Презентация получилась очень хорошая, спасибо большое.

Сидящая напротив Ульяна кивает, а потом смотрит на двух бабушек, которые оживленно болтают на скамейке перед серой дверью многоэтажного дома. Рядом с клумбой с редкими ромашками скачут воробьи, а с ветки дерева, шелестящего над скамейкой, свисает черный носок. Опустив лицо, Мелани теребит рукав толстовки:

— Только мне больше понравилось, как было, когда музеи открывались. Там была совсем не я, а теперь я.

— Знаю, — кивает Ульяна, — пришлось все переделать с учетом последних новостей, — она коротко смотрит в айфон. — Юристы разбираются, как получить лицензии для Меландии. Это беспрецедентный процесс, поэтому будет очень сложно...

— Лицензии? — непонимающе моргает Мелани.

— А ты хотела просто так забрать туда детей? — усмехается Ульяна, и Мелани растерянно треплет шнурок на капюшоне. — Не беспокойся, — Ульяна гладит ее по плечу, — я все сделаю.

— Ладно, — смущенно шепчет Мелани. — Еще хотела сказать... — и глубоко вздыхает из-под капюшона, — прости меня, пожалуйста. Я столько всего тебе сделала, а ты очень хорошая.

— Я тебя прощаю, — улыбается Ульяна, а спина в черном пиджаке за окном двигается, дверь открывается, и в машину влетает Аня.

— Мел, знакомься!

Черный кот неуклюже сидит на ее коленях, вертит носом с белым пятном, ошалело оглядывая салон. Сняв черную кепку, Аня распускает волосы и смотрит на Мелани из-за больших солнечных очков.

— Котик, это Мел. Мел, это котик.

Тихонько подняв лицо, Мелани восторженно рассматривает кота, которому Аня чешет подбородок.

— Какой красивый.

— Ага, — Аня мнет тощие бока. — Вот, котик, я тебе обещала, что к себе возьму, вот и беру, — она улыбается Мелани. — Гладь давай, — и та смущенно и осторожно тянет длинные пальцы к коту и чешет его по лбу.

— Правда можно взять? — Аня кивает, а Мелани прикасается к кончику кошачьего уха. — А он точно хочет?

— Ну хочет, конечно, — смеется Аня. — Мы весной еще с ним подружились, и я ему обещала каждый раз, что к себе возьму. Специально ему вкусняшки привозила, когда к маме с папой приезжала, — Аня показывает на серую дверь. — Они вот тут живут, кстати.

Пальцы Мелани еще секунду чешут черное ухо, а потом замирают, и ее колени под белым подолом крепко сжимаются. Одной рукой Аня придерживает кота, который уже щурит желтые глазища, а другой гладит ладонь Мелани.

— Хочешь, в гости сходим?

Испуганно выглянув из-под капюшона, Мелани смотрит на Ульяну.

— Я бы сходила, — улыбается та.

— Мел, если прямо совсем не хочешь, поедем с котиком домой, — подняв кота, Аня сажает его на колени Мелани. — Я в Меландии подумала, что они понравятся тебе, — она смеется. — Они там как с ума посходили, когда рассказала, что тебя привезу. Мама такая: надо сервиз доставать. А папа спрашивает, в галстуке надо или нет.

Вжав голову в плечи, Мелани почти касается носом макушки кота.

— Мел, не бойся, — Аня заглядывает под ее капюшон, — никто тебя не обидит. И я тебя не буду заставлять пироги есть. И никто тебя ни о чем спрашивать не будет. Познакомимся просто, чайку хлопнем — и домой, — Мелани не двигается, и Аня, наклонившись совсем низко, шепчет: — Я знала просто, что ты испугаешься и не захочешь, если я тебе заранее скажу, и вот так придумала. Прости, пожалуйста. Давай тогда домой поедем, и котику Пегаса покажем.

Нащупав телефон, Мелани долго жмет на кнопки, а потом прячет руку под капюшоном.

