Turncoat

Гермиона

Помешиваю Антидот от магических ядов, бездумно разглядывая стены кухни. Вдруг взгляд падает на часы, и я понимаю, что уже почти полчетвёртого. Поворачиваюсь к единственному человеку в кухне, кто пребывает в сознании:

— Джинни, посмотришь за зельями, пока меня не будет? Малфой назначил встречу, может, мы наконец узнаем что-нибудь о пленниках.

— Конечно, — отвечает она, поднимаясь. Всё это время она сидела около носилок Джорджа, бесцельно бросая мелкие камешки в противоположную стену.

— Спасибо.

Выхожу из кухни, заглядываю в комнату к мальчикам, чтобы предупредить Гарри о своём уходе, а затем аппарирую.

Уже на месте я вижу, как он нервно меряет комнату шагами. Пока он не заметил моего присутствия, пользуюсь возможностью разглядеть его. Пепельно-серые, почти белые волосы слегка растрёпаны, но в остальном всё так же безупречно, как и всегда. Плаща на нём нет, а оксфордская рубашка подчёркивает идеальность сложения торса.

— Малфой, — произношу я, чтобы привлечь его внимание.

Он останавливается и поворачивается:

— Грейнджер. Я слышал о том, что произошло в Бристоле.

— Слышал? Значит, тебя там не было?

Он отрицательно мотает головой:

— Нет. Как Орден?

Наверное, не стоит сообщать ему детали. Неважно, насколько он хорош в окклюменции, ему не нужно знать об Ордене слишком много. В конце концов, среди нас объявился предатель. Хотя, с другой стороны, он ведь не знал о нашем плане атаки на пожирателей в Бристоле, так что это не может быть он... наверное.

— Нормально, — односложно отзываюсь я. — Мы думаем, что у нас завёлся шпион. У тебя есть идеи, кто бы это мог быть?

— Мне жаль, но нет, — отвечает он.

Досадно.

— Хотя я могу помочь сузить круг подозреваемых, — продолжает он. — Он должен был знать о ваших планах атаковать нас в Дырявом котле и в Бристоле, но не мог знать о Ноттингеме. Если бы он знал, он бы обязательно доложил Волдеморту, и тогда вам бы не так повезло.

Он прав. Но кто тогда это мог быть? Можно исключить всех, кто был немедленно оповещён о Ноттингеме. Значит, с Люпином, Тонкс, МакГонагалл и всеми, кто был в этот момент на площади Гриммо и в коттедже Ракушка, всё должно быть в порядке.

Я хмурюсь. Кого не было в Ноттингеме? Некоторых профессоров, но я очень сомневаюсь, что это кто-то из них. Вектор, Синистра, Трелони... Всех их я глубоко уважаю — ну, может быть, всех, кроме Трелони, но это здесь ни при чём — и знаю, что никто из них не стал бы предавать Орден.

Голос Малфоя отвлекает меня от мыслей:

— Скорее всего, после Ноттингема Волдеморт тоже начал подозревать, что в его рядах завёлся перебежчик.

Я поднимаю глаза и вижу, что он отвернулся.

— С тобой ничего не случится? — спрашиваю я.

— Буду в порядке, — отвечает он после короткой паузы.

— Кого-то из наших могли взять в плен, в Бристоле, — начинаю я. — Ты знаешь...

— С пленниками я вам ничем помочь не могу, — говорит он, предупреждая мой вопрос.

— Но... Блейз до сих пор не вернулся. Я думала, он, как и другие, может быть захвачен.

Он поворачивается ко мне со знакомой неприятной ухмылкой:

— Что, думаешь, я стану рисковать своей жизнью ради «друга», который сделал это?

Он распахивает рубашку, пуговицы дробью рассыпаются по полу. Я невольно отступаю назад, не в силах оторвать взгляд от длинного ужасающего шрама, который рассекает его грудь. Я вспоминаю шрам Блейза: он не такой широкий и длинный, как этот, — шрам Малфоя протягивается ниже, скрываясь за той частью рубашки, которая осталась застёгнутой.

— Твой... выглядит хуже.

Я начинаю медленно подходить к нему, глядя, как он пристально следит за мной.

