Глава 5
Виктория
Выезжая со двора старого кафе, чья парковка была изрезана сетью трещин, я на секунду задержала взгляд в зеркале заднего вида. Потускневшая вывеска, облупленные ставни и фигура хозяйки — старушки с вечным платком на голове — остались позади. Внутри машины ещё витал запах эспрессо и сладкой выпечки, но едва колёса выкатились на главную улицу, этот зыбкий уют исчез.
Милан встретил меня шумом. Клаксон слева, звонок велосипеда, гул пробки, крики торговцев — хаос, который город накладывал на мой собственный ритм. Но сегодня это чувство свободы оказалось искажённым. Вместо лёгкости в груди копилась тяжесть, и каждое нажатие на педаль газа звучало как шаг в темноту.
В зеркале заднего вида мелькнула машина — чёрная, безликая, словно вырезанная из самой ночи. Она не приближалась, но и не отставала — держалась на равном расстоянии, дыша в затылок.
Я заставила себя усмехнуться — сухо, почти зло. Совпадение. И всё же что-то в её движении было слишком ровным, будто водитель не ехал, а отзеркаливал каждое моё решение.
Пальцы сильнее стиснули руль, но внешне я оставалась спокойной, с той самой выдержкой, которую оттачивала годами. Если это игра, то пусть думают, что я её не заметила. Если проверка — то пусть убедятся, что я умею ждать.
Вдох. Выдох. Чёрный силуэт всё так же держался у меня за спиной.
Я плавно съехала ближе к обочине, будто уступая дорогу. Чёрная тень не воспользовалась моментом: не обогнала, не ускорилась — она просто продолжила ползти следом.
В груди заныло, но я не позволила себе сбиться.
— Привиделось, — тихо бросаю я, но собственный голос звучал фальшиво.
Я отвернулась от зеркала, упрямо сосредоточившись на дороге. Холодный свет позднего утра резал глаза, а стрелки часов на панели подбирались к полудню. Чем ближе я подъезжала к центру, тем сильнее сжимался воздух в салоне.
Когда наконец свернула к офису и втиснулась на свободное место у обочины, сердце билось быстрее, чем мотор. На приборной панели мигнуло: снова опоздание. Схватив сумку, я вышла и ускорила шаг. Асфальт под каблуками отбивал сухой ритм, пальцы крепче сжимали ручку сумки.
Город жил своей привычной жизнью: машины сигналили, лифт скрипел, а из соседней кофейни тянуло свежесваренным кофе. Но даже эти знакомые мелочи казались чужими.
И тут я увидела его. Отца. Он стоял у двери моего офиса с такой же непоколебимой, холодной осанкой, будто ждал меня всегда. Я зависла: как он сюда попал и зачем?
— Опоздала, — сказал он ровно, почти шёпотом, но в голосе был этот ледяной упрёк, от которого не укрыться даже стальным нервам.
Он не должен был знать. Никто не мог сообщить ему о том, что я задержалась. Но в глазах его была привычная уверенность, будто он предугадал всё заранее.
— Забавно... — выдохнула я, стараясь сохранить спокойный тон, — не думала, что у тебя есть расписание моего утра.
Он слегка усмехнулся уголком губ — мне этого хватило, чтобы почувствовать знакомое раздражение и беспокойство.
— Встреча не терпит опозданий, Виктория. Особенно с тем человеком, кого ты скоро узнаешь.
Я нахмурилась, ускоряя шаги, и в груди кольнул холодный укол предчувствия. Я сделала вид, что голос остаётся ровным:
— Какая ещё встреча? — спросила я, но внутри уже ворочались вопросы: откуда он знает? Не связан ли он с тем человеком, который с утра караулит мой офис?
Отец выдержал паузу, которая растянулась длиннее всех улиц, пройденных в пробках.
— Скоро поймёшь.
Его слова повисли в воздухе, словно невидимые цепи. Я делала вид, что не понимаю, но внутри уже складывалась цепочка мыслей: кто игрок, кто — наблюдатель, и не он ли подтолкнул меня к этому.