— Привет, — она глубоко вдыхает. — Аня хочет меня с родителями познакомить, — и слушает, всхлипывая, неразборчивый голос Сары, осторожно трогая лапу кота. — Ладно. Пока, — подняв испуганные глаза, Мелани кивает. — Пойдем.

Аня целует ее в губы, а Ульяна пишет в айфон, и несколько секунд спустя к двери дома быстро шагают трое мужиков в костюмах.

— Сейчас будет готово, — Ульяна протягивает Ане солнечные очки. — Только зонта нет.

Надев на Мелани очки, Аня натягивает капюшон на ее глаза, а потом прячет свои волосы под кепкой и тоже надевает очки.

— Готовы? — спрашивает Ульяна, а Аня уже посадила кота на широкое сиденье.

— Мел, я тебе комнату свою покажу, — и брови Мелани удивленно взлетают над очками, а Ульяна, открыв дверь со своей стороны, обходит машину. Аня гладит кота, который примеривается когтями к обивке сиденья: — Котик, мы быстро, — и распахивает дверь, впуская в кабину яркое солнце.

Встав на асфальт, она протягивает руку Мелани, и та осторожно выходит, а двое мужиков в костюмах встают по бокам.

— Юлечка, пойдем с нами, — улыбается Аня, и я выхожу следом, а Мелани уже быстро ведут к раскрытой двери, и бабушки, замолчав, провожают нас взглядом. В подъезде Мелани спотыкается о ступеньку, и мужик молча ловит ее, а другой держит серебристую дверь лифта, в который мы еле помещаемся, и Аня жмет на кнопку.

— Они тебя будут накормить пытаться, ты не слушай, — она гладит спину Мелани, а та, осторожно сняв очки, пристально смотрит на свое отражение в небольшом зеркале с приклеенным объявлением компьютерного мастера. Лифт замирает, и слышно, как стучат ее зубы, а потом двери открываются, и мы выходим на лестничную площадку.

— Вот и пришли, — открыв дверь в закуток с еще четырьмя дверьми, Аня снимает с Мелани капюшон. — Там не страшно совсем, — и целует ее в кончик носа. — Пойдем?

Зажмурившись на секунду, Мелани кивает, и Аня жмет на кнопку звонка, который соловьем заливается за дверью, и она открывается.

— Добрый день! — басит усатый мужчина лет пятидесяти, взволнованно поправляя клетчатую рубашку.

— Папуль! — налетев на него, Аня целует его в щеку и поворачивается к нам. — Заходите!

— Ух, сколько гостей сразу, — мужчина ступает назад, впуская нас в тесную прихожую с ярким ковриком и светлыми обоями, а из короткого коридора, на ходу поправляя кудрявые светлые волосы, спешит совсем миниатюрная женщина.

— Ой, здравствуйте, — и шагает к Ане, а щеки Мелани вдруг зеленеют и резко надуваются, и она, прижав ладони ко рту, с ужасом смотрит на Ульяну, которая, быстро оглянувшись, открывает светлую дверь справа.

— Мел, ты чего? — растерянно спрашивает Аня, а Ульяна уже тянет Мелани в ванную и быстро поднимает крышку унитаза.

— Заходи, — и толкает меня следом, — помоги ей.

Она поворачивается к мужчине:

— Есть мясные блюда? — и закрывает дверь, а Мелани уже стоит на коленях над унитазом.

— Ну да, — слышится за дверью. — Я гуляш разогрела.

— Вот говорила вам, — ворчит Аня, — что мы на чаек только. Ульяночка, пойдем поможем убрать.

Слева от согнувшейся Мелани белеет ванна с цветастой занавеской, а в мою задницу упирается раковина. Спина Мелани еще раз сокращается, а потом она затихает, и слышно беготню за дверью и недовольное бормотание Ани.

— Мелани, вы как?

Положив ладони на ободок унитаза, она медленно поднимается и, хрипло вдохнув, разворачивается.

— У меня не получится.

