Картина 11
Страдания, как известно, имеют накопительный эффект. Когда звезды решили поджарить землю до золотистой корочки, им было глубоко наплевать, кого это унесет в могилу. Лея давно скинула и плащ, и доспехи. Ее чахлая рыжая кобыла из-за невероятных температур вокруг казалась расплывчатым миражом. Орфео же держался куда более подобающе королю, нежели простому капитану. Айне была уверена: под доспехами его рубашка уже полностью сырая от пота — однако заговорить на эту тему не решалась.
Шло уже больше четырех дней. Звезды по своему собственному расписанию, вероятно накаляканному ребенком на коленке, разгорались слишком рано и стойко поддерживали высокую температуру воздуха весь последующий день. Трава оставалась единственной свидетельницей всех стадий горя, успевших проявиться у путников. Первые два дня Лея ныла, подобно сопливому карапузу, что отключила бы звезды, обладай она такой силой. Орфео старался поддерживать диалог молча. Вид крайне любопытной статуи всегда был его изюминкой, поэтому, обращаясь к нему, никто уже не тратил силы на ожидание ответа.
Айне и сама оказалась абсолютно шокированной подобным поворотом событий. Рана под повязкой взопрела. Появилось ощущение, будто она разлагается изнутри. Запах тоже не внушал спокойствия. И это учитывая, что ассасин все еще была жива. С ней же всегда были и скромного размера комок листочков да карандаш за ухом. Угольки для рисования, что она вставляла в нехитрую конструкцию, огромными горстями исчезали из специального кармашка, пока не остался один-единственный, что Айне старалась использовать как можно меньше.
— Может, есть шанс сократить дорогу? — заныла Лея. Снова.
Закусив кончик карандаша, Айне покачала головой. Вокруг только моря из сорняков и редких ягодных кустов, чьи ветви лошади иногда обдирали прямо на ходу, если те росли у края дороги.
— Нет. Здесь можно идти только в одном направлении.
Лея бахнулась вперед на шею бедной кобылы и свесила руки вниз, всем видом изображая великомученицу.
Небо пронзили ястребиные крики. Орфео задрал голову, рассматривая животных. Понятное дело, для этих созданий здесь благостное раздолье, но их улюлюканье и высокий писк преследовали путников с момента отъезда из города. В голову Айне пролезла мысль о падали и легкой добыче, но развивать ее не хотелось.
Лошади Орфео и Айне поравнялись, продолжая раскачивать длинными шеями. Они порядком устали, но честно несли всадников вперед.
Оторвав глаза от парящего вокруг ястреба, Орфео перевел их на спящего на крупе лошади даймона.
— Каково это — иметь одну душу на двоих? — спросил он.
Айне развернулась, оглядев Деффа свойственным мамочкам-наседкам взглядом, и тряхнула головой, прогоняя жуткие картины возможного прошлого или будущего. А затем, вернув карандаш за ухо и поправив волосы как истинная леди, ответила:
— Первое время — сложно. Мысли, скрытые твоей черепной коробкой, точно сейфом, теперь, получается, тебе уже не принадлежат. Если вдруг о них кто-то узнает? Да, образ примерной ученицы будет утоплен Матерью! — Она вздохнула. — Собственно, ты не веришь этому существу. Дальше тебя учат с ним работать, сосуществовать, и становится ясно, что воюете вы на одной стороне. Тогда появляется и ощущение общности. Я чувствую его сердечный ритм, настроение, боль и страх. И готова буду сделать все возможное, чтобы его защитить.
Она метнула в капитана такой острый взгляд, что было видно: не имеет значения, с кем ей придется бороться для защиты даймона — с друзьями или врагами.
— Ранения даймона передаются ассасину, верно?
Айне силилась понять, к чему он это затеял; среди всех возможных вариантов верным казался только один:
— Хочешь понять, что случилось с Матерью? Узнать, как выстраивать стратегию?
Капитан кивнул, будто отчитывался перед генералом, и продолжил следить за дорогой. Тогда Айне продолжила, рассуждая:
— Не могу представить, насколько она должна быть озлоблена на весь мир. Если даймон оказался ранен, единственное желание, бурлящее в груди его хозяина — это месть. Вероятно, подобное чувство будет неправильным, но мне ее жаль.
Орфео направил все свое внимание на Айне, сев вполоборота.
— Она убила больше человек, чем может убить один ассасин за все время рабства. И между прочим, на мемориальных стенах будут имена и твоих друзей, а ты ее жалеешь?
