3 глава
Пароход «Королева Мария» причалил к блекфордским берегам в восьмом часу утра 29 января. Плотный холодный туман скрывал пристань. Спускаясь по скользкому трапу с двумя чемоданами, Карл Шварц чувствовал себя очень неуверенно. Морская болезнь доводила его почти до обморочного состояния, бесконечные туманы создавали ощущение, будто он начинает слепнуть, еще и это ужасное чувство приближающейся простуды. Шварц был очень несчастлив и, не переставая, мысленно ругал себя за то, что согласился плыть вместе со своим сумасбродным другом черт знает куда в такую мерзкую погоду.
Фред Гриндор, напротив, был совершенно счастлив. Сегодня он проснулся необыкновенно для себя рано – в 5 часов, сделал гимнастику, выпил холодного рома и почувствовал, что его жизнь началась заново. В то время как Шварц наощупь пробирался в тумане по мокрым доскам, он налегке скатился по ним и нетерпеливо дожидался товарища на суше. Облик его теперь совершенно ничем не выдавал прежней офицерской утонченности. В синей студенческой шинели и с нечесаными завитыми от влаги волосами под мятой фуражкой, он был похож на кого угодно, только не на принца. К маскараду прилагались так же искусно подделанные документы.
- И что теперь? – спросил Карл, оглядываясь в тумане.
- Поедем искать что-то вроде гостиницы, но для начала зайдем кое к кому. Здесь недалеко, - суетливо ответил Гриндор. Он потащил друга в сторону склада с какими-то ящиками и остановился только когда они зашли за угол, - Дайте свой чемодан, дружище.
- Зачем? – Но вместо ответа Фред отнял у него его потрепанную котомку, раскрыл и стал что-то искать. Карл хотел возмутиться, но тут же позабыл об этом, когда под стопкой своих рубашек увидел неизвестно откуда взявшиеся книги и две толстые стопки бумаг, перевязанные шнурком. Гриндор аккуратно переложил содержимое себе в рюкзак, настороженно оборачиваясь на каждый шорох.
- Как это понимать? – возмутился Шварц, - Что это, и как оно попало в мои вещи?
- Да не орите вы, - зашипел Гриндор, - Я подложил вам это еще в Ивельдорфе.
- Так вот почему моя сумка была такой тяжелой! Почему вы сами не могли перевезти эти бумаги?
- Помните как офицер в порту долго меня обыскивал?
- Ну. Я б на его месте сделал то же самое. Видок у вас ужасно подозрительный и чисто маргинальный.
- То-то и оно. Если бы у меня нашли все это, и в добавок поддельные документы, я непременно оказался бы в тюрьме.
- То есть меня вам не жалко?
- А вас разве в чем-то заподозрили? Бросьте, Карл, такого благовидного офицеришку как вы – да никогда. Я вас для того с собой и взял, для отвода глаз.
- А что это за бумаги-то?
- О, я ждал этого вопроса, - Гриндор улыбнулся, предвидя, какое воздействие окажут его слова на друга, - Это агитационные прокламации ИРП.
- ИРП – это что, Иовелийская Революционная Партия? – в ужасе зашептал Карл.
- Не «Революционная», а «Рабочая». Теперь вы понимаете?
- Нет, теперь я вовсе ничего не понимаю, - Карл бы ужасно побледнел, если бы его кожа и без того не была бледной.
- Как же, помните, третьего дня мы сидели у вас. Я тогда сказал, что пишу некоторые вещи остросоциального содержания.
- Но не коммунистические же прокламации!
- Напротив, именно их!
- Гриндор, вы психопат. На беду я с вами связался! - Карл бессильно закрыл лицо руками. Он хотел еще что-то добавить о том, как подобные вещи вообще могут быть предметом обсуждения со стороны представителя королевской семьи, но был не в силах выдавить из себя и слова.
- Будьте мужчиной, хватит причитать. – Фред поправил рюкзак за плечом и широкими шагами направился в сторону доков.