Под ее мокрой губой прилип желтый кусочек, и я, нажав на кнопку слива, промакиваю ее губы полотенцем в цветной рисунок. Будто не замечая этого, Мелани переводит перепуганные глаза с двери на зеркало за моей спиной и обратно. Ее голова заметно дрожит, а пальцы тянутся к ключицам.

— Я не смогу.

— А мне кажется, сможете, — нащупываю ручку, и маленький замок щелкает, а Мелани, задержав взгляд на двери, стучит зубами.

— А сколько... — она зажмуривается, — сколько там... — и опускает подбородок к груди.

— Двое их там. И ничего они вам не сделают, — удивленно моргнув, Мелани исподлобья смотрит на меня. — Знаю я все про вас. И про Крым, и про войну, и как вы певицей были.

— Правда? — испуганно всхлипывает Мелани. — И про будку?

— Нет.

И она с облегчением кивает.

— Не говори Ане, пожалуйста.

— Мне кажется, Сара ей уже все рассказала.

— Зачем? — всхлипывает Мелани. — Она же меня теперь бросит, — дверь дергается, и она вздрагивает.

— Мел, ты там как? — спрашивает Аня, и она быстро вытирает слезы.

— Хорошо.

— Ань, мы сейчас.

— Ладно. Мы чайку пока забацаем.

Сжав одну дрожащую руку другой, Мелани слушает, как шаги Ани стихают.

— Слушайте, я вот что думаю. Если бы Аня хотела вас бросить, давно бы это сделала. А она вас к родителям привезла, значит, доверяет вам. Зря вы сейчас боитесь. И не надо вам в эту суку превращаться, идите так...

Схватив меня за запястье, Мелани с ужасом заглядывает мне в глаза.

— Меня кто-нибудь случайно толкнет или что-нибудь скажет, и я всех убью, — взгляд Мелани скачет по цветам на занавеске, зубным щеткам в стаканчике и тюбикам крема. — И их. И тебя. И Аню, — она крепко зажмуривается. — Меня нужно отсюда убрать, — зубы Мелани стучат так, что она сжимает рот пальцами. — Здесь есть подвал? Или, может... — сквозь слезы она смотрит в зеркало. — Лучше убить поскорее, может, прямо здесь, потому что... — дернувшись, она шлепает себя по плечу. — Юля, пожалуйста, — и показывает на раковину. — Вон там бритва. Можешь...

— Дети нужны, чтобы их любить. Так вы в Меландии сказали, — и Мелани замирает, глядя на бритву. — Я вам секрет открою. Хотите?

Растерянно моргнув, она громко дышит за ладонью.

— Какой?

— Я беременна, кажется.

— Правда? — опустив пальцы, Мелани удивленно оглядывает меня.

— А давайте вместе и узнаем.

Сжав плечи, Мелани осторожно кивает, а потом, опустившись на край ванны, смотрит, как я снимаю джинсы и сажусь на унитаз. Уже делала однажды тест, когда только поступила в универ, и Кира меня затащила на вечеринку, с которой к одному парню уехала сдуру, а потом почему-то задержка была. Моча немножко брызгает на пальцы, а Мелани, прижав ладони к груди, взволнованно наблюдает.

— Ну что?

— Да подождите вы. Две минуты еще, — за дверью звонко смеется Аня, а Мелани, кивнув, осторожно трогает розовый кусочек мыла на раковине.

— Сара говорит, что Меландия получится, только если там будет любовь, — она тяжело вздыхает. — Может, поэтому мне все никак не достроить ее?

— Ну, еще достроите.

— У меня ничего нет, — грустно усмехается Мелани. — Богдан даст деньги, чтобы достроить что осталось. Только Ульяна говорит, что еще очень много нужно, чтобы все содержать, — она шмыгает носом. — А я хотела, чтобы у детей, которым больно, была своя страна, где их не обидят, — и, прижав подбородок к груди, всхлипывает, — потому что нельзя обижать тех, кто не может за себя постоять, — она осторожно смотрит на меня. — А тебя обижали?

