глава 22
В 6 утра спортивный автобус отчаливает от школы Святого Антония, чтобы перевезти наши задницы в Рамбург. Округ, путь до которого займёт 3 с половиной часа. Округ, где битва на поле уже не будет тренировочной.
Отборочный матч, что состоится вечером этого же дня низвергнет нашу команду в ад, либо выведет её в среднюю сетку, где мы сможем побороться и вернуть доверие болельщиков. На кону всё. На кону все.
Милону, от которого все прошлые сутки я пряталась по закоулкам общежития, удаётся незаметно воткнуть мне пальца между рёбер, хоть я и стараюсь держаться на расстоянии. Посадка в автобус, когда команда "Водомерок", тренер и сопровождающие сливаются в одну толпу, даёт ему возможность осуществить эту маленькую пакость.
Растекаясь по салону, пассажиры парочками рассаживаются по местам. Мы с Роном занимаем сиденье в самом хвосте. Роджерс медля, оглядываясь словно в поисках чего-то, нежданно-негаданно решает составить нам компанию. И вот мы втроём: Рон, я и Зак едем навстречу своему будущему.
Оказавшись между двумя близкими и такими разыми парнями, когда правым коленом я касаюсь ноги ангела, а левым коленом - ноги искусителя, понимаю, что так было всегда. В уме слово в слово прокручивается телефонное напутствие бабушки Джанан. Выбирать светлое, тёмное само прилипнет.
Ах, бабушка...
Свет и тьма непрерывно следят за мной, сколько себя помню. Они преследуют меня, не отступая ни на шаг. Дерутся за право управлять, повелевать. Но не выигрывает никто. Никогда. Я научилась разбавлять их. Смешивать. И выводить всё в серое, тусклое свечение. Это серое и есть моя жизнь. Не позволяю себе быть плохой, но и хорошей меня не назовёшь. Не позволяю себе быть собой, потому что меня не существует вовсе. Я как серая мышь, привыкла прятаться и убегать. Убегать от себя самой, так как на чужое мнение мне всегда было по фиг. Вот и сейчас я не знаю, к чьей ноге хочу прильнуть, ощутить её тепло, ощутить её ток, ощутить и отпустить ту, другую. Я выбираю обе. И мне приятно осознавать, что они рядом, хоть мне и не принадлежат. Я не с хорошим, не с плохим. Я всегда посередине.
- Ты готов, малой? - подаёт голос Зак.
- Он всегда готов, если ты не заметил, - отвечает за меня Рон.
- Как башка? Кости? Жопа? - как заправский врач продолжает собирать мой анамнез капитан команды.
- Всё пучком. Все таблетки приняты, бинты повязаны. Я проследил, - снова не даёт вставить мне слова друг.
- Я в порядке, Закария, - шепчу я, экзотической приправой ощущая на языке каждую букву его имени.
Он берёт меня за подбородок и разворачивает к себе, пытаясь прочесть, как книгу. Ничего не делает, не говорит, только держит моё лицо и смотрит. В глубину. Намереваясь проникнуть в самую суть - мой разум. А может быть, в душу. Рон громко прочищает горло, порывается что-то сказать, но едва открыв рот, замолкает и просто наблюдает за нашим зрительным контактом. Затем всё также молча встаёт с места и отправляется в начало салона. Присаживается рядом с Кристофом Буже, и спина его излучает холод.
- Я в порядке, Закария, - вновь повторяю я, но уже не верю сказанному.
- Что это с сыночком тренера? - Зак выпускает моё лицо, сцепляет руки на груди и отсаживается подальше. Наверняка понимая, что со стороны его странное поведение выглядело абсурдным. Парни так не делают. Парни ржут и бьют друг друга по рёбрам. Вопрос: почему Зак сделал именно то, что сделал? Увы, ответа не знает даже сам Зак. А я и подавно устала разгадывать его нелепые выходки.
- Ты хорошо уловил тактику "Рамбургских громил"? - переводит он беседу в рабочее русло. - Против нас будут идти напролом. Тут даже Милон с его подсечками отдыхает. Будет жёстче. Будет больнее. Выворачивайся, как можешь, не дай себя поймать у сетки, усёк? Они именно там и валят. Один незаметно подсекает, второй накатывает сзади.
- Да, я понял. Я всё видел, Зак.
- Да хер тебя разберёт. Кислый ты какой-то. Не вижу боевого настроя.
- Седьмой час. Впереди ещё 10. Я настроюсь. Обещаю, Закария, - ещё раз произнеся его полное имя, я млею. А Зак неопределённо щурится, вглядываясь толи в меня, толи в спинку сиденья за мной. Он не повторяет своей ошибки, той странности, из-за которой отсел Рон. Наоборот раздражённо отсаживается еще дальше, к окну.
- Чего я с тобой нянчусь, блядь? Тоже мне, святое сокровище Антония.
- Может потому что, веришь, что именно я принесу тебе победу? Свободу, о которой ты так давно мечтаешь?
- Вот это самомнение. Значит, остальные пацаны, думаешь, насрано? Типа, тупоголовые куклы? Пешки, которые передвигаешь только ты?