— Грейнджер. Что ты делаешь?

Молча продолжаю двигаться, пока не останавливаюсь прямо перед ним. Заглядываю ему в глаза, представляя, как, должно быть, больно получить такую рану от лучшего друга.

Снова опускаю взгляд на его грудь, изучая то место, где плоть была разорвана. Мне вдруг хочется исцелить эмоциональную боль, которую принесла эта рана. Он начинает поднимать правую руку, и я инстинктивно хватаю его запястье. К моему удивлению, он не сопротивляется и не пытается прервать контакт.

Медленно, кончиками пальцев, я касаюсь изуродованной кожи. Он шумно вдыхает, и я автоматически отдёргиваю руку. Он не должен испытывать боль, не физически по крайней мере, — рана затянулась несколько лет назад. Снова поднимаю голову, надеясь заглянуть в серебристо-серые глаза, но они закрыты.

Вдруг я испытываю странный восторг. Мне хочется растормошить его, выяснить, как далеко он позволит мне зайти, прежде чем снова начнёт называть поганой грязнокровкой. Мне хочется узнать этого нового воспитанного Малфоя получше. Может, тогда он перестанет быть таким пугающим.

Я провожу рукой по его шраму, чувствуя под пальцами неровную, бугристую поверхность. Он едва заметно вздрагивает от моего прикосновения, и его дрожь передаётся мне. Вдруг левой рукой он хватает моё запястье, не давая двигаться дальше.

Я поднимаю голову и вижу, как он нервно сглатывает. Я раньше не производила на него такого эффекта, но сейчас он определённо что-то испытывает. Если верить слухам, которые ходили в школе, его не раз касалась рука девушки. Тогда почему он так бурно на меня реагирует?

Нет. Заставляю себя прекратить все мысли даже о самой возможности.

— Малфой, — зову я тихонько, чтобы заставить его открыть глаза. Я хочу заглянуть в них, найти хоть какой-нибудь намёк на то, что он думает и чувствует.

Наконец он открывает глаза, но я ничего в них не вижу. Он снова закрылся.

— Не трогай меня, — говорит он.

Он отпускает мою руку, отходит и отворачивается. Приводит в порядок рубашку и продолжает стоять ко мне спиной. Мне интересно, что он скажет. Я хочу, чтобы он как-то прокомментировал произошедшее. Он явно что-то почувствовал.

Какая разница? Оставь его в покое — он ведь Малфой.

Через пару минут я понимаю, что он ничего не скажет. Может, ему неприятно об этом говорить. Я решаю не давить, это может его отпугнуть. Он сам должен захотеть обсудить это.

Вспоминаю, почему я здесь. Алисия, Ли и Блейз могут быть где-то заперты, а я ничего не могу с этим поделать. Если мы всё же хотим их вытащить, нужно как можно больше узнать о том, где пожиратели держат пленных. А что, если они уже мертвы?

— Малфой, пожалуйста. Помоги мне.

Он медленно поворачивается, но всё ещё не смотрит на меня. Я его чем-то обидела?

— Чего ты от меня хочешь? —спрашивает он.

— Я не знаю... Я просто... Нам нужна информация о лагерях пожирателей. Где вы держите заложников?

— Единственный, кому известны все локации, — сам Волдеморт, — говорит он, качая головой. — Все остальные знают о двух или трёх, не больше. Я даже не был в бристольском лагере.

— Тогда...

Он вздыхает, и я уже готова к тому, что он скажет мне не приставать с такими вопросами, но, к моему удивлению, он начинает сообщать детали:

— Обычно лагеря находятся под землёй, вход охраняется восемью людьми. Они не особо хорошие бойцы — поэтому их так много. На входе всегда по восемь, каждый час меняются по двое, вообще их двенадцать. Расположение темниц разное в каждом лагере.

Закончив, он смотрит на меня и тут же отворачивается. Я прикусываю губу. Кажется, я упустила все шансы завязать с ним дружеские отношения. Что происходит? Он начинает нервно ходить взад-вперёд и продолжает:

— Клетки в самих темницах выглядят везде одинаково. Открывать их может только тот, кто носит Метку, или сам Волдеморт.

Я хмурюсь.

