Turncoat

Гермиона

О-о-о.

Болит. Всё тело болит.

Разлепляю веки. Свет режет глаза, приходится несколько раз поморгать, чтобы стало полегче. Чьи-то сильные руки помогают мне сесть. Поднимаю голову и смотрю в серебристо-серые глаза.

— Малфой?

Ох, Мерлин, голос скрипит как у старухи.

— Ш-ш-ш, молчи.

Конечно же, его голос всегда бархатный и приятный.

Пытаюсь сесть сама, но мышцы слишком слабые. Он ловит меня, и я позволяю себе опереться на его руку. Я не могу даже голову толком держать, а его плечо так близко. Мне нужно лишь немного наклонить голову влево...

Вдруг я замечаю в его руке стакан с жидкостью. По запаху ясно, что это усиленное Кроветворное. Где он его взял? Тут же понимаю, что я уже не в темнице. Перевожу на него удивлённый взгляд.

— Это не яд, — говорит он. — Пей.

Это какая-то уловка? Или мне всё просто снится? Мерлин, если через пять минут я проснусь и пойму, что всё ещё нахожусь в той темнице, я убью себя.

— Слушай, Грейнджер, мне жаль. У меня не было другого выхода. Если ты не выпьешь это сейчас, то умрёшь, так что сделай одолжение. Я вытащил тебя из той темницы не для того, чтобы ты умерла в моей постели.

Его постели? Его постели? Похоже, это всё-таки сон.

Сон это или нет, но я хочу насладиться свободой, пока могу, а смерть от потери крови — явно не лучший способ это сделать. Открываю рот, чтобы он мог влить в него зелье.

Вкус ужасный, но я уверена, что это и в половину не так противно, как Костерост, — даже от запаха последнего меня всегда начинало тошнить.

Когда стакан наконец пустеет, Малфой ставит его на тумбочку у кровати и медленно опускает меня на подушки. Я чувствую лёгкое покалывание — значит, зелье уже начало действовать.

— Поспи немного, Грейнджер, — говорит он, и я закрываю глаза.

Он вытаскивает руку из-под моей спины, но я успеваю поймать его запястье.

Как бы жалко это ни было, я не хочу оставаться одна. Похотливые рожи Монтэгю и его дружков всё ещё стоят у меня перед глазами, и, если честно, я до смерти напугана.

Пожалуйста, Малфой. Не уходи, прошу тебя.

— Всё будет хорошо. Я буду рядом, — говорит он, отвечая на мои немые мольбы.

Теперь он и мысли читать умеет? Неважно. Мне всё равно, только бы не ушёл.

С огромным усилием заставляю себя открыть глаза и вижу, что он смотрит на меня:

— Спасибо.

— Не за что.

Веки вдруг становятся очень тяжёлыми, и всё вокруг погружается в темноту.

***

Открываю глаза и оглядываюсь.

Стена передо мной выкрашена в изумрудно-зелёный. Ткань под моей щекой — простынь, кажется — тёмно-зелёная, как и одеяло.

Я в постели.

Что?

Я думала, я была... Но вдруг воспоминания о произошедшем возникают в голове одно за другим.

Малфой пытал меня... Я вздрагиваю и пытаюсь блокировать воспоминания о боли, но он... и вдруг я оказалась в постели — этой постели, я полагаю... ещё у него было Кроветворное...

Мерлин, как долго я была без сознания? Почему все воспоминания такие сбивчивые и неясные?

Я тихонько вздыхаю и тут же слышу сонное ворчание прямо за спиной.

Тело застывает.

Этот голос... Я в одной постели с Малфоем?

Вдруг я осознаю, что одной рукой он обхватывает мою талию, а вторая лежит у меня под шеей. Я немного подаюсь вперёд, чтобы вылезти из его объятий, но, почувствовав мои шевеления, он сильнее прижимает меня к себе.

Мерлин, сзади в меня упирается что-то твёрдое.

Чувствую недостаток воздуха, когда рука, лежащая на моей талии, вдруг медленно начинает подниматься вверх и ложится на грудь, легонько её поглаживая. На мне лишь тонкая мантия, которую Малфой создал для меня в темнице. Знаю, что должна остановить его, но вдруг он начинает тереть большим пальцем сосок, и сквозь тело проносится вспышка удовольствия.

Я не должна позволять ему трогать себя вот так.

— Малфой, — шиплю я.

Он ничего не отвечает — наверное, всё ещё спит.

Его палец продолжает играть с моим соском через тонкую ткань, и я закрываю глаза, сдаваясь незнакомым восхитительным чувствам, просыпающимся внизу живота.

Когда его рука оставляет грудь, меня охватывает разочарование.

Сильная ладонь скользит по изгибу тела, я чувствую его горячее дыхание на своей шее. Слегка подрагиваю в ожидании того, что будет дальше; внутри всё сжимается в узел. Его рука на несколько секунд останавливается, когда достигает задравшегося подола мантии, а затем проскальзывает под ткань.

Вот сейчас я должна его остановить.

