Сочетай

В небе птица,
В окнах лица,
Всё что снится,
Шепчет мне любовь моя.
Птица - это я!

Dj Smash, Птица©

У Пальтиэля имелась отвратительная, по мнению Оскара, привычка – заявляться в гости без предупреждения. Причём приезжал он так только к сыну, со всеми остальными скрупулёзно соблюдал приличия.

Терри отпёр замки, спрыгнул с табуретки, отодвинул её и, открыв дверь, радостно воскликнул:

- Дедушка!

Один раз прошедшей осенью случайно так назвал старшего Шулеймана, по аналогии, что этот старший мужчина проводит с ним время, заботится о нём, а значит, он дедушка. Следом опомнился, смутился и попросил прощения, перескочив обратно на «вы», что они давно прошли. А у Пальтиэля в тот момент треснуло и растаяло сердце, он тогда сказал мальчику, что тот может называть его дедушкой, и будет рад, если он будет так его звать. За это «дедушка» готов был отдать полжизни и всё царство в придачу.

Изначально, когда Оскар впервые привёз Терри к папе, Пальтиэль не обрадовался сюрпризу, относился с настороженностью к непонятно откуда взявшемуся чужому мальчику и держался отстранённо, соблюдая с ребёнком лишь необходимые холодные правила приличий и поддерживая минимум взаимодействия. Он-то мечтал о родном внуке или внучке или нескольких, если судьба будет невероятно благосклонна, а этот мальчик занял их место, убил надежду на продолжение рода и то, что успеет при жизни понянчить внуков, поскольку Оскар чётко сказал: «Это мой ребёнок, я его воспитываю, другой мне не нужен и другого не будет, один у меня уже есть». Что Терри не сын Оскара, Пальтиэль не обманулся, отсутствие родства, так сказать, на лицо. Оскар и не пытался убедить отца в обратном, но в остальном его как всегда не слушал, сказал: «Терри мой ребёнок, если тебе он так не нравится, мы можем уехать и больше не приезжать» и закрыл тему. Пальтиэль не захотел, чтобы сын уезжал и настроился на смирение с чужим мальчиком. В конце концов, ребёнок же ни в чём не виноват, и оставалась маленькая, очень нужная сердцу толика надежды, что Оскар передумает и обзаведётся собственным потомством, он же такой – ему постоянно что-то в голову стукает, сегодня решил взять опеку над сиротой, а завтра образумится и создаст свою, нормальную семью.

Терри как будто и не замечал отчуждения нового для себя мужчины, которого Оскар звал папой, не чувствовал тщательно скрытой неприязни. Он доверчиво подходил к Пальтиэлю, уважительно называя его на «вы» и через «месье», разговаривал, предложил ему свою книжку, подумав, что она интереснее и веселее, чем то, что старший Шулейман читает и хмурится. Маленький совсем тогда был, четыре годика всего.

Одним вечером Пальтиэль обнаружил мальчика на лестнице на третий этаж, Терри сидел ближе к верху, прислонившись к перилам, прикрыв наполовину глаза. Устал за целый день беготни по огромным расстояниям особняка и длинным для малыша лестницам, вымотался совсем, ножки устали. Спать хотел, но до спальни ещё нужно дойти. Это Шулейман-старший узнал от самого Терри, спросив, почему он здесь сидит. Сначала он хотел позвать кого-то из прислуги, чтобы мальчика отнесли в выделенную ему спальню, которая на детскую не походила, не было в особняке детской со времён, когда вырос Оскар, но что-то не позволило. Пальтиэль поднял сонного малыша на руки, бережно поддерживая, и что-то внутри изменилось, потеплело.

Уложив Терри в кровать, старший Шулейман нашёл Оскара и строго спросил с него, почему он где-то пропадает и оставляет ребёнка без присмотра. Оскар в ответ усмехнулся: что, потеплел уже к Терри? Пальтиэль не признал того, но да, потеплел. К концу их пребывания в доме его отношение к мальчику изменилось. А уже в следующий раз, через полтора месяца, золотой, ещё тёплой осенью, когда Оскар приехал с Терри, Пальтиэля было уже не узнать, Терри стал его любимчиком, его самым долгожданным гостем, которого ждал у ворот, улыбаясь приближающейся сыновьей машине. Ко второму приезду мальчика обустроили детскую, достойную современного наследного принца.

Так и повелось – всё для Терри. Шикарная собственная комната - и со временем целый этаж под детские нужды. Круглосуточно дежурящая команда педиатров различных направленностей – мало ли что, не хотелось, чтобы жизнь и здоровье ребёнка зависели от скорости оказания медицинской помощи. Машина, собранная на заводе Мерседес по личному заказу по проекту именитого разработчика, который находился на пенсии, но не смог отказать старшему Шулейману, и превосходящая по цене многие полноразмерные автомобили на дорогах города. Животные, которых под аренду доставляли из лучших питомников – ребёнку для полноценного развития необходим контакт с природой и животным миром в частности. Психологи утверждают, что взаимодействие с животными благотворно влияет на детскую психику, Пальтиэль верил, следовал рекомендации и не скупился. И много, много прочего.

Какая разница, что Терри им не родной по крови? Он всё равно их, твёрдо считал Пальтиэль, и пусть кто-то попробует переубедить – получит такой ответ, что мало не покажется, и плевать на призывающий к сдержанности этикет, он своего мальчика никому в обиду не даст и никому не позволит его у себя отнять. Терри его солнышко, его лучик света, осветивший жизнь и наполнивший её яркими красками, вернувший чувство жизни, а не движения к смерти, в котором существовал годами. Его смысл. Когда видел Терри, глаза загорались, когда говорил о нём, лицо сама собой озаряла улыбка, не получалось не улыбаться. Ему в радость проводить с Терри время, возиться, играть, ползать по полу. Даже лошадкой для него был, что увидел Эдвин и посуровел, напомнил другу, что врачи ему строго-настрого запретили физические нагрузки. Пальтиэль смешливо, легкомысленно отмахнулся: теперь сердце у него точно выдержит, не может не выдержать. Он даже согласился на пересадку сердца, в которой ранее не видел смысла, так как, по словам врачей, при состоянии его сосудов вероятность, что операция поможет, всего сорок процентов. Теперь у него нет выбора, он хотел увидеть, как Терри пойдёт в школу и окончит её и на свадьбе его отгулять когда-нибудь. Для этого нужно жить. Потому пусть вероятность благополучного исхода будет хоть десять процентов, он согласится. Иначе никак. Никак. Операцию запланировали на апрель. Он будет жить и будет жить полноценно – теперь просто вне сомнений. У него слишком много планов, слишком многое его держит, чтобы позволить себе умереть.

Если бы Терри попросил переписать на него всё семейное состояние, Пальтиэль бы переписал и составил документы так, чтобы он и в своём малолетстве мог распоряжаться капиталом. Но Терри ничего и никогда не просил. Ни разу. На редкость скромный, не избалованный ребёнок, не считающий, что кто-либо ему что-то должен. Потому Пальтиэль слушал, о чём мальчик говорил, и воплощал его слова в жизнь, выступая добрым волшебником. Из последнего – осеннего – Оскару запомнились фазаны. Терри много рассказывал о них Пальтиэлю, и к следующему его приезду по двору важно разгуливали царские птицы, что привело Терри сначала в изумление – неужели это для меня, и подойти можно? – а затем в восторг. Терри радостно возился с фазанами, таскал в руках, бегал с ними целыми днями по огромному двору, а старший Шулейман смотрел, умилялся и вместе со своим мальчиком-счастье кормил новоявленное хозяйство. Только к отъезду Терри опечалился, спросил волнительно: «Где же птички будут жить? Зима скоро, они замёрзнут». На что Пальтиэль заверил его, что позаботился о комфорте фазанов, и продемонстрировал достроенное на днях строение, где птицам предстояло зимовать. Ещё раньше старший Шулейман распорядился за особняком, где располагалась основная дворовая территория, вырыть пруд и поселить туда две пары лебедей, два пары уток и всю необходимую флору. Уток уже было больше, размножались естественным путём, часть подросшего потомства улетала, часть оставалась. С лебедями же попал впросак, не уточнил желаемую половую принадлежность птиц и купил двух самцов. Если Терри заинтересуется лебедятами, тогда приобретёт к самцам самку, а пока подселил к белым двух чёрных особей. Чёрные лебеди Терри заворожили, когда увидел их вживую, да ещё так близко, практически дома, можно и покормить, и дотронуться до пёрышек невероятных созданий.