Карл пошел следом. Он решительно не обладал никакими замечательными чертами, кроме доброго сердца и недурного поэтического таланта. Он прощал своему другу все его выходки, порой даже совершенно из ряда вон выходящие. В силу своего мягкого характера, Карл не умел долго сердиться. Еще мгновение назад у него заходилось сердце при мысли, что эти чертовы прокламации могли обнаружить в его вещах. Это грозило бы Карлу неминуемой каторгой, но что хуже того, отразилось бы на его семье. Отца тут же уволили бы с работы, младших братьев отчислили из гимназии, а мама, бедная его мама! А все из-за сумасшедшей выходки избалованного мальчишки! Но, слава Богу, все обошлось. Теперь Карла больше волновало, какое отношение имеет Гриндор к опаснейшей революционной партии в стране.
- Ну и зачем вы связались с этой организацией? – спросил он с укором, когда они пошли рядом.
- Не знаю, захотелось, - Фред пожал плечами, - Один мой хороший друг состоит в этой партии уже несколько лет. В своих письмах ко мне он часто рассказывал о социализме и ИРП в частности. Меня это заинтересовало. Я изучил их литературу и познакомился с соответствующими людьми. Один такой человечек, узнав что я еду в Блекфорд, попросил меня перевезти их материалы и передать в местную организацию. Я охотно согласился, с расчетом завести необходимые знакомства и впоследствии, возможно, стать их агентом.
- Вы? Агентом ИРП? Вы в своем уме, Фридрих?
- Тсс, - шикнул Гриндор и в глазах его мелькнуло раздражение, - Вы совсем забыли, о чем я давеча вам говорил? Никакой я теперь не Фридрих, я Рихард Винтер, студент, и вы знаете меня с детства. Месяц назад меня отчислили со второго курса Академии словесности, где я учился на переводчика коронийского языка. А отчислили меня за антиправительственное сочинение, из-за которого я имел конфликт с деканом.
- Да помню я, помню. Но вы ведь понимаете, что если ваш дядя узнает об этом, вы потеряете все. Да даже не в этом дело. Неужели вы хотите свержения монархии, а значит свержения вашей же семьи?!
- А даже если и так, то что? – Гриндор остановился и взглянул на своего друга испытующим взглядом, но увидев ужас на его лице, смягчился и потрепал Карла по плечу, - Да бросьте, Шварц, я же шучу!
«Фу ты, черт! И не поймешь, толи шутит, толи правду говорит!» - подумал Карл.
Дальше шли молча. Туман стал редеть: улица теперь была видна достаточно для ходьбы. Шли по бедному портовому кварталу, застроенному деревянными домами, стоящими на высоких сваях на случай затопления. Нестерпимо пахло рыбой и дегтем. От этого морская болезнь снова начала терзать беднягу Карла.
- Куда мы идем? – спросил он.
- Помните я рассказывал о товарище, который познакомил меня с ИРП? К нему-то мы и направляемся. Его имя – Йозеф Фальк, слышали о таком? – Карл отрицательно мотнул головой, - Ну да, маловероятно. Мы познакомились, когда я только поступил на службу. Йозеф был тогда, кажется, лейтенантом, на несколько лет старше и много опытнее. Он взял надо мной что-то вроде шефства... В общем, тот, кем я являюсь сейчас, это продукт воспитания Йозефа. Два года назад его поймали вместе с еще какими-то людьми, обвинили в антигосударственной деятельности, лишили звания, титула барона и хотели отправить на каторгу, но Йозеф успел сбежать заграницу и устроился здесь, в Блекфорде.
- Так мы прибыли в Блекфорд ради него?
- Отчасти. Я давно желал с ним повидаться. Не морщите лицо, он вам понравится. Таких людей, как Йозеф, мало. Он совершил множество поступков, которые можно назвать подвигами чести, если допустить это устаревшее понятие – «честь». Знаете ли вы, что он, будучи воспитанным как дворянин, здесь работает грузчиком в порту, лишь потому что чувствует долг пред рабочими и крестьянами? Или вот еще: в знак протеста гнилому мировому капитализму он женился на проститутке, и тем самым спас эту женщину от неминуемых болезней и позора.
- Эка невидаль. Подвиг! Как по мне, так это старое доброе народничество и отчасти бравада.
- Не пытайтесь говорить умные вещи, у вас не получается, - Гриндор рассмеялся, - Хотя, в ваших словах есть рациональное зерно. Фальк боролся с частностями, а не с корнем проблемы. Своими поступками он не уничтожил проституцию и ничем не помог рабочему классу, но он стал примером для многих своих знакомых.