Он же только что пытал меня. Я не могу вот так просто...

Но его ладонь медленно поднимается по внутренней стороне бедра, вырисовывая круги на моей коже, и я понимаю, что не смогу разбудить его. Мне так сильно хочется что-то чувствовать... разве это преступление?

Воздух застревает в горле, когда он находит самое чувствительное место и легко проводит по нему кончиками пальцев — так нежно, почти болезненно. Массирует точку со слабым нажимом, отчего по всему телу волнами начинает разноситься жар.

О да.

Рука спускается немного ниже. Он водит средним пальцем по всей линии, дразня и не проникая внутрь. Никто никогда меня так не трогал. Это ещё прекраснее, чем во снах. То, что он делает своим большим пальцем, доводит меня до исступления. Я изо всех сил стараюсь не издавать ни звука, но не могу справиться с прерывистым дыханием.

Вдруг два пальца погружаются внутрь. Ещё один громкий вдох. О, мой...

Медленно, мучительно медленно. Большой палец также замедляется, подстраиваясь под общий ритм. Двигаю бёдрами навстречу его руке, заставляя его ускориться, и он тихо смеётся, уткнувшись носом мне в шею. Затем он проводит языком по мочке уха и вбирает её в рот, нежно посасывая.

Мерлин, если он сейчас проснётся и остановится, я его убью.

В этот момент он задевает какую-то очень чувствительную точку внутри меня, и я не могу сдержать стон, который внезапно вырывается из горла.

Вдруг он напрягается, его рука замирает — пальцы до сих пор во мне.

Чёрт, проснулся.

Он резко отстраняется:

— Блядь, Грейнджер, почему ты не остановила меня?

Щёки горят так, что на них можно жарить яичницу. Я не знаю, что ему ответить. Я не знаю, что ответить даже самой себе. Почему я не остановила его?

Не знаю, не знаю, я не знаю!

Мне известно только то, что между ног всё горит и я хочу его там. Прямо сейчас.

Он вытаскивает правую руку из-под моей шеи, я оборачиваюсь и вижу, что он накрыл ею лицо.

Не знаю, что говорить. Не могу объяснить свои действия, точнее, их отсутствие. Поэтому выбираю легчайший путь — нападение.

— Малфой, твоё тело... делает это... само по себе?

— Делает что? — бормочет он из-под руки.

— Ты знаешь, о чём я.

Он поднимается и вылезает из постели, нервно проводя рукой по растрёпанным волосам. В первый раз вижу его без рубашки.

Кажется, весь кислород куда-то исчез.

Крепкая мускулистая спина. Белая кожа безупречна. Он слегка поворачивается, и я могу разглядеть его торс. Рельефный пресс, выделяющиеся косые мышцы живота. Всё совершенство портит только длинный толстый шрам, рассекающий грудь и живот и заканчивающийся чуть выше правого бедра.

— Грейнджер, ты пялишься.

Я снова краснею и резко отворачиваюсь. Ох... Кажется, слишком резко. Голова начинает кружиться, Малфой снова подходит ко мне и садится рядом, протягивая какой-то камень.

— Это безоар? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Зачем мне...

— Проклятие, которым тебя ранили, очень сильно повредило твою сонную артерию. Я применил контрзаклинание, но у меня не было времени исправить всё как следует. Так что я не хочу рисковать, и тебе придётся это проглотить.

Я смотрю на него и отрицательно мотаю головой, на этот раз медленно — чтобы не причинить себе боли.

— Это будет бесполезной тратой. Безоары очень редкие, это антидоты ко многим ядам. Меня ведь не отравили, а просто ранили.

— Их применяют не только в качестве антидотов, Грейнджер, ты знаешь это.

— Но я...

— Сделай одолжение.

Усаживаюсь в постели, на что уходит много сил. Сколько крови я потеряла? Я до сих пор очень слаба.

Тогда, словно чувствуя моё затруднение, Малфой двигается, садясь слегка позади меня, чтобы я могла опереться на его плечо. Кожа словно воспламеняется от контакта — нас разделяет лишь тонкая ткань моей мантии.

На какое-то совершенно безумное мгновение мне хочется почувствовать его кожу на своём теле, и я тут же намокаю от порочных образов и картинок, которые проносятся в голове. Что со мной творится?

Он снова протягивает ладонь с лежащим на ней камнем.

— Ну, я ведь не могу вот так это проглотить, — говорю я неохотно.

Бросаю на него взгляд и вижу ухмылку на его лице. Температура тела сразу же прыгает вверх. Мерлин, помоги мне.

Малфой фокусирует внимание на безоаре, и тот быстро сжимается до размеров маленькой таблетки.

— Лучше?

Я киваю, настороженно глядя на него. Кажется, он очень уверенно обращается с беспалочковой невербальной магией. Поднимаю руку, чтобы взять таблетку с его ладони, но даже такое простое движение требует невероятного количества усилий.

Малфой качает головой, и я со вздохом роняю руку на одеяло. Открываю рот, он закидывает в него таблетку, создаёт стакан воды и подносит его к моим губам.