— Тогда план по освобождению практически невозможен.

— Как я и сказал, я ничем не могу вам помочь, — он останавливается на месте.

— Если ты не можешь, значит, никто не сможет. Просто я очень за них волнуюсь.

— Я понимаю.

Снова воцаряется тишина. Мне безумно хочется знать, о чём он думает. Терпеть не могу это чувство — когда ты не можешь понять что-то. Или кого-то. Малфой просто одно большое разочарование.

Вдруг я вспоминаю ещё одну вещь, о которой хотела спросить.

— Малфой, я могу как-нибудь связываться с тобой с помощью этого кулона? — я достаю кулон из-под свитера.

Он хмурится и начинает спрашивать:

— Зачем...

— В экстренных случаях, — коротко объясняю я.

Он некоторое время обдумывает эту возможность, и я уже готова к тому, что он ответит отрицательно.

— Конечно, — наконец произносит он. — Сожми его в руке.

Я киваю и сжимаю пальцы вокруг кулона.

— Закрой глаза.

Посылаю ему недоверчивый взгляд. Последний раз, когда он сказал мне закрыть глаза, всё закончилось страстными поцелуями. Чувствую, как щёки начинают гореть, и делаю так, как он говорит.

— Тщательно сфокусируйся на том, что ты хочешь сообщить, — объясняет он. — Ты должна убедиться, что текст полностью уместится на медальоне, иначе у меня будут сложности с расшифровкой.

Мне всего-то нужно сосредоточиться? Всё так просто? Я вспоминаю свои инициалы на кулоне и решаю сделать то же самое. ДМ.

Выпускаю кулон из руки и открываю глаза, гадая, получилось ли у меня что-нибудь. Он некоторое время изучает свой медальон со змеёй, а затем поднимает голову и смотрит на меня.

— Что ты хотел этим сказать? — спрашиваю я, подходя к нему ближе и показывая инициалы на своём кулоне.

— Ничего, — пожимает он плечами.

Бред. Это должно значить хоть что-то.

— Просто показывал, как это работает, — заканчивает он.

— Да? — спрашиваю я с сомнением.

— А на что это ещё похоже?

Я... не знаю. Но у меня начинает складываться впечатление, что Малфой отчаянно борется с чем-то, что не может контролировать.

Я вспоминаю ночь своего загадочного спасения из Хогвартса и прикидываю, может ли это быть как-то связано с тем, что происходит сейчас. Может, Волдеморт поручил ему задание, для которого ему понадобится шпион в Ордене, и поэтому он помог мне сбежать?

Я задвигаю мысль подальше — этому нет никаких доказательств, так что нужно просто быть осторожной и не выболтать ему информацию, которая сможет оказаться полезной пожирателям.

— Ты позвал меня сюда, чтобы сказать что-то?

— Да, — отзывается он. — Вообще-то хотел сообщить кое-что новое о предателе. Финниган... его убили.

Я резко опускаю глаза, стараясь не показывать охватившие меня страх и отчаяние.

— Тут было одно из двух: либо плен, либо это.

— Я думаю, что это ваш предатель выдал его Волдеморту, потому что тот заранее знал, где он будет находиться.

— Спасибо, — говорю я, стараясь взять себя в руки. — По крайней мере, теперь нам известно, что с ним случилось. Ты знаешь, кто убил его?

Он отрицательно мотает головой:

— Можешь идти.

Я смотрю на него, не желая уходить вот так. Я ничего не знаю ни о нём, ни о том, когда мы увидимся в следующий раз. Мне правда нужно понять его мотивы. Что он пытается скрыть за этой сдержанностью и отстранённостью?

Посмотрим, что он сделает, если я попрошу его об одолжении.

— Малфой, два дня назад мы поймали Торфинна Роули, — говорю я.

Он усмехается:

— Так ему и надо. Неуклюжий идиот.

— Может быть, и неуклюжий, но на допросах из него ничего невозможно вытащить. Есть ли какой-нибудь способ...

— Легилименция, — он не даёт мне закончить вопрос. — Окклюмент из него ужасный. Не сможет защитить свой разум даже под страхом смерти.

— У нас, эм... у нас нет хорошего легилимента, — говорю я.

