Сломанные крылья

— Ты звал меня? - тихо спросила я, заходя в кабинет отца и осторожно прикрывая за собой дверь, будто боялась нарушить хрупкое равновесие, которое здесь витало.

Моя лодыжка всё ещё ныла после взрыва в клубе. Боль была глухой, тянущей, как напоминание о том, насколько тонка грань между безопасностью и хаосом. Но благодаря эластичному бинту стало немного легче — я уже почти не хромала. Почти. За неделю нога так и не успела восстановиться полностью, и каждый шаг давался с усилием. Я старалась не показывать этого, хотя боль упорно стучалась в сознание.

— Да, - отец наконец отложил папку с какими-то важными, наверняка секретными, документами и перевёл на меня внимательный, изучающий взгляд.

Когда его глаза задержались на бинте, повязка будто отразила весь его страх — затаенный, молчаливый, тот, о котором мужчины такого склада, как мой отец, не говорят вслух. В его взгляде промелькнула боль. И любовь. Та самая, сдержанная, как крепкий алкоголь, но от этого не менее сильная.

— Ты хотел поговорить? - спросила, заправив за ухо выбившуюся прядь и опустилась в глубокое кожаное кресло, которое со скрипом поддалось подо мной.

Воздух в кабинете был пропитан тяжёлым табачным дымом — напоминание о вчерашнем совещании. Пустые бокалы и полная пепельница выглядели как следы прошедшей битвы, где оружием были слова, а боеприпасами — сомнения.

Почему-то в этот момент в памяти всплыла сцена — разговор Николаса и Кристиана. Это было ещё тогда, когда Андерсон только появился в нашем городе.

— Она тебя убьет?
— Как минимум, перестанет со мной разговаривать, - ответил Кристиан.
— А ты этого боишься?
— Больше, чем быть застреленным.

Я почти улыбнулась — тогда это казалось забавным. Сейчас — нет.

— Да, - голос отца снова стал жёстким, собранным. Он сцепил пальцы в замок и положил руки на дубовый стол. — Сейчас всё нестабильно. И я не могу больше гарантировать тебе и матери полную безопасность.

Сердце пропустило удар.

— И... что нам делать? - мой голос дрогнул, а страх, как холодная змейка, начал медленно обвиваться вокруг горла. В последние недели он стал слишком частым гостем.

Отец смотрел на меня долго, пристально. Казалось, он хотел прочитать во мне ответ до того, как задаст вопрос. Мурашки побежали по коже, как будто его взгляд касался каждого нерва.

— Ты... - он замолчал на полуслове, будто сам удивлялся тому, что собирался сказать. — Ты хочешь выйти замуж?

Если бы в этот момент я что-то пила — я бы точно поперхнулась. Этот вопрос обрушился, как удар грома в безветренную ночь.

Замуж? Я?

Я хотела любви. Настоящей. Хотела, чтобы рядом был тот, кто примет меня со всеми ранами, страхами, мечтами. Кто будет моим щитом. Кто никогда не предаст. Но просто выйти замуж? Как сделку? Как средство защиты?

— К чему ты это? - спросила я почти шепотом, сердце забилось чаще.

Подозрение уже закрадывалось в сознание, как тень.

Отец откинулся на спинку кресла, потирая переносицу. Он выглядел старше, усталее, чем обычно. Как будто в его душе шла своя война.

— Я хочу обеспечить твою безопасность, Рори, - тихо сказал он, глядя на меня с болью и любовью. — А брак может помочь.

— Как? - я не понимала.

В голове уже мелькали сотни тревожных сценариев, но этот — казался самым неожиданным.

Он глубоко вдохнул, будто собираясь с духом.

— Если война доберется до Лас-Вегаса, - начал он медленно, — наша семья станет одной из первых целей.

На несколько мгновений в кабинете повисла тяжелая, удушающая тишина. Только настенные часы мерно отсчитывали время — словно отсрочку перед приговором.

— Одна из первых целей... - прошептала я, будто пробуя вкус этих слов.

Он оказался горьким, обжигающим.

— Мы слишком заметны, - продолжал отец, и голос его звучал почти с сожалением. — Слишком влиятельны. Наши связи, бизнес, имя — всё это стало не защитой, а мишенью. Особенно сейчас, когда старые соглашения рушатся, а новые — пишутся кровью.

Он говорил, как человек, который видел слишком многое. Как человек, который знает, что приближается буря, и ничто не может её остановить.

— И ты хочешь... - я сглотнула. — Хочешь выдать меня замуж, чтобы спастись?

Он не сразу ответил. Только посмотрел на меня долгим, выстраданным взглядом. В нём было всё: гордость, страх, любовь и отчаяние. Он не хотел делать мне больно. Но, похоже, другого пути он просто не видел.