— Да.

— Прости, пожалуйста, — выдыхает Мелани.

— За что?

— За то, что... — ссутулившись, она плачет, — что не сделала Меландию. Я бы забрала тебя туда, — и, тихонько сжав мое запястье, гладит ладонь, а в белом кружочке медленно появляется тонкий синий плюсик.

— Мелани, не знаю, получится ли у меня сделать все так, как вы говорили. Только я вам обещаю, что изо всех сил постараюсь.

Распахнув глаза, она потрясенно смотрит на плюсик.

— А расскажешь мне, что он любит? — и нерешительно трогает его кончиком пальца.

— Расскажу, — беру ее за руку, — и познакомлю вас даже.

Шмыгнув носом, Мелани смущенно улыбается.

— Пойдемте чай пить?

И она, кивнув, встает. Застегиваю джинсы, а Мелани, сжав кулак, оттопырила мизинец и переводит робкий взгляд с него на меня.

— Это клятва ваша?

— На мизинчиках, — шепчет Мелани.

Подношу свой мизинец к ее и сгибаю. Постояв секунду с закрытыми глазами, Мелани глубоко вздыхает:

— Пойдем.

И я открываю дверь, из-за которой улыбается Аня.

— И года не прошло, — внимательно осмотрев Мелани, она вытирает ее глаза. — Хочешь, домой поедем? — Мелани мотает головой, и Аня берет ее за руку. — Юлечка, там пирожки малиновые и с капустой еще. Пошли скорее.

— Сейчас иду, — закрываю дверь и, сев на унитаз, достаю айфон.

— Привет! — Саша перекрикивает громкий гул. — Ты в Москве еще?

— Ага.

— Слушай, когда будешь в вертолет садиться, время засеки, и компас в айфоне открой, посмотри положение солнца. А потом так же, когда в особняк...

— Саш, я беременна, — на несколько секунд гул заполняет весь звонок.

— О! Давай об этом поговорим, когда вернешься. Сделаешь, как я сказал?

— Саш, ничего, что это важнее намного?

За дверью смеется Аня, а потом неразборчиво говорит Мелани, и смеется уже Анин папа.

— Важнее, конечно. Вернешься, и обсудим все. И цифры еще посмотри, которые на вертолете...

— Саш, давай ты закончишь уже, блин. Ничего, что последствия могут и мне жизнь сломать, и твоим родителям?

— Слушай, нормально все. Ульяна эта там под прикрытием, как я понял. Главное, ее не трогать — и все... — в трубке громко хлопает, и гул становится тише. — Юль, это Пулитцер.

— Саш, а это наша семья.

Что-то ворочается и щелкает, а Саша еле слышно дышит.

— Давай я попозже наберу.

— Ага, пока.

Когда покупали нашу квартиру, Саша спросил, считается ли это за постройку дома, потому что посадить дерево и вырастить сына намного проще. Из короткого коридора вкусно пахнет пирогами.

— Юлечка, — Аня, усевшись на подлокотник пестрого кресла, улыбается и гладит Мелани по волосам. — Это вот Виктор Павлович и Татьяна Николаевна, папа и мама мои.

Они улыбаются мне с такого же пестрого дивана напротив.

— А это вот Юлечка, которая меня на стажировку взяла. Я вам рассказывала про нее.

— Юля, вы садитесь, — кивнув на еще одно кресло рядом, Татьяна Николаевна поднимает с низкого столика большой заварочный чайник. — Сейчас чайку вам налью, а пирожки, смотрите, — она окидывает рукой две большие тарелки с румяными пирожками, — тут вот с малиной, она в прошлом году удалась у нас, а тут с капустой и еще с картошкой очень... — и смотрит глазами, очень похожими на Анины, на Виктора Павловича, который, качая головой, кладет в рот последний кусочек. — Не осталось с картошкой.