Собрав все свои мысли про отца, я направилась к кабинету, пытаясь сосредоточиться на том, кого там могу встретить: свою верную смерть или нового клиента, который срочно требует решения дела. Большая часть моей работы была одинаковой: богатые дети, уверенные, что закон — это лишь слово, и им нужен только быстрый обход правил. Но как отец мог знать об этой встрече? И кто, чёрт побери, этот загадочный клиент?
Мысли буквально испарялись, когда я подходила ближе к кабинету. Голова гудела, сердце стучало так громко, что, казалось, оно готово вырваться из груди. Я шла быстрой, целеустремлённой походкой, стараясь не разозлить важную персону, которая, возможно, уже ждала меня.
Я решила принять это как комплимент, делая вид, что он просто любуется архитектурой. Когда отец передал мне компанию, я изменила её: внутренний порядок стал строгим, каждое действие подчинялось дисциплине, и каждый сотрудник понимал, что поверхностной работы здесь не будет.
Каждый клиент приходил к нам в кризисной ситуации, и мне приходилось выжимать максимум, чтобы вернуть им справедливость. Внедрение правил, контроль за каждым процессом, борьба с хаосом, который оставил отец, требовали нервов, что теперь трещали по швам. Парижское отделение, которое досталось мне «в наследство» из заголовков газет, я заставила работать честно, строго и эффективно. Только благодаря мне компания начала справляться с правонарушениями, восстанавливая справедливость там, где раньше правили деньги и безнаказанность.
Я закрыла за собой дверь кабинета, едва успев перевести дыхание. Сажусь за свой стол, опираюсь локтями на гладкую поверхность и сцепляю пальцы. Внутри всё бурлит — раздражение, тревога, предчувствие — но на лице я сохраняю привычное спокойствие.
Он стоит у окна, спиной ко мне, руки за спиной, взгляд направлен наружу. Но я почувствовала его внимание с того момента, как вошла.
— Опоздание впервые прощено, — сказал он ровно. — Но больше такого не будет.
Я моргнула, не веря, что слышу это в своём офисе.
— Простите? — Мой голос выходит слишком спокойным, хотя сердце бьётся в висках. — Я не понимаю, что настолько срочно требовало вашего присутствия здесь.
Он медленно разворачивается ко мне, взгляд тяжёл, пронзителен.
— Некоторые дела требуют полного внимания и точности.
Я откинулась в кресле, выровняла дыхание и посмотрела прямо ему в глаза.
— Если вы пришли ко мне с сомнительными просьбами, то потратили своё время, — сказала я чётко, — я не выношу грязных игр.
Он чуть склонил голову, будто оценивает мою реакцию, и усмешка исчезает.
— Ошибаетесь, Виктория. Я здесь не за играми. Я здесь, потому что именно вы можете быть полезны.
— Полезна? — Мой голос холодный, хотя внутри всё напряжено. — Не перепутали адрес? Здесь адвокатская компания.
Он делает шаг ближе к столу. Движение размеренное, но в нём ощущается угроза.
— Нет, — сказал он низко. — Я выбрал правильное место.
Чёрт. Я убеждена: он не клиент. И дело, с которым он пришёл, пахнет куда хуже, чем любой спор в суде.
Я наклонилась чуть вперёд, сцепив пальцы.
— Тогда перестаньте говорить загадками. О чём конкретно идёт речь?
Он задержал взгляд, а потом произносит медленно, подчёркнуто:
— Подпольный клуб. Там есть кое-что, что должно принадлежать мне. И кое-кто, кто должен мне больше, чем может отдать.
Сердце сбилось с ритма, стучит слишком громко. Его слова — как щупальца: тянутся к моей памяти, к моим страхам, к догадкам, которые я сама не хочу озвучивать.