— Нет, - наконец сказал он. — Не "выдать". Я бы никогда не заставил тебя. Но... есть один человек. Он может дать тебе защиту, которою я уже не могу гарантировать. И... он тебе не враг.

Я молчала. Чувствовала, как внутри меня всё сжимается. Защитить — да, но какой ценой?

— Кто? - спросила я наконец, голос был глухим, как будто я говорила через слой воды.

Он снова потёр переносицу, будто пытался стереть с себя груз решений, которые приходилось принимать.

— Лиам Блэйк.

Имя прозвучало, как выстрел. Прямо в грудь.

Мир вокруг чуть пошатнулся. Я знала его. Слишком хорошо, чтобы не бояться. Слишком мало, чтобы доверять. Умный. Жесткий. Опасный. Человек, с которым лучше быть в союзе, чем против него. Но быть его женой?..

— Это... - я едва смогла выговорить. — Это безумие.

— Это реальность, - тихо ответил отец. — Мир меняется, Рори. И нам нужно меняться вместе с ним, если мы хотим выжить.

Я встала с кресла, чувствуя, как дрожь снова охватывает тело. Лодыжка отозвалась болью, но я её уже почти не чувствовала. Всё тело застыло от шока.

— А я? - прошептала я. — У меня есть хоть какой-то выбор?

— Всегда, - сказал он. — Но помни: выбор — это не только свобода, это и последствия.

— Но... но почему Лиам? - голос сорвался, и я почувствовала, как сердце болезненно кольнуло — то ли от страха, то ли от предчувствия чего-то неизбежного. — Он же твой капореджиме... Он часть семьи. Он под присягой. Он... один из нас.

Слова срывались с губ, будто я пыталась не просто понять, а убедить и себя, и отца, что это — ошибка. Что выбор пал не на того. Что всё ещё можно изменить.

Он смотрел в сторону, в окно, за которым уже сгущались сумерки. Свет падал на его лицо так, что тени ложились в складки возле глаз — делая его старше, измотаннее. Как будто в один миг годы догнали его, придавив всем весом.

— Да, - наконец сказал он, медленно, почти не слышно. — Лиам — мой капореджиме. Он служит мне много лет, верно, молча, безукоризненно. Он человек чести. И именно поэтому я могу ему доверить тебя.

Он перевёл взгляд на меня. Его глаза потемнели — в них отражалась не просто тревога, а настоящая, всепоглощающая боль.

— Он сможет уехать, Рори, - продолжил он, и голос его стал чуть тверже. — Когда я останусь. Когда весь город начнёт сжиматься в кулак, превращаясь в поле боя. Он сможет увезти тебя. Спрятать. Уберечь.

— А ты? - прошептала я. — Ты не поедешь с нами?

Он покачал головой. Медленно, будто с трудом.

— Нет. Моя жизнь принадлежит этому городу. Я не могу бежать, не могу оставить своих людей. Но я могу сделать так, чтобы ты была в безопасности. С ним. Потому что он не предаст. Потому что, даже если всё рухнет, он будет последним, кто встанет между тобой и смертью.

Я чувствовала, как всё внутри клокочет — боль, возмущение, страх, тревога... И всё это несло один вопрос: Почему именно Лиам?

Он всегда был рядом. Тихий, сдержанный. Его голос редко звучал громко, но в нём всегда чувствовалась сталь. Он никогда не позволял себе лишнего — ни слов, ни прикосновений, ни взглядов. И всё же в его молчании было что-то... опасное. Настороженное. И теперь мне предстояло доверить ему не только свою жизнь — но и свою свободу.

Отец наклонился вперёд, опершись локтями на стол, и его голос стал глуже, ниже — таким я его слышала редко.

— Это не просто решение, Рори. Это — последняя возможность. Лиам знает, куда ехать, знает, что делать, если я не смогу тебе помочь. Он — мой щит. А теперь он станет и твоим.

Выйти замуж...

Это звучало абсурдно даже для меня — девушки, выросшей в сердце мафиозного мира, где женский голос был лишь эхом в коридорах мужских решений. В мире, где мы были красивыми марионетками, но не хозяйками своей судьбы.

Перед мысленным взором вспыхнул образ Кристиана — того самого мужчины, которого я люблю. Теперь я могла бы кричать об этом, миру, отцу, самой себе. Последние дни он был рядом, часто. Мы говорили, смеялись, вспоминали. Мы словно заново учились быть родными — теми, кем когда-то были, до боли, до тишины.

А наш поцелуй? Танец на дне рождения Моники?

Это было так живо, так реально, будто мир остановился, чтобы мы могли прожить этот миг.

Но всё оказалось иллюзией. Хрупкой, как стекло.