Это и не нравилось Оскару в поведении отца. Он воспитывал Терри не в строгости, но в дисциплине, закладывал в нём ответственность, понимание своих и чужих границ и того, что за свои поступки нужно отвечать и ему не всё можно по щелчку пальцев. Оскар не хотел, чтобы Терри вырос таким, как он, вседозволенность и затыкание дыр морального материальным до добра не доводит, это не счастье, а попустительство. По себе знал. Пожаловаться ни на что Оскар не мог, но если бы подход его родителей, в особенности отца к воспитанию был более здоровым, он бы не вырос беспринципным циником, считающим, что ему никакие законы не писаны, поскольку папа, а то и сама по себе фамилия отмажет, он был бы более нормальным и не испытывал сложностей в выражении эмоций и построении взаимоотношений. Оскар не желал Терри будущего избалованного, зазнавшегося мажора, который однажды столкнётся с тем, что не знает, любит ли его хоть кто-нибудь за то, какой он человек, а не за принадлежность к одной из богатейших семей. И планомерно реализовывал здоровое воспитание. А папа мешал. Пальтиэль ужасно баловал Терри, с чем Оскар пытался бороться, но папа не слушал, отмахивался и продолжал гнуть свою линию. Они как будто местами поменялись, теперь Оскар вразумлял отца, а тот творил произвол, и все увещевания безуспешны, как об стенку горох.

Оскар думал, что, если бы Терри захотел птеродактиля, папа и его бы достал. Технология-то давно есть, нужно только выйти на научный центр и очень хорошо заплатить, чтобы одну особь вывели в индивидуальном порядке. А дальше древняя тварь самопроизвольно размножается и для человечества наступает Армагеддон. Почему? Потому что Пальтиэль Шулейман двинулся умом на почве названого внука.

Каждое слово Терри схватывалось на лету, любой его каприз исполнялся. Когда есть Терри – есть счастье. С ним Пальтиэль чувствовал себя лет на тридцать, не старше. А Оскар что? Оскар давно вырос и вырос не так и не таким, как хотелось бы. С Терри Пальтиэль компенсировал свои упущения, проживал жизнь, которую по разным причинам, в первую очередь по собственной вине, не прожил в отцовстве. Внук – величайшее счастье. Этот мальчик – самый щедрый подарок судьбы. Лучшего внука старший Шулейман и пожелать не мог, никакого другого ему не нужно. Иногда Оскара посещала мысль, что если бы он исчез, папа бы и не заметил, а то и обрадовался, поскольку смог бы забрать Терри себе. Обижаться Оскар не обижался, что папа потерял к нему всякий интерес, один раз даже поздороваться забыл, и всё его внимание и любовь доставались Терри. За то, что сам в детстве был наследником, на которого возложены непосильные для ребёнка ожидания, а Терри папа просто любит, не обижался тоже. Это жизнь, здорово, что Терри повезло. Оставалось только вздыхать и качать головой, что папу на старости лет так накрыло.

С появлением Терри Пальтиэль начал интересоваться сыном исключительно как дополнением к внуку – наконец-то папа от него отстал. Но он был очень, без меры благодарен Оскару за то, что он привнёс в их жизнь такое счастье. За Терри можно только порадоваться – у него не только опекун Оскар Шулейман, но и любящий, души в нём не чающий «дедушка» Пальтиэль Шулейман. Перед этим мальчиком определённо открыты все жизненные двери.

Старший Шулейман почему-то не догадался, чей Терри. В отличие от Эдвина, который сразу понял, что отец мальчика Том, что настораживало и влияло на его отношение к ребёнку, и безуспешно пытался разобраться в странном, нехорошем обстоятельстве, как так получилось, что после развода Оскар взял опеку над сыном бывшего супруга. Попытка узнать правду от самого Оскара провалилась, он отказался отвечать на вопросы. Не считал нужным. Другу Эдвин не открыл глаза на очевидное, откуда взялся Терри, видел, как он счастлив, впервые за десятилетия, и решил не мешать. Но наблюдал за мальчиком, который мог стать такой же занозой в заднице, как его папа, и бедой в жизни Оскара. Плохая это идея, очень плохая – воспитывать ребёнка от психически больного родителя, который вдобавок так с тобой обошёлся... Но что он мог сделать? Однажды Эдвин попробовал поговорить с Пальтиэлем, что не надо безоговорочно принимать чужого мальчика, и котором ничего не знает, и позже, когда они остались наедине, нарвался на жёсткий скандал от друга: «Это не твоё дело. Если тебе что-то не нравится, уходи из моего дома, я не потерплю здесь науськиваний на Терри». Пришлось замолчать. Эдвин уже несколько лет жил с Пальтиэлем и не мог его бросить, особенно теперь, когда в его доме неделями гостил этот. Что папа, что сын проблемные. Том ушёл из их жизни, но всё равно остался гостью в горле, потому что наплодил и подкинул. И хоть пока не мог ни к чему придраться при всём желании, Терри показывал себя золотым ребёнком, Эдвин не расслаблялся, не размякал и был единственным, кто оставался равнодушен к обаянию кареглазого мальчика.

- Терри! – Пальтиэль расплылся в широкой улыбке и, наклонившись, обнял мальчика. – Я рад тебя видеть.

- Я тоже рад, - Терри вернул ему искреннюю улыбку, снизу глядя на мужчину. – А Оскар не говорил, что ты приедешь.

- Я решил устроить сюрприз. Надеюсь, не помешал?

- Нет, - Терри тряхнул головой и снова улыбнулся. – Оскар будет рад, что ты приехал. Пойдём, я провожу, - он взял Пальтиэля за руку.

- Подожди, - остановил его старший Шулейман. – Мой приезд не единственный сюрприз.

- Какой ещё? – участливо удивился Терри, выгнув брови над внимательными глазами.

Пальтиэль заговорщически улыбнулся:

- Помнишь, на Новый год я говорил, что у меня для тебя есть ещё один подарок, но его нужно немного подождать?

Терри кивнул, в глазах заинтересованность, заинтригованность. Пальтиэль шагнул назад, за порог и, до последнего сохраняя интригу, достал из-за стены большую клетку, снял накидку.

- Это же чёрный пальмовый какаду! – воскликнул мальчик, распахнув глаза.

- Он самый, - довольный восторженной реакцией, подтвердил Пальтиэль. – Ты так интересно о нём рассказывал, что я подумал, он будет хорошим подарком.

В ханукально-новогодние каникулы Терри много рассказывал о разных попугаях, самых редких, но больше всего выделял чёрного пальмового, поскольку у него вид особенный. Пальтиэль всё, что он говорил, мотал на ус и решил во что бы то ни стало достать любимому солнышку восторгающую его птицу, хотел на Новый год презентовать, но попугай оказался капризный, размножается только раз в год в строго определённый отрезок времени, и в конце декабря нигде не нашлось готового к переезду птенца, пришлось подождать, пока примеченный выводок подрастёт до возраста, в котором может выжить вне гнезда. Вчера к вечеру птенца со всеми почестями доставили в особняк старшего Шулеймана, а сегодня с утра он запрыгнул в самолёт и полетел скорее обрадовать своё белокурое счастье.