— А сам говорит, гостей надо подождать, — смеется Аня, а я сажусь рядом.

— Я и с капустой люблю, спасибо.

Ульяна устроилась на краю дивана, пьет чай и, посмотрев в айфон, переводит взгляд на Мелани, которая склонилась над фотографиями в раскрытом альбоме.

— Ой, — она поднимает удивленные глаза, показывая на фотографию, на которой Ане, наверное, лет пять. Одетая в большую футболку, она подняла над головой здоровенную свеклу, а за ее спиной к кустам с ягодами бегут зеленые грядки. Мелани задумчиво щурится. — Огород?

— Вот те на, — смеется Виктор Павлович. — Анют, а ты говоришь, как с Марса свалилась. Да мы с Мелани таких закаток наделаем, добавки будешь просить.

— А это сложно? — озадаченно моргает Мелани.

— А папа все говорит, что ерунда, а как возьмется показывать, так там черт ногу сломит, — улыбается Аня. — Пап, все равно твои лучше получатся. А мы с Мел умнем все.

Мелани осторожно ведет пальцем по босой ноге Ани на фотографии.

— Какая ты красивая.

— Анюта в Танюшу пошла, — Виктор Павлович обнимает Татьяну Николаевну за плечо. — От меня характер только.

— И уши еще! — Аня убирает волосы назад. — Пап, вот что это такое?

И поворачивается ко мне, оттянув уши в стороны.

— Юлечка, я же лопоухая?

— Ань, нормальные у тебя уши.

Татьяна Николаевна, посмотрев на ухо Виктора Павловича, удивленно приподняла брови.

— Анют, что ты раньше-то молчала?

— С лица потому что воды не пить, — Аня откусывает от пирожка. — И с ушей.

В широкой стенке за ее спиной блестит хрустальный сервиз, а на подоконнике в разноцветных горшках распустились цветы. Опустив чашку, Татьяна Николаевна внимательно смотрит на Мелани, которая осторожно переворачивает страницу альбома.

— Мелани, с Анютой все будет хорошо?

Та, подняв лицо, смотрит ей в глаза.

— Да.

— Вот и славно, — кивает Татьяна Николаевна, а Виктор Павлович гладит ее по спине.

— Если вам потребуется помощь или появятся вопросы, — Ульяна кладет на стол белую визитку без имени, — звоните.

— Или... — взволнованно вдыхает Мелани, — или приезжайте к нам.

— Ой, а правда, — улыбается Аня. — Пап, там газоны без дела стоят, можно все картохой засадить.

— А что? — хмыкает Виктор Павлович. — С дачи вернемся, да заглянем.

— Спасибо за приглашение, — Татьяна Николаевна озабоченно хмурится. — Я только летать боюсь.

— Что-нибудь придумаем, — улыбается Ульяна.

Мелани показывает на фото, где Аня в темно-синей школьной форме держит под мышкой портфель, а в руках сжимает букет цветов, чуть меньше ее самой. Обнимая ее за плечо, рядом присел Виктор Павлович, а Татьяна Николаевна, наклонившись, целует ее в макушку.

— А это школа?

— Ой, Мел, — Аня закатывает глаза, — не напоминай. У меня этот вот букет на лестнице развалился, а я испугалась и его выкинула. И вышло, что одна без цветов пришла.

— А мне выговаривали потом, что неправильную дочь вырастила, — смеется Татьяна Николаевна, а Мелании недоуменно хлопает глазами.

— Неправильную?

— Ага, — Татьяна Николаевна подмигивает Ане. — Пошли мы с Анюткой потом, купили самый большой букет и себе оставили.

— И не отдали? — удивляется Мелани.

— Еще чего, — смеется Татьяна Николаевна.

— Ой, там эти были... — улыбается Аня. — Горгулии.

— Гортензии, — усмехается Татьяна Николаевна. — Анютка их как увидела, ошалела просто. Рисовала их потом, пока прямо за столом не уснет.

Посмотрев на фото, где Аня улыбается во весь рот, сидя за партой, Мелани вздыхает.