- И что, вы теперь тоже хотите пойти работать руками и спасать падших женщин?
Гриндор взглянул на свои руки с длинными тонкими пальцами, и его брови нахмурились под тяжестью мысли.
- Нет, работать я не буду, да и проститутки не сказать, чтобы были мне симпатичны. Я хотел бы найти способ уничтожить тот самый корень несправедливости и порока, если это, конечно, возможно.
Возле одного из однотипных домиков они остановились. Гриндор достал из кармана шинели желтоватую бумагу с адресом.
- Кажется здесь.
Он поднялся на высокое крыльцо и громко постучал. Дверь открылась. На пороге стоял могучий мужчина в рубахе без пояса. Короткая черная борода взрослила его молодое симпатичное лицо с хитро прищуренными глазами. Мужицкое одеяние плохо вязалось с его белым лицом и аккуратными движениями. Увидев Карла в иовелийской гвардейской форме, он нахмурился и сжал кулаки.
- Кто такие будете и зачем пожаловали? – спросил он зачем-то по-коронийски.
- Всего два года прошло, а ты меня уже не узнаешь, - сказал Фред на родном языке и снял с головы фуражку, - Как же так, брат?
Лицо Фалька мгновенно посветлело.
- Фред! Ты что ли? – он заключил гостя в такие крепкие объятья, что у того захрустели кости, - В такого детину вымахал, я сперва даже не узнал! Ты не обижайся, я ведь тебя последний раз сущим еще мальчишкой видел.
- Ты получил мое письмо? – смеясь, спросил Фред.
- Получил, но раньше февраля в гости не ждал. Мой дом еще не достроен.
- Ничего страшного, мы и не думали тебя стеснять, в гостинице переночуем.
- Как вижу, ты не один приехал, - хитрый прищуренный взгляд скользнул по Карлу.
- Да, знакомьтесь: Йозеф Фальк – Карл Шварц, мой лучший друг.
- Вот как, - и понизив голос, - А о деле этот лучший друг знает?
- Знает.
- И поддерживает?
- Не знаю, насколько поддерживает, но доверять ему можешь как мне.
- Ну что ж, друг Фреда – мой друг, - Фальк улыбнулся и протянул Карлу широкую ладонь, - Будьте любезны, проходите.
Фальк провел их в просторную комнату, где горела керосинка, и усадил за стол, а сам скрылся на кухне. Карл огляделся вокруг себя. Странный это был дом: не то изба, не то усадьба. В узких сенях стояла всякая рабочая снедь: топор, кирзовые сапоги, тулуп, рыболовная сеть висела на гвозде, гостиная была уже иная – широкая, с высоким потолком и мягкими стульями, при этом в углу за занавеской стояла квадратная деревенская печка, служившая для хозяина постелью. Дом был новый, уютный и еще пах свежей древесиной.
Фальк вернулся, довольно потирая руки, и сел за стол рядом с гостями.
- Сейчас моя женушка самовар поставит, и будем чай пить, - сказал он нарочито просто, будто пытаясь соответствовать тому образу бедного работяги, которым на самом деле не являлся.
- Вот и хорошо, а мы пока о деле поговорим, - Фред вынул из своего рюкзака стопки прокламаций и положил на край стола, - Вот здесь воззвания к блекфордским рабочим, там – к матросам, в каждой по 470 экземпляров. Знаю, что мало, но больше было не провезти. Наши хотят тебе еще типографию переправить, правда, не знают как.
- Насчет типографии вели не беспокоиться – это добро и здесь найдется, а вот за листовки спасибо.
- А вот там, в отдельном конверте, некоторые мои зарисовки, - Гриндор заволновался и смутился совсем по-мальчишески, - Может быть поглядишь и скажешь, стоит или нет мне это Рейгелю показывать?
- Ба! Да ты писать стал?
- Да не то, чтобы писать, - Фред уж совсем засмущался, - Так, некоторые мои философские размышления...
Отбросив прокламации, Фальк взял в руки конверт с листками, исписанными размашистой рукой Фреда. Глаза революционера быстро, но с достаточным вниманием пробежали по строкам. Лицо его выразило изумление.
- Гм... недурно, - резюмировал Фальк, - Впрочем, Рейгель тебя ужасно раскритикует, так и знай. Все это красиво и горячо написано, но романтизм ужасный.