- Но они же редкие? Их нельзя вывозить за пределы Австралии, - Терри смотрел на Пальтиэля округлёнными глазами, хлопал ресницами.

- Для тебя сделали исключение, - Пальтиэль нежно улыбнулся ему. – Этот малыш будет тебе другом, и ты поможешь ему вырасти большой, здоровой, гордой, счастливой птицей. Человек, у которого я его купил, уверен, что птенец будет в надёжных руках.

Приврал, конечно, приговорил для окрыления мальчика. Умолчал об истинном положении дел – что если Шулейман чего-то хочет, он это получает. Не только младший.

Терри заулыбался солнышком и затем эмоционально заговорил, затараторил:

- Он для меня? Вправду для меня?

Иметь птицу – мечта. Самая голубая мечта – голубая сойка, но она дикая птица, и с полгода назад Терри отказался от мечтаний о ней, не хотел неволить.

У него теперь есть собственная птица? Прям собственная, которую никто не отнимет? Это самый счастливый день в жизни. Оттого слёзы на глазах. Даже страшно прикоснуться к клетке, сложно поверить. Но попугай его. Правда? Пальтиэль подтвердил.

Оскар знал о совершенно особенном отношении Терри к птицам, но не исполнял его мечту, о которой мальчик никогда не канючил, потому отказывать было легко. Один только раз Терри ненавязчиво, осторожно попросил птицу, любую, на что получил обоснованный отказ и больше не заводил эту тему. Оскар считал, что собаки в качестве домашнего питомца Терри вполне достаточно, плохо лишь полное отсутствие животных. И он терпеть не мог птиц, от них сплошные неудобства: шум, грязь, зараза. Нет, птицы в его доме не будет.

- Спасибо, - утерев слёзки, Терри обнял Пальтиэля крепко, со всей благодарностью, которой рвалось сердце.

Шулейман-старший погладил его по голове. Это лучшее вложение средств – счастье ребёнка. Нельзя испытать большее удовольствие от покупки, чем от подарка, который заставляет детские глаза сиять, и за который получаешь такие сердечные объятия.

К ним вышел Оскар, испытывая недовольство от внезапного приезда родителя, которого услышал.

- Что за...?! – он едва не выругался, увидев попугая.

В клетке сидело нечто чёрное, растрёпанное, с длинным хохолком, внушительным клювом серпом, мощными когтистыми лапами и кроваво-красными щеками. Птица из преисподней.

- Оскар, мне его Пальтиэль подарил! – радостно поделился Терри, повернувшись к опекуну. – Это чёрный пальмовый какаду.

- Папа, - с нажимом и толстенным намёком в голосе проговорил Шулейман, прожигая родителя взглядом, - такие подарки обговаривать надо.

- Терри давно мечтал о птице и очень интересовался этим попугаем, - безапелляционно ответил Пальтиэль.

- Терри может наиграться с ним и потерять интерес, а мне потом думай, куда деть птицу. Я категорически против зоопарка дома и в особенности птичника, и Терри это знает.

- Попугай уже есть и обратно его не примут, - сказал старший Шулейман и, отведя сына немного в сторону, понизил голос до шёпота. – У Терри совсем нет друзей, пусть хотя бы с попугаем дружит.

Пальтиэль не был голословен, его слова подкрепляло не только то, что знал о Терри, но и опыт. Ещё когда Терри было четыре, старший Шулейман обеспокоился отсутствием у него социализации среди ровесников и собрал детей из окрестных домов, устроив у себя на дому подобие частного детского сада. Все соседи его знали и спокойно отпустили к нему детей. Но благое начинание провалилось: Терри провёл с другими малышами совсем мало времени, от силы двадцать минут и отбежал к Пальтиэлю, обхватил его за ногу и уткнулся лицом в штанину, прячась. Вторая проба, спустя год, тоже не увенчалась успехом: Терри провёл с детьми больше времени, с одной девочкой даже поболтал и поверхностно поиграл, но потом предпочёл отойти в сторону и заняться своими делами. В его возрасте Оскар, оказываясь в обществе «братвы по годам», сходу вливался в коллектив и быстро становился его лидером. Терри же автономный ребёнок. Абсолютно. Настолько, что это иногда пугало. Если Терри оставить на день одного, он заправит с утра постель, умоется, сообразит себе завтрак, потом обед и ужин, между тем самостоятельно себя развлекая. Конечно, никто таких экспериментов не проводил, но о многом говорит то, что, оставшись в одиночестве на вечер и ночь, Терри в три с половиной года, совсем малюткой, догадался закрыть в зиму окно и лёг спать, а не убился. Оскар бы убился.

- У тебя устаревшая информация, - ответил Оскар не шепча, голосом обычной громкости. – У Терри есть подруга.

- Что? – изумился Пальтиэль. – Подруга? Терри, почему ты мне ничего не сказал? – он посмотрел на мальчика.

Терри виновато потупился:

- Прости, я не думал, что это важно.

- Ничего страшного, - поспешил ободрить его Пальтиэль, улыбнулся ему. – Но впредь, пожалуйста, рассказывай мне всё, вообще всё, что сочтёшь нужным, не думай, что мне что-то может быть неинтересно. Мне интересно всё о тебе, и я хочу знать всё, что происходит в твоей жизни, все-все важные и мелкие изменения, особенные для тебя моменты. Не обязательно ждать, когда мы увидимся, Терри, ты можешь позвонить мне в любое время дня и ночи, ты ведь знаешь? Для тебя я доступен двадцать четыре часа в сутки.

Оскар закатил глаза. Расстановка границ в отношениях с ребёнком? Нет, папа о таком не слышал. Вот как нормально воспитывать, когда папа вмешивается и творит свой произвол?

Поняв, что на него не злятся и не обижаются, Терри улыбнулся дедушке, сказал, что знает, что может всё рассказать ему и что впредь не будет молчать о важных событиях.

- Чуть позже расскажешь мне о своей подружке, хорошо? – добавил Пальтиэль с тонкой, нежной улыбкой.

Кивнув и пообещав рассказать, Терри перевёл взгляд к Оскару. Посмотрел на клетку с чистящим пёрышки птенцом, снова на Оскара, строгого, держащего руки скрещенными на груди. Конечно, он не разрешит держать дома попугая, они это уже обсуждали. Сам глупый, что забыл и позволил себе поверить.

Взгляд Терри потух, погрустнел, он опустил глаза:

- Прости, Оскар... Да, я понимаю, что его нельзя оставить, - проговорил, обнимая клетку, которую не мог обхватить.

В губах дрожь, но держался, не пускал слёзы наружу. Так грустно, горько и больно, до невозможности, что поверил, что мечта сбылась, но она очень быстро закончилась. Уже сроднился с попугаем, с новым самым верным другом, полюбил его всем сердцем, от которого теперь отрывал с плотью и кровью. Но не позволял себе перечить, а о манипулятивном уговаривании и подумать не мог, не умел. Для него слово взрослого, важного взрослого – закон.

- Можно я побуду с попугаем, пока Пальтиэль его не увезёт? – подняв к Оскару большие глаза, только и попросил Терри.

Эти глаза... печальные, влажные, смиренные. Космос недетского понимания. Не манипуляция, Оскар знал, Терри, похоже, вообще не был способен на хитрость ради собственной выгоды. Да что ж, он сволочь бессердечная, что ли, чтобы отнимать у мальчика мечту, которую он едва получил? Вздохнув, приняв решение, Шулейман сказал:

- Ты можешь побыть с ним и сейчас, и потом, сколько тебе угодно. Попугай остаётся, он твой.