Подпольный клуб... В голове всплывает лишь одна ассоциация — Александр Волков. Его территория, его правила, его безмолвная власть. Значит, всё это связано с ним. Или я ошибаюсь? Может, кроме Волкова, там замешаны и другие? Те, о ком никто не говорит вслух?
Я почувствовала, как между нами натягивается невидимая нить: он знает больше, чем говорит. Я должна догадаться. Должна сложить куски мозаики. Только от каждого его слова эта мозаика становилась всё мрачнее.
Я едва заметно прищурилась.
— Подпольный клуб? — повторила я, будто проверяю, правильно ли расслышала. — Думаю, вы ошиблись адресом. Я не занимаюсь выбиванием долгов.
— Никто и не просит вас выбивать, — его голос ровный, но в нём сталь. — Нужно лишь узнать кое-что. То, что может оказаться... полезным для обеих сторон.
— Информация, — уточнила я.
Он слегка кивнул.
— Именно.
Я внимательно смотрела на него, стараясь уловить хоть намёк, но каждое его слово будто нарочно обрезано до минимума. Он держал паузу слишком уверенно, словно проверяя моё терпение. Не клиент — это почувствовалось сразу. Скорее человек, который пришёл не просить, а требовать.
Только какая роль в этой игре уготована мне? Почему я?
Я сдержала раздражение, хотя внутри уже нарастала тревога. Мужчина явно знает больше, чем говорит, и это "больше" куда опаснее, чем его холодный тон.
— Допустим, я рассмотрю это дело, — сказала я наконец. — Но правила остаются прежними: только в рамках закона.
— Закон... — его губы искривились в едва заметной усмешке. — Пусть будет так.
Его слова застревают в воздухе, как ловушка. Я почувствовала, что за этим «пусть будет так» скрывается нечто большее. Он играет словами, оставляя мне пространство для догадок, но не ответы.
Он медленно оторвался от окна и обернулся ко мне. Его взгляд вцепился в меня — холодный, пронизывающий, не оставляющий пространства для иллюзий.
— Думаю, пора назвать своё имя, — сказал он, глядя прямо на меня. Голос ровный, но в этой ровности есть что-то неестественное. — Энцо Моретти.
Я приподняла бровь и повторила вслух, словно проверяя каждое слово на прочность.
— Энцо Моретти... — короткая пауза, и я чуть искривила губы в улыбке. — Какое... удобное имя.
Он не отреагировал, только смотрел, будто ждёт, споткнусь ли я на ровном месте.
Внутри меня разгорелось раздражение. Всё чересчур чисто, до боли правильно. Его итальянская речь звучала неестественно. Это была маска, которую он натянул слишком небрежно. Я вспомнила своё детство: как сама сглаживала украинский акцент, стараясь раствориться. Моретти делал то же самое, но без моего старания. Он был небрежен.
Моретти? Серьёзно? Слишком просто, чтобы затеряться среди сотен других.
— Слушайте, Энцо, — сказала я резко, взгляд острый. — Мне совершенно не нравится, когда кто-то решает, что может контролировать каждый мой шаг, караулить меня у офиса и думать, что знает, как мне действовать. Кому пришло в голову, что я буду спокойно это терпеть?
Он слегка улыбнулся, но с холодной ноткой угрозы.
— Вы ошибаетесь, — произнёс он ровно. — Здесь не вы указываете. А я.
Дверь за ним захлопнулась, и тишина в кабинете опустилась, как тяжёлый свинец.
— Чёртов Моретти... — прошипела я.
Нет. Никогда.
Внутри меня вспыхнул ледяной огонь. Каждое его движение, каждая улыбка, каждая фраза — теперь моя информация, моя сила. И вместе с этим пришла ярость, которую хотелось выместить.
— Блять... — вырвалось сквозь зубы.
Моё тело действовало само, будто подчиняясь импульсу. Рука резко выхватила бумаги со стола — и они с грохотом рассыпались по паркету. Ручка соскользнула, падая с металлическим звоном. Папки, карандаши, визитки — всё полетело, столкнулось, рассыпалось. Стук предметов эхом отдался в комнате, сливаясь с моим учащённым дыханием.