— Куда делся Бруствер?

— Его нет в стране.

— Ясно, — говорит он и замолкает. — Я думал, ты неплоха в этом. Слышал, что у тебя есть навыки в окклюменции.

Ну вот, момент настал. Прошу Малфоя о помощи.

— Можно я... — начинаю, но, заглянув ему в глаза, уже не могу продолжать. Что со мной не так?

— Что? — он непонимающе хмурится.

Я что, правда настолько боюсь, что он откажется? Это ведь просто тест!

— Можно я попрактикуюсь на тебе?

Кажется, он не ожидал этого, и я рада хотя бы тому, что он не отказывается сразу.

— Что? — повторяет он.

— Просто я никогда не практиковалась на ком-то, у кого есть навыки окклюменции, — объясняю я. — Гарри немного этому учился, но он тоже не особенно в ней хорош, так что...

— Грейнджер, не переживай, — перебивает он, качая головой. — Поттер в любом случае сильнее Роули в окклюменции. Тебе без проблем удастся проникнуть в его тупую башку.

— Я просто хотела...

— Я не пущу тебя к себе в голову, Грейнджер, — категорически заявляет он.

Я хмурюсь. Он правда настолько хорош, как все говорят? Направляю на него палочку:

— Легилименс!

Кажется, что его разум окружён стальной стеной. Я не могу найти ничего, за что можно было бы зацепиться; ни одной трещины, в которую можно было бы протиснуться. Никаких слабых мест — просто гладкая, прочная стена, которая не даёт мне проникнуть в его разум. Пару раз я бросаюсь на неё, но это тоже не помогает.

Я не могу попасть к нему в голову.

Наконец я сдаюсь:

— Ты и в самом деле талантливый окклюмент.

— Естественно, — самодовольно ухмыляется он. — Иначе как бы я посмел идти против Тёмного Лорда?

Я вздыхаю:

— В общем, через два дня я буду опрашивать Роули. Сейчас нет времени — нужно варить кучу зелий, и поэтому я не могу отлучаться из штаба дольше чем на час.

И, если честно, это ужасно раздражает.

— Тогда возвращайся, — говорит он. — Ты уже и так задержалась.

— Да, мне пора, — киваю я.

Всё ещё не хочу уходить. Медленно прохожу мимо него и, уже когда оказываюсь за спиной, оборачиваюсь, чтобы убедиться, что он не наблюдает за мной. Быстро накладываю на себя Дезиллюминационные чары и аппарирую в другую часть комнаты.

Он уверен в том, что меня тут нет, — тяжело вздыхает и подходит к дивану.

Я краснею, вспоминая свой сон. Сцены начинают сменять друг друга, и меня бросает в дрожь. Заставляю себя вернуться к настоящему.

Ему настолько тяжело общаться со мной? Почему он выглядит так, словно испытывает большое облегчение от моего ухода? Есть ещё что-то, но я не могу понять что. Не тревога — не то, что я видела в прошлый раз.

Я сжимаю в руке кулон и закрываю глаза. Нехорошо вот так следить за людьми, но мне правда нужно понять его. Не знаю, почему это так важно для меня. Он ведь просто Малфой. Меня вообще не должно заботить то, что творится в его голове. И вот я здесь, стою, скрытая Дезиллюминационными чарами и наблюдаю за его реакцией на два слова, которые отправила ему: «Спасибо тебе».

Он немигающе смотрит на свой медальон. Вдруг на его губах начинает появляться улыбка, но прежде, чем я могу быть уверена в том, что мне не привиделось, его лицо становится таким же бесстрастным, как было до этого. И всё же он продолжает смотреть на послание.

Неужели ему так важна моя благодарность? Если да, то... почему она так важна для него?

Он накрывает медальон большим пальцем и закрывает глаза, откидываясь на спинку дивана. Жаль, что я не могу заглянуть в его мысли, не могу пробиться сквозь толстые стены, которыми он окружил свой разум.

Я знаю, что понимание человеческой натуры и рядом не стояло с разгадыванием ребусов или расшифровкой древних рун, но, пожалуйста, Малфой, дай мне хоть знак, хоть один намёк. Хоть что-нибудь.