Придётся смириться с птицей в своей квартире. Выбора нет, невыносимо видеть несчастье в детских глазах и знать, что ты виноват в его горьких чувствах. Не только невыносимо, но и неправильно, нельзя так поступать – можно отказать в исполнении желания, но нельзя отнимать то, чего Терри очень-очень хотел, если оно уже сбылось.

- Правда? – Терри распахнул глаза, не веря своему счастью, с которым успел попрощаться.

- Правда, - кивнул Оскар и строго добавил: - Но, Терри, у меня есть одно условие – мы обустроим для попугая комнату, где он сможет свободно перемещаться, только там. Если я увижу, что он летает по квартире или обнаружу помёт в неположенном месте, последуют санкции, и попугай всегда будет сидеть в клетке. Договорились?

- Да-да, я понял, - покивал Терри. – Договорились, я буду делать только так.

- Славно. Что ж, Терри, поздравляю, теперь у тебя есть собственный домашний питомец. Ты поблагодарил Пальтиэля за подарок?

- Да, поблагодарил, - Терри просиял глазами и улыбкой до ушей, вцепившись пальчиками в прутья клетки.

- Терри, иди, познакомься поближе с новым другом, - в разговор вмешался старший Шулейман. – Мне надо немного поговорить с Оскаром, потом приду к тебе, хорошо?

Согласно кивнув, радостный Терри убежал в сторону своей комнаты. Оскар развернулся и пошёл на кухню, сел за стол, к нему присоединился отец.

- Папа, в следующий раз советуйся со мной, прежде чем делать подарки, с которыми мне жить, - первым заговорил Оскар.

- Ты же знал, что Терри мечтает о птице, как ты мог так долго игнорировать его желание? – Пальтиэль не остался в долгу и выдвинул ответную претензию. – У тебя сердца нет? Ты недостаточно хорошо о нём заботишься, ты его ущемляешь.

- Не тебе говорить о том, как надо воспитывать детей, - усмехнулся Оскар. – Ты на этом поприще потерпел полное фиаско, ты скорее пример того, как – не надо делать.

- Хочешь сказать, что я плохо тебя воспитал? – старший Шулейман подсобрался, готовый яро спорить.

- Это не мои слова, а факт. Я вырос неплохим человеком, но в этом твоя заслуга лишь косвенная, поскольку ты меня не воспитывал, и именно потому я сформировался такой личностью, какой есть. Теперь ты пытаешься делать то же самое с Терри, но в видоизменённом варианте – со мной у тебя было полное попустительство, а Терри ты любишь, слушаешь, но и жёстко балуешь. Папа, прекрати, сколько раз я тебе уже говорил – не надо его баловать. Я даю Терри достаточно, он ни в чём не нуждается ни материально, ни морально, но я не хочу, чтобы он вырос избалованным и придерживаюсь здравого подхода в воспитании, а ты всё портишь.

- У ребёнка должно быть всё самое лучшее, всё, чего он захочет, - Пальтиэль был непоколебим, как будто и не слышал, что ему сын говорит.

- Потакание всем капризам не есть забота, - Оскар тоже твёрдо стоял на своей, правой, позиции. – Я пример того, что бывает, когда можно всё. Не твои ли слова, что я вырос оторви и выбрось? Хочешь, чтобы Терри тоже бухал, нюхал, гонял по городу и бросался деньгами в полицейским, зная, что ему ничего не будет, папа отмажет?

Пальтиэль открыл рот и закрыл, поджал губы. Правда била больно, в самое сердце. Правда, в которой он не прав.

- Терри не такой, - сказал он. – Он не вырастет таким.

- Терри не такой, потому что его по-другому воспитывали и я стараюсь воспитывать. Если ты продолжишь в том же духе, есть все шансы, что на выходе мы получим второго меня, а то и хуже, поскольку я при всём своём характере и поведении всегда дружил с головой, среди моих друзей такие есть, были, оба уже в могиле.

Пальтиэль отвёл взгляд, вздохнул:

- Оскар, я уже признавал свои ошибки. Я с тобой совершенно всё сделал неправильно. Я очень хотел ребёнка, сына, но, то ли на самом деле был не готов, то ли в другом чём-то причина, не знаю, я не отказываюсь от того, что был не прав. Но с Терри иначе, он для меня не наследник, не моё продолжение, от которого я многого жду, я просто люблю его и хочу сделать счастливым.

- Это похвально, папа, но было бы лучше, если бы ты слушал меня и поддерживал мою политику, это будет лучше и для Терри.

- В семье всегда кто-то устанавливает правила, а кто-то балует. В нашей семье балую я, - Пальтиэль широко улыбнулся, скатываясь едва не в ребячество.

Каждый раз один и тот же разговор. Каждый раз один и тот же итог – нулевой. Иногда у Оскара складывалось ощущение, что он единственный разумный взрослый в окружении идиотов, особенно сильным оно иногда становилось рядом с Томом.

- Ты Терри не семья, ты в курсе? – произнёс Оскар. – Я могу вообще прекратить ваши контакты.

- Ты этого не сделаешь! – Пальтиэль сказал сурово, но глаза говорили об испуге. – Оскар, ты ведь не сделаешь? – добавил другим тоном, просящим, договорным.

- Не сделаю, - Оскар не стал долго вгонять папу в стресс. – Я рад, что у вас с Терри сложились тёплые отношения, любящий дедушка ему не будет лишним. Но знай, что я могу, поэтому, пожалуйста, хотя бы иногда прислушивайся ко мне и не разрушай то, что я строю.

Пальтиэль его слова не воспринимал, слушал и тут же забывал, поскольку у него сложилась одна линия поведения и никакой другой он не признавал. Терри его принц-солнышко, а для принца – всё соответствующее, начиная с обожания и заканчивая любыми материальными изысками.

- Но есть один человек, который может отнять Терри и у тебя, и у меня – мама Терри, - честно добавил Оскар.

- Что?! Она жива?!

Пальтиэль по умолчанию считал, что родители Терри мертвы, и его эта версия вполне устраивала. Нет живых родственников – никто не объявится и не будет качать права на ребёнка и пить им кровь.

- Жива, - ответил Оскар, - но не может исполнять родительские обязанности по причине болезни. Временно или нет покажет время.

Пальтиэль посерьёзнел на глазах, нахмурился, постукивая пальцами по столешнице, и сказал:

- Договоримся с ней. Я никому не отдам Терри и никому не позволю его у нас отнять, даже родной маме, с нами ему будет лучше.

- Не договоримся, - твёрдо не согласился Оскар. – Если Терри захочет жить с мамой, я его отдам. Единственное – можем жить втроём, если его мама согласится, Терри сам предложил такой вариант.

- Будете жить у меня, - сказал старший Шулейман, будто это уже решённый вопрос, а не рассуждения. – Так будет даже лучше, у Терри будет мама, ему в жизни не хватает женщины. Может быть, ты с ней сойдёшься, - он с надеждой и определёнными ожиданиями взглянул на сына, - мать Терри наверняка прекрасная женщина, у другой бы не родился такой чудесный сын.

- Папа, тормози, - Оскар поднял ладони. – Кристина в клинике и не факт, что выйдет оттуда. И я с ней не сойдусь, она никогда не была моей любовницей, наверняка ты бы об этом спросил.

- Кристина, значит, - кивнул Пальтиэль, принимая к сведению новую информацию.

- Больше ничего я тебе не скажу.

- И не надо, мне хватает того, что Кристина хорошая женщина, которой не повезло, что она заболела. Расскажи лучше о подруге Терри, - Пальтиэль нетерпеливо подался вперёд, глядя сыну в глаза, сцепил пальцы. – Когда они познакомились? Как? Кто она? Кто её родители?

- Папа, это всего лишь детская дружба, которая возможно и не продолжится, - усмехнулся Оскар отцовскому напору. – Ты не подходящую партию для женитьбы ему подбираешь, чтобы устраивать такие расспросы, Терри для брака ещё порядочно маловат.