- Что? Романтизм? – закипел Фред, - Не может там быть никакой романтики! Я – материалист до мозга костей!
Фальк рассмеялся и похлопал друга по плечу.
- Не обижайся ты, ну. Трудно не быть романтиком в девятнадцать лет.
- А я как посмотрю, романтик – у вас слово ругательное, - Карл не утерпел и вставил слово в защиту своих идеалов. - Мне это кажется очень странным, ведь сами вы, господин Фальк, кто, если не романтик?
Фальк вытаращил на него глаза, будто не ожидал, что Карл умеет говорить.
- Попрошу вас обращаться ко мне «товарищ Фальк». Господ у нас тут нет. У нас все равны: бароны, принцы, рыбаки. Правда, Фред?
- Так точно, - на лице Гриндора горела наивнейшая улыбка.
Карл замолчал. Было в этих словах что-то, чего Фред совершенно не замечал. Уж слишком высокомерен был товарищ Фальк для настоящего социалиста. Разговор тем временем перешел от абстрактных тем к вполне материальным.
- Ну так что ж, Йозеф, - начал Фред, - Как обстановка в городе? Какую стратегию вы используете?
- Классическую. Раскидываем листовки в порту, на заводах, на стройках. Главное ведь в нашем деле, выждать нужный момент, - Фальк сидел, обернувшись к Фреду, но Карл чувствовал, что настоящим адресатом этих слов являлся именно он, - Задержат, скажем, матросам жалование за несколько месяцев (у них такой бардак часто случается), они обозлятся, да еще, к тому же, утром случайно найдут под дверью вот такую бумажку. Многие порвут, плеваться потом будут, а сперва все равно прочитают. И жалование им вскоре выдадут, да только все равно соберутся эти матросы где-нибудь в таверне, и зайдет у них разговор вот об этих же листовках. В этих собраниях и есть наша цель, потому что один там будет ругать революционеров, а другой – власть!
- Извините за глупый вопрос, но зачем вам это? – спросил Карл, - Блекфорд – чужая вам страна, что за радость, устроить здесь революцию?
Фальк и Гриндор переглянулись и прыснули от смеха.
- Долг любого революционера – помогать народу, - в голосе Фалька звучали нотки превосходства, - Всему трудовому народу. Вот мы и помогаем. Неужели вы думаете, что в Блекфорде люди живут лучше, чем в Иовелии? Нашу с вами родину, конечно, трудно переплюнуть в бессовестности и мерзости одних по отношению к другим, но там у власти хотя бы не сидят бандиты. Представьте, герцог Блекфорда, Людвиг фон Лейпц, настоящий убийца и душегуб. Многим это доподлинно известно. У него в услужении есть банда, разъезжающая по городу на автомобиле с занавешенными окнами. Эти мерзавцы делают грязную работу для герцога – убирают неугодных ему людей, а в свободное время творят все, что им вздумается: грабят торговцев, похищают женщин, и никакой управы на них нет. Полиция куплена. Неужели вы думаете, что с такой властью не нужно бороться?
- Ты давал господину Шварцу читать «Правду»? – спросил он у Фреда, делая ядовитый акцент на слове «господин».
- Нет, я думаю еще рановато. Да и к тому же, я эту книжку тебе вез.
- Помилуй, на что она мне! Я ее наизусть знаю! А вот друга своего просвети насчет Мировой Революции: у него светлая, думающая голова – поймет.
Фред пожал плечами и вынул из рюкзака толстую книгу в красной обложке, на которой красовалась черная надпись:
Михаэль Краун.
Полное собрание сочинений.
Правда.
Новый Мир.
Воззвания.
- Прочитайте, господин Шварц, не пожалеете, - Фальк снова хитро улыбнулся.
Карл нехотя взял книгу из рук Фреда и спрятал в свою котомку. Его терзали странные чувства. Он не знал, как относиться к революции. За свою жизнь он слышал речи нескольких социалистов, но чувство они вызывали в нем всегда одно и то же: говорят горячо, вдохновлено, верно, справедливо, им даже хочется верить, но душа противится. Какие-то внутренние оковы держали и не пускали мысль Карла дальше. Поэтому он занимал шаткое положение под названием «сочувствующий революционерам».