Я ощутила, как сердце колотится в висках, а разум скользит между яростью и холодной расчётливостью. Пусть он думает, что видит меня насквозь. Пусть думает, что этот гнев — просто вспышка эмоций. Но это не так. Каждая брошенная вещь — мой внутренний протест.
— Энцо Моретти... — прошептала я, стиснув зубы. — Мы еще посмотрим, кто будет указывать.
Сознание перебирало варианты: что это за человек, почему он так тщательно играет роль доброго, а внутри скрывает угрозу? Каждая мысль пронзила меня иглой сомнения. Одновременно появилась решимость: никакой контроль, никакие «подсказки» или попытки управлять мной — не сработают.
Я сделала глубокий вдох и выпрямилась. Воздух был насыщен шумом разбросанных вещей, но я вернулась за стол, словно ничего не было. Взгляд холоден, маска спокойствия восстановлена. Никто не догадается, что за этой улыбкой скрывается буря, что внутри меня уже роится план — шаги, которые будут моими, а не его.
Я тихо улыбнулась самой себе. Пусть думает, что ведёт игру. На самом деле управлять буду я. И каждый следующий шаг, каждая встреча, каждый жест — будут моим ответом на его контроль. Пусть это будет моё маленькое, личное возмездие. Никто не узнает. Никто, кроме меня самой.
Секретарь осторожно заглянула: — Прошу прощения, сеньорита Орлова... вам... — видя погром, она охнула, — позвать уборщицу?
— Да, — сказала я, сжимая кулаки, — и передайте: оплачу двойную ставку. Это моя вина.
Я медленно подошла к окну и оперлась на холодное стекло. Мысль быстро взяла верх над адреналином. Всё, что произошло — не случайно. Эти люди не появились просто так, их присутствие — предупреждение. Попытка запугать? Проверка на прочность? Нет, слишком умно организовано. Каждое движение, каждый шаг — подсказка.
Клуб. Подпольный мир. Я копалась в нём, ища ниточку, ведущую к правде, а они пытаются опередить меня. Хотят, чтобы я сделала неверный шаг, попала в ловушку. Кто-то думает, что сможет меня сломать? Пусть попробуют.
Я медленно осмотрела кабинет. Разбросанные бумаги, перевернутые папки, упавшие книги — символ хаоса, который я сама породила. Но за этим хаосом я вижу линии. Каждый предмет, каждое движение — карта будущей игры. Пусть думают, что держат ситуацию под контролем. На самом деле я уже просчитываю каждый их шаг.
Лёд пронзил вены. Я помню каждую деталь: их походку, взгляд, тон голоса. Я знаю, где они слабее, где их маски трещат, что они скрывают. Я начну с малого: небольшие провокации, которые заставят их открыться. Чем больше они пытаются меня контролировать, тем более очевидными станут их намерения.
Я оторвалась от окна и, медленно ступая, подошла к столу. Глаза сверкнули холодом. Каждый ход теперь будет моим. Никто не узнает, как глубоко спрятан мой план. Никто.
— С отцом нужно будет разобраться. Позже. Но не сегодня.
И впервые за весь этот день хаос вокруг показался не угрозой, а инструментом, которым я собиралась управлять.
Опустившись за стол, я нажала кнопку селектора. План начал складываться. Я не ждала улик — я собиралась их создать.
— Марта, вызови охрану и запроси записи с камеры у входа за последние три часа. Особо интересует чёрный седан, что стоял напротив. Нужен номер, модель, всё, что можно найти. А ещё подготовь досье на Энцо Моретти. Все, что есть в открытых источниках: его историю, контакты, интересы. Мне нужен кофе. Двойной эспрессо. Скажешь охране, что это требование владельца.
— Да, сеньорита. Сейчас же.
Я сбросила вызов, не дожидаясь ответа. Теперь не было времени на нервы, только на логику.
Через десять минут Марта осторожно заглянула в кабинет, принесла кофе и папку.