Я позволила себе несколько дней слабости, позволила сердцу верить...

А потом — правда. Он сам сказал, что много лет влюблён в другую.

И я видела это собственными глазами. Годы назад. Эту дикую, неукротимую одержимость. Не просто любовь — безумие.

Я уже не сомневаюсь: я ему не безразлична. Между нами всегда была невидимая нить, теперь к ней примешалась страсть, нежность...

Но есть и другая истина — он всё ещё любит не меня. И рядом с ним я всегда буду второй. Запасной.

От этой мысли в груди что-то рванулось, сердце сжалось в горьком спазме. Глаза защипало — слёзы подступили без разрешения.

Хватит.

Пора принять решение. Настоящее. Взвешенное. Взрослое.

Если бы Кристиан любил меня так, как говорили его глаза...

Он бы не колебался. Он бы уже сделал меня своей.

Но он всё ещё произносит имя другой, а потом целует меня...

Нет. Так я не хочу. И не буду.

— Почему Андерсон приехал в Лас-Вегас? - наконец решилась спросить я.

Этот вопрос сверлил мне мозг неделями, как заноза, не дававшая покоя.

Отец задержал взгляд на мне, будто взвешивая, что именно сказать. Его голубые глаза потемнели на миг — он задумался, а потом всё же ответил:

— Он был первым, кто узнал об угрозе.

— Это вся причина? - я прищурилась, скептически изогнув бровь.

Он хмыкнул, медленно закуривая сигару.

— Нет... - затянулся и только потом добавил: — Он приехал, чтобы защитить тебя.

— Меня?.. - слова едва сорвались с губ.

Казалось, что за секунду весь воздух исчез из лёгких.

Отец кивнул, медленно, будто признаваясь в чём-то запретном.

— Он хотел быть рядом с тобой с самого начала. Хотел сам сопровождать тебя с того самого дня, как ступил на землю Вегаса.

— Тогда почему... почему он не сделал этого? - в голосе дрогнула боль.

Глаза заслезились, но отец только криво усмехнулся, выпуская кольцо дыма в сторону.

— Он сделал. Только не так, как ты ожидала.

— Я не понимаю... - прошептала я, сбитая с толку, как будто реальность начинала трещать по швам.

Он взглянул на меня мягко, почти с сожалением.

— Аврора, милая... Мы все знали, что между вами с Кристианом когда-то что-то случилось. Это было слишком заметно. И все понимали, что ты будешь против его присутствия. Особенно он. Поэтому он и не был твоим охранником. Он стал тенью. Тенью, что следовала за тобой повсюду.

— Ты хочешь сказать... что всё это время Кристиан следил за мной? Издалека? - я почувствовала, как холод пробежал по спине.

В это невозможно было поверить. Сердце отказывалось принимать это. Тем более, что письма... Те самые письма от тайного поклонника всё ещё приходили. Я забирала их с почты, перечитывала, вдыхала аромат бумаги.

Если он действительно был рядом... почему позволил мне получать их? Почему смотрел на это в молчании?

— Я... - голос предательски дрогнул, но я собралась. — Я согласна выйти замуж.

— Аврора... - начал отец, но я резко перебила его:

— Но не так. Не за Лиама.

Он замер, будто не сразу понял, что я только что сказала. Его лицо исказила растерянность.

— О чём ты говоришь?

— Найди мне другого. - Я выпрямилась, каждый слог отдавался сталью. — Любого. Только не из Лас-Вегаса и не из Нью-Йорка. Кто-то нейтральный.

Отец молчал несколько секунд, а потом медленно кивнул, погрузившись в раздумья.

— Помнишь... несколько недель назад ты сбежала от охраны с тем парнем?

От этих слов внутри всё сжалось. Я инстинктивно напряглась.

— Ты знал?.. - спросила я почти шёпотом, поражённая.

Отец тихо усмехнулся, глаза сверкнули мягким огнём.

— Рори, ты моя дочь. Конечно, знал.

— И ты позволил мне... просто уйти с ним?

— Да. - Его голос был удивительно спокойным. — Я всегда хотел, чтобы ты оставалась свободной. Даже в клетке, я хотел, чтобы у тебя было окно.

— Но зачем ты заговорил о нём? Он ведь... он не из мафии. Он не из этого мира.

— Ты правда думаешь, что я бы позволил обычному парню даже подойти к тебе? - отец прищурился с усмешкой.

— Кто он? - прошептала я, чувствуя, как напряжение заполняет грудь.

— Один из силовиков Чикагского синдиката, - ответил он спокойно, но в голосе прозвучала сталь. — Умный. Опытный.

Мир покачнулся. Я смотрела на отца и пыталась осознать, что всё это время была пешкой в куда более продуманной игре, чем думала.