— Да, — без лоска или вычурности ответила Айне. — Потому что знаю, насколько тяжело жить вдали от даймона. С постоянным чувством тревоги за его состояние, но надеждами, что он в относительной безопасности. А видеть его страдания... каждый день. И не сломаться. Я не только жалею ее, но и готова уважать.
Каждая морщинка на лице мужчины противилась таким заверениям.
— Тебе никогда не казалось, что вы так трясетесь над этими существами только из эгоизма?
Словив самый яростный из возможных женских взглядов, он пояснил:
— Конечно, — и пожал плечами, — дракон не самая легкая мишень, однако гораздо уязвимее, нежели ассасин. Может, нет в этом никакого возвышенного чувства. Просто никому умирать не хочется.
Дефф зашипел, хлопнув по своим бокам сложенными крыльями, но Айне остановила его одним взмахом руки. Дракон указаниям внял, хоть глаза его все еще следили за движениями капитана.
Впереди показалось ущелье. Ефлен рассечен обрывами, уходящими прямо в недра моря. Они вьются по земле острова, подобно рекам. Единственный способ пересечь такой «разлом», как называют его местные, — сплетенные из корней деревьев мосты. Никому не известно, как они были созданы, но огромное количество путешественников приезжает сюда только ради них. Вдоль ветвей растут цветы, некоторые из них крайне редкие. Остальные и вовсе можно найти только здесь. И хоть конструкция не внушает доверия с виду, было проверено многотысячными видами ног и копыт, что сломать эти ветки и корни невозможно. Местные вечерами в хуторах и тавернах рассказывают, что, если бы не эти мосты, Ефлен давным-давно был бы погребен под морскими волнами, а это якобы подарок его величества русалочьего рода.
Лея ступила первой, спрыгнув с кобылы для лучшего контроля ситуации. Лошади — твари пугливые и суетливые, а здесь эти качества — как билет в логово Матери.
Орфео и Айне последовали ее примеру в более напряженной атмосфере, стоит сказать.
— Почему просто не оторвать ему башку за такие слова?
— Угомонись.
— Неужели ты все оставишь как есть? Айне!
— Я же сказала. Прекрати.
Дефф зашипел и улетел вперед. Орфео проводил его якобы отсутствующим взглядом.
— Обиделся?
— Ему не всегда удается сдерживать свои эмоции, — ответила Айне.
— Он — твои эмоции.
Айне остановила лошадь и развернулась на месте, и выскользнувший из ножен кинжал лизнул адамово яблоко на шее Орфео. Тот замер, рассматривая оружие и потемневшие глаза напротив. Дежавю.
— Если бы был выбор — спасти себя или его... я вогнала бы лезвие в свое сердце. Потому что, как бы церковь ни старалась создать армию бесчувственных машин, им это не удастся. Причины проще не придумаешь: каждый из нас не лишен привязанностей. Будете вы вместе в одной клетке или в одном разуме — значения не имеет. Вы связаны. И как бы мне ни хотелось, выскоблить из себя всем известное чувство невозможно. По одной простой причине. Я человек. И я жива.
Она оторвала кинжал от шеи капитана. Теперь на самом его кончике блестела единственная капля крови.
— Если когда-либо ты встретишь человека, существующего без любви, будь уверен: он мертв.
Крик Леи с другой стороны оврага требовал поторапливаться, но эти двое замерли, смотря друг на друга. На доказательство жизни в их глазах. Айне, не отрывая взгляда от тающих глаз напротив, слизала каплю и убрала кинжал в ножны.
— Почему тогда церкви удается вами управлять? — спросил Орфео. — Что заставляет вас подчиняться? Почему не восстать против?
Айне схватила поводья и зашагала дальше. Однако последний вопрос тянул ее вниз, ближе к острым скалам на дне оврага. Признание же собственной слабости означало бы начало ее существования.
Ветер сменил направление, цветы на замысловатом плетении моста затрепетали. Дефф, расправив крылья, покачивался на потоках прохладного морского воздуха. Мягко приземлившись хозяйке на спину, он обвил хвостом ее талию, положил голову на плечо и сложил крылья.
— О-о, теперь ты не злишься? — спросила Айне.
— Не-ет. Я все слышал, — промурлыкал он.
— Ну, разумеется.
Она чувствовала легкий рокот, исходящий из его груди, стук сердца, каждый вдох и каждый выдох. И, погладив дракона, ответила:
— Потому что самых страшных чудовищ порождает самая сильная любовь.