- Оскар, кто она? – не отступая, повторил Пальтиэль. – Из какой семьи? Это подруга Терри, она влияет на него, мы должны всё о ней знать.

Оскар вздохнул, закатив глаза, но ответил по протоколу:

- Познакомились в прошлом августе. Девочку зовут Мирослава, одногодка Терри, русская. Её отец олигарх Егор Шепень, Мирослава его младший ребёнок и единственный ребёнок в браке со второй женой. Маму девочки зовут Алина, известна лишь тем, что в двадцать лет получила титул вице-мисс на конкурсе Мисс Россия, в двадцать один вышла замуж за Шепеня, а в двадцать два родила от него дочку. С апреля по октябрь живут в Ницце, остальное время проводят в Москве. Странный выбор – возвращаться на зиму в холодную Россию, но дело их.

- Русская, - покивал старший Шулейман, обдумывая полученную информацию и озвучил вердикт: – Это неплохо. С ними бывает сложно, но они умеют дружить. И жёны из русских хорошие.

- Папа, Терри пять лет! – произнёс Оскар, выделяя каждое слово.

- Я же не говорю, что Терри пора думать о женитьбе и что он должен жениться на первой же, кого узнал, пусть попробует разных, выберет, с кем ему хорошо. Я просто рассуждаю.

- Терри – пять, - повторил Оскар, - не надо рассуждать. До женитьбы ему минимум двенадцать с половиной лет, а лучше двадцать четыре, поскольку не следует создавать семью раньше тридцати.

- Ты только ему этого не говори, пусть женится, когда захочет.

- Может, Терри вообще не женится? – Оскар развёл руками. – Выберет свободу многих отношений, одиночество или союз с мужчиной.

- Пусть будет, с кем захочет, я приму любой его выбор. Главное, не внушай ему, что обязательно ждать тридцати, полюбить можно в любом возрасте, в любом возрасте можно захотеть остепениться, у Терри не должно быть не его личных ограничивающих убеждений.

- Папа, о чём мы вообще говорим? – Оскар остановил странное обсуждение. – Терри маленький ребёнок, пусть растёт, а остальное будет, когда придёт время.

- Да, пусть сначала вырастет, - согласился Пальтиэль и заинтересованно воззрился на сына. – Как они познакомились?

- Мы гуляли, и Терри увидел девочку...

Это очаровательная история знакомства и дружбы с одного взгляда. Они неспешно гуляли на западе города, мимо тех самых «кичливых домов», о которых Шулейман нелестно высказывался Тому, и за одним из высоких заборов стояла маленькая девочка, держась за частые толстые прутья, и наблюдала за ними. Пересёкшись с Терри взглядом, девочка улыбнулась и первая поздоровалась, помахала ручкой:

- Привет. Как тебя зовут? – добавила, когда Терри подошёл ближе и тоже поприветствовал незнакомку. – Я Мирослава.

- Меня зовут Терри, - также представился мальчик.

И завертелось, полчаса они увлечённо разговаривали через забор, пока Оскар терпеливо ждал в стороне и пытался хоть чем себя занять. Потом Мирослава предложила Терри зайти во двор и попросила прислугу открыть ворота. С Терри, разумеется, зашёл и Шулейман и познакомился с хозяином дома. Увидев, кто родитель новоявленного друга дочки, господин Шепень испытал ощущение, будто выиграл в лотерею. Он и выиграл. Не каждый день в твой дом приходит сам Оскар Шулейман, с которым вас уже кое-что связывает – заинтересовавшиеся друг другом дети. Господин Шепень и сам входил в число неприлично богатых людей, но располагал капиталом всего в два миллиарда и четыреста миллионов, а у Шулеймана их семьдесят, и это не предел. Согласно источникам, проект в сфере информационных технологий спустя четыре месяца после запуска уже принёс семь миллиардов чистой прибыли. Мысль о такой сумме вызывала вожделение.

На родине дела у Шепеня третий год шли неважно, он попал в немилость властей и перманентно находился под следствием, потому тоже вынужденно проводил с семьёй полгода в Москве или в родном Сургуте. Ему очень хотелось в Европу, закрепиться здесь делами, но не получалось влезть. Шулейман его подарок небес, счастливый билет. В Европе Шулейман без преувеличения хозяин, нет такой отрасли, в которой он не был бы завязан. Ох, как хотелось сблизиться и объединить капиталы, это сделало бы его великим и неуязвимым перед теми шакалами, что в России его травят.

Главное не спугнуть удачу. Это та ситуация, в которой нельзя форсировать события. Как хороший игрок господин Шепень не показывал своей предельной заинтересованности в Шулеймане и всего лишь был с ним вежлив и доброжелателен, поддерживал светскую беседу и общую тему – умилялся играющим деткам и говорил, как рад за дочку, что она нашла друга, она была здесь так одинока.

Умница доченька, что выбрала именно этого мальчика с таким выдающимся отцом. Что Оскар Терри не отец, Шепень узнал, но это не столь важно, относился к мальчику Шулейман по-отечески.

Встречались Терри и Мирослава через день или каждый день, Оскар привозил мальчика в особняк Шепеней и нередко сам тоже оставался. Дети проводили вместе не меньше четырёх часов, играли, обсуждали всё на свете, познавали окружающий мир через изучение полного зелени двора. В первый же день Мира доверила Терри, что в семье её зовут Белкой. Она произнесла прозвище на русском языке, как оно всегда звучало в её адрес, хотя во Франции её гоняли говорить по-французски, прислуга только так говорила, что дало свои плоды, в свои пять Мира уже могла поддержать разговор на чужом языке. Терри озадаченно нахмурился незнакомому звучанию.

- Белка, - улыбчиво повторила Мира. – Зверёк такой, - и показала ушки кисточками и зубы грызуна.

- А, белка, - дошло до Терри.

- Да, только Белка.

- Бел'ка, - Терри наклонил голову набок, любопытно пробуя новое слово.

- Белка, - поправила девочка. – Это по-русски.

- Я раньше не встречал русских.

Терри заинтриговало прикосновение к далёкой стране, одновременно похожей и нет на них своей культурой.

Жаль, что Мире всего пять, думал Шепень, провожая взглядом удаляющихся Оскара с Терри, было бы лет шестнадцать, она могла бы забеременеть, и точно бы породнились. В своих расчётливых мыслях он не видел ничего зазорного. Не Оскару же дочку подкладывает, хотя и такой вариант не плох, Шулейман богатый, красивый, умный, интересный – чем не идеальный мужчина, какого любой отец желает своей дочери. Всё равно Мира рано или поздно приведёт какого-то мужчину, пусть лучше это будет Терри, выгодная партия, а не какой-нибудь нищий остолоп, от которого никакого толку, одни убытки. Надо будет к подростковому возрасту начать планомерно внушать Мире, что Терри – её судьба, а то знаем мы вас, сегодня хорошая девочка с бантиком на волосах, а завтра по мужикам пойдёт. Мира не должна совершить ошибку. Сделать дочку разменной монетой в своей игре господин Шепень не гнушался, он же не зло ей делает, а счастья желает, себе тоже.

За всё время Шулейман видел мадам Шепень лишь один раз мельком. Алине было запрещено контактировать с высокопоставленным гостем, она вообще рот открывала редко и производила впечатление особы испуганно-аморфной, даже в общении с дочерью словно бы не понимающей, что она делает и для чего.

Семейство Шепень уезжало ко второй декаде октября, задержались в этот раз, повод-то был. Могли и не уезжать, Шепень мог оставить жену с дочкой в Ницце, на них необходимость возвращаться не распространялась. Но семья – его щит, к примерному семьянину отношение всегда лояльнее, потому он их забирал.