Почему он так обо мне заботится? Наверное, чувствует себя виноватым за то, что пытал.

Или он до сих пор выполняет приказ Волдеморта и этот побег был заранее спланирован и согласован. Может быть, я поэтому ничего не помню.

Но вдруг в памяти начинают восстанавливаться обрывки разговора между Малфоем и Беллатрисой.

Он укладывает меня обратно на подушки и наклоняется, чтобы укрыть одеялом. Пользуюсь моментом и разглядываю его, пока он не смотрит на меня. Никогда раньше не видела, чтобы Малфой проявлял заботу о ком-либо. Его лицо снова обращается ко мне, и я резко отвожу взгляд в сторону.

— Мне нужно идти, — говорю я. — Нужно вернуться на площадь Гриммо.

— Нет. Я ещё не убедился, что там безопасно. Если Наземникус ускользнул...

До меня вдруг доходит:

— Ты получил моё сообщение!

Малфой кивает:

— Если ему удалось сбежать, тогда ваш штаб может быть скомпрометирован.

— Хочешь сказать, что этот таинственный дом безопаснее, чем штаб Ордена? Разве сюда не могут нагрянуть пожиратели?

Где находится этот дом, в конце концов?

— Нет, не могут.

— Как вообще такое возможно?

— Дом под заклятием Доверия.

— А ты его Хранитель, так?

— Да, всё верно.

— И кто ещё?

— Никто.

— Тогда... скольких людей ты сюда...

— Никого. Я никого сюда не приводил, кроме тебя.

— Но...

Слова Беллатрисы о том, что Малфой действительно обо мне заботится, становятся всё более похожими на правду. И я в ужасе от того, что это может значить.

— Как я могу тебе верить? — говорю я. — Ты пытал меня!

Снова вздрагиваю, вспоминая о боли, которую мне пришлось перенести.

— Честно говоря, мне плевать, веришь ты мне или нет. Ты отсюда никуда не уйдёшь, пока полностью не поправишься. И одного безоара не хватит. Разве ты сама не чувствуешь, насколько слаба?

Кажется, он злится.

Упрямо гляжу на него:

— Одного безоара было достаточно. И то это было пустой тратой.

— Ну, а мне не жалко потратить ещё один. У меня их горы, — вспыльчиво говорит он.

Он выходит из комнаты, заканчивая разговор. По-моему, это был самый бессмысленный спор в моей жизни. Наверное, он так переживает о моём выздоровлении, потому что является причиной моего состояния.

Но правда ли, что это его вина? Во время допроса Роули я сама проигнорировала первое сообщение. Может быть, я слишком много думаю о мотивах Малфоя. Но сложно не подозревать того, кто пытал тебя чем-то хуже Круциатуса.

Прикусываю губу. Сейчас я в безопасности. И я точно помню, что прошлой ночью Малфой поил меня Кроветворным. Стоит отдать ему должное — он мог оставить меня истекать кровью в подземельях, но не сделал этого.

Вздыхаю и снова заставляю себя сесть. Это уже не так катастрофически сложно, как было минуту назад. Хороший знак. Откидываю одеяло, спускаю ноги с кровати.

Я смогу.

Встаю. Ноги неубедительно удерживают мой вес лишь на пару секунд, а затем сдают, и я тяжёлым грузом падаю на пол.

Ох, это больно.

Малфой появляется в дверном проёме, оценивает ситуацию и поворачивается, чтобы уйти.

— Малфой, стой. Извини, — говорю я. — Помоги мне, пожалуйста.

Я не могу встать. Почему я так смехотворно слаба? Это ведь просто потеря крови! Если только... Я никогда раньше не слышала о проклятии Сектумваскулус. Может, ослабление жертвы — один из его побочных эффектов.

Малфой подходит ко мне, качая головой. Приседает и легко поднимает меня на руки. На нём до сих пор нет рубашки, и прикосновение к его груди производит на меня больший эффект, чем должно. Он опускает меня на кровать так же осторожно, как и в прошлый раз. Изучаю его лицо в попытке найти ответы.

— Оставайся в постели, — бурчит он.

— Куда ты уходишь?

— В ваш штаб. Скажу им, что ты останешься у меня на несколько дней.

— На несколько дней? Я не говорила, что собираюсь...

— Не спорь, — бросает он, одеваясь. — Ты останешься здесь. Не заставляй тебя оглушать.

Защитный кулон всё ещё висит у меня на шее.

— Малфой, а ты уверен, что сможешь меня оглушить?

Он хмурится, осознав, что его угроза не имеет смысла.

— Я скоро буду.

— Нас ждёт разговор, когда ты вернёшься.

— Это вряд ли. Пока, Грейнджер.

Я долго смотрю на то место, откуда он аппарировал. Ему придётся ответить на мои вопросы, иначе я от него не отстану.

Но самый важный вопрос я, наверное, не осмелюсь озвучить — я не могу даже представить, как его задать.

Неужели Малфой обо мне беспокоится?