— Я связалась с охраной. Чёрный седан уехал, как только вы вошли в здание. Данные будут через час.
Я сделала глоток обжигающего эспрессо. Горячая жидкость обожгла горло, но вернула контроль. Только потом, откинувшись в кресле, я начала просматривать досье. В каждой строчке была идеально выстроенная ложь, призванная прикрыть что-то куда более грязное. Итальянская маска была надета крепко, но я знала, где искать щели.
Я просидела так, погруженная в анализ, пока за окном не сгустились сумерки. Только в девятом часу вечера Марта снова постучала, держа в руках лист бумаги.
— Сеньорита Орлова, мне пришли данные по машине. Номер не принадлежит Моретти. Машина зарегистрирована на некое ООО, которое было ликвидировано три года назад. Судя по всему, это не люди Моретти. Это кто-то... кто сел вам на хвост, не связанный с ним напрямую.
Я откинулась, скрестив руки на груди. Чувство холодного, чистого ужаса сжало желудок. Моретти — лишь фасад. Или приманка.
— Хорошо, Марта, — я аккуратно собрала бумаги со стола. Взгляд упал на часы: без пятнадцати десять вечера. — Я еду. И, Марта?
— Да?
— Сегодняшний день остаётся между нами.
Фраза не нуждалась в объяснении. Марта знала, что отвечать, если кто-то спросит. Всё в порядке. Просто был очень сложный клиент.
Я неспешно вышла из офиса. Шаги по пустому коридору звучали неестественно громко, отражая внезапную тишину, которая пришла на смену лихорадочному мозговому штурму.
Город уже спал, погруженный в густую, чернильную ночь. Он казался фальшивым, декорацией, которую вот-вот свернут. Дорога домой тянулась, как мокрый бинт, обматывая меня усталостью и напряжением. Я включила музыку, пытаясь заполнить пустоту в салоне. Но даже любимые треки звучали чужеродно, не попадая в резонанс с холодной, методичной мыслью, засевшей в голове.
Когда я наконец открыла дверь дома, внутри было тихо. Слишком тихо. Это была не та уютная тишина, а звенящая пустота, которая только подчёркивала моё одиночество.
Я скинула сумку на кресло — бросила её, не глядя, словно ненужный балласт. Тяжелое пальто упало рядом. Машинально я направилась к спальне, собираясь смыть с себя этот долгий, переломный день.
И тут... я замерла.
На кровати, прямо на тёмном покрывале, лежал букет. Белые лилии.
Они были срезаны идеально, как хирургический надрез. Невероятно, чудовищно чистые.
Я почувствовала, как подкашиваются колени, и навалилась на дверной косяк. Холодный пот выступил на висках, а все мысли смыло волной паники. Я не могла пошевелиться.
Лилии. Символ чистоты и... смерти.
Горло сжалось, и я не могла вдохнуть. Воздух превратился в яд. Каждый лепесток кричал о том, что чужие руки были здесь, в моём личном убежище.
Они знают.
Они были здесь.
Они ближе, чем я думала.
Я оторвалась от косяка и медленно, словно во сне, подошла к кровати. Запах. Лилии пахли слишком сладко, приторно.
Я резко опустилась на корточки рядом с кроватью. Секунду я смотрела на букет, а затем схватила его.
Ледяное бешенство вытеснило страх. Это не игра. Это объявление войны, и они ударили в самое уязвимое место — контроль.
Букет хрустнул в моих руках. Я швырнула его со всей силы на пол, к самой стене. Ваза с водой, которую они, видимо, принесли с собой, с грохотом упала, и ледяная вода брызнула на паркет.
— Твари, — вырвалось сквозь зубы.
Это была спокойная, отточенная ярость. В моей голове уже не было места для "почему?". Было только "как мне их уничтожить?".
Я медленно поднялась. Моё тело снова стало сталью. Нарушенная граница была болезненной, но она дала мне идеальную, кристальную ясность.
Всё по-настоящему.