За три дня до отъезда Мира подарила Терри свою любимую Барби, она любила только кукол двухтысячных годов, поскольку они больше похожи на принцесс, в отличие от современных, у которых то афрокосички на голове, то инвалидное кресло. Мира очень любила принцесс, больше всех диснеевских. На следующий день Терри принёс и отдал подруге своего памятного о маме утконоса. Белка же любимую куклу ему отдала, он тоже должен оторвать от сердца важное.

В день отъезда обратно в Россию Мира была серьёзной, грустила и нервничала и взяла с Терри слово, что он её дождётся и что они продолжат дружить, когда она вернётся. Такое трогательное детское: «Дождись меня». Шулейман приподнял уголок губ, наблюдая за держащимися за руки детьми.

Терри ждал. Они поддерживали связь по скайпу, причём не только для своего удовольствия, но и с пользой: Терри совершенствовал подругу по французскому языку, разъяснял грамматику, с которой у Миры имелись большие проблемы, а Мира учила его русскому языку. Помимо русского Терри успешно учил английский язык – все же говорят по-английски, ему тоже надо, и немецкий – нашёл один немецкий фильм, который очень-очень хотел посмотреть, но его не было в сети в дубляже, только на языке оригинала, Терри и начал изучать язык, чтобы понять, о чём говорят в кино, и втянулся. Всё сам. Но это не относится к теме дружбы. Относится то, что в доме Шепеней действовал запрет для дочки на пользование интернетом, но ради аудиенций с Терри делали исключение и на два часа допускали Миру в сеть.

Взрослым бы такую верность. Причём дети же легко переключаются и забывают, для них каждый день – целая жизнь, полная нового. Но Терри верно ждал и лишь иногда грустил, что на самом деле подруга не вернётся.

- Они как маленькие Ромео и Джульетта, - умилился Пальтиэль описанию сцены детского прощания.

- Папа, - с нажимом сказал Оскар. – Не вздумай сватать Терри к этой девочке.

- Я и не собирался! – оправдался отец. – Будет прекрасно, если они полюбят друг друга в будущем, выросшие из дружбы союзы самые крепкие и глубокие. Но в любом случае выбор за Терри, - старший Шулейман поднял ладони, показывая, что вмешиваться не собирается.

- Не забудь о своих словах, - хмыкнул Оскар. – Хватит того, что ты меня полжизни женить стремился.

- Не наговаривай, не было такого, - не согласился с ним Пальтиэль. – Я никогда не пытался тебя женить, я только хотел, чтобы ты образумился.

- Разве в твоём понимании это не одно и то же? – Оскар выгнул бровь, глядя на папу.

Пальтиэль поджал губы, поскольку доля правды в словах сына присутствовала, но лишь доля. До двадцати пяти лет Оскара Пальтиэль не испытывал желания скорее его женить, поскольку семья с участием Оскара того нрава и поведения была бы кошмаром приличного человека и его, Пальтиэля, стыдом и сединами. Потом да, задумался о внуках, о продолжении рода и своей скоротечности и хотел, чтобы сын остепенился.

- Пойду к Терри, - Пальтиэль встал из-за стола. – Нужно рассказать ему, как ухаживать за попугаем.

- Уверен, Терри знает это лучше тебя и продавца, - усмехнулся Оскар и затем окликнул отца: - Подожди.

Пальтиэль обернулся к нему, вопросительно приподнял брови:

- Оскар, ты хочешь что-то ещё мне рассказать?

Оскар не ответил, интригуя. Старший Шулейман вернулся за стол, внимательно глядя на сына. Затягивая паузу, Оскар закурил и, выдохнув очередную затяжку, стряхнул пепел в пепельницу и признался:

- Папа, я воссоединился с Томом.

- С тем Томом? – зная юмор сына, недоверчиво уточнил Пальтиэль.

- С тем самым, - подтвердил Оскар.

Пальтиэль сделался серьёзным, между бровей залегла складка. Оскар добавил с усмешкой:

- Давай, рассказывай, какой я плохой, безответственный и так далее и тому подобное.

Не провоцировал папу, но захотел поведать правду, вышел уже срок, когда считал нужным молчать. Старший Шулейман помолчал ещё некоторое время и, выдохнув, будто отпустив всю жизнь натуженную тетиву, покачал головой:

- Делай как знаешь.

- Серьёзно? – отцу удалось удивить Оскара. – Ты не против, ничего не скажешь?

Пальтиэль снова покачал головой:

- Нет. Вы оба взрослые люди, и если после всего, что между вами было, вы хотите снова быть вместе, это ваше право и дело. Главное, чтобы ваши отношения не вредили Терри.

О как. Кажется, папа впервые сказал ему: «Делай как знаешь». Интересное чувство. Пришёл черёд Оскара замолчать, задуматься.

- Давно вы вместе? – нарушив молчание, спросил Пальтиэль.

- С прошлого мая. Если конкретно вместе, то с октября.

Пальтиэль покивал, вновь ушёл в глубокую задумчивость, обдумывая в призме новой информации, что и как есть и будет.

- Оскар, может быть, тебе с Томом не стоит жить вместе? Это может негативно сказаться на Терри.

- Каким образом?

- Терри может привязаться к Тому, а он снова уйдёт, и Терри будет тосковать и страдать.

- С чего ты взял, что Том опять меня бросит? – осведомился Оскар.

Папа не был бы собой, если бы не напророчил ему что-то плохое.

- Том уже уходил от тебя, - ответил Пальтиэль, не имея намерения обидеть. – Если человек ушёл один раз, скорее всего он уйдёт и во второй.

- А если человек не уходил, то он может уйти в первый раз. Твоя логика несостоятельна, - спокойно парировал Оскар.

- Состоятельна, Оскар, - отец также не вздорил. - Том такой человек, он непостоянный. И потом, Том психически нездоров, это тоже не очень хорошо для ребёнка.

- Папа, ты меня удивляешь. Ты же считал Тома ангелом и всегда защищал. Что, всё, идол свержен?

- Я ошибался, считая, что ты плохой, а он исключительно хороший, - признал Пальтиэль. – Том тоже не ангел.

- На основе чего ты изменил своё мнение, можно полюбопытствовать?

Папа ответил:

- Ангел тебя бы не выдержал. Вы стоите друг друга, иначе бы не сошлись, просто раньше я этого не знал, да и сейчас не знаю фактов.

Не без удивления Оскар мысленно отдал должное внезапной папиной проницательности.

- Оскар, всё-таки не съезжайся с Томом, - попросил Пальтиэль. – Встречайтесь, наслаждайтесь отношениями, а жить вместе не надо.

- Я сам решу, - ответил Оскар. – Не беспокойся, я тоже защищаю Терри.

Снова удивив, папа не стал спорить с его «я сам», лишь кивнул.

- Папа, ты надолго ко мне? – немного погодя спросил Оскар. – У меня вообще-то были планы.

- Какие?

- Важные.

- Ты иди, занимайся своими планами, - поразмыслив всего ничего, сказал Пальтиэль. – Я побуду с Терри.

Во второй раз поднявшись из-за стола, он снял пиджак, расстегнул манжеты и закатал рукава рубашки, чтобы ничего не мешало возиться с внуком, пыша энтузиазмом. Сыпал вопросами: чем кормить Терри, как, когда? У него дома детской кухней заведовал отдельный повар со штатом работников в помощниках, но Оскар почему-то никогда не имел много прислуги.

- Грегори тебе в помощь, - ответил отцу Оскар.

- Грегори твой новый домработник? Где он?