В этот момент из кухни вышла женщина с тарелкой в руках – высокая, красивая иовелийка. Она была молода. Толстая черная коса огибала ее аккуратную голову. Единственным ее изъяном была ужасная худоба, от которой огромные голубые глаза казались немного навыкате. Все трое обратились на нее. Она хотела что-то сказать, но вдруг обмерла – ее взгляд встретился с взглядом Фреда. Он зачем-то вскочил на ноги и непривычно робким для себя голосом произнес:
- Здравствуйте, Берта... Т-то есть, фрау Фальк.
Фарфоровая тарелка выпала из ее рук и разбилась.
- Ну что же ты, бедовая! Это ведь новый сервиз! – сокрушенно воскликнул Йозеф.
Будто очнувшись, Фред упал на свой стул. Берта мгновенно побледнела и начала было собирать осколки, но за занавеской с печки раздался детский плач, и она, тут же позабыв о тарелке, побежала успокаивать разбуженного ребенка. Фальк выругался и сам пошел убирать с пола остатки фарфора. Фред весь обратился в сторону печки, потом спохватился и опустил взгляд на стол. Его левая щека слегка передернулась. Всем троим было до невозможности неловко, а Карл наблюдал за этой сценой, ничего не понимая.
Йозеф вернулся на место за столом, как-то жалко извиняясь, потом, очевидно, разозлившись на самого себя, прикрикнул на жену и велел принести уже наконец чай. Движения бедняжки Берты были механически скованными – она никак не могла унять дрожи в руках. Фред всеми силами пытался не смотреть на нее и вести себя непринужденно, но его невероятно эмоциональное лицо его выдавало – он выглядел чрезвычайно беспокойным. Разговор не клеился, чай пил один Карл, утро было безвозвратно испорчено.
Наконец настал спасительный момент прощания. Фред сделал над собой усилие и поблагодарил товарища за радушный прием. Фальк проводил их, выразив благодарность за верность общему делу, на прощание тепло пожал руку Гриндора, и было непонятно, искренне это, или он искусно притворяется, потому что в его глазах появилось что-то неуловимое, что-то среднее между тревогой и тщательно скрываемой злобой.
На улице Фреду стало легче. Он провел холодной ладонью по лицу и вернулся в свое обычное нетерпеливо-энергичное состояние духа. Карл шел рядом и молча наблюдал за ним.
- Ну, чего вы молчите? – спросил Гриндор, - Стесняетесь спросить, думаете это неудобно. Терзаетесь любопытством, что за треугольник возник у меня с Фальками. Не стесняйтесь, спрашивайте, здесь нет никакой тайны. – Но Карл выжидающе молчал и тогда он продолжил сам, - А дело было так. Два года назад Йозеф притащил меня в один провинциальный бордель. Ну как притащил, я сам увязался за ним и еще несколькими офицерами. Избавлю вас от подробностей, в общем, Йозеф познакомил меня с Бертой. Ночью мы с ней разговорились и между нами возникло нечто... не знаю, скорее, нечто возникло только с ее стороны. Я навещал ее в течение месяца, пока однажды Йозеф не сказал мне «хватит». Берта влюбилась в меня, а для таких женщин как она, это конец. Я был еще совсем мальчишка, испугался и повел себя не очень порядочно – я просто исчез, перестал к ней приходить. Йозеф сказал мне, что так будет правильно. А потом произошли все эти события с его ссылкой, все завертелось, как в омуте, и я совсем забыл про Берту. Сегодня я вел себя как идиот, потому что никак не ожидал узнать, что женой Йозефа, той самой спасенной проституткой, оказалась она. Теперь меня не оставляет чувство, что тогда он специально развел нас, убрал меня с дороги как неудобного соперника. И мучает меня не внезапно проснувшаяся страсть к Берте – откуда бы ей взяться, а страх, что мой друг и наставник обманул и предал меня. Карл, я не знаю, что мне думать.
Карл вздохнул и похлопал его по плечу. Он был непривычным к таким откровениям и, честно, не знал, подтвердить ему опасения друга или опровергнуть. Товарищ Фальк решительно ему не понравился, но в жизни Фреда он занимал весомое место. И тогда Карл произнес совершенно бессмысленную, но добрую фразу:
- Давайте найдем гостиницу с чистеньким недорогим ресторанчиком и хорошенько напьемся.
Фред посмотрел на него и расхохотался.