— А ты хорошо училась?

— Ага, — кивает Аня, — на двояки, — и, встретив недоуменный взгляд Мелани, целует ее в висок. — Ну фигово, Мел, — она показывает на фото: — Там вот за окном дерево было, и на нем сорока жила. И она то скачет там, то гнездо вьет, то птенчиков кормит. Как тут учиться-то?

— И то правда, — кивает Виктор Павлович. — На собрании, помню, говорят: Анютка у вас ворон считает. А она мне дома: не ворон, а сорок.

— А меня водила на нее посмотреть, — усмехается Татьяна Николаевна. — И главное, правда интересно. Давай, говорит, того птица найдем, от которого у сороки птенцы, и наругаем, чтобы тоже в гнездо шел, — она весело щурится. — Это меня тогда в школу вызвали как раз, оценки за четверть обсудить.

— Обсудила хоть? — серьезно спрашивает Аня, и Татьяна Николаевна кивает.

— Мы же договорились с тобой, что пример решила, потом на сороку посмотрела, а потом еще пример — и еще на сороку, — она тепло улыбается Ане. — С рисованием-то не передумала?

Аня, посопев, мотает головой.

— Аня очень талантливая, — Мелани прижимает пальцы к ключицам. — Можно, она будет художницей?

— Да пусть кем хочет будет, — смеется Виктор Павлович, откусывая от пирожка. — Хоть бобром.

— Бобром? — удивляется Аня. — Я енотиком рассчитывала.

— Я поискала тут, — задумчиво кивает Татьяна Николаевна. — Нынче и курсы всякие есть и эта, Британская... — она хмурится. — Как ее?

— Высшая школа дизайна, — кивает Аня.

— Ага. И даже государственная академия искусств, оказывается, — Татьяна Николаевна качает головой. — Анют, там черт ногу сломит. Давай вместе с тобой посмотрим, а то я в этой живописи ни бельмеса.

— Ладно, — улыбается Аня, а Мелани взволнованно чешет коленку.

— А можно я заплачу? — и растерянно моргает. — За самый лучший университет.

— Это уж как Анюта скажет, — усмехается Виктор Павлович. — Нам главное, чтобы дочь довольной жила, а в университет или бобром, это уж ей решать, — и поднимает седеющую бровь. — Ты подумай, дочь, насчет бобра-то.

— Ну каким бобром, пап? — разводит руками Аня. — У меня Мел теперь и котик еще. Я лучше так останусь.

— Хорошо, что Черныша взяли, — улыбается Татьяна Николаевна. — А то я беспокоилась, как он тут зимой. У меня-то аллергия, и Анютка всех котов во дворе откормила, потому что домой взять не могли.

— Черныша? — удивляется Мелани, и Аня гладит ее по плечу.

— Можем по-другому назвать.

— Я придумала, что назовем Усач, — улыбается Мелани, — но Черныш лучше.

— Тогда, Мел, — Аня смотрит в айфон, — Черныш нас с тобой заждался уже. Наверное, все сиденья ободрал там.

— Ой, и правда, — Татьяна Николаевна встает. — Давайте я вам пирожков с собой заверну.

— А я, Мелани, вам закаточку сейчас хорошую найду, — хлопнув по коленям, Виктор Павлович поднимается, и Аня, проводив его взглядом, целует Мелани в макушку.

— Пойдем в комнату мою?

— Пойдем, — улыбается Мелани и, поднявшись, неуклюже протискивается между креслом и столиком, а потом Аня за руку ведет ее к двери.

— А это вот я в футбольную секцию захотела, — Аня показывает на фотографию в рамке, на которой она, лет десяти, стоит перед футбольными воротами с мячом руках. Ее светлые шорты и майка измазаны коричневыми разводами, а белый гольф сполз и топорщится над кроссовком. — И сразу вратарем поставили, так я все коленки ободрала. Это папа рано сфоткал просто.