Оскар маякнул Грегори, чтобы пришёл на кухню. Парень радостно поздоровался, познакомился с Пальтиэлем – прежде Оскар с Терри гостили у него, потому Грегори не встречался со старшим Шулейманом. Пальтиэль устроил ему настоящий дотошный прогон по всему, начиная от распорядка дня и заканчивая ингредиентам для обеда Терри, засыпал уточнениями. Грегори несколько удивился такому напору, Оскар его совсем не гонял, но он достойно выдержал опрос и смог ответить на все вопросы. Не вмешиваясь, Оскар наблюдал за пыткой домработника и воодушевлением папы, который не обращал на него никакого внимания. Да, Терри определённо сносит папе крышу, не узнать его. Неужели папа действительно от него отцепился? Больше не лезет в его жизнь, не поучает, не укоряет, что редко звонит и ещё реже приезжает в гости. Обидно ли, что папа полностью переключился и теперь к нему, Оскару, равнодушен? Самую малость есть такое. Но Оскар осознавал свою обиду – за то, что к нему в детстве папа и близко не проявлял подобного внимания – и чётко разделял, что мальчик, которого он воспитывает, не имеет никакого отношения к этой обиде.

Отпустив Грегори, Пальтиэль направился к Терри, но вспомнил:

- Чуть не забыл!

Вернувшись вместе с Оскаром к входной двери, старший Шулейман пригласил в квартиру сопровождающих его охранников, которые всё это время ждали с пакетами разного корма, подобранного для экзотической птицы, и непонятным деревянным ящиком.

- Питание на первое время, - пояснил Пальтиэль и указал на загадочный ящик. – Это орехи канарского дерева, они составляют важную часть рациона чёрного пальмового какаду, без них птицы долго не живут. Потом нужно будет заказывать.

- То есть ты мне не только птицу, выглядящую как исчадие ада, подсуетил, но и я должен буду наладить экспорт орехов? Ну, спасибо, папа, удружил, - хмыкнул Оскар и скрестил руки на груди.

- Терри расстроится, если попугай рано умрёт, - выдвинул Пальтиэль железобетонный аргумент.

- Ладно, будут птице её орехи, - согласился Оскар. – И сколько это сомнительное счастье живёт?

- До девяноста лет.

- Очаровательно, - саркастично заключил Оскар. – Эта тварь пернатая меня ещё и переживёт.

Велев охране обратиться к Грегори, чтобы оставить птичье питание в удобном месте, Пальтиэль зашёл к Терри, присел рядом.

- Оскар сейчас уедет по делам, я побуду с тобой. Поиграем? – предложил с улыбкой.

- Давай!

Терри воспринял предложение с радостью, он как раз собирался играть. Подхватился с места и разложил между собой и дедушкой кукол. Попробовав играть с Барби, Терри почти забросил другие игрушки, сложные, сюжетно-ролевые игры «в людей» казались ему наиболее интересными. Помимо той, первой и любимой куклы от подруги, он обзавёлся и другими Барби, в основном тоже выбирая тех, что ближе к классическим. Оскар кукол не одобрял, но и не говорил ничего и покупал Терри Барби, раз ему так хочется. Пальтиэля же это ещё на новогодних каникулах обеспокоило, когда Терри приехал к нему с куклой и не выпускал её из рук. Старший Шулейман принадлежал к поколению, которое не было взращено на понятиях толерантности, и считал, что мальчики играют в машинки, а девочки в куклы, и если мальчик играет с куклами, то с ним что-то не так. Но он тоже молчал, не желая обидеть Терри.

- Почему ты не выпускаешь попугая из клетки? – спросил Пальтиэль, стараясь отвлечься от переживаний из-за кукол. – Тебе не нравится? – он обеспокоенно заглянул в лицо Терри.

- Попугаев нужно приучать к себе постепенно, нельзя сразу хватать, - со знанием ответил мальчик, взглянул на нового пернатого друга. – Мне тоже неприятно, когда чужие меня трогают.

- Это точно, - согласился Пальтиэль и нахмурился, зацепившись за слова Терри. – Кто тебя трогал?

- Том, - простодушно ответил Терри.

Внутри сдавило нехорошим предчувствием. Пальтиэль хорошо относился к Тому, но мало ли... Всё-таки Том психически болен, и у него именно такая тяжёлая травма – его «потрогали» без спроса. Говорят, зверем становится тот, кто сам когда-то был жертвой зверства.

Воображение рисовало ужасные картины. Пальтиэль думал, как исправлять то, что ещё не подтверждено, чувствовал, как сердце скручивает от страха и боли – и одновременно представлял, как закопает Тома, если он самом деле что-то сделал с Терри. Не собственными руками, разумеется, закопает. Хотя за Терри может и собственными и живьём, хватит физических и моральных сил.

Стараясь не выдать себя, старший Шулейман поинтересовался:

- Как он тебя трогал?

- Просто трогал, - Терри пожал плечами, выбирая наряд для куклы, - за плечи, грудь, лицо. Это было нормально, я его тоже трогал, но потом Том попытался меня раздеть, и мне это не понравилось, мы не настолько близко знакомы, я его остановил.

В горле дёрнуло. Хвала небесам, что непоправимого не произошло, Терри остановил Тома, и Том, видимо, остановился. Непохоже, чтобы Терри был травмирован и напуган. Его рассказ звучал безобидно. Почти. Но. Многое ли Терри понимает, каким бы умным он ни был? Господи, только бы не понимал, если есть, что понимать...

- Терри, я отойду на пять минут, хорошо? - Пальтиэль поднялся на ноги. – Забыл кое-что сказать Оскару.

Оскар не успел сбежать из дома раньше, чем папа пришёл по его душу, он на кухне пил кофе.

- Ты знаешь, что Том Терри под одежду лез? – на кухню ворвался старший Шулейман, не кричал, но голос и без того выражал изжигающее негодование.

- Знаю. Я там был, - спокойно отозвался Оскар и поставил чашку на стол.

- Что?! – глаза Пальтиэля полезли на лоб. – Был?! Ты спокойно наблюдал за тем, как твоего ребёнка растлевают?!

- Во-первых, Терри не мой ребёнок, - напомнил Оскар. – Во-вторых, что ты там сказал? Терри растлевают? – он посмеялся. – Единственный, кого может совратить Том, это я, а я совершеннолетний и очень за.

- Что как не растление, когда ребёнка раздевают?

- Например, ребёнка можно раздеть, чтобы помочь искупаться, можно помочь ему раздеться перед сном, - перечислил Оскар, ненамеренно доводя папу.

- Оскар, разуй глаза! – Пальтиэль всё-таки начал кричать. – Том болен! Немедленно изолируй его от Терри! Или ты ждёшь, когда он совершит непоправимое и сломает нашему мальчику психику?!

- Папа, остынь! – Оскар тоже прикрикнул, поскольку стало не смешно. – Ты всё неправильно понял. Я же сказал, я там был, Том не сделал с Терри ничего дурного и не хотел.

- Тогда объясни мне, что произошло, - Пальтиэль упёр руки в бока, сурово хмуря брови. – Какого чёрта Том нашему мальчику в трусы полез?

Ого. Ругался папа крайне редко, а слова «чёрт» вообще избегал. Ситуация серьёзная, раз он забыл и о сдержанности, и о своих убеждениях. Хорошо, что Том не дома, попало бы ему не за что.

- Никто Терри в трусы не лез, - сказал Оскар. – Том всего лишь заглянул ему под свитер.

- Всего лишь! – старший Шулейман всплеснул руками. – Что, не успел зайти дальше?! Оскар, у Тома травма! Его нельзя подпускать к маленьким мальчикам.

Оскар подпёр ладонью щёку, широко раскрыв глаза на папу:

- Папа, тебе лечиться надо, - сказал серьёзно. – Конечно, здорово, что ты так сильно любишь Терри, но ты же помешался, ты из-за своего домысла готов Тома распять без суда и следствия.

- Много чести ему быть распятым! – на взводе отрезал Пальтиэль. – Я его живьём закопаю, если узнаю, что прав!