- Ты ведь такого же мнения и о себе, разве нет?
- Ни уя себе, Кас. Ни уя себе! - аплодирует Зак. - Браво, конечно, попытка анализа была зачётной, но провальной. Ты ни хрена обо мне не знаешь. Не понял ни черта! Создал в своей говнистой башке говнистого монстра и нарёк его моим именем. Я пекусь о команде. Повторяю в сотый раз для слабоумных. В первую очередь, о команде! А потом уже вот это вот дерьмо, - глаза Зака становятся озлобленными, то есть обычными, привычными.
- О команде, ага, - иронизирую я и тоже делаю выпад телом в сторону. Отодвигаясь от собеседника на другой край длинного сиденья.
Зак не заставляет себя долго ждать, тут же одним рывком подсаживается ко мне вплотную и хватает за руку.
- Объяснись! Даю 2 минуты. Иначе я сломаю тебе запястье. Прямо перед игрой, - Роджерс, как будто желая доказать достоверность своих слов, сильно сдавливает мою руку так, что она слегка похрустывает.
- Когда я лежал в лазарете, ты навестил меня? Хоть раз? Это раз, - прорывает меня. Истина, которая утаивалась, льётся, как из решета. - Когда меня отметелили на вечеринке, ты поинтересовался, кто это сделал? Наказал виновного? Это два. Недавно я просил о помощи, просил пожить у тебя, ты пустил? Узнал почему это так важно для меня? Это три. Или я чужой? Как говорит Найл, ещё не свой в доску? Не член команды? Твоя пешка, которую ты каждое утро дрючишь на стадионе, чтобы она могла принести тебе очередной трофей? Так где же ты за команду, Зак? Где твоя смелость признать, что ты полное дерьмо? Говнистый капитан говнистой, эфемерной команды, которая и не команда вовсе, а так, кучка черно-белых пешек.
Зак отпускает мою руку, откидывает её и хватает меня за шею, прямо в лицо выплёвывая:
- Сука, Кас. Давай по твоему. Давай по порядку. Откровение за откровение. Я три раза приходил к тебе в больницу, но там всегда уже сидел Рон, который уверял, что не стоит тебя тревожить. Это раз. Я сразу же узнал, кто вздрючил тебя на той вечеринке и провёл душещипательную беседу с виновным. Это два. Я уладил дела с отцом и директором и по возвращению в Блэквуд, ты должен был переехать ко мне. Я в курсе, что ты две ночи спишь под кроватью, прячась от Милона. Это три.
Я перестаю ощущать пальцы Зака на шее, я перестаю ощущать вообще всё, только сильнее вглядываюсь в глаза напротив, которые буравят меня насквозь. Проваливаюсь в них, захлёбываясь от услышанного. Ловлю воздух ртом и задыхаюсь от шокирующий признаний. Я хочу ударить и поцеловать Зака одновременно. Коснуться губами его щеки, провести рукой по растрёпанным, свисающим на лоб, чёрным волосам, схватить их, дёрнуть, выдрать клок, дать отменную, оставляющую красный отпечаток, пощёчину. В общем, почувствовать. Вернуть себе ощущение реальности и ту иллюзию, где Зак зло, от которого стоит держаться подальше. Ведь так проще принимать данность, что между нами ничего не может быть. Что притяжение наших тел обречено на провал не только в связи с моей вынужденной "переменой пола", но и потому что я сама так решила. А теперь? Как не желать наших соприкосновений, зная , что он...
- Ты всё врёшь, - хватаюсь я за последнюю соломинку оставить всё, как есть. - Выдумал, чтобы прослыть хорошеньким.
- Перед кем? Перед тобой? Короче, заебал, Кас. Ты первый мудила, перед которым я постоянно оправдываюсь. На кой хер мне это надо, не знаю. Прям как в заколдованное царство попал. Делай, что хочешь. Живи, как знаешь. Я отчаливаю. Надеюсь, у тебя хватит мозгов не бросить наши тренировки, хотя... пошёл ты... - Зак отпускает меня. Хочет встать, но я вспоминаю о Милоне, дёргаю его за штанину и всем своим видом прошу не уходить.
- Спасибо. Мне правда, очень нужна твоя комната. Мне нужен ты, - видя, что собеседник не реагирует, я добавляю:
- Я боюсь.
Обессиленно мотнув головой, Роджерс наконец валится обратно на место, практически подминая меня под себя. Он сдаётся.
- Спасибо, - я с признательностью обнимаю его за плечи. Он не вырывается. И мне плевать, если кто-то увидит. Я не такой "пацан", как все. Я умею быть чувственным. Ведь может же Рон...
Я смотрю на макушку друга и мне тут же хочется, попросить у него прощения. За что? За предательство, наверное. Вернуть его сюда, к нам, в крохотный, обособленный мир задних сидений, где возможно всё. Как по волшебству он оборачивается, сдувает с лица прядь волос, и, видя, что ничего не изменилось, вновь включает равнодушие.
Попозже. Я улажу всё попозже. Пока мне важен Зак. И то новое, что я обнаружила в нём, в этом полном грехов и пороков человеке - маленький островок лучистого яркого света. Оазис.