— Зато, Анют, — кряхтит Виктор Павлович, встав на табуретку в прихожей, — аж шесть мячей поймала, — и, дотянувшись до антресоли, довольно показывает большую банку с огурцами и помидорами. — Один даже носом.

— Папа все смеялся тогда, — выйдя в прихожую, Аня кладет пальцы на ручку светлой двери. — Может, говорит, это техника такая новая, — и раскрывает перед Мелани дверь, за которой у окна слева стоит небольшая кровать с пушистым пледом вместо покрывала, а справа икеевский стол, на котором старый толстый ноутбук еле заметен под ворохом ярко разрисованных листов, карандашей и фломастеров. Раскрыв рот, Мелани осторожно ступает по светлому ковру и удивленно смотрит на стену над столом, которая почти до потолка заклеена рисунками настоящих и выдуманных зверей, инопланетными пейзажами, набросками с котами на скамейках и совсем начальными эскизами.

— А это ты? — Мелани показывает на лист ватмана на боковой стене небольшого шкафа. Поправляя толстого кота на макушке, на нем гордо стоит Аня в обтягивающем ярко-розовом костюме с силуэтом кота на груди. Ее белоснежные волосы развеваются на ветру, а в глазах светятся красные сердечки.

— Ага, — улыбается Аня. — Это я на каникулах комикс про нас делала. Папа вот Человек-Урожай, — и показывает на Виктора Павловича, стоящего позади нее, сложив мускулистые руки на груди. Он в костюме, по цвету и текстуре напоминающем огурец, а из-за плеча у него торчит длинный кабачок. — А мама — Прививка.

— Анют, ты же говорила, что Вакцина, — прижав к груди пакет с пирожками, Татьяна Николаевна смотрит на себя в развевающемся белом плаще и со сверкающей диадемой с красным крестом в волосах. Одну руку в белой перчатке она положила Ане на плечо, а в другой блестит большой шприц, из иглы которого разлетаются разноцветные таблетки. — Прививка несолидно как-то.

— Так я за Человека-Урожая с ней бился все лето, — в прихожей Виктор Павлович ставит табурет в угол. — Сначала хотела Грядкамэном назвать.

— Потому что у тебя грядки всегда есть, — ворчит Аня, — а урожай — как получится.

— Вот как волосы такие себе нарисовала, — улыбается Татьяна Николаевна, — так и мечтала с тех пор, что такие же сделает, — и окидывает взглядом плакат. — Тут Витя может силой мысли овощи растить до любых размеров, я все болезни лечу, а Анюта знаете, что делает?

Прижав ладони к груди, Мелани вопросительно поднимает брови, и Татьяна Николаевна стучит пальцем по коту на макушке Ани.

— Всеми котами повелевает. Мол, что скажет, то они и делают, — она весело щурится. — Анют, ты этого кота попросила тебе ухо чесать?

— Мам, ну мы тут типа фоткаемся, и он для фотки будто бы забрался, — Аня разводит руками. — И вообще, я самые классные способности вам отдала, а вы жалуетесь.

— Кто это жалуется? — протерев банку, Виктор Павлович ставит ее на табурет. — Вот вам от Грядкамэна подарочек. Танюш, — он кивает в коридор, — пойдем посмотрим, во что сложить-то все.

— И правда, — улыбнувшись, Татьяна Николаевна выходит, а Аня шагает к окну, на подоконнике которого стоят разноцветные свечки, валяются пузырьки лака для ногтей и несколько книжек.

— Мел, смотри, — Аня задергивает темно-синие занавески, и комната погружается в полумрак. — У тебя в Меландии прикольней в сто раз, но я вот тоже придумала, — нашарив что-то на столе, Аня жмет на кнопку, и по стенам бегут, собираясь в паутину на потолке, желтые огоньки гирлянд. — Как-то к Новому году делала, а потом так и оставила.

Затаив дыхание, Мелани поднимает лицо к потолку, и огоньки золотисто отражаются в ее глазах, а Аня щелкает настольной лампой.