Грегори шёл налить себе воды, но, услышав, какие семейные разборки разворачиваются за закрытой дверью кухни, благоразумно решил туда не заходить и не выдавать себя, что случайно немного подслушал. Не везло ему в квартире Шулеймана появляться не в то время и не в том месте. То секс увидит, то скандал подслушает.

- Папа, прекрати! Успокойся!

- Успокоюсь, когда узнаю, что с Терри ничего страшного не произошло и ему ничего не угрожает!

- Папа!

- Немедленно расскажи мне, что случилось! Правду говори. Я узнаю, если солжёшь, не надо меня успокаивать, если повод для беспокойства есть.

Оскар хлопнул ладонь себе на лицо. Дурдом и клоуны без цирка. Да... он единственный разумный взрослый в окружении дебилов.

- Оскар! – подогнал его отец, не собирающийся отступать.

- Да расскажу я тебе всё, - Оскар опустил руку и посмотрел на родителя, - и тебе будет стыдно за то, что ты подумал и наговорил о Томе. Надо же додуматься – Тома в педофилы записать.

- Ты сначала расскажи, а я подумаю, виноват он или нет, - Пальтиэль сложил руки на груди, выжидательно глядя на сына.

Оскар вздохнул, думая о том же – о себе и неуравновешенных дебилах. И поведал папе о своём плане, о том, что уже съехался с Томом, и том, как сложилось на деле. Стыдно папе не стало, он испытывал другие чувства, но успокоился и ни разу не перебил.

- Оскар, ты дебил? – ёмко вопросил Пальтиэль по итогу рассказа сына.

- Резонно, - согласился тот. – Мой план провалился.

- Оскар, нельзя ставить над людьми эксперименты, - о том, что хотел закопать Тома, старший Шулейман забыл и теперь изумлялся-ужасался тому, до чего сын додумался.

- Не могу с тобой согласиться. Эксперименты над людьми негуманны, но не будь их, наука не продвинулась бы так далеко.

- Но ты не учёный, - справедливо заметил Пальтиэль.

- Зачастую с Томом у меня нет выбора им не быть. Издержки отношений с ним, - пожал плечами Оскар.

- Не отговорил я тебя на свою голову поступать на психиатра... - пробормотал отец. – Может быть, адекватнее был бы, если бы на какую-то другую профессию выучился, хотя бы над людьми опыты не проводил.

Пальтиэль покачал головой собственным мыслям и, вздохнув, сказал:

- Оскар, я не буду вмешиваться в ваши с Томом отношения, живите как хотите, вам, видимо, нравится то ненормальное, что между вами, может, у вас ролевые игры такие, не знаю и знать не хочу. Делай с Томом что хочешь, но – чтобы это не касалось Терри. Не смей втягивать ребёнка в ваши странные взаимоотношения, - он строго, внушительно посмотрел на сына.

- Участие в моей небольшой постановке никак не повредило Терри, - ответил Оскар. – Я не дурак и не стал бы подвергать его психику опасности, на протяжении розыгрыша я следил за его состоянием и всё объяснял. Но не переживай, впредь подобного не повторится.

- Надеюсь на то, - Пальтиэль кивнул.

Хотел уже уйти, но его ещё кое-что тревожило, что сегодня всколыхнулось и силу набрало. Подойдя к столу, он обратился к сыну:

- Я ещё один вопрос хочу с тобой обсудить. – Пальтиэль обернулся к двери, будто боясь, что их могут подслушать, и, наклонившись к сыну, понизил голос. – Оскар, почему Терри играет с куклами? Я думал, это временное у него, заинтересовала непривычная игрушка, скоро пройдёт, а он до сих пор с Барби играет, их у него больше стало.

- И? – проблемы в словах папы Оскар не видел. – Ту Барби, с которой он к тебе на Хануку приезжал, между прочим, Терри подружка перед отъездом подарила.

- А, - то, что Терри дорог подарок подруги, меняло дело. – Что Терри трепетно относится к кукле от Мирославы, это хорошо. Но остальные... Ему нравятся куклы. Вдруг у Терри проблемы? Может быть, отвести его к психотерапевту?

- Серьёзно? – Оскар усмехнулся. – Ты предлагаешь лечить Терри из-за того, что он играет в куклы? Это всего лишь куклы, он не пол сменить хочет.

- Но это же куклы, в них девочки играют... - растерянно проговорил Пальтиэль.

- Прежде всего это игрушки, - со спокойной уверенностью утвердил Оскар. – То, что одни игрушки для мальчиков, а другие для девочек, общество придумало, исходя из собственных интересов, и это разделение в современном мире уже не актуально. Кто с чем хочет, тот с тем и играет, и никакого вреда психике мальчика куклы не несут, уж поверь. Я с Терри тоже играю в куклы, и что?

- Ты играешь в куклы? – удивился Пальтиэль.

Уж каким он никогда не мог представить сына, так это играющим в куклы. Не потому даже, что это куклы, а потому, что это Оскар.

- Да, почему нет? – просто ответил Оскар. – Это оказалось прикольно, если втянуться, даже сродни терапии: можно проживать различные ситуации, сюжеты. Ты тоже можешь попробовать, Терри будет рад. Не знаю, как пойдёт дальше, но на данный момент в куклы – его любимая игра.

Пальтиэль ощущал стыд за замшелость своих взглядов. В смятении почесал затылок:

- Пойду, поиграю с Терри. И, Оскар, - он обернулся на пороге, - спасибо, что объяснил.

- Пожалуйста, - ответил Оскар и, легко ухмыльнувшись, вытянул руки. – Обнимешь?

Пальтиэль подошёл и крепко, расчувствовавшись, обнял его. Оскар похлопал отца по спине, задерживая мгновение объятий. Не для себя обнимал, ему уже поздно для папиной любви, не нужна она. Но папа падок на все эти семейные ценности и проявления чувств, ему надо.

Вернувшись в детскую, Пальтиэль сел рядом с Терри на овальный пушистый ковёр на полу, взял случайную Барби.

- Терри, а можно мне куклу-мужчину? – смущённо попросил старший Шулейман. – Я не знаю, как играть женщиной.

- Как хочешь, - Терри поднял к дедушке глаза. – Девочки и мальчики только телом отличаются.

Мудрая мысль простыми словами, Пальтиэль прочувствовал и оценил глубокий смысл. Правда же, мужчины и женщины лишь физиологически отличаются, всё остальное наносное социумом.

Судя по одежде кукол, которых Терри уже успел переодеть для новой игры, действия будут происходить на пляже или же в тёплом прибрежном городе, где солнце и море определяют стиль.

- А кем она будет? – спросил Пальтиэль, пригладив кукле волосы.

- Кем ты захочешь, - Терри улыбнулся. – Моя пилот, сегодня она окончила лётную академию, - поделился радостно, входя в сюжет.

- Пилот в пляжном платье? – Пальтиэль тоже улыбнулся, ничуть не осуждая его выбор.

- Нет, сейчас она пойдёт на пляж, на работу потом. Пойдём?

Допив кофе, Оскар собрался уезжать, забрал ключи от машины и квартиры и вышел за порог. Закрыл дверь. За спиной одна сторона жизни, в которой любящий и ответственный отец, впереди другая, в которой уже окончательно запутался и не брался ничего предугадать. Пойдёт так, как пойдёт. Иного варианта не дано. В клинике его ждёт Том. Или не ждёт, что вероятнее.

Конец.

03.10.2022 – 24.02.2023 года.

Валя Шопорова©

Обнимаю каждую читательницу и выражаю благодарность тем, кто откликом и поддержкой помогали мне писать эту книгу даже в самые сложные, смутные моменты. Отдельное спасибо Елене Т., Ольге, Анне, Юлии О., Лене С.