— А еще смотри, что тут у меня, — покопавшись в ворохе листов, она трогает плечо Мелани, и та удивленно смотрит на рисунок, где маленькая девочка в толстых очках подняла над головой синего слона с розовыми ушами, а Мелани протягивает ей длинную накидку. — Я когда клип твой посмотрела, это видео нашла и нарисовать решила, — улыбается Аня.

— Как красиво, — Мелани восторженно рассматривает девочку. — Хотела с ней подружиться, только не получилось найти, — и робко смотрит на Аню. — Давай останемся здесь?

— Мел, тут тесно вчетвером, — Аня гладит ее по щеке, — и у нас с тобой Черныш теперь, а у мамы аллергия, — шмыгнув носом, Мелани кивает, и Аня берет ее за руки. — Это ведь квартира просто. Понимаешь? — Аня тепло смотрит в ее глаза. — И ничего особенного нет в ней. А знаешь, где особенное все сидит?

— Где? — шепчет Мелани, и Аня кладет ладонь между ее ключиц.

— Вот тут вот. И никуда оно не девается, если однажды появилось, — она крепко обнимает Мелани. — Мы домой поедем, и оно вместе с тобой поедет, — Мелани гладит Аню по волосам, и в ее мокрых глазах бегут огоньки. — Пойдем к Чернышу?

— Давай.

И они идут в прихожую, где Ульяна уже взяла у Виктора Павловича тяжелый пакет с логотипом «Перекрестка».

— Приятно было познакомиться, — улыбается Виктор Павлович, и Мелани часто кивает.

— Мне очень понравилось, — и, подумав, добавляет: — Я съем пирожки.

— Куда ты денешься-то? — улыбается Аня и, обняв родителей, прячет волосы под кепкой. — Вы тогда скажите, когда приехать хотите, а мы придумаем, как вас привезти.

— Я, может, и на вертолет отважусь, — положив ладонь на плечо Виктора Павловича, Татьяна Николаевна улыбается Ане. — А тебя как звали в комиксе?

— Котоледи, — смущенно бормочет Аня, и Мелани смеется, обняв ее за талию.

— Что-то не припомню, — щурится Виктор Павлович, — чтобы это с командой согласовано было.

— Ладно, Котоледи, — Татьяна Николаевна еще раз целует Аню в лоб, — счастливого пути.

Мы выходим на лестницу, мужик в костюме жмет на кнопку, и двери лифта открываются.

— Ульяна, а у тебя какая способность была бы? — улыбается Мелани, встав между плечами в пиджаках. Перехватив пакет, Ульяна входит в лифт последней.

— Мне бы понравилось быть невидимой.

— Ульяночка, ну это скучно, — мотает головой Аня. — Может, лучше превращаться в кого-нибудь?

— В единорога, — кивает Мелани, и Ульяна усмехается.

— Если вы настаиваете.

Лифт останавливается, и впереди уже открыли дверь на улицу. Аня надевает очки и, взяв Мелани за руку, спускается по ступенькам.

— Мел, а у тебя?

Раздумывая, та перешагивает порог, и бабушки снова замолкают, а одна хмуро показывает на внедорожники.

— Что загородили-то весь тротуар?

— Извините, пожалуйста, — улыбается Аня. — Мы сейчас.

Дверь внедорожника уже открыта, и Черныш смотрит на нас с широкого сиденья.

— Разговаривать с собачками, — довольно кивает Мелани и садится в салон.

— Черныш! — Аня сажает его к себе на колени. — Вот и мы, — и, встретив взгляд Ульяны, недоуменно хмурится, а потом смотрит на Мелани. — Ой, Мел! А капюшон-то!

Потрогав волосы, та удивленно смотрит за окно, а потом робко улыбается.

— Забыла, — и с интересом оглядывает двери подъездов, что плывут за стеклом, дворника рядом с мусорными баками, и провожает взглядом рыжую собаку на поводке.